Надуйте наши души. Swell Our Souls

Глава 7. Фуга ветров

Это случилось двадцать девятого августа.

Ближе к концу прогулочной аллеи рос молодой дуб. На метровой высоте от его ствола расходилось пять крепких веток – эту развилину облюбовала Илайя: в малолюдные часы она взбиралась на дуб, устраивалась под кроной и любовалась панорамой. В тот день, расслабленная бестревожной дрёмой, она полетела с дерева и сильно ударилась о землю. Переждав первую, сокрушительную, атаку боли, после которой смогла разогнуться, Илайя подняла сжатые спазмом веки и неожиданно ощутила болезненную ясность, какая бывает, когда происходит что-то необратимое, например, разбивается ваза.

Внизу шуршало море, обнимая мир и источая тысячи запахов, и вились чайки, бойкие и крикливые, как акушерки, встречающие над ним приход новых жизней. А чуть поодаль щурились на солнечный свет окна санаторных корпусов. Красота этих зданий была теперь гораздо больше, чем архитектурным шедевром, гораздо больше, чем бесценным фетишем Илайи, заставляющим её сердце радостно ёкать при каждом взгляде на них; – это была эпическая красота их сущности, в которой развернулась вся их история: от судеб проектантов, строителей и гостей до памяти камней, из которых они возведены; их опыт, накопленный всеми формами их восприятия: их традиции, секреты и потери, внутренние изменения от погоды и подземных вибраций, их чувства к морю и деревьям, что выросли у них на глазах, объёмы всех их отрезков и пространства каждой из их граней.

Скоро Илайя заметила, что эта черта – развёрнутость сущности – проявлятеся в каждом предмете, и можно было подумать, что это следствие только что прогремевшего большого взрыва, из которого возникла новая Вселенная. Но Илайя отвергла эту иллюзию как последнюю невыметенную соринку, потому что яснее, чем когда-либо, видела, что не Вселенная возникала теперь, а она сама возникала и прилеплялась к этой Вселенной, единственной реальной, никогда прежде не ощущаемой так остро и подлинно, отдающей в распоряжение всё её прошлое и будущее в одном мгновении, стирающем грани секунд, но не так, как это бывает во сне, когда время обманывает нас, а совсем иначе – словно время лишается силы, а всё вокруг продолжается и не теряет смысла.

Мир и всё, что в нём, проникало в голову без всяких барьеров и так же вольно выходило из неё, точно не ваза разбилась тогда, а треснуло яйцо вылупившегося птенца, и не оставалось в голове ничего, что не происходило из окружающей действительности, которая отзывалась в Илайе чувством вещественной бесконечности – не таким, словно до неё не было мира, но таким, будто мир очень стар, и она всегда была.

Илайя сидела на земле и чувствовала исходящее от неё тепло и покалывание сухих травинок и щекотку от шевелящихся муравьёв, вдыхала запах собственной кожи, слышала биение своего сердца и лёгкий свист ветра, бегущего по жилам, вырывающегося через поры, и с каждой секундой всё сильнее саднили и вибрировали кончики пальцев.

И начинался шторм.

ЧАСТЬ 2. СЧАСТЬЕ

Глава 1. Преступный романтик

Ей удалось улизнуть с последней лекции сразу после переклички, и теперь они доедали мороженое на трамвайной остановке. Илайя водила глазами по линиям его профиля, такого с виду беспристрастного, и вновь, от воспоминания о той ночи, когда он оказался у окна её комнаты в Асседии, и она молча подняла щеколду, её захватило чувство как перед прыжком с обрыва в воду: подогнулись колени, по спине побежали мурашки и скопились внизу живота, волосы на руках встали дыбом. Она смотрела на его губы, томясь сладким предвкушением того мгновения, когда прикоснётся к ним, а они, тем временем, требовательно зашевелились.

Илайя вздрогнула и открыла рот на лязгнувшие жёлтые двери. Юлий провёл взглядом отъезжающий трамвай.

– Да что с тобой? – нахмурился он.

– Оставь меня в покое, я влюблена, – вздохнула Илайя.

Юлий обезоруженно шагнул назад, огляделся и с полоумным видом уставился на экскурсионную бричку в придорожном кармане, запряжённую неказистым рысачком, и вдруг, недолго думая, схватил Илайю за руку и устремился туда. С вороватой торопливостью он усадил Илайю в коляску, сам прыгнул на облучок и схватил вожжи.

