Астма – противный недуг, но она позволяет избежать позора быть выбитым прямым попаданием мяча по лицу! Удивительно, на дворе век технологий, научных открытий, творческих свобод, а общество все равно превозносит лишь тех, кто способен сильнее запустить мяч в перестрелке!
Андрей сел на скамью в раздевалке и достал учебник литературы. С каждым годом читать задают все больше, иногда приходится сильно напрягаться, чтобы все успеть – Андрей не мог себе позволить готовить уроки не идеально! Вдруг его пробрала дрожь. Мальчик вспомнил, что минуту назад он бессовестно и незаконно сунул свои руки в главнейший документ класса – он исправил оценку! Андрей закусил ноготь и качнулся взад-вперед. Как же он посмел? Андрея бросило в жар, лоб вспрел, к нему прилипли волнистые пряди. Мальчик промокнул лицо платком. А что будет, если все вскроется, если Могила не такая уж забывчивая, как о ней твердят? Внутри завыли тревога и страх, дыхание сбилось, Андрей зажмурился и притянул колени к груди. О чем он только думал! Конечно, все решат, что Дашка сама подрисовала себе пятерку, будет разбирательство – ох и влетит же ей! Безбожно! Андрей куснул палец слишком сильно и дрогнул. Ничего ей не сделается! Если учителя обнаружат обман, он тут же признается – о другом и речи быть не может! Он признается и скажет, что не мог стерпеть такую уродливую несправедливость, что сам не понимает как поддался порыву и исправил отметку. А зачем.... Непонятно. Да и вообще, не станет он оправдываться, вот еще! Что-то Андрей не замечал, чтоб учителя в чем-то держали ответ перед ним! Они делают все, что им на ум взбредет – играют в карты, унижают, лицемерят. А ведь эти люди призваны служить примером для детей – а быть ребенком ох как непросто, когда всюду правит жесткий взрослый ум! Решено, объясняться он не станет! Тут на смену страху пришло новое необычное чувство ликования и восторга от неповиновения! Сердце застучало громче, в горле приятно защипало, захотелось смеяться! А может и к лучшему, если все откроется – подсказало новое чувство – тогда выпадет шанс сказать учителям, что они не правы и сами виноваты во всем! Андрей невольно улыбнулся. И давно он стал недолюбливать учителей?
Мальчик раскрыл учебник и немного почитал. Вскоре шум игры затих и разгоряченные мальчишки стали наполнять раздевалку, слышались голоса, смех, поддразнивания.
– Ребята, верните на место баскетбольный мяч! – крикнул Осипыч, но его никто не слышал. После напряженной партии в перестрелку ученики становятся глухи к просьбам учителя. Прибежал Богдан и, пыхтя и отдуваясь принялся стягивать с себя одежду и мокрые горячие кеды. Нет ничего хуже потных носков – убедился Андрей, окруженный толпой взмыленных одноклассников.
– Эй, Чижов! – Андрей безотчетно повернулся на зов. – Это тебе за длинный язык! – Андрей даже не успел отследить резкое движение Курицына, как вдруг звонкий баскетбольный мяч отскочил от пола – мгновенно лицо расколола острейшая боль! Голова откинулась назад, рот наполнился кровью, мальчик свалился с лавки, как ватный матрац! Горячие струи побежали по лицу. Перед глазами поплыло! Грудь вспыхнула свербящим жаром – там уже тлело удушье! Андрей попытался втянуть воздух, но только зря напряг жилы – стянутое раскаленными щипцами горло не желало вздыхать! Тяжелый, вязкий воздух застрял на поверхности и лишь стискивал глотку, как маньяк с удавкой! Андрей задыхался. Рядом появился Богдан! Он что-то говорил, но в ушах так шумело, что Андрей не разобрал слов! Наконец, Богдан вскочил и исчез…
… Богдан выскочил из спортзала и со всех ног понесся по длинному школьному коридору. Он перескакивал через три ступени разом, босые ноги едва касались паркета, и все равно казалось, он бежит слишком медленно! Богдан проскочил меж двух учителей, он не заметил, кто это был, успел углядеть лишь светло-персиковый рукав блузки. Наконец, показались двери! Мальчик стрелой вылетел на улицу, обогнул здание школы и бросился обыскивать траву под липой. Вскоре он нащупал ингалятор, схватил его и метнулся обратно. Как долго, невыносимо долго! Вечность! Богдан протолкнулся через толпу одноклассников у входа в раздевалку – Андруй уже заметно побледнел – и запихнул ингалятор брату в рот. В комнату вбежал Герасимов, за ним медсестра со шприцем. Она отстранила Богдана и припала к Андрею. Никто не может осознать вечность… Но Богдану показалось, что он пережил вечность, в которую вытекли те двадцать секунды меж гробовой тишиной и сиплым вздохом. Он опустился на колени рядом с братом, Андрей слепо водил рукой, пока не наткнулся на его плечо:
– Богдан, – надтреснувшим голосом позвал он, – Богдан, в Индии погибли десятки тысяч человек!
