Краски. Путь домой. Часть 5

– Лиз, делать вид, что ничего не произошло – глупо, – пробасил ей на ухо обнимающий мужчина. – Все случилось, пусть и не так, как ожидал этот ублюдок. Твои мужики – трусы, не тем ты доверяла свою жизнь. Едем.

– Нет.

Он оттянул убитую горем девушку от себя и взглянул на нее очень тепло и сочувственно. Он не сердился на нее, как вначале показалось Лиз, нет. Как она могла подумать такую глупость? Это был неудержимый праведный гнев, направленный на насильника, а не на его жертву.

– У тебя нет выбора сейчас, – вдруг заявил Грег. – Я – твой мужчина, я отвечаю за безопасность, значит, и решать эти вопросы – мне.

Загнанная в угол, измученная сильнее, чем в самую сложную неделю в корпорации, девушка обессилено упала на кровать. Что творил этот человек, некогда пообещавший защищать ее от всех напастей мира? Как она справится со своим драконом, перекормленным страхами? Проще умереть прямо сейчас.

– Ты ведь не убьешь его, правда? – Испуганно промямлила Лиз отодвигая на потом вожделенное желание смерти, на что мужчина смерил ее продолжительным взглядом.

– Переживаешь за этого мерзавца?

– Нет, за тебя.

– Я подумаю, – бросил Грегори с опасной усмешкой и раскрыл шкаф в поисках дорожной одежды.

26

Утро снова началось слишком рано благодаря невыносимо жаркому солнцу, бившему в окно гостиной. Оно воодушевленно стучалось сквозь стекло неугомонными ослепительными кулаками, требуя подъема, но чугунная голова после вчерашнего виски отказывалась отдираться от подушки. Впрочем, встать все равно пришлось. Нужда сдавила мочевой пузырь до боли, сообщая, что пить на ночь было не очень хорошей идеей. Брендон продрал глаза и огляделся, соображая, как добраться до туалета наименьшими усилиями. Ничего нового в голову не взбрело, поэтому пришлось справляться по старинке.

Он вчера снова уснул на диване. Если на второй этаж он не совался со времен смерти матери – пропади, стерва, пропадом – то спальня, раскинувшаяся недалеко от главного входа, еще какое-то время притягивала его своими мягкими матрасными объятиями. Правда, недолго. Как только дом выставился на продажу по причине своего гигантского размера, который единственному оставшемуся жильцу был не только ни к чему, но и не по зубам в плане уборки и ухода за ним, мужчина понял, что свою жизнедеятельность лучше сократить до одной комнаты. В его состоянии так было проще подготавливать жилье к осмотру потенциальными покупателями.

Перекатившись на бок, он притянул к себе громоздкое металлическое кресло на огромных колесах, доставшееся ему в награду за неосторожность, и принялся сильными руками перекидывать свои безвольные тощие нижние конечности на сиденье транспорта, искренне молясь лишь о том, чтобы не начать процесс отливания прямо здесь, в жилой комнате. Тогда бы пришлось мыть полы перед посещением особняка очередными покупателями, которых владелец ждал после обеда, а это бы далось ему вообще с непосильным трудом, потому что попробуй-ка управлять креслом, шваброй и собой одновременно!

Перекинув парализованное ниже пояса тело в седло, он принялся усиленно работать руками, выкручивая неудобные металлические дуги по направлению к дверям сортира. Брендон страстно желал, чтобы его следующее жилище имело лишь одну комнату и было полностью оборудовано под его ущербное существование, смертельно устав от жизни в таком никчемном виде.

Уже достигнув туалета, он вдруг понял, что именно сейчас может не успеть. За неимением инвалидных поручней в санузле, снятых недавно агентством по недвижимости, его гигиена, ранее заключавшаяся в перекидывании своего тела на унитаз, теперь представляла собой последовательность действий, требующих высокой осознанности и исключающих спешку. Но припертая потребность организма эту спешку как раз устраивала. Брендон судорожно принялся стаскивать себя с кресла.

