Кавалергардский вальс. Книга вторая

– Не-а.

– Почему? Что за фокусы?! Петька! А ну, выкладывай!

– А что выкладывать? – фыркнул тот, отбросив в угол кушетки диванную подушечку, и вальяжно разлёгся, – Нынче никому, из полковых командиров, не интересен, более того, даже опасен офицер со страшной фамилией Барятинский!!

– Тебе отказали?

– Представьте себе!! И не только в Конном полку. А и в Семёновском! И в Измайловском! И в Преображенском! Во всех!!! – выкрикнул в негодовании Петька, – Сегодня, господа, есть три беды: оказаться Орловым, Потёмкиным или Барятинским. Так что, имейте в виду, обедать со мной и жить под одной крышей для вас теперь не безопасно.

– Не мели ерунды! – возмутился Иван.

– Я предупредил, – развёл руками Пётр.

– Что ты теперь намерен делать? – спросил его Чернышёв.

– Дождусь, пока кончатся деньги, и… поеду к отцу в деревню под Москву. Коровам хвосты крутить!

– Обратись к сестрице, – подсказал Иван, – Она же статс-дама при нынешней императрице. Может, посодействует?

– Катька-то? – переспросил Барятинский, – А ты думаешь, я гордый, да?! Не пробовал?

– Неужели отказала?! – опешил Щербатов.

– Да ладно, я не сержусь. Она сама нынче уши прижала с муженьком после того, как отца с матерью из столицы выставили.

Друзья понуро склонили головы. В тишине вдруг стали отчётливо слышны сиплые всхлипывания за дверью. Петька присел на кушетке, прислушался:

– Копыло-о-ов!! Ты чего там??

В дверях показался денщик, размазывая слёзы по небритой щеке.

– Ёж твой заяц! Это что ещё за номер?! Копылов?

– А как же теперь я-то, Пётр Фёдорович? А?

Барятинский укоризненно покачал головой:

– Опять подслушивал, бездельник!

– Пётр Фёдорович! Я-то куда же??

Петька развёл руками:

– А ты, Копылов, теперь к матери! В Сызрань. Как я тебе всегда и обещал!

Денщик взревел ещё громче. Барятинскому стало вдруг жаль его. Он поднялся и обхватил его за широкие плечи, прижал к груди, как огромного ребёнка.

– Погодите вы прощаться, – неожиданно подал голос Алексей, – Император взбалмошный и горячий. Но отходчивый. Он ещё передумает…

Все четверо, включая Копылова, подняли на Охотникова вопросительные взгляды:

– Что «передумает»?

Тот прижал руки к груди:

– Честное слово… Видели бы Вы, сколько приказов государь составил за эти два месяца!! Уму не постижимо! Нескольких человек он уволил и снова принял на должности не по одному разу! Верите ли, одного служащего по фамилии Коробьин, он уволил в день дважды и дважды восстановил!

– И что?

– И с тобой, Пётр, будет так же. Похмурятся командиры полков с недельку-другую, а потом возьмут тебя в какой-нибудь полк. В конце концов, ну кому же ещё служить, если не таким, как ты?!

– Спасибо, Алексей, – кивнул Барятинский, – Ладно! Чего приуныли?!! Давайте сегодня есть! Пить! А дальше поживём-увидим. За квартиру хозяину я за месяц вперёд заплатил!

– Где ты взял деньги? – удивился Саша.

– Ерунда! Из твоего жалования учителя верховой езды, – сообщил тот.

Галерная набережная

дом княгини А. Д. Репниной

Анна Даниловна за завтраком, глядя на Варю, вдруг демонстративным жестом отодвинула от себя чайную чашку:

– Вот что, дочь моя. Уже год прошёл, как ты приехала в Петербург. Я водила тебя на все приёмы и балы в надежде, что ты обратишь на себя внимание какого-нибудь князя или графа. Но тщетно. Видимо, мне придётся самой вплотную заняться твоим сватовством.

Варя поперхнулась и закашлялась. Не обращая на неё внимания, Анна Даниловна продолжала:

– Назавтра я пригласила к нам на обед князя Елагина.

– Матушка, что я Вам плохого сделала? – попыталась отшутиться Варя, но только спровоцировала развитие ситуации.