– Ты о чем…
– Во время Ганди, – это был сип морского дьявола, а не человеческий голос!
– Тебе бы связки поберечь!
– А я один!
– Мы же с тобой!
Медсестра снова отстранила Богдана, чтобы осмотреть Андрея. Она проверила его дыхание, пульс и вытерла кровь с лица :
– Что с тобой произошло? – взволнованно спросила она.
– Я ударился об лавку, – не моргнув глазом соврал Андрей. Вскоре он сел, чтоб лучше прийти в себя, а толпа по-маленьку стала расходиться.
– Почему у меня брюки расстегнуты!? – удивился Андрей.
– Медичка тебе укол впендюрила! – ответил Мишка. – Ты не заметил?
– Точно.
– Богдан Чижов! – прогремел ледяной голос классного руководителя за спинами ребят. – С каких пор у нас по школе принято бегать в трусах!? – Богдан обернулся и встретился взглядом с Татьяной Михайловной, но тут же отвел глаза и сглотнул! За ее плечом виднелись полные непонимания глаза учительницы литературы! Он быстро натянул одежду и поплелся объясняться. Герасимов помог Андрею встать.
– Куда это вы собрались? – возмутилась медсестра. – Андрей, немедленно отправляйся в медпункт! Я уже вызвала скорую помощь!
– Скорую? З-зачем!?
– Удушье – это не шутки! Приступ может повториться, тебя необходимо показать врачу! – она настойчиво повлекла Андрея за собой. Мишка проводил их взглядом, вздохнул и поплелся на урок. Все разошлись и никто не заметил, что Курицын так и остался стоять в углу с открытым ртом и белее мела!
14
Андрей осмотрел себя в зеркало – под глазами уже стали наливаться голубоватые синяки. Нос болел изрядно!
– Как ты отвязался от врачей? – спросил Богдан.
– Нап-плел им, что споткнулся и ушибся о скамью. Теперь они думают, что я п-п-просто неуклюжий! Зато, отпустили домой. – Андрей отошел от зеркала и лег на кровать. – П-п-поверить не могу – Никкккитка меня чуть не убил!
– Этого он не хотел. – Богдан сел рядом с братом. – Я видел его лицо – он перетрухал больше нашего! Я помчался за ингалятором, Мишка ринулся к медсестре, а Курицын, весь бледный, таращился на тебя с открытым ртом! Он даже не шевельнулся за это время – я воротился, а он все стоит, как истукан!
Андрей застонал и сунул в рот ноготь:
– Выходит, – грызя палец проговорил он, – выходит, Курицын видел, как я извивался и корчился на п-п-п-полу в п-п-пррредсмертной горячке!
– Ты там просто лежал, а не извивался. Правда, шея у тебя сильно напряглась и шла носом кровь, но ты точно не корчился! – Богдан ободряюще потрепал брата по руке. – Все не так уж плохо!
– Не плохо!? – подскочил Андрей. – Окстись, Богдан! Я чуть не п-п-помер!
Богдан взглянул брату прямо в глаза – что делал очень редко – и серьезно спросил:
– Почему ты не рассказал об этом? Андрей, эта выходка перешла границы обычных издевок! Курицын слишком много себе позволил – он выбросил ингалятор и спровоцировал удушье, не важно намеренно или нет, он сделал это от безнаказанности! Ты зря его покрываешь, такие вещи нужно пресекать!
