Возвращаюсь к стеллажам с кабелями, шлейфами и разнокалиберным компьютерным железом, Вадик продолжает тарахтеть.
– Ты куда-то шел?
– К тебе и шел! Сообщить, что Полина моя, я первый ее увидел!
– Ей то об этом сообщил?
– Я серьезно! Всех девчонок у меня отбиваешь!
Машу рукой, – иди уже, фантазёр.
Никаких девчонок я у него не отбивал, и вообще никаких серьезных отношений у меня нет. Давно. Сначала Сирия, потом по госпиталям, потом Центр. Почти сразу я оказался в числе самых загруженных работой, потому что практически каждый день поступало новое оборудование и требовалось его подключать, настраивать, объединять в сети. Чем мы с программистами и электриками и занимались с утра до ночи.
Причём всё чаще наше научное руководство подкидывало нам нетривиальные задачи. Одно дело собирать сотрудникам почти стандартные ПК, когда имеешь хороший запас материнских плат, процессоров, оперативки, видеокарт и прочего добра. Об этом Кирилл позаботился еще до моего появления в Центре. И совсем другое, когда появляется Черкашин с прибором, не просто мне незнакомым, а действующим по неизвестным мне принципам, и заявляет, что его нужно объединить с другим совершенно неизвестным мне прибором.
При первой встрече профессор сказал, что я просто находка для Центра.
– Представляете, – вещал он, – Мы создали Центр, чтобы понять, как наш мозг находит путь в параллельный мир. Как он подключается к чужому мозгу? Ясно, что с помощью каких-то излучений. Кто как ни кадровый офицер войск РЭБ сможет в этом помочь?
У меня были большие сомнения в том, что мои профессиональные знания будут тут полезны. И во многом оказался прав. Если я, как говорится, был продвинутым пользователем Красух, Хибин и прочих Былин, то сам профессор являлся одним из главных разработчиков таких систем. И сейчас использовал свой гений изобретателя для создания улавливателя неизмеримо более слабых излучений, чем те, с которыми «работает» военная техника. В этом я мог помочь ему только в качестве «грубой силы»: подсоединить и отладить, не больше.
К тому же, шеф не исключал, что связываемся мы с параллельными реальностями посредством неизвестных науке излучений. Когда он это заявил, я лишь горько усмехнулся, вспомнив девиз радиоразведки «Невидимое видим, неслышимое слышим». Вот, кто ему нужен.
Сейчас я копался на стеллаже в своём кабинете, пытаясь подключить к электроэнцефалографу другой прибор. Чтобы наряду с энцефалограммой мозга фиксировались изменения нескольких физических параметров на коже человека и в лаборатории, причём на разном удалении от испытуемого. И чтобы данные точно были скоординированы по времени.
Всё это я «подключал» в своей голове, потому что приборы стояли во владениях профессора Новикова на два этажа ниже. Тупо перебирал железки, пытаясь заставить свой мозг найти решение задачи.
Вадим, который никуда не ушёл, понаблюдал, как я беру то одну то другую вещь со стеллажа и подержав в руках кладу обратно, спросил:
– Чем это ты занимаешься?
– Пытаюсь поженить энцефалограф с ПФЛ-2.
– В смысле?
– В прямом. Первый работает всю ночь, снимая данные с мозга. Второй должен включаться в моменты усиления мозговой деятельности. То есть, в те моменты, когда испытуемый начинает видеть сон.
– Стоп, что за ПФЛ-2?
– Прибор такой. Существует в трёх экземплярах. Два в том институте, где разработан, а один выделили нам.
– А задача?
– Изменение физических параметров анализирует в помещении.
Вадим на секунду задумался:
– Так может они и не меняются?
– Может. Но надо знать точно. Прибор чрезвычайно чувствительный. И на всю ночь его включать нельзя. Он за ночь такой объем информации выдаст, что и за месяц не обработаешь.
– Ладно, пошли вместе посмотрим.