– Ты посмотри на Наталью Шаховскую! Уже второй год ходит во фрейлинах великой княгини Елизаветы Алексеевны, в женихах, как в сору, роется! Я только и слышу от Дарьи Михайловны: то Голицын за ней ухаживает, то Долгорукий! А чем ты у меня хуже?!

– Понятно, – тяжело вздохнула Варя, – Вам, маменька, хочется подругу перещеголять, а я для Вас – предмет неодушевленный. Лишь бы замуж отдать, да так, чтобы потом неделю хвастать можно было! А как у родной дочери судьба сложится, Вам не интересно!!

– Так ведь я не за пройдоху какого-нибудь тебя отдать желаю! А за богатого, благородного человека.

– Позвольте мне самой выбрать этого человека, – намекнула дочь.

– Тебе?! Господи! Кого ты можешь выбрать? У меня – связи, у меня – опыт. А что у тебя?

– А у меня сердце, – призналась Варя, кладя ладошку на грудь, – Я хочу замуж выйти за того, кого полюблю.

– Вот я выберу, а ты его полюбишь!! – заявила Анна Даниловна.

– Давайте наоборот; сначала я полюблю, а потом Вы нас благословите?

– Где ты выберешь-то?! Ты же нигде не бываешь!! – опротестовала её предложение мать, – Договоримся так: я тебе женихов приглашаю, ты выбираешь.

– Хорошо, – согласилась неожиданно Варька, – Но при одном условии! Если я из Ваших женихов никого не выберу, то я выберу сама! Из тех, кого я хочу.

– Поглядим, – уклончиво ответила Репнина, – Запомни, завтра у нас обедает князь Елагин. От тебя требуется: сидеть, молчать и улыбаться.

– Как скажете…

На следующий день

Князю Эммануилу Антоновичу Елагину было тридцать шесть. Скромный нрав и невыразительная внешность позволяли ему до этих лет оставаться холостяком. Князь имел невысокий рост, бледное лицо с серыми прозрачными глазами и редкими тщательно зализанными назад волосами неопределенного цвета. Эммануил Антонович при Екатерине служил в канцелярии у Безбородко. И при императоре Павле пока ещё не лишился чина, как многие, чем, несомненно, очень кичился.

Елагин расшаркался перед Анной Даниловной, целуя ручки и щуря глаза, точно крот, выбравшийся на поверхность. И тут же увидел потенциальную невесту.

Варька в синем атласном платье, отороченном белыми кружевами, с прямой спиной и лицом невинного ангела сидела, прилежно скрестив на коленях руки. Елагин залюбовался. Она в ответ сдержано улыбнулась, продемонстрировав две прелестные ямочки на щеках.

– Знакомьтесь, моя дочь – Варвара Николаевна, – ласково пропела Репнина.

Жених благоговейно вздохнул:

– Она просто ангел! Позвольте рекомендоваться, Эммануил Антонович.

Варя захлопала длинным ресницами и кокетливо опустила глаза, чем вызвала ещё больше восхищения в лице Елагина.

– Присаживайтесь за стол. Берите варенье, Эммануил Антонович, – хлопотала Анна Даниловна, – Земляника. Лесная. Это мы привезли из имения. Прошлым летом Варенька сама ягоды собирала.

– Чудо, как вкусно, – согласился гость, облизывая ложку, – Варвара Николаевна, неужели вот этими самыми ручками? – он взял Варину руку и потискал её в своими влажных ладонях.

Варька неприятно поморщилась, но, едва завидела, что Елагин поднял на неё глаза, натянуто улыбнулась в ответ.

– Отчего Вы молчите, прелестница? – вкрадчиво осведомился у неё князь.

Варя жеманно передёрнула плечами и снова заискивающе улыбнулась. Анна Даниловна напряглась. Елагин обернулся к хозяйке:

– Она, что же, у Вас немая? – испуганно прошептал он.

– Да Бог с Вами, Эммануил Антонович! – хихикнула Репнина, – Дурачится! Шутница она у меня, – и бросила на дочь гневный взгляд.

– Ах, шутница? – обрадовался жених, – Шутки я люблю. Ах Вы, маленькая озорница! – и он лукаво поддел Варю указательным пальцем за подбородок.

В ответ «маленькая озорница» клацнула зубами и пребольно укусила князя за палец. Елагин вскрикнул и вскочил со стула:

– Что Вы себе позволяете?! Это хулиганство!