– Я п-п-покрываю не его, а себя! – поспешил оправдаться Андрей. – Мне не нравятся его издевательства, но и остановить их я не могу! Еще не придумал способ. А п-п-п-ока я ищу выход, никто не должен знать, что я жжжжертва этой курицы! – Андрей приподнялся на локте и с нажимом добавил: – Никто, Богдан!
Богдан считал это глупостью, но согласился и кивнул. Ребята немного помолчали потом Андрей произнес:
– Знаешь о чем я под-д-думал, когда п-понял, что вот-вот задохнусь?
– О погибших в Индии, – ровным тоном ответил Богдан.
– Да. Но и еще кое о чем! – Андрей на мгновенье притих, подыскивая слова. – Меня заботило только одно, п-п-перепппполняло единственное желание – вздохнуть! Я пытался дышать изо всех сил, но вдруг п-п-появилась другая мысль… Не знаю откуда она взялась, но она растворилась в сознании и на миг затмила даже вздох! Я п-подумал – а зачем цепляться за жизнь? Чем она нап-полнена, какую ценность несет, что я из себя представляю – что мне спасать!? И стоит ли это таких усилий?
– Ты что, сдурел! – крикнул Богдан. – Конечно стоит!
– Ты не п-п-понял! – успокоил его Андрей. – Для чего мы все живем? Можно это по-постичь или нет – не знаю. А вот для чего живу я? Ведь я должен знать зачем дана мне жизнь! Не может быть, чтобы человек п-п-пприходил в этот мир без заветных истин , где-то в закромах сознания они должны б-быть! Не может Господь п-п-просто бросать дитя в жизнь! Эти воп-просы засели у меня в голове и не д-д-дают пппокоя. Даже жизнь червя п-природа наделила п-п-преддд-п-ппредд… смыслом! Он должен ползать в земле, рыхлить почву, питаться, рожать себе подобных – в сущности, он должен пппросто быть! И эта крохотная жизнь несет в себе больше п-по-по-ппользы, чем все человечество!
– Ну ты махнул!
– Хорош-шо, зачем на свете я? Зачем-то я родился и зачем-то должен буду умереть! Но что я оставлю п-п-после себя – аккккуууратно сложенные брюки!? Я рассудил – только инстинкты заставляют меня цеп-пляться за воздух! Если их исключить, чистый разум откажется от этой затеи – он всегда презирает бессмысленность. Зачем было цеп-п-пляться за жизнь, если она ппуста. Нет! Хуже того, не пппросто п-п-уста, я сам обделил ее смыслом! Тринадцать лет мне не хватило, чтоб увидеть суть, хотя червь замечает ее в одно мгновение! – в голосе Андрея послышались нотки отчаяния и Богдан поспешил его успокоить
– Мы просто есть и все! Таков божий замысел. От нас скрыто наше предназначение, так же, как и червю неведома цель его бытия! Он ползает бездумно, лишь заодно, попутно, рыхлит почву. Так и мы будем жить, как приказывает сердце, тогда и толк получится!
– Но человеку не достаточно п-п-просто быть, чтобы опп-пправдать существование! Человек слишком отделился от п-п-природы, выстроил огромное обособленное общество, п-п-по-поэтому он не может просто жить и ничего не отдавать взамен! П-п-ппо крайней мере, мне не достаточно пппросто быть! Я хочу знать зачем живу, хочу цели! Для любого сознательного человека унизительно б-бездумно влачиться от рождения до смерти, не видеть свою значимость! Я не могу существовать п-п-пр-р-росто так, бестолково слоняться п-по жизни и убивать время! Вот что меня озаботило – я бесп-поолезнее, чем червь! Умру я в тринадцать лет или в девяносто, все одно от меня останутся лишь брюки! Я так не хочу! И оп-ппять загвоздка: что я хочу? Чем я хочу быть? Что мне вложить в жизнь, чтобы она не была п-п-пустой!?
Богдан покачал головой:
– Повторяю, Андрей, нам не дано это знать! Помнишь, на биологии нам рассказывали об одном опыте?
– Нам много о чем рассказывали.
– Это был опыт с обезьянкой. Ее посадили в клетку, перед клеткой положили банан, так, чтобы обезьяна могла его видеть, но не могла дотянуться. А рядом положили палку. Так вот, обезьяна догадывалась палкой подтащить банан к себе. Но когда у этой же обезьяны забирали палку и клали ее позади клетки, так, что обезьяна не могла одновременно видеть и банан и палку, тогда она терялась! Обезьяна не могла догадаться сделать то же самое, потому что не видела палку и банан одновременно!
