«Рудольф», – с отчаянием подумала Валь. Теперь было понятно. Баронет Рудольф Кромор всегда вызывал у Глена приступы ненависти, но они общались в разных кругах и редко пересекались. Рудольф когда-то был одним из женихов Вальпурги и, невзирая на низкий титул, фаворитом в глазах леди Сепхинорис. Но в его обществе ей всегда было очень тягостно. Он находил её шутки глупыми, хотя высоко ценил её нравственность и воспитание. Поэтому в душе Валь всё равно тяготела к куртуазному Глену, которого в итоге и выбрала. И демократичная мать возражать не стала. Логика леди Сепхинорис была проста: раз уж отца всё равно нет, и у Видиров имеется продолжение в лице Беласка, то дочь может найти дворянина себе по вкусу.
Как Валь знала, Рудольф всё ещё не женился. Видимо, оттого он казался Глену ещё более угрожающим. Теперь он был уважаемым господином, наследником барона Роберта, который возглавлял следственную службу Брендама. Как и положено серьёзному человеку, Рудольф слыл прилежным служащим и дворянином в достатке. Но он тоже был любителем сказать своё слово, поэтому Валь даже думать не хотела, что они не поделили.
– Не переживайте так, – негромко уронила леди Катрана и коснулась её руки своими мягкими прохладными пальцами. – Мужчинам свойственно бодаться друг с другом. Никто не воспринял это всерьёз.
– Спасибо, – благодарно выдохнула Валь и взяла её руку в ответ. Катрана немного задевала её женское самолюбие, потому что казалась более складной и более симпатичной. Склонное давать разные прозвища, общество Змеиного Зуба нарекло её Дриадой из Лубни в честь редкого, но красивого цветка, известного своей нежной красотой, но отличной способностью к выживанию на каменистых скалах. Это ли не черты настоящей дворянки? Однако Валь знала, что зависть в таких вопросах – убийственная и глупая эмоция. Сейчас леди Катрана проявляла очень чуткое сочувствие, и надо было принимать это с благодарностью.
– Послушайте, – неожиданно для себя обратилась к ней Валь. Они остановились в коридоре у высокого окна. Гул дождя дребезжал в раме. – Может, вы хотели бы присоединиться к нашим урокам? Дети, говорят, лучше учатся в группах. И вам самой было бы легче, если бы я показала вам, как я преподаю. Вместе же было бы веселее?
Она приветливо улыбнулась, и Катрана сперва изумилась, а затем тоже обрадовалась:
– Я была бы счастлива, леди Моррва! У меня в городе так и не завелось друзей, и, признаться, мне так непросто наедине с… семьей. Изо дня в день.
– Я прекрасно понимаю, о чём вы, – Валь ободряюще сжала её руку. – Приезжайте к нам, когда захотите. Мы начинаем в девять. А потом мы могли бы обедать вместе.
«И я бы возвращалась с тобой в город, чтобы поискать каменщика».
– Это прекрасная мысль! Спасибо вам, леди Моррва! Право же, это так приятно!
Из вежливости Валь предупредила Глена, что у них теперь могут быть гости. Но всё равно через день тот был застигнут врасплох, всё ещё не одетый и разбитый, когда поутру на пороге показалась точёная красавица Катрана и её Хельга в розовом чепце.
Валь с усмешкой наблюдала за тем, как барон был сконфужен. Поэтому их первые занятия доставили ей мрачное удовольствие.
Сепхинор тоже вовлёкся в процесс. Он старательно разжевывал одни и те же примеры глуповатой Хельге, которая то и дело норовила сосать палец. Катрана, сидя рядом с девочкой, старалась изо всех сил объяснить на пальцах и яблоках принцип сложения, но в итоге Валь всё же решила для себя, что такие уроки будут больше тратой времени.
Хотя можно ли считать потраченным время, когда ты счастлив? Сепхинор терпеливо поучал юную леди, и ему, кажется, это было в радость. И так уютно было в детской теперь, когда за окном ливень, а внутри – два маленьких ума заняты напряжённой работой.