С рысаком было не так легко управиться. С видом глубоко оскорблённого достоинства тот строптиво фыркал, переступал с ноги на ногу и мотал головой, не поддаваясь ни на ободрительные похлопывания, ни на увещевательные «но, пошла!», ни на нервозные встряхивания вожжами. Наконец, когда Юлий с досадой дёрнул вожжами, лошадь сдвинулась с места – уже под крики очнувшегося хозяина, который точил лясы у газетного киоска.

– Мы могли и пешком пройтись, если тебе так не хотелось ждать следующего трамвая, – на ходу прокричала Илайя.

Её слегка тряхнуло – это лошадь перешла на мелкую рысь.

– Держись крепче! – крикнул Юлий.

Он перебирал вожжи, пристраивая их к рукам. А лошадь, пользуясь его безыскусностью, резво затрусила по проезжей части. Она злорадно и даже с некоторой вульгарностью виляла боками перед Юлием, вздёрнув голову и презрительно похрипывая в сторону сигналящих автомобилей.

Илайя, взбудораженная тряской, думала об этом сумасбродстве – бегстве с пары, украденной повозке, своенравном рысаке, неуклюжей поездке с сомнительным исходом, смотрела на верхушки деревьев, крыши домов, фонарные столбы, мелькающие в калейдоскопе неба, и с каждой секундой улыбалась всё шире. И предчувствие чрезвычайных происшествий, и горько-сладкое беспокойство, и неслаженный дуэт Юлия и лошади внушали ей вздорное веселье.

Но тут вдали нравоучительно мигнул и вспыхнул красным светофор.

– Тпрууу!!! – зафырчал Юлий, натягивая вожжи. – Стой! Стой, за-ра-за!

Лошадь встряхнула гривой, как бы в знак того, что вопли Юлия её не касаются, но немного сбавила ход. Илайя схватилась за поручни. Они приближались к перекрёстку, по которому валил поток машин с поперечной улицы. Зазвучали гудки, несколько предостерегающих окликов. Юлий упёрся в подножник и, стиснув зубы, стал, что есть силы, набирать вожжи, отклоняясь назад. Хотела не хотела, но строптивица подчинилась: инстинкт и чужая подавляющая воля заставили её остановиться прямо перед светофором.

Юлий с Илайей облегчённо выдохнули и в ту же секунду встретились взглядами с двумя полицейскими, изумлённо высунувшимися из окон патрульного пыжика, что стоял на посту через улицу.

– Что же вы!.. – вскричал один из них.

Юлий беззвучно поднял руки, словно собирался то ли сдаваться, то ли очень убедительно объясняться, но не смог выдавить из себя ни слова.

– Простите, пожалуйста! – закричала Илайя с виноватой улыбкой. – Хотелось быстрой езды. Глупый каприз!

– Дык, вожжи-то как зажал! – патрульный ткнул пальцем в Юлия. – Вот лошадь и легла! Надо верхом зажать, верхом накрой, взагреб!

Юлий с дурацкой миной накрыл вожжи рукой, пропустив их под ладонью, моргнул на моргающий светофор, сглотнул и повернулся поблагодарить полицейских, но те уже отвлеклись: сверху по улице бежал, спотыкаясь и безбожно бранясь, хозяин повозки. Полицейские вылезли из машины и замерли на краю тротуара, готовые перебежать дорогу, как только снова сменится свет.

Юлий, тем временем, тронул присмиревшую лошадь и благополучно прокатил следующие три квартала, за которыми размещался супермаркет. С горем пополам, мотыляя вожжами, он затянул рысака на парковку, спрыгнул с облучка и оказался возле Илайи.

– Прошу прощения, сударыня, дальше нам, боюсь, придётся пешком, чтобы нас не повернули по неподходящему маршруту.

С этими словами Юлий помог ей спуститься на землю, и они побежали за супермаркет, откуда, лавируя между домами, через какой-нибудь километр можно было попасть во двор к Юлию. Но уже через минуту они услышали полицейскую сирену, а вскоре и топот погони.

– Чёрт! – Юлий остановился, нырнул пальцами в волосы, лихорадочно озираясь.

– Не останавливайся! Надо бежать! – забеспокоилась Илайя, обгоняя его и тоже сбавляя ход.

– Они нас догонят!

Где-то уже неподалёку колотили асфальт несколько пар бегущих ног. Юлий и Илайя устремились в подворотню, и тут, на их счастье, оказалась открыта дверь в арке. Заскочив в подъезд, они скользнули в затенённое углубление под лестницей. Скоро снаружи послышались голоса, углублённые эхом. Их преследователи, похоже, остановились в арке.