– Чертово дерьмо, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

Ни за что не успеть! Нужда уже причиняла ему физическую боль от зажимания, но тело никак не поддавалось, то цепляясь костлявыми ногами за опоры кресла, то угрожая расплескать содержимое мочевого пузыря. В момент, когда воля иссякла, и жидкость была готова брызнуть из его атрофированного органа, Брендон ухватился за край ванной и завалился внутрь нее вперед головой. За ним, словно сухие сучья, прогремели узловатыми суставами ноги, и по телу полилась неудержимая горячая жидкость.

Вскоре течь прекратилась. Мужчина униженно валялся на дне ванной, политый собственной мочой, и всхлипывал от бессилия и ненависти к незаслуженной жестокой судьбе. Его ждала процедура, едва ли более простая, чем мытье полов – мытье себя. Злоба, несогласие с миром и острое чувство несправедливости вышибло из него последние силы, Брендон разрыдался, проклиная тот день, когда неудачно упал с лестницы на второй этаж, лишив себя не только ног, но и мужских сил ниже пояса. Перебитые осколками позвоночника нервные окончания приковали его прекрасное тело к дребезжащей телеге, а самого пострадавшего сделали импотентом. Поскуливая побитой собакой от вселенской жалости к себе, он попытался дотянуться до крана, и вскоре по лежащему в нелепой позе телу полилась вода, смывающая едкий запах испражнений с тела двадцатидевятилетнего алкоголика.

Крепкие спиртные напитки основательно вошли в его мир сразу после выписки из больницы, где его приговорили к ущербной жизни в этом покореженном теле. Какое-то время мать еще пыталась сдерживать его желание закончить то, что не довела до конца лестница, выливая его пойло в раковину и скандаля время от времени, но даже ей, вырастившей за свою жизнь несколько сотен детей разных характеров и нравов, не хватило сил на собственного сына. И Брендон попивал горячительное в сложное для себя время, не зная иных путей к проживанию утраты.

Конечно, после ее смерти все изменилось. Приют расформировали, детей вывезли в соседние города, кого куда. Второй этаж стал для него недоступным, и Брендон, пригласив работников клининговой компании, привел комнаты в порядок и законсервировал их, зная, что они ему больше не пригодятся. Впрочем, вскоре и дом для него стал громоздок, и хозяин огромного особняка решил избавиться от обузы, раз уж не смог избавиться от собственного постыдно бессильного тела.

Смотры шли вяло. Кому нужен гигантский дом на шестнадцать спален, утонувший в зарослях акаций и раскидистых буков, с нестриженым газоном и приходящими от времени в негодность системами жизнеобеспечения? Когда-то маленькие поганцы из-под плетки матери приводили это не в меру большое жилье в порядок, и Брендон представлял, что однажды, когда мать покинет этот мир, он разгонит притон молокососов и устроит тут шикарный бордель с самыми страстными шлюхами! Как смешна и изощренна бывает порой судьба, обламывающая крылья на мечту. Его бесполезно болтающиеся причиндалы не имели теперь сил даже к продолжительному держанию мочи, не говоря уже о чем-то другом.

Постанывая, он закончил обмывание своего позорного тела, после чего, кое-как сорвав со стены полотенце и, наполовину мокрый, перебрался назад в кресло, закинув сырую одежду в корзину для белья. Элементарные бытовые действия требовали от него трудов, сопоставимых с выживанием в лесной чаще, немногим отличающейся по комфорту.

Брендон притянул каталку к шкафу, желая одеться после незапланированного душа, и уставился на себя в зеркальную поверхность высокой двери. Из потустороннего мира на него смотрел еще совсем не старый, но обессиленный мужчина, уставший и отчаявшийся. О вчерашнем свидании с бутылкой напоминали опухшие веки вокруг темных глаз, а кудрявые волосы, окутавшие шею, намекали на потребность в парикмахере. Впрочем, кому это интересно? Прическа меньше всего волновала его и доставляла минимум хлопот на фоне того, как ему приходится мучиться каждый день со своим непослушным телом, которым в былые времена мужчина очень гордился.

Распахнув шкаф, он выбрал свежую футболку и домашние шорты, устав от рубашки и брюк в удушливую июньскую жару, на которых так настаивал агент по недвижимости. Он намекал, что не всем людям приятно таращиться на его костлявые коленки инвалида, но Брендону стало теперь все равно. Какая разница, что думают о нем люди? Хуже, чем он сам о себе думает, просто невозможно думать о нем!