В итоге после совместного обеда (ради которого Глен поспешил привести себя в порядок) Валь попросила его забрать её из Брендама, если она не вернётся до восьми, и возница Хернсьюгов отвёз их с Катраной и Хельгой в город.
– Спасибо, – с облегчением говорила Катрана Вальпурге, когда они расставались у крыльца особняка. – Я думаю, мы сможем зайти к вам ещё в пятницу. Но так мне куда легче думать о том, как я буду её учить. Спасибо!
И Валь, обняв её напоследок, пообещала:
– Мне с тобой гораздо веселее, поэтому не стесняйся приезжать, когда захочешь.
Она отказалась от услуг возницы и решила сама пройтись под зонтом. Её кожаные сапожки ступали по брусчатке, а под ними, в щелях между камнями, струился непрерывный поток мутной воды.
Вальпурге редко удавалось гулять одной, потому что передвигаться без мужского сопровождения было нельзя, да и даже сейчас ей лучше было бродить неузнанной. Она хотела обратиться к лорду Татлифу Финнгеру на случай, если тот мог бы отыскать для неё каменщика. Но пока она шла по проспекту Штормов, ноги сами вынесли её в небольшой проулок к дому с красивым чёрным эркером. У него не было собственного садика, но он всё равно принадлежал знатной семье. Ступени крыльца начинались прямо на улице, и табличка «семья Кромор» тускло отсвечивала золотом.
«Наверное, он на работе», – подумала Валь, но взялась за тяжёлое кольцо и постучала в дверь. Эдакая дверь стоила, как целая крестьянская изба: старинная, с витражным окошком на уровне глаз и замысловатым кованым узором из множества змей.
Услышав внутри шаги, Валь сжалась и поняла, что не угадала.
Рудольф открыл ей, одетый без плаща, по-домашнему. Разве что не в кальсонах. Он мало изменился; его взгляд был всё так же отрешённо спокоен, волосы едва доходили до плеч и стали чуть реже. Но всё же он будто бы возмужал, сделавшись крепче, и наконец сравнялся ростом с Валь, более-менее догоняя внешний стандарт змеиного дворянства и лицом, и телом. Только россыпь серых веснушек на всём лице, свойственная его семейству, по-прежнему отделяла его от эталона.
– Какой приятный сюрприз, леди Моррва, – пробасил он и жестом пригласил её внутрь. – Хотя я совру, если скажу, что не ожидал.
– Ну, не зря же вы следователь, – рассмеялась было Валь, но Рудольф приложил палец к губам. И попросил вполголоса:
– Лучше потише. Отец болеет, он наверху пытается спать. Нет-нет, проходите, вы не помешаете, просто не так громко.
Он помог ей снять плащ и поставил её зонт сохнуть в холле, а затем привёл за собой в гостиную. Полумрак занавешенных парчой стен задумчиво переливался редкими лучами, что падали внутрь и струились пыльными потоками. Изразцовый камин выглядел мрачнее, чем в Девичьей башне, и вся отделка из красного дерева затемняла помещения, придавая им особый угрюмый аристократичный шарм. Нелюдимый лакей подал им чай и кекс, но, несмотря на радушие, в присутствии Рудольфа Валь опять чувствовала странное напряжение. Будто, как и раньше, могла сказать что-то не так.
– Надеюсь, у вас всё в порядке, – нарушил тягостное молчание баронет. Его глаза цвета тусклой охры смотрели прямо и неотрывно, чем у любого собеседника (и, без сомнения, подозреваемого) вызывали нервное покалывание в пальцах.
– Конечно, в порядке, – закивала Валь. – И у вас, я надеюсь, всё будет хорошо, и ваш отец поправится.
– Напрасно надеетесь. Он потерял и разум, и память, и жив только формально, – без трагизма, но довольно открыто пояснил Рудольф. – Я уже давно взял все его дела на себя. Если не считать змеятника Летнего замка.
– Я очень вам сочувствую, сэр Рудольф, и поэтому примите мои соболезнования. Я не знала барона Роберта, но всё общество очень уважает его и как змееведа, и как городского деятеля.