– Очевидно же, что это очень глупппая обезьяна! Я был о них лучшего мнения!
– Да, возможно не самая башковитая, но я не об этом! Мы не способны осознать смысл нашей жизни так же, как и обезьяна не догадывается взять палку; как и от червя скрыта суть его бытия! И вот что я скажу: если червяк остановится в своей норке и начнет размышлять над целью жизни, вот тогда настанет конец света!
– Неужели тебя успокаивают эти доводы! Неужели ты никогда не хотел большего!?
– Я предпочитаю не терзать себя такими мыслями. – голос Богдана был ровный и спокойный. Он ткнул пальцем в брата и добавил: – Как раз от того, что ты слишком много думаешь над тем, чему ответа не найти, вот поэтому-то и грызешь ногти! И зубами скрипишь во сне!
– Что же ты п-п-пррредлагаешь, совсем не думать!?
– Я предлагаю думать только над тем, чему есть ответ! А о том, чему человечество веками найти ответа не может, думать вредно . Так можно надорваться и нервы расшатать! Не лезь на место Господа – это может плохо обернуться. Вспомни Адама и Еву!
– Так далеко заходить я не стану, но п-п-понять, зачем живу мне необходимо! П-п-пподумать только, я мог умереть сегодня! И вскоре обо мне бы больше никто не вспомнил!
– Я всю жизнь буду тебя помнить, можешь умирать спокойно.
– Сссспасибо.
– Ох, я не то хотел сказать!
– Я п-понял.
Ребята ненадолго притихли, но тут Богдана осенило:
– Ты же можешь сам наделить свою жизнь смыслом! Ты повзрослеешь, обзаведешься убеждениями, семьей и будешь радоваться жизни! А когда человек рад и счастлив ему в голову не лезут губительные мысли о тщетности бытия!
– Счастлив, – задумчиво повторил Андрей, – что вообще значит это слово? Ты хотя бы иногда бываешь счастлив?
– Очень даже часто!
– А я вот ни разу не п-п-пррриппомню! Счастье для меня – это что-то такое, что ждет вперрреди, в будущем, слишком далеко от сего дня! – Андрей сипло прокашлялся и нервно добавил. – Да что вообще это такое – счастье!? Как его узнать?
Богдан пожал плечами:
– Это чувство полноты жизни. Когда у тебя есть все составляющие, что бы сделать жизнь прекрасной!
– Такого не может быть! – усмехнулся Андрей. – Ни один человек не п-п-признается даже самому себе, что у него есть все, что нужно! Людям всегда мало – это какая-то дьявольская задумка!
– Иметь цель в жизни, стремиться к чему-то – тоже частичка счастья. Тем более, думаю, счастье скорее осознают, нежели ощущают. Его часто путают с радостью и экстазом, с яркими вспышками чувств, с душевным подъемом! А счастье, оно тихое по своей природе, поэтому его не замечают.
– Все-то ты знаешь! – буркнул Андрей.
Тут Богдан вспомнил то, что должен был сказать брату с самого начала, то, что он должен знать в любое время суток и уметь повторить хоть днем, хоть ночью:
– Вспомни о Боге! – сказал он. – О том, что твердит нам отец – живите ради добра и сейте добро вокруг! В этом вся сущность нашей веры, чтобы окутать мир светом души и мысли. Помочь людям избрать путь добра! Или ты хочешь поставить под сомнение убеждения нашего отца?
– Что ты, нет! Так оно, наверное, п-п-правильно. – но Андрей ответил вяло, безучастно, словно соглашался с Богданом только по велению разума. – А ты веришь в это, в дорогу добра?
– Да. Я полагаю это правильно.
– И т-ты живешь так, неся добро и свет? Что-то я не замечаю за т-тобой шлейф благодеяний!