– Они где-то тут, далеко не могли убежать! – пропыхтел один из них, должно быть, бедолага-возничий. – Этот двор глухой. Наверняка прячутся здесь или в том, соседнем. Надо разделиться и обыскать.

– Мы не можем заниматься розыском, мы патрульная полиция, – возразил ему молодцевато-деликатный, но твёрдый голос. – Вам ведь вернули экипаж, чего же вам ещё?

– Они же воры! Грабители! – кровожадно взвизгнул возничий.

– Ну ладно! Пошалили немного, казнить их за это, что ли? Если хотите возбуждать дело – вам следует подать заявление в полицию, дать показания, выедут оперативники и будут искать. А нам пора возвращаться на пост.

– Глядите, дверь приоткрыта! – возразил первый голос. – Они точно здесь.

Дверь зашлась фальшивым скрипом, как пьяная певица. Юлий инстинктивно подался назад, невольно напирая на Илайю. Она прижалась к его спине и уткнулась носом ему в шею. Он почувствовал, что она дрожит, и в первую секунду решил, что от страха, но потом услышал слабое сопение и понял, что она изо всех сил сдерживает смех. Юлий обернулся и скорчил страшную гримасу, которая ещё сильнее раззадорила её. Илайя зажала рот и вытаращила на него смеющиеся глаза.

– Попались! – рявкнул в пустоту возничий, сунувшись в подъезд.

Он прислушался, пошаркал ногами, имитируя шаги.

– Там ваш экипаж без присмотра, – напомнил полицейский. – Глядите, чтобы снова не увели.

Горемыка матюгнулся и шумно вывалился из подъезда.

Илайя вдыхала запах Юлия, легонько приобняв его, а как только стихли шаги и голоса, оттолкнула его и с хохотом выбежала из укрытия. В подворотне уже никого не было. Илайя неслась через дворы, словно вдохновлённая примером недавней лошадки, то и дело оборачиваясь, гримасничая и улюлюкая. Юлий, мрачно-счастливый, бежал за ней, чувствуя себя одновременно шутом гороховым, растравленным зверем и бесноватым романтиком.

Через пять минут Илайя остановилась отдышаться у его порога. Юлий жил в маленькой квартире первого этажа, выходившей окнами во двор и имевшей крошечный палисадник.

– Ну и какой дальше план? – Юлий опёрся о стену соседнего дома. – Есть мысли, как внутрь попасть?

И вдруг Илайя с бурным восторгом предъявила ему ключ – должно быть, вытащила у него из кармана, пока они прятались в подъёзде. Она в два счёта одолела замок, влетела в квартиру, захлопнула дверь у него перед носом и, хихикая себе под нос, метнулась в кухню, где потрясённо застыла в дверном проёме.

Юлий грохнул дверью.

– Кто не спрятался, лучше берегись, – он ринулся, чтобы схватить её, но в следующий миг с таким же растерянным видом остановился на пороге кухни.

Там за столом сидели серьёзный пожилой мужчина и деловитая рыжеволосая девушка и переводили строго-недоумённые взгляды с одной на другого.

И хотя лица неожиданных визитёров Юлия сразу показались Илайе знакомыми, она вспомнила, где именно встречала их, только когда схлынула волна изумления, и они вчетвером оказались сидящими за кухонным столом. Мужчину звали Михаилом, это был отец Юлия. Он жил на другом конце страны, где содержал небольшую фирму по производству мягкой мебели. Юлий обмолвился, что отец с недавнего времени установил торговую линию с местными скупщиками, и потому стал бывать здесь довольно часто, соединяя возможности уладить дела и повидать сына. Именно во время его прошлой командировки и состоялась их случайная встреча с Илайей на арбузном фестивале.

Девушка, которая сопровождала его и тогда, и теперь, – давняя подруга их семьи, выросшая по соседству, ныне выпускница хореографического факультета. Больше ничего о ней, даже имя, Юлий не сообщил. Как выяснилось, они с Михаилом, ранее пробыв у Юлия всего два дня, условились, что, чуть только Михаилу удастся, они приедут насладиться бархатным сезоном.

– Вот, решили устроить сюрприз, – заключил Михаил. Голос его звучал внушительным баритональным басом.

Юлий кивнул и заметил на столе пышный пирог.

– Это мясной? – обрадовался он. – Откуда взялся?

– Танюша для тебя постаралась, – вновь певуче зазвучал Михаил.