Рудольф медленно провёл взглядом по её рукам, затем по кексу, и вновь уставился на неё. Он хотел что-то сказать, но обернулся на цокот когтей. В гостиную выбрался сонный щенок колли: складный, рыжий, с белым воротником. Обычно змеиные дворяне не держали подобных животных, поскольку они, очевидно, не уживались с аспидами и гадюками. Но в доме у Кроморов даже не было террариума.
А колли, пожалуй, были одной из немногих пород собак, что вообще выживали на острове. В их длинной шерсти запутывались клыки даже матёрых змей.
Щенок неуверенно помахал хвостом и подошёл ближе. Но затем с ленивым вздохом лёг на паркет и положил на него голову, глядя на хозяина.
– Не знала, что ты любишь собак, – хмыкнула Валь. Она была к лохматым равнодушна.
– Скорее, я не люблю змей, – покачал головой Рудольф. – Золотце не может даже погулять нормально, пока не вырастет и не обрастёт жёстким волосом.
– Ты взял её у фермеров?
– Нет, у заводчиков. Самая крупная породная линия. Ну и самая экстерьерно правильная. Не хотел получить у крестьян какую-нибудь бескровную помесь.
Светская беседа вновь заходила в тупик. Рудольф был для них, кажется, просто не создан. Поэтому Валь прочистила горло и проговорила:
– Этот недавний скандал в Амаранте… я хотела сказать, что извиняюсь за мужа. Я не знаю, что произошло, но мне очень неудобно за эту сцену. И, зная его и вас, я не сомневаюсь, что это он, выпивши, сказанул нечто лишнее.
– Я не принимаю твоих извинений, – отрезал Рудольф. Он перешёл на ты незаметно, но очень органично. Вальпурге он всегда казался старшим поколением, хотя родился лишь на шесть лет раньше, и оттого она даже не заметила разницы. Хотя обычно была к этому строга. – Я ожидал, что ты придёшь пытаться исправить его репутацию, но это невозможно, Валь. Он никогда не делает это сам. И весь город прекрасно знает, что ты и он – совершенно отдельные повести. Если кто и готов вести дела с Моррва, то только потому, что у них ты. И только для тебя их ещё принимают, как равных. Не питай иллюзий, что кто-то всерьёз видит в Глене барона, как в Келде или в Татлифе.
Валь подняла на него мрачный взгляд. И спросила:
– Я могу узнать, в чём была причина ссоры?
– Не можешь. То, что ляпнул лорд Моррва, было отвратительно, и я был не единственным, кто пожелал поставить его на место. Но я тебе такое не повторил бы никогда, будь я даже меньше джентльменом, чем портовый доходяга.
Она знала, что у Глена слишком длинный язык, но, на самом деле, даже представить себе не могла, что же он такое высказал. Она сохраняла молчание, а Рудольф продолжал напряжённо:
– Я просто хочу, чтобы ты имела в виду, что не должна ждать от него ничего хорошего. И мне жаль, что он твой муж. Я знаю, что у вас трудности с деньгами, и знаю, что они всегда будут, потому что это Глен.
– Но ты мог бы поддержать наш честный труд, – ввернула Валь. – Если действительно хочешь помочь, закажи у нас статую или надгробие.
– Никогда, – вспыхнул Рудольф и поднялся на ноги. – Когда мой отец помрёт, я похороню его на Люпиновом кладбище. Я ни гроша не принесу Моррва. Тебе принёс бы, но не им. И не ему. Ни за что.
– Что ты такое говоришь! – ахнула Валь. После таких слов она должна была бы встать и уйти, но что-то удерживало её на месте. Она знала, что Рудольф грубоват, но всё же лишён всякой подлости.
– Ты всё делаешь верно, пытаясь поправить их дела. Однако пока хоть что-то зависит от Моррва, у тебя ничерта не будет получаться, Валь. Ты просто тащишь их на себе. Но так не должно быть. И я готов помочь, но только тебе одной.
– Мне не нужны подарки от человека, который враждебен к моей семье, – отвернулась Валь. И отпила ещё чаю.
– Я предлагаю не подарок, а работу, – лаконично изрёк Рудольф. Они встретилась взглядами, и ей вновь стало не по себе.
– Работа? У тебя? Проще уж самой броситься на скалы, чем ждать, пока меня скинет сам Глен после таких известий.