О, как он заблуждался! Но пока, пребывая в блаженном неведении, наследник приюта взялся за свои обычные повседневные действия, занимающие все его время бодрствования.

Первым делом он выставил перед домом табличку на дохлых металлических лапах из строительного лома «на продажу», авось кто заинтересуется постройкой с улицы. Дело второе и далеко не самое простое – прокормить себя. Сложность была даже не в финансовом вопросе – скряга-мамаша оставила ему, помимо огромного дома, весьма приличную сумму, сэкономленную на бедных сиротках. Кухня была для него опасной ловушкой, в которой едва могло повернуться громоздкое инвалидное кресло. Оно цеплялось за витиеватые ножки старинного круглого стола и задевало металлические стулья, с грохотом падавшие на видавший виды паркет, кое-где уже вспученный временем и вечной кухонной влагой. Сам гарнитур, будучи довольно высоким и грациозным, возвышался над далеко не маленьким сидящим Брендоном до самой груди. Это усложняло манипуляцию с утварью, а о верхних шкафчиках и вовсе пришлось забыть: они стали недоступны для мужчины при всем желании.

Какие-то вещи он уже не убирал со стола, за что получал нагоняй от агента по недвижимости, которому приходилось прятать хлам перед приездом покупателей по полкам. Недовольный бардаком, он расставлял упаковки с сухим завтраком, сахарницы и вазы для конфет по навесным шкафам, а потом неизменно получал в свой след проклятия инвалида, снимавшего нужные вещи с полок точным ударом швабры.

Ненавистный быт убивал его, вымораживал, ввергал в пучину отчаяния! Каждый день отзывался испытанием, вынуждавшим совершать подвиг, требовал терпения и осознанности действий – иначе изматывающей приборки не миновать – выжимал последние силы. Совершенно не приспособленный к домашним делам и в лучшие его годы, будучи теперь беспомощным, Брендон лавировал на грани между острым желанием смерти и убеждением: «ладно, доживу этот кошмарный день, а завтра посмотрим».

Сегодняшний завтрак ничем не отличался от вчерашнего, разве только стуком в дверь, когда вторая ложка с хлопьями погрузилась в его рот.

– Кого могло принести в такую рань? – Пробубнил мужчина себе под нос и, снося кухонные стулья, направил кресло к входу.

По пути он уронил пластиковую вазу с бумажными цветами с журнального столика в гостиной, чуть не завалил вешалку в прихожей и, со всей аккуратностью объехав подставку для зонтов, достиг двери. Ох уж этот антураж для восторженных посетителей.

В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво и отчетливо.

– Иду-иду! – Недовольно бросил Брендон и, уложив пальцами встрепанные волосы, окинул свой прискорбный внешний вид в зеркале прихожей.

Ладно, вряд ли удастся стать симпатичней после вчерашней алкогольной слабости. Он протянул ладонь к дверной ручке и, пятясь на неповоротливом кресле, открыл створку.

На крыльце стояли двое. Серьезный плечистый парень с тяжелым взглядом карих, почти черных глаз из-под густых бровей, аккуратной стрижкой на чуть волнистых волосах, опрятно одетый и поражающий уверенностью в осанке. Брендону показалось на миг, что он смотрит на более удачную копию себя, словно из параллельного измерения пришедшую показать ему, каким бы он мог быть, если бы не оступился однажды. Его спутница – темноволосая красавица с ярким макияжем, невысокая и очень стройная – испуганно топталась за его спиной. Она поглядывала с опаской на хозяина дома своими светло-карими, почти желтыми кошачьими глазами, показавшимися ему мимолетно знакомыми. Где-то он уже видел подобный уникальный для человека цвет радужки, но память, затертая выпивкой, не дала четкой картинки.

– Нам нужен Брендон Кирби, – бросил мужчина строгим, почти грубым голосом.

Соблазнительная идея откреститься от этой парочки тем, что он понятия не имеет, кто такой Брендон Кирби, отодвинулась в сторону интересом, что им могло от него понадобиться.

– Это я, – сознался инвалид. – Чем могу помочь?

– Мы войдем, разговор не уличный, – пробасил парень и, отодвигая в сторону его коляску, протиснулся внутрь, словно имел на вторжение право.