Девушка при этих словах взялась за нож и тарелки, подготовленные на краю стола. Тарелок было три.

– Между прочим, пришлось повозиться с духовкой – она была в кошмарном состоянии, – с этим словами она коротко покосилась на Илайю.

– Подозреваю, что до встречи с тобой она была непорочна как бракованная утварь на складах ада, – пожал плечами Юлий, вызывая бурный смех девушки.

Она ловко разделила пирог на дольки и разложила по тарелкам, не забыв добавить ещё одну. Юлий тут же с аппетитом вгрызся в тесто.

– Я твоей матушки пироги ценю как образец, – сказал Михаил. – Уж и не знаю, как тебе удалось, и говорю сугубо между нами, но ты, – он благосклонно понизил голос. – Её превзошла.

– Добавила в мамин рецепт капельку приворотного зелья, – польщённо подмигнула девушка.

Илайя поймала вопросительный взгляд Юлия и кивнула в знак того, что пирог и ей понравился, а Михаил повёл речь о своих диванах: как снизился спрос на них на востоке, и в какой всё в целом пришло упадок, и что давно пора озаботиться переводом бизнеса в столицу, или, как вариант, сюда. Таня слушала его внимательно и, когда он запинался, помогала ему подбирать слова. Вспомнив, что она танцовщица, Илайя обратила внимание на её гибкие и лаконичные движения. Они были еле уловимы, но идеально согласованы, и вся она со своими оранжевыми волосами, уложенными на одно плечо, сосредоточенным лицом, привлекательность которого следовала не из естественной его красоты, но из самоуверенности в его красоте, казалась подчинённой неслышному ритму. Неподвижным оставался только её взгляд, устойчиво направленный на Михаила, но в отдельные мгновения он словно терял равновесие и срывался на Илайю, и тогда в нём читалось замешательство, смешанное с решимостью. Илайя же немедленно заметила, что всё, происходящее от Тани, пусть и неочевидно, но устремлено к Юлию: луч, проистекающий из её солнечного сплетения, линии, нарисованные её жестами – с их помощью Таня, ни разу не коснувшись Юлия даже взглядом, словно окружила его.

– И Танюше в наем городе делать нечего, – продолжал, между тем, Михаил. – Школа там, несомненно, сильнее, но возможностей здесь больше: и публика утончённее, и постановки смелее, и к центру, опять же, ближе. Образование тамошнее будет здесь преимуществом. А что до мастерства, то оно само за себя скажет.

Таня театрально склонила голову в знак благодарности. Юлий повернулся к ней, приторно улыбнулся и закивал. А Илайя, минуту назад молчаливо-беспечная, вдруг поникла, как водоросль, вынутая из воды: её с опозданием захватило чувство чуждости, внушавшее желание поскорее уйти. Уставившийся на неё Юлий перестал слышать разговор и опомнился, лишь когда Михаил повысил голос.

– Что-что?

– Я говорю, может быть, представишь нам свою подругу?

– Илайя… – не представил, а будто позвал Юлий.

– Таня, – девушка привстала и протянула ей руку – точно фарфоровую против загорелой руки Илайи. В её взгляде читалось умеренно-благосклонное любопытство в паре с чувством собственного превосходства – так мог бы заезжий маэстро, потакая случайному своему капризу, смотреть премьеру провинциального театра, искренне считая пьесу неплохой лишь благодаря собственному к ней интересу, но обречённой утратить всякую прелесть, чуть только этот интерес иссякнет.

Михаил лишь коротко кивнул в сторону Илайи и продолжал:

– Сегодня уже поздно куда-то собираться, да и мы с дороги устали. А завтра выспимся, дождёмся тебя из университета и все вместе рванем в центр. Танюша уже сочинила культурную программу, и даже ресторан выбрала.

– «Империори» на Парижском бульваре, – воскликнула Таня. – Я посмотрела фотоотчёты гостей, почитала отзывы и загорелась там побывать. Мы ведь и диплом мой ещё не отметили, – тут она запнулась, заметив решительное намерение в лице Юлия.

– Квартира в вашем полном распоряжении, – проговорил он. – Но моё время принадлежит Илайе.

– Но не тогда, когда у тебя гости, – нахмурился Михаил. Он ответил так скоро, словно только и ждал этой фразы.

– Я бы не хотел ссориться, но если мы будем развивать тему, нам этого не избежать.

Михаил с полминуты сверлил его взглядом, но ничего не сказал.