– Не у меня, – мотнул головой баронет. – Ты получишь приглашение от следственной службы. И будешь трудоустроена как штатный змеевед. Мало кто так осведомлён о них, как Видиры. И сейчас мне это действительно нужно.
– Так тебе или следственной службе?
– Мне, потому что я только тебе доверил бы определять вид змей, от которых наступила та или иная смерть. Но для функций следственной службы и под её эгидой. Жалованье – пять сотен в месяц, три полных дня в неделю: понедельник, среда и пятница.
«Пять сотен!» – воскликнула про себя Валь, но условия ей всё равно не нравились.
– Я по утрам должна быть дома с сыном. Я его учу. А ещё я секретарь в городском собрании.
– …которое проводится в первый четверг месяца. Не пересекается, как видишь. А что касается остального, то… Тебе будет хватать средств, чтобы не горбатиться в мертвятнике Моррва, ты же прекрасно это понимаешь. И твой сын, как я слышал, весьма сознательный малый, который может и без тебя посидеть с книжками. На худой конец, отец у него тоже есть.
Валь уткнулась носом в чашку, не желая отвечать. Но Рудольф подошёл ближе, и ей пришлось вновь посмотреть в его запорошенное веснушками лицо.
– Мне не очень нравится эта профессия, – призналась она. – Опять мертвецы. И Глен точно поймёт, что ты приложил к этому руку. Потому что для такой должности нужно больше познаний, чем пласт теории и опыт разведения.
– Я разберусь, как это организовать. Посадим тебя в картотеку помощником, но три дня в неделю я буду знать, что ты присутствуешь, и при необходимости вызывать в криминальный морг на нижний этаж. Я свяжусь с лордом Луазой; он, как председатель городского собрания, тебя порекомендует к нам. Даже Глену будет ясно, что ты сидишь за бумажками, тогда как я явно где-то в другом департаменте. А насчёт квалификации – не принижай себя, Валь, я не знаю никого лучше по змеиному вопросу в этом городе.
– Но пять сотен…
– Ты будешь получать их на свой личный счёт. И поэтому ему озвучишь любую сумму, которую пожелаешь.
– Врать?
– Конечно, – хмыкнул Рудольф. Валь вскинулась, но затем снова опала, понимая, что не может отказаться. Правда, почему-то и соглашаться не хочет. Будто пресловутая гленова интуиция играет, говоря ей, что это плохое предложение.
Но пятьсот иров в месяц! Это и праздник Долгой Ночи, и новый каменщик, и экипаж с крышей, и сладости с чаем! Как же она хотела крендель, или печенье с шоколадной крошкой, или торт с клубникой! Или… или малиновое пирожное.
Она склонила голову к плечу, а затем посмотрела на баронета покорно. И возразила уже чисто для виду:
– Я невероятно утомлюсь искать себе попутчиков каждый раз, когда мне надо будет ехать на работу.
– А тут у меня есть специальная вещица, чтобы с этим управиться.
Рудольф отошёл к комоду и взял с серебряного блюда стальную пластину, через которую продевались ремни конской уздечки, чтобы она защищала морду лошади от лба до носа. Вся пластина была закрашена чёрно-белой полоской. Подобные знаки носили на себе все причастные к следственному делу.
– Вешаешь такое на своего скакуна и пожалуйста – ты при исполнении. Светские законы этики тут уступают. Лошадь я тебе тоже дам и дамское седло: мама не ездит с тех пор, как отец заболел. Так что можешь отсюда ускакать уже криминалисткой. Заодно посмотришь, как быстро Глен вообще обнаружит нового коня у себя под носом.
Валь хмыкнула было, но затем отметила вдумчиво:
– Лошадиная сила очень нужна на кладбище.
– Нет, я запрещаю! Это хрупкий городской скакун для гонцов. Только для служебных нужд. Поняла?
– Поняла, – протяжно вздохнула она. – Такие кони ведь стоят целое состояние?
– Я лучше заплачу дорого, чем позволю себе или своим домочадцам трястись на какой-нибудь беспородной кашлатке.
– Я буду его беречь!