Но в ответ увидел прелестную улыбку и мерное хлопанье ресниц.

Анна Даниловна принялась спешно дуть на покрасневший палец гостю:

– Простите, ради бога, Эммануил Антонович! Это просто шутка…

– Нет уж, любезная Анна Даниловна, – жених отбросил салфетку и поднялся из-за стола, – Прошу меня покорнейше простить, но подобных шуток над собой я не позволю!! Я – уважаемый человек, между прочим! Благодарствуйте за чай и за знакомство, которое, уж не обессудьте, не могу назвать приятным. Всего доброго. Не провожайте меня.

Анна Даниловна грозно обернулась к дочери:

– Что ты устроила, негодная девчонка??!

Варя не выдержала и прыснула от смеха:

– Мамочка! Я четко следовала Вашему совету: сидеть, молчать и улыбаться! А что, по-моему, получилось забавно!!

– Зачем ты его укусила?!

– Он первый начал. Зачем он ткнул в меня пальцем? А еще уважаемый работник канцелярии! – заявила обижено Варька.

– Эммануил Антонович благородный человек!

– Мам, ну он мне не понравился!! – честно призналась Варя, – Он неприятный и какой-то скользкий. Я не хочу за него замуж.

– Ты понимаешь, ЧТО он расскажет о тебе в обществе?!

– Чихать я на это хотела, – отмахнулась Варька.

– Господи! Как ты выражаешься?! – вздохнула Анна Даниловна, прикладывая ладонь ко лбу. – Ты – неисправимая дикарка. Иногда я спрашиваю себя: моя ли ты дочь?

Зимний дворец

покои Елизаветы Алексеевны

Елизавета пила чай с Натальей Шаховской.

Традиция их утреннего чаепития с Александром с воцарением на престоле Павла была утрачена, так как отец бесконечно выдергивал старшего сына в любое время суток на выполнение поручений. Елизавета почти перестала видеться с мужем.

За чаепитием великая княгиня с фрейлиной, впрочем, как и вся столица, были заняты обсуждением поступков нового императора.

– Вы слышали, Ваше высочество, к нему в объятия вернулась мадмуазель Нелидова!

– О, да. Подумать только, как статус мужчины в обществе меняет мнение женщины о нём!

– Ещё неделю назад она была им «навеки обесчещена», а сегодня уже вновь считает его «своим дорогим Павлушей».

– Какое откровенное лицемерие!!

– Впрочем, это замечают все, кроме него. Он счастлив! – поразилась Елизавета, – Вытерпев столько унижений от этой женщины, он простил ей всё в одно мгновение! И разместил в Зимнем дворце, предоставив ей лучшие покои с библиотекой.

– А что Мария Фёдоровна??

– О! Она рада их воссоединению не меньше, и даже пожелала не быть посвящённой в их переписку. Ах, Натали, меня изумляют семейные отношения в этой паре, или лучше сказать, в этом «треугольнике».

– Скажу Вам честно, – зашептала Наталья, – Как женщина, я не понимаю ни ту, ни другую! Противно даже представить рядом с собой такого мужчину, как он.

Обе скривили лица, показывая друг другу солидарное отвращение в адрес данного предмета.

В покои вошёл дворецкий и доложил:

– Ваше высочество, к Вам господин Чарторыйский с докладом.

Елизавета переглянулась с Натальей:

– Неожиданно, – произнесла она и, подумав, кивнула, – А впрочем… Хорошо. Пусть войдет.

Наталья Шаховская деликатно покинула гостиную. Елизавета сдержанным кивком приветствовала визитёра.

– Я прибыл по поручению Александра Павловича, – доложил Адам, – Он просил передать Вам письмо.

Она удивленная, взяла листок. Прочла:

«Милая Лиз. Не видел тебя уже несколько дней. Невероятно скучаю и томлюсь желанием встречи. Отправлен отцом на два дня в Гатчину для улаживания государственных дел. Мечтаю по возвращении увидеть тебя и провести несколько сладостных часов. Твой Александр.»

Содержание записки тронуло Елизавету, никогда Александр не писал ей таких милых слов. В связи с этим, присутствие Чарторыйского показалось ей не таким уж обременительным, как обычно:

– Адам, Вы прибыли прямо из Гатчины? – осведомилась она.