Следом он втащил за собой свою спутницу, явно не желавшую проходить. Девушка уставилась на Брендона своим странным взглядом и, прижавшись спиной к стене в прихожей, не отважилась двигаться дальше. Владелец жилища смотрел на нее крайне заинтересованно, и тут в его голове начали мелькать картинки. Интерес на лице сменился изумлением, и мужчина осел в кресле еще ниже, изумленно выдохнув:

– Бэтти?

Девушка вздрогнула от своего имени, и ее глаза наполнились слезами.

Да, это была она, Бэт Харви! Самая красивая воспитанница детского дома матушки Кирби вернулась под родную крышу после стольких лет скитаний. Он безмерно страдал, когда девчонка пропала в его день рождения без объяснений и следов, потому что все их совместное детство пытался добиться ее внимания. И теперь вот она, стоит в его гостиной, близкая и восхитительная, только он уже не тот. Брендон в этот момент захотел просто умереть от унижения судьбы. Как она могла так сильно подставить его перед вожделенной красавицей?

– Привет, – прохрипел Брендон и стыдливо кивнул на свою повозку под безвольным задом, – теперь все так.

Бэт плакала. Она не смела продвигаться вглубь дома, лишь смотрела на него полными слез глазами, испуг в которых сменился жалостью. Он и сам себя жалел, что уж там. Выглядел он, безусловно, очень паршиво.

– Есть разговор, – бросил ее спутник Брендону и смело прошел в кухню.

Оставшиеся в прихожей восхитительная девушка и прикованный к креслу человек переглянулись и направились за ним.

Компания расселась за столом. Брендон не мог даже предложить гостям чаю, потому что им пришлось бы самим наливать себе угощение. Все чашки и утварь хранились на верхних полках кухни, куда доступ инвалиду был закрыт.

– Познакомишь со своим другом? – Спросил он у давней знакомой.

– Грегори Томпсон, я ее муж, – представился гость строгим тоном, и Брендон сник.

Впрочем, шансов и так не было с его малоподвижным образом жизни, но, почему-то, сообщение, что Бэт вышла замуж, убили в нем остатки желания жить.

– Очень приятно, – буркнул он, понимая, что тон говорит об обратном, и взглянул на Бэтти. – Почему ты вернулась? Десять лет прошло…

Но девушка лишь молча переводила наполненный слезами взгляд с одного мужчины на другого, не в силах начать разговор.

– Теперь ты будешь делать вид, что ничего не случилось, а? – Встрепенулся ее сопровождающий. – Как ты думаешь, почему она и слова тебе сказать не может?

– Почему? – Изумленно уставился Брендон на агрессивного парня, забыв, кто в доме хозяин.

– Ты пытался ее изнасиловать! – Вскипел собеседник, сжав кулаки.

Впервые в жизни его спасла коляска. Глядя в наполненные гневом черные глаза визитера, Брендон явственно ощутил, что не будь он прикованным к колесам, получил бы уже без разговоров по первое число. Впрочем, в этом случае он бы не позволил незнакомому типу вести себя так, словно тот являлся повелителем вселенной.

Стоп! Что он только что сказал? Изнасиловать Бэт?

– Ты в своем уме, парень? – Возмутился инвалид, расправив плечи. – Я никогда бы не посмел! Бэтти, скажи ему, что это все чушь!

Но девушка лишь понуро опустила взгляд в стол, по которому с тихим стуком закапали ее слезы.

– Боже, Бэт! Это ведь… Неправда… – Несмело прошептал он и протянул ладонь к тонкой руке малышки, когда сильные мужские пальцы перехватили ее и отбросили от девушки. – Но когда? Я даже предположить не могу, как это случилось!

– В день твоего девятнадцатилетия, – впервые подала голос гостья. – Ты был пьян в стельку и очень жесток.

Круговорот картинок заполнили его мозг. Лампочки, выступление сопляков в дешевой сценке, стрекот сверчков и его первая в жизни бутылка виски. Вдруг острая боль в паху напомнила об ушибленном мужском достоинстве, Брендон невольно охнул и протянул руку к причинному месту, забыв, что оно не может болеть в сегодняшнем состоянии. Перебитые нервные окончания лишили чувств его орган много лет назад, обездвижив заодно и ноги.