Они пожали руки, и, к счастью, Рудольф не стал пытаться поцеловать её пальцы. Меньше всего ей хотелось думать, что он всё ещё влюблён.
Голубок оказался идеальным дамским конём. Тёмный, караковый, как точёная базальтовая фигурка, он тонко чувствовал наездницу и длинный хлыст, которым та пользовалась, поскольку сидела на нём боком. В какой-то момент шум дождя так вдохновил Валь, что она разогнала Голубка, и тот помчался как ветер, по улицам, меж можжевеловых изгородей и каменистых арок. Он взлетал вверх по крутым изогнутым переулкам и падал вниз через перекрёстки и маленькие дворики с питьевыми фонтанами. С ним не надо было ждать, когда посторонятся тененсы! Он оббегал их сам, и бег его был быстрее стрекозиных крыльев.
Сколько она уже не сидела в седле! С самого детства, наверное, когда ещё отец учил её править лошадью. Она уже и забыла это чувство полёта, этот сдавленный восторг в горле, этот рвущийся наружу заливистый смех. Аромат мокрых листьев, запахи колышущегося верескового моря, отдалённый грохот волн о волнорезы. И галоп!
Теперь это её конь, только её!
Правда, единственный, с кем она разделила бы своё счастье, кого посадила бы сейчас Голубку на холку, – то был Сепхинор. Он один мог сделать момент радости ещё ярче, ещё полнее. «Я тоже буду его учить ездить верхом!» – думала она и гнала всё быстрее и быстрее, обгоняя медленные воловьи обозы и тележки с тарпанами, не замечая дождь и склоняясь к крутой шее Голубка.
4. Самая деловая леди
– Решили вернуться? – приветствовал её хриплый смех. То было в работном доме брендамского порта. Криво сколоченные двухъярусные кровати тонули в табачном дыму. Полумрак и непрестанное движение в разных комнатах и коридорах навевали ощущение кошмарного сна, будто это было логово каких-то порождений мглы. Леди не должна была даже приближаться к такому месту; но Валь настолько осточертел поиск того самого каменщика, что она отбросила все прочие варианты. Надо сказать, она никогда не думала, что люди могут жить в подобных условиях. И не только приплывшие с большой земли проныры, но и местные.
Тем не менее, жалованье, которое хотели островитяне, начиналось от полтинника иров в неделю и совершенно не входило в её планы. А полукровки и тененсы напрочь отказывались за меньшие деньги играть в ту игру, которая требовалась, чтобы их приняло семейство Моррва.
Все, кроме этих двух.
Банди, шатен с пышной бородой как у уроженцев Харцига, и его немой друг, громила Мердок. Оба были желтоглазыми, но Банди совершенно явно происходил с континента. Мердок вполне сошёл бы за коренного жителя Змеиного Зуба, но он наотрез отказывался работать без Банди.
Вдвоём они стоили тридцать иров в неделю, притом, что Мердок мог заменить, наверное, двух грузчиков разом. А Банди казался открытым и приятным мужчиной. За тем лишь исключением, что он не выглядел как островитянин.
Валь решительно выдохнула и села рядом с ними на скрипучий табурет. В горле будто когти скребли из-за табачного дыма. И зуб начинал болеть сильнее.
– Да, господа, я вернулась. Я решила, что мы с вами поладим, – заявила она. – Но, чтобы это сложилось, я должна больше знать о вас, и вам придётся выполнить кое-какие условия.
– Чудно, – улыбнулся Банди в усы. – У нас тоже есть кое-какие требования, но и мы с мистером М. решили, что сработаемся с вами.
– Давайте ваши условия вперёд, – вздохнула Валь и сжала тряпичный ридикюль покрепче в своих руках. Будто это помешало бы кому-то его выхватить.
Мердок с интересом высунулся с верхней лежанки, а Банди сел, облокотившись на свои колени, чтобы уж совсем не ломать приличия. Хотя они были полураздеты по меркам джентльменов, и о манерах речи и так не шло. Наверное, поэтому леди не положено было общаться с рабочими без представителя.
– Во-первых, мы с мистером М. работаем под псевдонимами. Как вы догадываетесь, мы каменщики, потому что были каторжниками на континенте. И, как вы тем более догадываетесь, нам удалось оказаться здесь благодаря восстанию графа Демона.