Богдан стушевался:
– Я не очень силен в этом. – пробормотал он. – Вот если бы можно было помогать людям, но не сталкиваться при этом лицом к лицу с ними, не болтать о пустом, не выслушивать бесконечные жалобы, тогда было бы гораздо проще! – Богдан наклонился поближе к Андрею: – Понимаешь, как только я поближе узнаю человека, так, почти наверняка, он перестает мне нравиться! Стоит мне лишнюю минуту пообщаться с новым знакомым, и уже тошно, хоть вой! Хочется убежать от него, куда глаза глядят! И так всегда. Меня тяготит общество, я дикарь! Я лучше почитаю книгу, чем пообщаюсь с живым человеком.
– Но книги написаны людьми! Это зап-п-писанные мысли автора.
– Вот именно, что только мысли – обдуманные, взвешенные, интересные, а не целый человек. Книгам можно нарушать границы моего мира!
Андрей приподнялся и быстро проговорил:
– Есть же благотворительность! Ты помогаешь людям, но не видешься с ними нап-п-п-прямую! Можно готовить в Бесплатной трапезе – ты возишься на кухне, а бедняки сытттты, пппри этом вы не встречаетесь!
– Да, но мне кажется … – Богдан не разделял восторгов брата. – Я не вполне уверен, что это настоящее добро. Если я не испытываю любви к людям, глядя им в глаза, то насколько искренны мои чувство за их спиной?
– Это можешь сказать только ты сам, но вп-п-полне искренни, п-полагаю! – поддержал Андрей. – Всем свойственны слабости, а иметь добрые намерения куда лучше, чем не иметь никаких!
Богдан поджал губы и недовольно покачал головой:
– Вряд ли. Тут важны не намерения, а самоотдача, но она меня душит! Я не хочу на это идти. – Богдан усмехнулся и добавил: – Похоже, я отъявленный мизантроп!
– Такой сппоооокойный человек, как ты не может быт мизантропом!
– Дело в том, что я намеренно не хочу волновать свои чувства. Это очень неприятно, поэтому, чтобы ни происходило, мое спокойствие для меня важнее всего!
– Ну ты и наглец, Богдан! – усмехнулся Андрей.
– Да! И гореть мне за это в аду!
– О, это уже богохульство!
Богдан встал и взглянул на часы:
– Ты опоздаешь в художественную школу, – предупредил он брата.
– Я не п-пойду сегодня, – заявил Андрей, – нет настроения.
– Тебя можно понять. – Богдан расположился за столом и стал вытаскивать учебники.
"Странно, – подумал Андрей, – сегодня я чуть не умер, но уже через несколько минут жизнь вошла в прежнее русло, ничего в мире не поменялось! Хотя, совсем недавно со мной произошло самое вероломное, самое чудовищное событие в жизни! И в тот миг даже время не остановилось! Чтобы мне не чудилось, оно продолжало свой бег. Неприподъемная махина жизни двигалась вперед и была готова оставить меня позади! Как ужасно осознавать, что мир проживет и без меня, что ничего с ним не случится от моей смерти! Чушь собачья – не может мир без меня! Ни небо, ни земля, ни вода – ничто не может без меня! Не может, хоть ты тресни, потому что… А почему? Я не пуп земли, не живительная венка мира. Я только еще один человек… Но это же несправедливо! Несправедливо, что жизнь будет идти дальше, когда меня в ней уже нет! Получается, я бы в могиле лежал, а Курицын или Дашка Шестакова продолжали загорать на солнце, прятаться от дождя, ходить в школу, радоваться жизни! Получается, этот мир для них!? Я умру, а все останется, как и было!? Нет, это уж точно полная чушь! "
Такие размышления только еще больше огорчили Андрея. Что он там пытался осознать десять минут назад? Смысл жизни? Это подождет. Завтра же новый день, надо делать уроки. Учителя начнут приставать, им же невдомек, что он чуть не умер. И пусть Андрей скрыл это ото всех, должны же иногда быть исключения! Дни, когда можно покопаться в себе, в мыслях, поразмышлять о жизни и судьбе. Нет же, учителя зациклены на прилежном выполнении заданий, словно человеку в свои тринадцать больше не о чем подумать.
– Что ты бормочешь? – прервал ход мыслей Богдан.
– Да так, – Андрей и не заметил, что все это время бубнил. Он тоже сел за стол и достал уроки. Вдруг среди тетрадей показался сложенный газетный лист со статьей. Андрей с Богданом переглянулись.
– Может, все таки порасспросим Сашку? – робко спросил Богдан
Андрей миг поколебался:
– Идем!