– Да, Ваше высочество.

– Должно быть, устали? Желаете выпить горячего чая с вишнёвым пирогом? – и, заметив его недоумение, тут же уточнила, – Если только Вы обещаете не сыпать комплиментами и признаниями в любви.

– Клянусь! – пылко ответил он. И, решительно сняв с плеча саблю, присел за стол.

– Расскажите про Александра, что он делает в Гатчине?

– Упаковывает личные вещи императора, чтоб перевезти в Петербург.

– Ну, конечно, – скептически поморщилась Лиз, – Это дело «государственной важности» он мог доверить только Александру. Кому же ещё? Что ещё слышно нового о его деяниях?

– В последние два дня император проявляет приступы неслыханной доброты! – поделился Чарторыйский.

– Что Вы говорите!

– Например, позавчера он вернул из Лифляндии Алексея Бобринского! Он принял его с распростертыми объятиями, оставил обедать за своим столом, пожаловал ему графский титул, дом, поместье, чин генерал-майора и ленту к ордену Святой Анны.

– Алексей Бобринский?! – поразилась Елизавета, – Погодите. Это же внебрачный сын Екатерины Алексеевны и Григория Орлова? Говорят, он негодяй и пройдоха! О нём даже в Лифляндии была дурная слава. Зачем он понадобился Павлу?

Чарторыйский развёл руками:

– Сие никому не ведомо. Кажется, порою император и сам не в силах объяснить причины своих поступков.

– О, да.

– А ещё он навестил Платона Зубова в доме его сестры Ольги Жеребцовой, где тот скрывается вот уже два месяца от страха перед возмездием! И знаете, как прошла эта встреча?

– Теряюсь в догадках, – честно призналась Елизавета.

– Вопреки всем ожиданиям, Павел проявил неслыханную доброту! Сохранил ему чин генерал-фельдцейхмейстера и подарил Зубову дом с обстановкой! И вчера вместе с Марией Фёдоровной нанёс ему визит в новом доме в качестве празднования новоселья. Пили шампанское. Каково?

Елизавета покачала головой:

– Все эти приступы странной доброты, Адам, на самом деле имеют очень определенный мотив! Это возвращение в его спальные покои Катеньки Нелидовой.

– Не может быть!! – поразился в свою очередь Чарторыйский, – Смольная затворница вернулась к обожаемому «Павлушке»?! Какой расчётливый ход! Отказать в прощении великому князю, чтобы затем простить императора. Браво, Нелидова!!

– Хотите пари? Я уверена, едва брови Нелидовой в адрес Павла сдвинутся на переносице, как Бобринский и Зубов тут же окажутся в опале!! – и Лиз азартно протянула Чарторыйскому руку через стол.

Адам охотно принял её условия, пожал великой княгине руку и лукаво намекнул:

– А Вы, оказывается, проницательны и коварны?

– А Вы, оказывается, можете быть приятным собеседником?

– Правда?!… – он задохнулся от восторга, – Елизавета Алексеевна! Что, если я поклянусь Вам и впредь быть приятным собеседником, Вы позволите хоть изредка навещать Вас?

Лиз медленно вытянула руку из его ладони:

– Обещаю подумать.

Набережная реки Мойки

дом князя Д. П. Хотеновского

Надя поцеловала супруга в щёку:

– Как я рада, что ты сегодня пораньше.

Дмитрий Платонович прошёл в столовую, потирая замёрзшие руки:

– Умираю от голода!! С новым режимом работы мы скоро упадём, как загнанные лошади.

– Слуга сказал, ты ушёл сегодня ещё затемно.

– Император пожелал, чтобы все подданные начинали рабочий день с шести утра! Сам он встает в четыре!! – пояснил Хотеновский. – Так дико, выезжая из дома задолго до рассвета, видеть освещённые окна канцелярии и прочих заведений. Хотя, держу пари, все служащие в них в это время просто досматривают сны при зажжённых свечах.

– Что нового произошло сегодня? – спросила она.

– Ах, Надин! Каждый день полон сюрпризов и бесполезной канители. Император хватается за всё и сразу!! Не доверяет никому и всё намерен сделать сам! Стремится всюду засунуть свой нос. Ничего, кроме чехарды из этого, разумеется, не выходит. Вот, к примеру, месяц назад он пожелал повесить на двери Зимнего дворца снаружи ящик, куда велел горожанам опускать прошения и доносы.