«Беглые заключённые», – устало подумала Валь. – «Прекрасно».
– Во-вторых, нам нужно два выходных в неделю, а не один. Не ради пятничного вечера; мы, если что, не пьём, мы только курим.
«Ну, у нас тут все курят…»
– В-третьих, мы хотим работать с едой и проживанием. Ну и тогда это будет стоить тридцать иров в неделю. Нам всё равно, как нас будут называть и за кого считать, но раз уж вы решаете, то нам главное быть честными друг с другом.
Глядя в его доброжелательные лимонные глаза, Валь пыталась понять, за что он был осуждён. Про Мердока можно было сказать сразу – за убийство. Такой громадный мужчина мог наступить на кого-нибудь и уже прикончить. Хотя то, что ему отрезали язык, вроде бы означало, что он сказал что-то лишнее своему господину.
Ну а что касается Банди… человек, которому так легко поверить, наверняка был мошенником. И на каменоломне отрабатывал награбленное у честных людей. «Валь, что ты тут ещё делаешь? Пора уходить», – вяло сказал ей внутренний голос, и она махнула на него рукой.
Для кладбища Моррва вполне сойдёт.
– Чудно, – подняла она брови, и Банди сразу оживился, поняв, что её это устраивает. – Теперь мои условия. Если мы договоримся…
– …не сомневайтесь, я думаю, вы не предложите ничего такого, что заставило бы нас отказаться, – и бородач еле слышно хмыкнул.
– Во-первых, если вы затеете какие злодеяния, даже не думайте, что вам удастся втянуть в это семейство Моррва. Я работаю в следственной службе Брендама, и, если вы пойдёте не той дорожкой, я без сомнения отдам вас в руки закона. Со мной вы будете сотрудничать, только если поклянётесь, что вы действительно хотите начать на острове новую жизнь, а не продолжать старое.
– В этом можете не сомневаться, миледи. Мы клянёмся, – Банди приложил руку к груди, а Мердок, обслюнявив три пальца, стукнул ими по бортику кровати, имея в виду то же самое.
Смерив их строгим взглядом, Валь продолжила:
– Во-вторых, никто не должен знать о вашем прошлом. Вы будете немного другими людьми для того, чтобы вас наняли старики Моррва.
Со вздохом она достала крошечную колбу с басмой и вручила её Банди.
– Можете не бриться, для рабочих это не принципиально, но вы, Банди, должны быть черноволосы. В назначенный день вы придёте в мастерскую Моррва и попроситесь к старику Герману в ученики бесплатно, но с проживанием и едой. Платить вам буду я. Со временем вы сможете просить иров по десять в неделю за услуги мистера Мердока, коль он будет больше грузчиком, но это уж целиком зависит от вас. Вам надо будет доказать, что вы очень хотите учиться у старого виконта, и тогда дело в шляпе. Ну, и в-третьих – вы островитяне из Лубни. Поэтому и умеете работать с камнем.
– По рукам! – вместо того, чтобы любезничать с нею как джентльмены, оба работяги действительно ударили ей по ладони. Валь это сперва показалось оскорбительным, но затем – забавным. Она не хотела думать, что идёт поперёк маминого учения, занимаясь подобными делами. Но она аккуратно отодвигала догматы «Свода законов, коим жена подчиняться должна». Пока что никто ничего не знает. По крайней мере, она не делает ничего греховного. Она просто хочет помочь своей семье… и не работать как вол.
Так прошёл её первый обеденный перерыв на рабочем месте. Она едва успела прискакать обратно в небольшое, но мрачное здание следственной службы, что затерялось меж посольских и административных построек в центре Брендама. Узкое, серокаменное, оно предварялось на удивление симпатичным палисадником. Вероятно, кто-то из жён служащих ухаживал за клумбами. В тихом приёмном холле комендант, облачённый в чёрно-белую форму, едва поднял на неё глаза; она миновала монстеру в горшке и прошла в заметённую пылью картотеку, где заведовал аккуратный старичок, сэр Фиор Малини. Он обедал на рабочем месте и ещё не закончил бутерброды с ветчиной. От него немного пахло перегаром; Валь знала, что у себя в столе он хранит пузырь коньяка. Но при даме, конечно, он не позволял себе к нему притрагиваться.
