– Просыпайся, – Женя погладила тёплый бок, – твой разведчик вернулся.
Вася приоткрыл один глаз, – Выучи уже соба-а-ачий.
Он сладко потянулся и поднял морду. Пёс что-то пролаял в ответ.
– Да что б ты понима-а-ал!
Пёс жалобно заскулил.
– Ла-а-адно, показывай. Потом отпущу.
Новый скулёж.
– Его, наверное, потеряли уже, – посочувствовала Женя, пёс в ответ перевёл на неё слезящиеся глаза.
– Заметь. Он пе-е-ервый полез, – кот уже вскочил на лапы и засеменил следом за проводником. Женя наспех собрала вещи.
– Я всё равно не понимаю. Стояло себе озеро столько лет. Чего тебя вдруг потянуло?
– Стоять-то стоя-я-яло, да кто-то потревожил, видать.
– А мы тут при чём?
– Кто силу имеет, тот имеет отве-е-етственность.
– Не просила я силы этой. Сколько можно говорить?
– Ну да. И чем бы ты сейча-а-ас занималась? Институты твои. Работа. Скукота-а-а. Обыденность.
Крыть было нечем.
Лохматый проводник, поскуливая, уводил их дальше от обжитого пляжа, в камышовые заросли. От воды тянуло затхлостью, под ногами опасно хлюпало. Васька то и дело подскакивал и тряс лапами, но на руки не просился. Метров двести спустя пёс остановился, забил хвостом и ткнулся мордой в землю. Кот обнюхал разрытый песок и посмотрел на девушку. Та вздохнула, опустилась на колени и принялась капать, загребая горстями. Нетерпеливый проводник лез мордой под руки.
– Ну что-о-о тут у нас? – кот изучал разрытую лунку, на дне которой обнаружилась простая малахитовая шкатулка. Тяжёлая, тёмно-зелёная с прожилками, примитивный резной узор забился песком. Ни замка, ни скважины.
Женя повертела находку в руках и вопросительно посмотрела на кота, – Теперь мне надо сказать «друг» на эльфийском?
– Не та-а-а молодёжь пошла. Насмотрятся всякого. Сказок родных не помнят.
– По кошачьему велению? – Женя прыснула, – Сим-сим?
– Дава-а-ай сюда, – кот поставил лапы на шкатулку и что-то заурчал по-своему. Ничего не произошло. Ларчик и не думал открываться. Зато Васькина шерсть внезапно встала дыбом, от неё даже искры полетели, на вроде статических. Кот отпрыгнул, – Не надо это открыва-а-ать. Прячь скорее в свой рюкзак. А ты-ы-ы остальные показывай. Надо успеть до темна.
– Теперь должна следовать кошачья народная мудрость для недогоняющих, – Женя обтёрла перемазанные руки и убрала находку на самое дно, прикрыв пледом.
– Маяк это. Где-то ещё-ё-ё спрятаны. Какой-то псих удумал деревню-ю-ю потопшую поднять.
– А пусть бы и поднял, что с того? – Женя продиралась через густеющие заросли вместе со звериным конвоем.
– Нельзя-я-я тревожить сокрытое. Да и магия слабая. Не та-а-а. Дилетанты. Сами не знают, куда лезут. Торопи-и-ись.
Через час блужданий по окрестностям Женин рюкзак потяжелел на шесть абсолютно идентичных шкатулок. На озеро опустились сумерки, пришлось включить фонарик на телефоне. Вася ворчал и поторапливал. Завывания пса сделались ещё тоскливей, он угрюмо водил мордой по траве, шёл по следу, еле перебирая лапами то ли от усталости, то ли от обречённости.
Поиски последнего маяка завели в лес. Почуяв близкое освобождение, пёс припустил. Его хвост мелькнул среди деревьев и пропал. Женя выругалась, запнувшись в темноте за кочку и чуть не ступила на кота. Васька вовремя отпрыгнул и недовольно зашипел. За поднявшимся шумом не сразу проступили голоса и треск костра. Женя, осторожно раздвигая ветви, заправским партизаном подкралась к освещённой поляне. С десяток человек в нелепых лазурных плащах суетились вокруг огня, нараспев проговаривая странно знакомые слова. До Жени долетали только обрывки, что-то там про Беловодье, Светлых Демиургов и Хозяйку. Кот, сунувший было морду между листьев, выгнулся и зашипел, – Фу-у-у… Сектанты.
Женя приложила палец к губам. Васькины глаза вновь блеснули красным, но рот он закрыл. В ближайших кустах послышалась возня, затем показался нос, а следом и весь пёс, громогласно выдавший облегчённое «ваф-ваф», так ему не терпелось избавиться от опостылевшего плена. На звук встрепенулись плащеносцы. Женя попыталась было схватить кота в охапку и дать дёру, но было поздно. Их обступили лазурные фигуры, одна из которых опустила девушке на голову холщовый мешок. Кто-то с силой дёрнул за рюкзак, едва не повалив на землю. Кот вывернулся из рук, больно оттолкнувшись задними лапами. Заливисто лаяла собака. Кричали люди. Звуки борьбы сменились душераздирающим кошачьим воплем. Сердце Жени едва не остановилось, воздух вырвался из лёгких, в голове поплыло. Её дотолкали через ветки и кочки, усадили спиной к дереву, привязали и оставили в слезах.
Когда в голове немного прояснилось, Женя попыталась ощупать себя. Руки связаны. Пальцы холодные – либо её увели далеко от костра, либо тот давно потух. Вокруг стояла звучная тишина леса – приглушённый треск, уханье совы и стрекот сверчков. Никаких голосов. Женя попыталась вывернуться и стащить мешок – завязан он был слабо, чтобы не задохнулась. Но несколько минут напряжённой возни и пыхтенья плодов не принесли.
– Эх ты, страж, – раздался над головой скрипучий голос. Чья-то рука стянула холстину, на поверку оказавшуюся простой тряпкой. Женя подняла глаза. Над ней склонилась та самая кладбищенская старуха. Глаза её мерцали, хотя вокруг не было огня, – Говорила же, всякое тут водится, – женщина принялась развязывать верёвки на удивление ловко для узловатых старческих пальцев.
– С-с-спасибо, – выдавила Женя и, едва освободившись, принялась ощупывать землю. Запястья ныли, сердце стучало отбойным молотком. Неподалёку нашёлся выпотрошенный рюкзак, а рядом и его содержимое. Шкатулок, конечно же, не было. Не было и кота.
Таинственная старуха, словно прочитала мысли, – Жив твой сподручник. И второй, невольник. Оба целы, – она покачала головой, – Шевелись, – и развернулась уходить.
– Кто ты?
Старуха распрямилась и словно стала метра два ростом, во рту сверкнул золотой зуб, – А то сама не знаешь? – и растаяла как ни бывало.