– Зачем?

– Он полагал, что, таким образом, будет в полной мере осведомлён о жалобах и нуждах своих подданных. Первые дни его забавляла эта идея. Но количество писем превзошло ожидания! К тому же, среди них обнаружилась масса памфлетов и оскорбительных пасквилей. И государь бесился, читая их!! Поэтому сегодня он велел снять злополучный ящик!

Дмитрий Платонович сделал паузу, чтобы в полной мере почувствовать вкус еды. Отпил из бокала вина и продолжал:

– А сегодня его посетила новая прихоть! Ему вздумалось поучить всех грамматике! Приказал заменить некоторые русские слова иностранными: стража – теперь караул; отряд – деташемент; врач – лекарь. А началось всё с банального выпада императора в сторону одного докладчика, который сообщил, что «Высочайшее повеление, данное государем, выполнено». На что «наш лингвист» насмешливо заявил, что выполняются лишь тазы, а повеление надлежит исполнять!!

– В самом деле? – удивилась Надя, – Есть существенная разница?

Хотеновский усмехнулся:

– Для нового императора разница есть там, где её нет! И наоборот! Когда он отдаёт приказы, для него нет разницы в том, кто в этот момент перед ним. Например, сегодня он при мне дал распоряжение инспектору кавалерии навести справки и доложить о правилах в разведении сахарной свеклы!

Надя тихо прыснула от смеха:

– Выходит, что теперь каждый повар должен быть готов в любой момент отчитаться за содержание орудий в артиллерии?

– Да, да!! Все из нас пребывают в диком напряжении, не ведая, какой приказ обрушится на их голову в следующую минуту.

Галерная набережная

дом княгини А. Д. Репниной

В гостиной Анны Даниловны Репниной за столом собрались Дарья Михайловна Шаховская, Наталья Владимировна Салтыкова и Аграфена Ивановна Хвостова. Дамы из Высшего Петербургского общества за чашкою чая впервые обсуждали не модные туалеты и новые покупки, как это было принято, а выходки государя.

Павел вытеснил собою все разговоры о булавках и пряжках! Деяния нового императора стали предметом столичных сплетен «номер один», даже в дамских посиделках.

– Признаться, я до сих пор боюсь выходить на улицу после седьмого ноября! Помните, когда по его распоряжению полицейские срывали с прохожих шляпы и резали полы сюртуков? – сказала Хвостова, – Такого бесчинства мы ещё не видали!!

– Не представляю, как мы будем жить дальше в таком страхе, – покачала головой Анна Даниловна, – Он вездесущ! Ему до всего есть дело! Он вмешивается в наши семейные и даже личные дела с такой беззастенчивостью и нахальством, как будто мы все – его нерадивые дети!! Это же неприлично! Вы слышали про княгиню Щербатову?

– А что с ней?

– Она тут повздорила со сводным братом Иваном, бывшим ротмистром Кавалергардского полка; тот проживает в доме с ними и бывает, что куролесит по ночам. А тут после расформирования полка кавалергардов, Иван, очевидно с горя, пил и дебоширил три дня. У Ирины Михайловны кончилось терпение, и она пообещала отказать ему в средствах, если он не образумится. В общем, разыгрался семейный скандал, который, уж не знаю как, дошёл до ушей государя.

– И что?

– Вообразите себе, он не поленился вызвать к себе княгиню Щербатову! И пригрозил ей заточением в монастырь, если она сей же час не помирится с братом Иваном!

– Какой ужас! – вздохнула Шаховская, – Что же нам теперь без его ведома ни с мужем поссориться, ни в гости сходить?! Я вот вам расскажу, какая с госпожой Хотунцовой случилась комичная история. Она на прошлой неделе решила отправиться на богомолье в Бари для поклонения мощам святого Николая Чудотворца. Так представьте себе, император прознал, каким-то образом, о намерениях баронессы и вызвал её к себе!!

– Зачем?! – ахнули дамы.

– Вы не поверите! – рассмеялась Шаховская, – Он сказал ей: «Милочка, дорога слишком длинна и опасна! Я запрещаю Вам ехать!!»