15
Мальчики нашли Сашу в одной из бесчисленных организаций монастыря, он вставлял стекло в общежитии. Вокруг сновали люди, поэтому Андрей попросил брата выйти на улицу, намекнув на серьезный разговор. Они пристроились под сенью раскидистой яблони у боковых ворот. Для удобства, Сашкины волосы были собраны в хвост, торчащий на затылке. Он вытер ладони о замызганную кофту – весьма дырявую и жалкую, в каких не встретишь даже посетителей Бесплатной трапезы – и вперил руки в бока:
– Ну? – Саша хмурился, выказывая нетерпение, по лбу сползла капелька пота и скрылась в густых зарослях бровей. Андрей не продумал свою речь и теперь растерялся, Богдан выхватил у него из рук листок и протянул Саше.
– Вот, прочти. – тот пробежал глазами по статье и вернул листок Богдану:
– И что дальше?
– Мы хотим знать об этом больше! Хотим знать всё!
– Отправляйтесь лучше к отцу, я ничего не знаю об этом.
– Он решительно отказывается говорить! Велел нам не со-со-совать нос в эту историю!
Саша пожал плечами, давая понять, что на этом разговор окончен, и что мальчики уже наскучили ему. Однако, Андрей уловил малейшие изменение в лице старшего брата. Взгляд стал жестким, совсем как тем вечером, когда Сашка спорил с отцам, брови насупились сильнее.
– Расскажи, Саша! – взмолился он. – Ты не м-можешь не знать! Речь идет о нас и скрывать п-п-прррр… истину несправедливо!
– В самом деле, – поддержал Богдан, – что такого случится, если мы все узнаем? Не столь большой руки секрет, раз о нем писали в газете!
– Ты лучше скажи, что у тебя с лицом? – Саша в пол-оборота смотрел на Андрея.
– Ударился на физ-з-зкультуре.
– Ты же не ходишь на физкультуру.
– Споткнулся в раздевалке и ушибся об лавочку.
Саша поджал губы, но взгляд смягчился. Он выдохнул и развел руками:
– Но я вправду не могу помочь, поскольку ничего не знаю о вашем прошлом. Родители никогда не говорят об этом.
– Ты старший, что-то можешь п-п-помнить! Какие-то детали! В статье сказано о пя-пятерых детях, значит двое других родные, кто?
– Двое… – Саша покачал головой. – Родители взяли меня, когда мне было шесть лет, у них уже была Люба. Через несколько лет появились девченки – Лика и Женя.
– Через насколько!? – переспросил Богдан. – То есть, они тоже живут здесь не с младенчества?
– Да, Лике было года четыре-пять, Жене, соответственно, два. Родители просто привели их домой и все! Мы стали жить все вместе. Мне это показалось совершенно естественным.
– Ты говоришь, они появились одновременно, вместе?
– Вместе. Они родные сестры. Позже принесли тебя, Богдан. Ты был очень маленьким и хилым, без просвета болел. Вскоре появилась Марина. И последним Андрей.
– Почему последним был я, а не Марина? Как такое случилось, я же старше?
– Марину принесли младенцем, как и Богдана, а тебе было уже годика три к моменту усыновления. Помню, ты был очень тихим, все время молчал. А когда, наконец, заговорил, то сразу стал заикаться. Вот и все, что я могу сказать. Родители попросту приводили детей в дом и никогда не упоминали о том, где их берут. И, честно, никто раньше об этом не спрашивал.
– Получается, все же Люба – родной ребенок. – подытожил Андрей.
– Наверное, – расплывчато сказал Сашка. – По большому счету, не так уж это и важно.
– Да-да, – пробормотал Андрей, обдумывая услышанное.
Саша уже шел по дорожке к зданию, когда Богдан ринулся за ним:
– Постой! – старший брат обернулся, но продолжил идти. – А что ты помнишь о себе? Ты знаешь, какая из этих историй о тебе?
– Я ничего не помню. – Саша прибавил шагу, так, что Богдану пришлось семенить.
– Не может быть! Тебе было шесть, в таком возрасте дети все помнят!
– А я – нет!
– Саша!
– Богдан, отстань! – Саша влетел на крыльцо корпуса и хотел захлопнуть дверь, но брат ухватил его за руку.
– Что ты знаешь!? – с нажимом прокричал Богдан.