– Приятного аппетита, – пожелала ему Валь. Тот кивнул в ответ, а она вернулась к сортировке карточек убиенных при тусклом свете витражных окон. Все считали такую работу скучной, поэтому она могла лишь Катране похвастаться своим счастьем заниматься хоть чем-то серьёзным!
В каждой карточке – своя история. Этот утонул, этого укусила гадюка, этот пьяным попал под экипаж, этого снова укусила гадюка, этот упал с крыши при строительстве, а этого укусила… плетевидка? Чтобы умереть от яда плетевидки, надо было в рану накидать ещё дорожной земли, не иначе.
Сэр Фиор Малини, ставший её начальником, велел ей расположить отдельно всех умерших от змеиных укусов, выделив особо те случаи, которые были не похожи на обычное столкновение со змеёй в стоге сена. И Валь с энтузиазмом пустилась в это занятие.
– А можно посмотреть дело мистера С. Гиозо, который скончался, как тут сказано, от плетевидки? – наконец полюбопытствовала она.
– Леди Моррва, вам не обязательно настолько углубляться в вопрос.
– Но это невозможно, сэр Фиор! Плетевидка не опасна для человека. Её не так уж трудно отличить от обычной гадюки, чтобы это знали даже обычные работяги.
Сэр Фиор махнул рукой. Рудольф, вероятно, уведомил его, что работа в картотеке для новой сотрудницы – лишь помощь более зорких молодых глаз да, очевидно, прикрытие настоящего дела. Поэтому Валь взяла фонарь и пошла в тёмный архив, где витражи залепило грязью настолько, что дневной свет почти не поступал внутрь. Она находила досье и углублялась в них, читая и чувствуя себя как в детстве с детективным романом в руках.
У неё даже вызвало сожаление, когда адъютант Кроморов попросил её в морг. Но разочарование продлилось недолго; в прохладе подземного этажа следственной службы было интересно, как в лавке волшебника. Меж пепельно-серых стен мутнели стеллажи с литературой, заспиртованными ядовитыми змеями и жуками, а венцом был, безусловно, стол, на который укладывали трупы для изучения.
В морге Моррва вскрытий не делали; тела всех, чья смерть могла быть результатом преступления, сперва проходили это помещение, а на кладбища уже распределялись для ритуально-погребального этапа. Увидеть, как происходит эта тихая, но важная работа, для Вальпурги было честью. Она надела особые кожаные перчатки прежде чем приблизиться к телу и лорду Себастиену Оль-Одо. Себастиен был кузеном леди Эдиды, которая недавно с лордом Луазой отмечала оловянную свадьбу, и давно здесь работал. Он был уже немолод, но его острый змеиный взгляд говорил о ясном и пытливом уме.
– Посмотрите, леди Моррва. Этот несчастный стал жертвой укуса, как утверждают, кобры. У меня есть своё мнение на этот счёт, но я хочу знать ваше.
Валь положила на стол массивную Книгу Змей Видиров, что привезла с собой из Девичьей башни, вытащила вложенную в обложку линейку и раскрыла на разделе кобр. Затем подошла, чтобы взглянуть на место укуса и измерить расстояние между двумя кровяными точками, потом – всмотреться в бледное лицо зеленоглазого мертвеца.
– Сразу видно, что показания давали тененсы, – покачала она головой. – От укуса кобры это был бы паралич, смерть от остановки дыхания, и он был бы синюшный. Скорее всего, это опять гадюка. Но тененсы не считают гадюк опасными, на континенте они не смертельно ядовиты. Наши гадюки по их классификации называются «гюрзами», и их яд оказывает гемолитическое действие, которое вызывает свёртывание крови. Множество кровоизлияний в конечности вокруг укуса говорят сами за себя. И сыворотка, что была придумана от их яда, зачастую бестолкова настолько, что проще дать человеку умереть сразу. Так что… простите за долгое рассуждение, это укус гадюки. Судя по картотеке, именно гадюка убивает большую часть сельскохозяйственных и уличных рабочих.