– Просто анекдот! – все дружно рассмеялись.

– Это было бы смешно, если б не было так грустно, – покачала головой Салтыкова, – Он вмешивается в наши семейные дела, как в свои собственные!! Третьего дня я была у княгини Олениной. Там вся семья в отчаянии!

– Что случилось?

– Княгиня собралась выдать младшую дочь Лизу за Николая Долгорукова. И вдруг её вызывает на аудиенцию император и говорит: «Голубушка! Вам надлежит отдать Лизу замуж за князя Полторацкого!» В ответ на удивление Олениной пояснил: «Полторацкий, по моему мнению, более подходит Вашей дочери, нежели Долгорукий».

– Какой кошмар! И что Оленина? – опешили дамы.

– Как, что? Отдаёт дочь за Полторацкого, – ответила Салтыкова, – Кто же станет спорить с императором?!

– Это просто возмутительно! – всплеснула руками Репнина, – Так, глядишь, ему вздумается подглядывать за нами в уборной?! А что, с него станется!

Дарья Михайловна Шаховская толкнула её локтем:

– Ну, в уборную пока мы сами! А вот когда нам трапезничать, он уже указывает. Анна Даниловна, расскажи смешную историю о том, как ты теперь обедаешь по часам вместе с императором.

– Что это за история? – загалдели гостьи, – Анна Даниловна, голубушка! Расскажите!

– Наиглупейшая история, – вздохнула Анна Даниловна, – Сами видите, что дом мой находится в непосредственной близости с Зимним дворцом. А у моего повара заведено правило – он ударяет в рынду в то время, как я сажусь обедать. Эту традицию завёл ещё мой покойный супруг. И столько лет уже всё это происходило абсолютно безобидно и никого не раздражало. До недавнего времени.

– Что же произошло?

– А вот что. Император, отдыхая после собственного обеда, вышел подышать морозным воздухом на балкон Зимнего Дворца, вдруг услыхал звук моего колокола, выспросил, по какому поводу он звонит, и взбеленился: «Что? Как смеет Репнина начинать обедать в то время, когда во мне уже происходит процесс пищеварения?! Она сбивает мне его своим колокольным звоном!!» Ко мне вмиг явился полицмейстер и передал приказ императора: отныне садиться обедать двумя часами раньше!!

– Господи! Где это видано, чтобы император занимался такой чушью?! – зашумели гости, – Эдак ему вздумается назначить нам определенное число блюд, допустимое за обедом и ужином. Или расписать нам меню на неделю вперед!…

Зимний дворец,

Покои императора Павла

А тем временем, пока столица в преддверии нового года судачила наперебой о выходках нового императора, в Зимнем дворце, озадаченный страшным предсказанием инока Авеля, Павел стоял у окна рабочего кабинета и мрачно глядел в тёмное ночное небо.

Подходил к исходу год 1796-ой. За плечами уже были два месяца власти. Сколько же ему отписала судьба? Что он успеет сделать?

– Надо срочно готовить коронацию, чтобы не случилось так, как с отцом! Надо действовать быстро и решительно. У меня мало времени. Нельзя никому доверять!! – бормотал он себе под нос.

Тяжелые хлопья снега прилипали к стеклу. Через лоб государя пролегла глубокая складка, он напряженно думал. Он строил планы. Он непременно желал обмануть судьбу!

Наконец, глаза его прояснели:

– Замок, – прошептал Павел, – Мне нужен надежный замок!! Он станет мне крепостью! И защитой от моих врагов. Я спроектирую и выстрою его сам!!

И он поспешно схватился за перо, что-то лихорадочно принялся чертить на листах.

1797 год январь

Санкт – Петербург

После того, как старый Кавалергардский корпус Екатерины был расформирован, Павел решил создать для своей охраны новый! И, если Екатерина лично отбирала каждого офицера, опираясь на рекомендации влиятельных вельмож и дворянское происхождение, то Павел придерживался правила «Всё должно быть иначе, чем при матушкином режиме». Поэтому он поручил графу Мусину-Пушкину набрать для него гвардейцев и отменил главное Екатерининское требование – дворянское происхождение новобранцев. В кандидатурах не было отбою! Мусин-Пушкин за десять дней собрал эскадрон, численностью двести человек!!