– Ладно. – сквозь зубы процедил Саша, и только сейчас Богдан увидел, что лицо его искажено не гневом, а мукой. – Это меня нашли у дороги! Я шел у дороги! – и уже сорвавшимся голосом: – Доволен?
Богдан отпустил брата, позволив закрыть дверь, а сам остался стоять на крыльце в замешательстве. Нет, он был вовсе не доволен! Сейчас он понял, сколько терзаний и боли стоили брату воспоминания и почувствовал острейший укол сожаления. Стало тоскливо и горячо от стыда – к чему было настаивать!? Буйный варвар! Раньше Богдан не наблюдал за собой склонности силой врываться в человеческую душу, ворошить память и раскаленным клещами выволакивать наружу потаенные страхи!
Богдан поглядел на Андрея, который так и стоял под яблоней. Несомненно, он наблюдал за сценой и все слышал.
У девочек было свежо и просторно. Лика упорхнула гулять и воздух еще хранил мягкий аромат ее духов. В комнату неспешно пробирался, пронизанный золотыми нитями сумрак – скупой осенний закат разгорался далеко за стенами монастыря. Марина быстро ухватила всю суть рассказа и теперь усердно соображала. В неверном вечернем свете четко вырисовывались ее кудряшки и вполне явно виднелся здоровый румянец на круглых щеках.
– Значит, нас с тобой взяли младенцами, – взглянула она на Богдана, – значит те два новорожденных, о которых идет речь в статье, это ты и я! – Богдан согласно кивнул. – Хорошо бы ещё понять, кто из нас кто!
– Тут, как раз, вопросов не возникает. Если уж я точно рожден раньше срока – так утверждает мама – то тебе остается лес, ты уж извини!
– Хм. – Марина не казалась столь же уверенной в этом. – Мы оба можем быть недоношенными – это путает все карты! Что еще он сказал о тебе, Андрей?
– Ничего, что могло бы п-п-пролить свет. Только то, что я был молчаливым и тихим.
– Значит, либо трагедия в семье, либо самоубийство.
Андрей безучастно покивал головой:
– Чем ближе мы к разгадкам всех историй, тем гор-рррячее интерес! Но, – мальчик повертел в руках сложенный вчетверо листок, – но , как-то не хочется узнать, что мои родители со-со-совершили самоубийство. Значит, они не хотели жить. А зачем же им нужен был я!? Или пуще этого, они хотели жить! И радовались жизни, но вдруг, пппогибли! Вот так вот, при трагических обстоятельствах, а ребенок остался сиротой! Я даже не знаю, что лучше. – Андрей закусил ноготь. – Точнее, не знаю что хуже!
– Меня тоже в дрожь бросает, как подумаю, что я могла быть брошенной в лесу! – подхватила Марина. – Сразу душит отвращение и накатывает страх!
– Подождите терзаться! Мы еще не знаем правды! Но, если хотите, можем оставить это, пока не поздно!
– Нет! – вскрикнула Марина. – Нужно узнать все как можно быстрее! Может расспросить Любу или Лику?
– Вряд ли это что-то даст. – ответил Богдан. – Сашка сказал, что дома это не обсуждалось. Если уж он ничего не знает, так остальные и подавно!
– Можно сходить в библиотеку. По-посмотрим газеты за п-п-период нашей вырезки, мммможет тема развивалась где-то еще.
– Выходит, все же Люба. – пробормотала Марина. Мальчики согласно покивали. – И как вы теперь… – Марина поковыряла невидимое пятнышко на подоле платья. – Вы чувствуете что-нибудь из-за этого ? Из-за того, что мы не родные?
На несколько минут повисла тоскливая, тягучая тишина. Мягким бархатом по стенам струилась тьма, только уличный фонарь давал немного света и играл тенями. Жестким силуэтом над головой торчала люстра, в углу мрачно корячился пузатый шифоньер. Дом затих.
– Ничего, – прошептал Богдан, – я не чувствую ничего.
– А я все еще растерян.
16
Мишка возился в прихожей, когда ребята зашли за ним. Как и в первый раз, там царил полумрак, а воздух был наполнен чем-то мягким и домашним. Пахло маслом, выпечкой, тряпьем, деревянным домом, стариками и теплом. Возникало странное чувство, будто время тут течет по-другому, медленнее, размереннее. Казалось, совершенно противоестественным спешить, торопиться под запах этого дома. Не ровный дощатый пол устилал пестрый половик, Мишка выволок на него ботинки, обулся и прокричал в сторону коридора:
– Я пошел в школу!