– Это было просто, не так ли? – усмехнулся лорд Оль-Одо. Его профессию в народе называли «врач для мертвецов». Он и выглядел как врач, просто его прочные перчатки, как у Валь, отличали его от обычного доктора. Равно как и характерная циничная улыбка. – Вы даже не стали смотреть в свою книгу.
– Она пригодится, если потребуется выяснить разницу меж коброй и тайпаном, а не коброй и гадюкой. Тогда это будет сложно, но возможно; Книга Змей может дать ответ на любой такой вопрос, надо только правильно этот вопрос задать. По следу укуса можно определить размер змеи, расположение её ядовитых зубов. По количеству укусов и их глубине – её характерное поведение при нападении. И для кого-то, кто разбирался в змеях так, как мой отец, разница между коброй и тайпаном была бы очевидна. Ну а я буду учиться.
– Молодец, – Себастиен показал ей все свои жёлтые зубы, когда улыбнулся, и хлопнул её по плечу. Цепочка от его монокля заболталась, следуя за приветливым наклоном головы. – Здесь вы на своём месте, леди Видира. И ваш отец нам частенько помогал.
«Леди Видира», – с удовольствием повторила в голове Валь.
Леди Видира!
Она была так увлечена своей новой работой, что и домашние дрязги отошли для неё на второй план. Катрана стала её подругой и иногда даже подменяла её на уроках, когда Валь уезжала на весь день. Вот и теперь она читала Сепхинору и Хельге, сидящим на ковре, историю воцарения Харцев над всей Шассой. А Валь стояла у окна и украдкой косилась вниз, чтобы видеть дом и мастерскую Моррва. Тоскливый могильный простор серел повсюду, куда глаза глядят. Но нынешний пейзаж отличался от привычного; разница была в стопке массивных гранитных плит подле входа в мастерскую. Заказы начали поступать, но Герман до сих пор не притрагивался к камню.
Сквозь дымку мороси ей удалось разглядеть две комичные фигуры – маленького Банди и здоровенного Мердока. Они подошли к двери морга, постучались… и после короткой беседы леди Дала пустила их внутрь.
Всё получилось. За ужином, правда, намоченный работой под открытым небом Глен ворчал, что не нравятся ему эти ученики, заявившиеся к Герману. Но Валь, поймав его на лестнице, украдкой попросила:
– Не будь строг к ним, дорогой. Вдруг они и правда станут хорошими работниками кладбища? Они ведь окажутся в твоём подчинении и ответственности. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, – это не спускать с них глаз, и под твоим руководством они смогут стать нашими верными друзьями.
Глен потёр подбородок, а затем погладил Валь по щеке.
– Я так и сделаю, – кивнул он. – Знаешь, я всё же думаю, что они нам пригодятся. Я раскладывал карты утром, и мне выпал эльф в стеклянных башмачках. Похоже, их удачное появление принесёт успех. И я наконец заслуженно поработаю бригадиром.
У Валь отлегло от души, и она сама с удовольствием обнялась с мужем. Когда она зарылась носом в его плечо, ей показалось, что она чувствует себя так же радостно, как и впервые, когда Глен ответил на её интерес взаимностью и тем самым подтвердил, что готов на ней жениться. Конечно, с высоты прошедших лет можно было сказать, что надо было взять себя в руки и присмотреться к Рудольфу, как просила мать. Сейчас бы с ним можно было жить как за каменной стеной. Но тогда Валь чувствовала, что у неё нет сил на то, чтобы быть рациональной. Отец навсегда ушёл в Дол Иллюзий, и ей нужен был тёплый и родной человек, который дал бы спокойствие её осиротевшей душе. И этим человеком стал Глен. В семейной жизни он был ворчуном, но тогда… тогда его внимание было пределом мечтаний.
Сейчас он смотрелся будто бы как пройденный этап. Она выросла, она была готова постоять за себя сама. Но мужа же никуда не денешь! Оставалось его любить хоть как-то, раз выбрала. Тем более, он охотно прижимал её к себе в ответ, и его дыхание над ухом в какой-то мере заставило Валь пожалеть о воздержании, наложенном врачом.