Уже к крещенью «новые кавалергарды» удостоились чести принять участие в праздничном параде. Их шествием через Дворцовую площадь Павел остался доволен.

На следующий день он приказал Мусину-Пушкину набрать ещё офицеров!! Ему захотелось, чтоб его Кавалергардский полк состоял не из одного эскадрона, как у Екатерины, а из трёх!!

И, видя растерянность в лице графа, подбодрил его:

– Не переживайте, граф. Чтоб облегчить Ваш труд, я нынче же отпишу приказ всем командирам отослать из полков в Ваше распоряжение по нескольку унтер-офицеров, общей численностью пятьсот человек!! А Вы из них живо сформируете ещё два эскадрона!

– Благодарю, Ваше величество.

– А полковник Давыдов пусть срочно готовит первый эскадрон к церемонии моей коронации! Я намерен для этого отправить их в Москву уже в первых числах февраля!!

Так как за всё абсолютно Павел брался сам, он лично занялся проектированием всего, что касалось его нового полка охраны.

Он утвердил численность штата, новое название полка – «Кавалергардские эскадроны», а так же эскизы их нового обмундирования и штандартов.

Форму новых кавалергардов Павел определил белого цвета с красным и с серебром. Кавалергарды должны были носить треугольные шляпы, но в торжественные дни надевать серебряные кирасы и серебряные шишаки (каски) со страусовыми перьями. Горжеты отличия чинов он отменил.

Заботы государя о внешнем виде его личной охраны – было частью его грандиозной подготовки к предстоящей коронации, провести которую он торопился как можно скорее! Павел назначил церемонию на апрель. Но уже с февраля начал торопить двор к выезду из столицы.

9 февраля в Москву был отправлен первый Кавалергардский эскадрон под командою Давыдова. С первых же дней службы, в пути следования из Петербурга в Москву Давыдов столкнулся со всеми «прелестями» наличия у него в полку представителей низшего сословия. Гвардейцы были безграмотны. Уставные наказы не читали и заучивали с трудом. Дисциплину не соблюдали. Затевали драки, распутничали, картёжничали. Продавали или проигрывали в карты местному населению серебряные причиндалы обмундирования. И даже подворовывали!

В деревнях и городах, где они останавливались на постой, полковнику Давыдову то и дело приходилось разбираться с представителями местной власти и гражданского населения в непотребных выходках своих подчинённых.

Шеф полка Мусин-Пушкин, регулярно получая донесения Давыдова о том, что его кавалергарды вытворяли по дороге, понял, что проект императора о наборе в элитный военный корпус всех, без разбора, невзирая на сословия, решительно провалился! Но боялся доложить о том государю.

Дабы избежать впредь подобных недоразумений, он собрал рекомендации обо всех унтер-офицерах, присланных под его начало командирами разных полков. И, ознакомившись с оными, схватился руками за голову! Выполняя приказ императора о том, чтобы отдать из своего полка офицеров в Кавалергардские эскадроны, командиры поспешили, таким образом, избавиться от главных нарушителей дисциплины, гуляк, пьяниц и воришек.

И, если прежде они были рассредоточены по разным полкам, то теперь все оказались собраны в одном месте, и не где-то, а в составе личной охраны императора!!

Вознесенская улица,

Доходный дом купца К. Гейдемана

Саша примчался возбуждённый и с порога заявил:

– Петька! Государь затеял коронацию и на днях весь двор выезжает в Москву. Наш Конногвардейский полк сопровождает в дороге императора и всю его свиту. Мы с Иваном едем в Москву! Завтра!! – он стянул мундир и закатал рукава рубашки, – Копыло-ов! У нас есть чем отобедать? Я голоден, как волк!!

– Вчерашняя лапша, – подал голос денщик.

– Чёрт с ней, давай! Петька, будешь?

Барятинский отрицательно сморщил нос.

Саша уселся за стол и принялся с аппетитом уплетать лапшу:

– Слушай, Петьк! А чего императору понадобилось короноваться ехать непременно в Москву-то? Разве тут, в столице, для этих дел церквей и соборов мало?

– Темнота-а, – усмехнулся Барятинский, – Ещё Петром Первым была заведена традиция, что церемония коронования императоров проходит в Успенском Московском соборе. И для того туда выезжают весь императорский двор и столичные вельможи с семьями. Когда, говоришь, вы отбываете?