– Ладно вам, чего вы надулись, – примирительно вмешалась Таня. – Мы-то не знали ничего… о твоих увлечениях. И, естественно, рассчитывали на твою компанию. А когда я нашла вот это, – она отклонилась к холодильнику и стянула сверху какой-то буклет. – То решила, что ты собираешься пригласить нас на фестиваль ветра.

Юлий и Илайя одновременно вздрогнули.

– Что там такое? – кивнул Михаил.

– Фестиваль «Избранник ветров». Состоится в эту субботу в Летнем театре, – зачитала Таня. – В программе фестиваля: эксклюзивный иллюзионистский перформанс, черлидинг-балет «Квадрокоптер» с шоу «Полёт дрона», этно рок группа «Феникс», тематические квизы и экспромт-розыгрыши, экзотическое угощение от лучшего шеф-повара города, коктейльный мастер-класс, а также гвоздь программы – феерическое сражение на японских воздушных змеях роккаку. Самое грандиозное событие года, которое ждёт в гости весь бомонд страны. Победитель соревнования получит символ фестиваля – трехмерную спираль, вылитую из золота. Ископаемый какой-то приз, – покачала головой Таня. – Золотая спираль стоимостью десять тысяч долларов! А, вот приписка: по желанию победителя золотая спираль может быть заменена эквивалентным денежным призом. Участие бесплатно, – Таня покрутила буклет в руках. – Зачем человеку хранить приглашение на фестиваль, если он не собирается туда идти. Вот я и решила, что ты приготовил это для нас.

– Откровенно говоря, я не ждал вас так скоро, – сказал неожиданно присмиревший Юлий.

– У тебя есть возможность исправиться, – буркнул Михаил.

– Давайте пойдём! – загорелась Таня. – Это же явно ивент сверхъестественного масштаба. И совпало с нами! Ни за что вам не прощу, если вы откажетесь. Ну? Дядя Миша! Юлий!

– Кому, интересно, понадобилась такая шумиха? – заинтересовался Михаил. – А что там сказано: кто организатор фестиваля?

– Тут с десяток спонсоров, – Таня уткнулась в буклет. – Банк, супермаркет, агентство недвижимости, оператор связи. Ага, вот! Организатор – Мира Манн.

– Кто это? – спросил Михаил.

Юлий метнул недоумённый взгляд на Илайю. Та покачала головой.

– Вы не знаете Миру Манн? – раскрыла рот Таня. – Как её можно не знать? Она же самая красивая и утончённая женщина за всю историю человечества. Новейший кумир интернет-сообщества. Пару недель назад в сети появился снимок с Каннского кинофестиваля, где она сопровождает одиозного бизнесмена Марата Пандробана. Этот снимок взорвал сеть. И сегодня её рейтинги бьют все рекорды. Самое интересное, что до появления в Каннах она была совершенно непубличной фигурой – у неё нет даже профиля в социальных сетях. Личность-загадка. О её происхождении слагают легенды. Самая расхожая – будто бы она биоробот, разработанный по специальному заказу Пандробана, – слишком уж невероятная красавица. Я читала пост, в котором эксперты по робототехнике называют даже цену, которую олигарх выложил за свою электронную невесту – три миллиарда долларов. Поверить не могу, что её можно будет увидеть живьём.

– Угу, – с разоблачительным видом промычал Михаил. – Теперь понятнее. Видать, этот туз метит в губернаторы.

– Мы обязаны там быть! – возбуждённо встрепенулась Таня. – Пусть Юлий не ходит, если не желает, но мы с вами, дядя Миша, пойдём. А если и вы не согласитесь, – добавила она воинственно. – То я пойду одна!

Тут Юлий встал. Таня воодушевлённо шагнула к нему.

– Сейчас нам надо уйти, – сказал Юлий. – Извините. Илайя… – с этими словами он торопливо вышел из кухни.

Илайя послушно встала, кивнула в знак прощания, когда на ней сошлись взгляды Тани и Михаила, хранящие след недоумения, и, так и не произнеся ни слова, вышла за ним.

Юлий пошёл очень быстрым сердитым шагом вон со двора и дальше по улице, петляя между прохожими, и ни разу не обернулся, пока не оказался в невзрачном придорожном сквере. Здесь он развернулся, шагнул к Илайе и, прежде чем она успела дать волю рвущимся на свободу словам, крепко обнял её.

– Нужно немедленно снять квартиру, – сказал он спустя несколько минут.

– Мы сможем видеться в Асседии, – мягко возразила Илайя.