– Но я не помню! – Выдохнул мужчина, обхватив голову обеими руками. – Ты поэтому исчезла? Я искал тебя, Бэт, чуть с ума не сошел!

Он вспомнил свое адское похмелье наутро, дикую боль внизу живота и панику, что никогда больше не увидит понравившуюся девушку. Мать тоже билась в панике. Не смея заявить, что сиротка исчезла, иначе бы ей урезали бюджет, она каждый божий день с тех времен озиралась, ожидая проверки.

Получается, это он был виноват в исчезновении Бэтти! Брендон нервно поерзал в кресле, ставшем вдруг ужасно неудобным: жесткое седло кололо зад, а дребезжащие дуги, поддерживающие ноги, неприятно впивались в икры.

– Полагаю, теперь ты все видишь, да? – Пробасил супруг гостьи, самодовольно откинувшись на спинку стула, и девушка кивнула.

– Пожалуйста, не уезжайте так скоро! – Выпалил хозяин дома, догадавшись о дальнейших действиях посетителей, и сам удивился своему порыву. – Могу я попросить тебя налить вам чаю? Вся посуда наверху, мне не достать…

Грегори бросил на жену взгляд исподлобья, и та кивнула. Мужчина расслабленно двинулся к кухонному гарнитуру, до завидного легко управляя своим телом, и принялся греметь чашками.

– Мне очень жаль, Бэтти, – тихо проговорил Брендон.

Та взглянула на него с болью и, лишь покачав головой, стала осторожно вытирать слезы, стараясь не повредить макияж.

– Что с тобой стряслось? – Поинтересовалась она, кивнув на кресло.

– Упал с лестницы. Помнишь, верхняя ступень слишком короткая, там вечно все падали? – Усмехнулся мужчина, и гостья кивнула. – Вот и я упал. Алкоголь не прощает ошибок, благодаря ему я дважды сломал свою жизнь.

– Дважды? – Не поняла Бэтти.

– Да, – кивнул он. – Первый раз, когда потерял тебя. Прости меня, пожалуйста, каким же бараном я был!

На стол встали три кружки с чаем, а их дуэт разбил муж дорогой сердцу девушки. Его взгляд смягчился, брови расслабились, и теперь он выглядел даже добрым.

– Спустить тебе что-нибудь с полок? – Спросил он. – Наверняка, сложно добраться, например, до кофе, м?

– Кофе мне нельзя, после операции сложности с почками. А вот от пакета с овсянкой не откажусь, он там, за банками с мукой.

Вскоре их компанию можно было даже назвать теплой. Бэт рассказала свою странную историю детства и выживания, которая выглядела с его стороны совсем не так ужасающе, как из уст худенькой девушки, и Брендон искренне и очень глубоко раскаялся о своих шалостях в адрес малышки, доселе считавшихся забавными. Сам он рассказал о своей жизни, смерти матери и попытке продать дом. Это место его больше не держало и не притягивало, он был готов уехать отсюда подальше, предварительно предав огню все семейные фото.

– Кстати, о фото! – Встрепенулся Брендон. – Грегори, идем со мной, нужна будет помощь.

Мужчина, преследуемый шагами визитера, покатил коляску к лестнице, под которой скрывалась от посторонних глаз кладовка. Там, под кучей разного хлама, он разглядел две коробки, которые и попросил отрыть своего нового знакомого. Из первой он достал два толстых альбома с фотографиями, а вторую попросил поставить на поручни кресла. Сунув нос в пыльные бумажные глубины, он достал папку из небеленого картона, на которой размашистым почерком матери значилось: «Элизабет Харви, 1988 год».

С этой ношей мужчины вернулись в кухню.

– Это тебе, – протянул Брендон папку воспитаннице приюта. – Личное дело. Мать берегла их так, словно ждала контроля со стороны органов опеки в любую минуту, жутко боялась, что ее лишат финансирования.

Девушка несмело раскрыла папку и тут же закрыла ее вновь, растерянно кивнув, явно не готовая к изучению досье.