– Подоил козу? – громко и отрывисто крикнул дед.
– Да!
– Точно!?
Мишка откинул волосы с лица. Он был совсем уже одет, но мялся и не спешил уходить. На цыпочках он подошел к двери в ближайшую комнату, тихонько приоткрыл ее и сунул туда голову:
– Бабушка, можно я возьму деньги на стрижку, а то оброс совсем? – шепнул он.
– Хрен тебе, а не деньги! – из глубины дома выскочил дед, потрясая кулаком. – Куда ты их только деваешь!?
– Деру! Деру! – шикнул Мишка и ребята высыпали на крыльцо.
Утро было прохладным и светлым. На траве и ветвях деревьев все еще висела роса, солнце и ветер играли в ней, рассыпая по каплям радужные лучи. С каждым новым утром осень овладевала природой все больше. Она еще не оголила деревья и не затянула небо свинцом, но уже играла студеным ветерком, распугивая дрожащие листья. Андрею нравилось медленно брести по этой старой извилистой улочке и рассматривать бревенчатые дома. Всюду росли деревья и пушистые кусты, рдела рябина, красовался боярышник. Если пойти дальше по этой улицы, не вглубь к школе, как сейчас, а к окраине, то можно выйти на лесистый пригорок, откуда просматривается весь монастырь и часть городка. За пригорком текла река, куда ребята ходили рыбачить. Андрей повернулся к солнцу, которое еще не успело подняться высоко над горизонтом и , хоть нос еще саднило, а лицо заметно отекло и отяжелело, он подумал, что в жизни еще не было утра милее этого! Кругом тишина. Солнечный свет такой чистый, такой искристый и сияющий, что не было сомнений – он может проникнуть в мысли и освятить человека изнутри. Было так хорошо, что на некоторое время Андрей позабыл о том, как едва не задохнулся вчера , утихли даже бесконечные изнуряющие рассуждения о своем появлении в семье. Воистину, божественное утро!
Мишка остановился у кирпичного забора, залез рукой в прореху меж камней и вынул сигареты. Он взял одну и закурил, медленно втянув в себя дым.
– Не может быть, ты куришь! – воскликнула Марина
– Хотите? – спросил Герасимов.
–Нет!
–Нет!
– Извини, Андрей, тебе даже не предлагаю. – виновато сказал Мишка и спрятал пачку в карман сумки. – Астма! – Он даже не заметил, что Андрей единственный, кто не отказался.
Марина отмахнулась от вонючего дыма:
– И как только тебе нравиться курить?
Герасимов дернул плечом:
– А мне не нравиться!
– Зачем же ты делаешь это!?
– Потому что запрещено! – он улыбнулся и скосил глаза на Марину. – Мне нравится делать это тайком!
– Мишка, ты умеешь доить козу? – поинтересовался Богдан.
– Что там уметь! – махнул рукой Герасимов. – Бабушка дурно себя чувствует сегодня, вот мне и пришлось. – он сунул одну руку в карман, а вторую, с сигаретой, поднес ко рту. Андрей взглянул на серый дым в прозрачной прохладе утра и невольно улыбнулся. Мишка был свободным, раскрепощенным! Он мог курить, сквернословить, драться, пялиться на девчонок и делать то, что Андрей, в силу воспитания и боязненности, не сделает никогда! Герасимов вдруг остановился и сморщил нос:
– Вообще-то, я не хотел сегодня идти в школу!
Андрей удивился:
– Чем же ты хотел заниматься?
– Да так, болтаться по улицам, сходить к реке, на природу.
– Что за радость – болтаться!? П-п-подумай лучше о своей больной бабушке – что б-б-будет с ней, если она пппрознает о прогулах!
– Ммммм! – простонал Мишка в терзаньях нахмурился. – Эх, хорошо вы на меня влияете! – наконец улыбнулся он. – Идем в школу. Может, там будет что-нибудь интересное, чем черт ни шутит!
– Хочешь сказать, в школе бывает что-то интересное, если только черт по-пошутит!