– Поедем прямо сейчас, – он взял её руку и прижал к губам.

– Не могу. Мама ждёт меня дома.

Он закивал с обречённым видом.

– Прегадко получилось с фестивалем. Я хотел подобрать правильный момент, чтобы рассказать тебе. Я опасался плохой реакции…

– Ты опасался, что возврат к спирали может оттолкнуть меня? Но всё изменилось…

– Так, – сказал Юлий, соображая. – Означают ли твои слова, что ты хочешь снова попытаться овладеть силой?

Илайя моргнула.

– Я хочу узнать всё, что возможно, о спирали. Найти в ней смысл, – сказала она. – Сложно поверить в случайность этого фестиваля – он как будто специально организован, чтобы приманить нас. И, наверное, безопаснее проигнорировать его, но меня тянет сходить туда и попытаться понять, как это связано со мной.

Она заметила, что Юлий снова помрачнел.

– Юлий… – дрогнувшим голосом сказала Илайя. Её пальцы задрожали, она спрятала их в кулаки, но дрожь не унялась, а распространилась на руки. В сосудах начиналось бурление, предвещающее приступ силы.

Юлий качнул головой.

– Я вдруг вспомнил, как всё окончилось в прошлый раз, и засомневался…

– Юлий…

– Я же не потеряю тебя опять – как думаешь?

Он осёкся, ощутив пощёчину как с цепи сорвавшегося ветра. Тот пронёсся зигзагами снизу вверх, разметая пыль и скользя по кронам, поднялся к облакам, стягивая к себе, словно боевые отряды, мелкие порывы, и надвинулся на город теснящим куполом. Юлий увидел бестрепетные глаза Илайи, в глубине которых ему почудилось какое-то вращение, и реющие пряди её волос. И вдруг всё стихло.

Женщины в глубине сквера, перепуганно похватавшие детей, хоть и поглядывали на небо с опаской, похоже, уже передумали расходиться. Юлий смотрел на Илайю и понимал, что в его глазах отражается именно то, что он чувствует – страх.

– Значит, эта фантазия стала реальностью? – пробормотал он. – Каким образом?

– Я упала, – сказала она. – И как бы треснула. И потом как будто очистилась. От фантазий, от целей, даже от чувства времени. Всё внутри стало каким-то беспредельным и проходимым. Оно пропускало всё и входило во всё само, понимаешь? Я могла дотянуться до чего угодно. И оно само пришло ко мне. Нахлынуло на меня. Вот как сейчас…

– Выходит, я только мешал тебе.

– Ты был прав! – воскликнула Илайя. – Может быть, не во всём. Но в главном ты был прав!

Юлий глубоко вздохнул.

– Поэтому ты решила вернуться? Потому что всё получилось?

Илайя замотала головой.

– Я не возвращалась, Юлий. Это ты вернулся за мной. А я с самой первой минуты просто последовала за тобой. Но в какой-то момент не смогла справиться одновременно со своими чувствами к тебе и… с тем, чего ты требовал от меня, – Илайя говорила, взмахивая руками, не позволяя Юлию, который хотел вставить слово, прервать себя. – Это было мучительно – понимать, что человек, к которому меня так сильно влечёт, увлечён мною лишь как феноменом. Я надеялась, что смогу освободиться, если остановлюсь. Но, видимо, что-то уже бесповоротно сместилось во мне, и я не могла обходиться ни без одного, ни без другого. Когда ты пришёл ко мне в Асседию в ту ночь, я увидела, что тебя привели не твой азарт и не твоё любопытство, и позволила себе дерзкую надежду, что и ты не вполне равнодушен лично ко мне, а не к той головоломке, которая нас объединила поначалу. Нет, дай мне сказать, Юлий, – она отступила от его протянутых рук. – Меня огорчает, что ты снова пытаешь связывать вещи, которые существуют для меня без всякой связи друг с другом: ты и спираль…

– Я всё понял, не говори!

– Я боюсь, что мои слова звучат так, словно я придираюсь к тебе. Но я ничего не требую от тебя! Меня захватила какая-то эйфория, и потом… твой отец и эта девушка – их появление сбило меня с толку. Это твои близкие люди, я осознаю это, но, прости мне эти слова, лучше бы я никогда не встречалась с ними. Я должна взять себя в руки, но… что я могу поделать?

Юлий решительно шагнул к ней и, преодолевая уже слабое сопротивление, прижал её к себе, одновременно роняя на землю жужжащий телефон.