За просмотром фотографий Бэт оживилась. Она хихикала, разглядывая общих знакомых, попавших в кадр, и вспоминала истории о них, звучащие странно под соусом ее сверхчувствительного восприятия. Кто бы мог подумать, что под внешним равнодушием и отрешенностью девочки скрывалась такая гора боли и невыносимая потребность в защите! Брендон слушал рассказы с восхищением и сочувствием, чего раньше не испытывал никогда в жизни, и время от времени поглядывал на супруга гостьи, вероятно, удовлетворившего ее нужду. Горькая тягость потери, охватившая инвалида в момент сообщения о замужестве красавицы, улеглась, и теперь он чувствовал к Бэтти братские чувства, теплые, лишенные каких-либо интимных подтонов. Поэтому, когда девушка зависла любовным взглядом на одной из карточек, Брендон великодушно позволил ей забрать любые, какие захочется, все равно он не собирался их хранить долго.

– Жаль, что дети такие жестокие и глупые, – проговорил он задумчиво. – Иногда одного честного разговора достаточно, чтобы перестать воевать.

– Миссис Кирби не позволила бы нам дружить, – мотнула головой собеседница. – Она ненавидела меня всем сердцем.

– Она боялась тебя, ты была очень странной в своем спокойствии. К тому же о твоем отце не было точной информации, и мать не могла быть уверенна, что ты – ее собственность. Вечно ждала подвоха, и получала его, чему же удивляться.

Неожиданно раздался стук в дверь. Сидящие за столом переглянулись. Брендон зыркнул на часы и глубоко вздохнул.

– Агент по недвижимости, – сообщил он понуро. – Через полчаса осмотр дома.

– Да, и нам пора, – поднялся со стула Грегори.

Всей командой они и двинулись к двери, за которой, как и ожидал хозяин дома, обнаружился Ленни Финч, сухой поджарый тип, вечно журящий его за беспорядок. Гости поменялись местами, впустив внутрь Ленни, и собрались уходить, когда Бэт вернулась и сжала Брендона в объятиях. Его нос заполнился ароматом ее цветочных духов, а щеку пощекотали гладкие блестящие волосы.

– Прости меня за все, Бэтти, – шепнул он ей на ухо. – Будь счастлива, у тебя прекрасный муж!

– Я прощаю, – проговорила девушка и улыбнулась.

– Будь здоров! – Бросил ее спутник, и пара покинула территорию приюта.

Когда Брендон вернулся в кухню, Ленни уже вовсю наводил порядок. Он излишне усердно оттирал оставленные после гостей чашки и ворчал:

– Тебе вообще хочется продать свой дом, Кирби? Какого черта ты тут свинячишь?

– Знаешь что? – Вдруг вспыхнул прикованный к коляске мужчина. – Это твоя работа, чувак! Бери и делай свое дело! А если считаешь, что я тут прохлаждаюсь или недостаточно мучаюсь в этой чертовой повозке, то судьба тебе расскажет, каково это, только попроси! И не ставь мои вещи на верхние полки, лишь бы не убирать их еще раз завтра! Я не могу достать их и ненавижу тебя всякий раз, когда пытаюсь!

Финч уставился на него круглыми серыми глазами, не веря своим ушам. Но Брендона это больше не заботило: его реакции – это его проблемы. Собирая со столешницы личные вещи, он заметил начатую бутылку виски, искрящуюся золотистыми всполохами в лучах солнца.

– Так и будешь стоять столбом или поможешь мне, наконец? – Возмутился Брендон, выливая пойло в раковину.

Вместе с терпкой маслянистой жижей утекало в канализацию его недовольство жизнью. Он больше не позволит этой дряни ломать его судьбу, нет, сэр!

– Ты псих, Брэн, – проговорил посетитель, изумленно таращась на пустую бутылку. – Лучше бы мне отдал.

– Тебе это тоже не нужно, поверь, – заявил Кирби, почесывая колющийся креслом зад. – С алкоголя рушатся жизни.

Первым делом, что он приобретет себе после осмотра дома покупателями, это новую каталку. Побреется, выйдет, наконец, на эту чертову улицу, и выберет себе нормальный транспорт, будь неладно это ущербное существование! И заглянет в парикмахерскую на обратном пути.

Почесывая непомерно зудящие сегодня бедра и ягодицы, он отправился в гостиную собрать постельное белье с дивана. Пора было уже продать этот убогий дом, Брендон готов к новой жизни.