– Завтра.

Пётр в задумчивости почесал нос:

– Слушай, дай мне свой мундир до вечера?

– Зачем? – опешил Чернышёв.

– Съездить на урок к Елене Павловне.

– Так ведь она нынче в Павловске!

– Так я к ночи обернусь туда и обратно, – заверил его Барятинский

– В Павловск? В моём мундире?! – ахнул Саша.

– А в чём?! В сером долгополом кафтане? – возмутился Пётр.

– Слушай, может, ну их, эти уроки? К чему так рисковать? А?

Барятинский уставился на друга жалостными глазами:

– Сашка, ёж твой заяц! Не будь бесчувственным чурбаном! Я Елену с похорон государыни Екатерины не видел!! – и добавил меркантильно, – К тому же, у нас деньги заканчиваются.

И, не дожидаясь ответа, уверенно натянул чёрно-белый Сашин колет. Чернышёв судорожно сглотнул:

– А-а, если тебя кто признает в Павловске?

– Кто?! Ты видел, что за сброд они набрали в охрану? Они, небось, и грамотой-то не владеют! – и Пётр увенчал голову чёрной треугольной шляпой с султаном, – Как я тебе? А? По-моему, хорош!!

Чернышёв посмотрел на него с тревогой:

– Гляди, Петька! Если попадёшься, я – на гауптвахту! А ты – в Секретный дом!

– Не дрейфь, ротмистр! Прорвёмся!!

Павловск

– Господин Чернышёв? – удивлённо прищурилась Шарлотта Карловна Ливен, – Что-то давно Вас не видно было. И не лень Вам было проделывать такой путь из Петербурга ради какого-то глупого урока? Впрочем, ступайте во двор к конюшням. Мы с великой княжной вскоре спустимся.

Елена, счастливая тем, что её любимый учитель появился после долгой отлучки, сама повела Барятинского к помещениям для конюшен. По пути она болтала без умолку:

– Пётр Фёдорович, я в Ваше отсутствие занималась самостоятельно. Наш конюх выделил мне лошадь. У неё такое смешное имя – Муха! Я каждый день ездила верхом. И уже научилась вскакивать в седло и спрыгивать на землю. У меня хорошо получается. Честное слово! Я Вам сейчас покажу. Только манежа в Павловске и нет, и мне приходилось ездить всё время вокруг конюшни. За парком есть дорога, но матушка запрещает мне по ней ездить. Вот, если бы Шарлотта Карловна позволила…

– И не думайте даже! Не позволю!! – тут же отрезала мадам Ливен, идущая позади.

– Вот видите, – удручённо развела руками Елена.

Пётр шёл молча, не сводя с великой княжны глаз, и улыбался.

Шарлотта Карловна привычно осталась у входа в конюшню, брезгливо прикрывая нос батистовым платком.

– Идёмте, я покажу Вам Муху, – Елена поманила Петра рукой и, понизив голос, вдохновенно прошептала, – Я так рада, что Вы приехали!!

– Я – тоже! – шёпотом признался он.

Она оглядела его мундир:

– Вы теперь служите в Конном полку? Ваш командир будет отпускать Вас ко мне на уроки, как это было прежде?

– Обещаю уладить это.

– А мы едем в Москву, – сообщила Елена, – Отец устраивает там коронацию. Вероятно, я снова долго Вас не увижу.

– Елена Павловна, – Пётр опасливо оглянулся на маячившую у входа воспитательницу, – Я написал Вам письмо.

Он вынул из-за отворота манжета свёрнутый вчетверо листок и протянул его великой княжне. Она на мгновенье застыла в растерянности.

– Ваше Высочество! – раздался требовательный голос мадам Ливен, – Я Вас не вижу!

– Сейчас!! – крикнула Елена, – Мы седлаем лошадь!

И живо спрятала письмо в кожаный ботфорт сапога.

Набережная реки Мойки

дом князя Д. П. Хотеновского

– Надин! Собирайся! Мы едем в Москву! Завтра!! – заявил с порога Дмитрий Платонович, появившись с заседания Императорского Совета.

Надя выронила из рук вышивание:

– Что случилось? Тебя разжаловали? Высылают из столицы?

Хотеновский утешительно обнял супругу за плечо и поцеловал в макушку: