Если надо было перейти вброд речку или перебраться через овраг, ребята помогали девчатам, это было неписаное правило. Павел вёл Томку за руку и, переведя, не спешил отпустить, повторяя: «Ну вот и всё, Томусик. Всё позади, уже можно открывать глаза и идти дальше» Томка на него не обижалась.
Павел стал для неё настоящим другом, но Томка ждала большего. Ждала год. Потом ещё год. Но Пашка не собирался разводиться, любил жену, обожал дочек и был счастлив. И тогда она вышла за Толика (который, к слову, это два года тоже ждал и ни на ком, кроме неё, жениться не собирался). Как же давно всё это было, как давно она с ними не виделась, не интересовалась, как они живут, как там Пашка… Незачем было. Ни к чему.
И вот результат: не нужна она больше ни мужу, ни сыну, у них своя жизнь. И у неё, Томки, будет своя! Никто ей не запретит, никто ничего не скажет: некому говорить. Томка решительно поднялась, зажгла свет и, придвинув к себе телефон, набрала номер.
– Галка, привет! Это Тома Казначеева, помнишь такую? – бодро выдала Томка заготовленную заранее фразу. И испугалась. Сейчас скажет «А-аа, Тома? Ну, как жизнь? Как дела? Ты извини, у меня гости, долго не могу говорить…».
Галя не сказала «а-аа», не спросила про дела, не сказала, что ей некогда. Вместо этого она неприлично обрадовалась и вывалила на Томку накопившиеся за несколько лет новости. Группа сменила руководителя – им стал Боря Бергман, а Блинов, что называется, «вышел на пенсию» и нянчит внуков на даче. Два раза в год они всей группой приезжают к нему на дачу – пятнадцать человек, тридцать рабочих рук. И не слушая Колиных протестов, дружно берутся за работу – забор поставить, сараюшку-развалюшку подправить или ещё что-нибудь. И на удивление соседям – «на счёт три» встаёт вокруг Колиного участка новый забор, сверкает свежим тёсом сарай, а во дворе на верёвочных качелях (альпинистский трос и деревянные удобные сиденья) с радостным визгом взлетают в небо Колины внуки…
Покончив наконец с Колиной «частной собственностью», группа рассаживается вокруг костра, а Николай будто снова их руководитель… И молодеет его лицо, и не смолкает смех, и Борис поёт под гитару песни Шуфутинского. Все устали как собаки, но это обычное, так сказать, состояние. Всем хорошо и весело. Колина жена хлопочет у стола. А на столе!.. – Соленья, варенья, пирог с яблоками из своего сада… И знаменитая Татьянина наливка.
– Стол какой накрыли, даже есть жалко!. Так я чё сказать хотел… Будем праздновать Татьянин День? Танечка, за тебя! Те, кто может, пьют – стоя.
– Тогда и за хозяина надо! Он такой костёр нам развёл, чуть сарай не спалил, всем, короче, угодил. Коля, за тебя. За нашего бессменного… За нашу группу! За нас за всех и за каждого отдельно… Тань, тащи, что там у тебя есть, душа просит… Хорохорятся, изображают развесёлых-разудалых, хохочут-заливаются. Соседи справедливо думают, что Колькины-то гостенёчки канистру спиртяги прикончили, не меньше, а у гостей в стаканах вода из родника, у Коли родник за участком, от воды зубы ломит и вкус необыкновенный. Наливочку посмаковали и остановились: стоп-кран, нельзя. Половина группы спортсмены, остальные вокруг да около.
…«Что ещё? – вспоминала Галя. – Сашка с Инной теперь в Германии живут, у них уже трое детей. Пишут, всё хорошо, только скучают по походам, нет в Германии походов выходного дня! А говорят, развитая страна…»
Долго рассказывала Галя… Томке не удавалось вставить ни слова, а так хотелось спросить про Павла! Но спрашивать не пришлось: Галя сказала сама.
– Приходи, Том! – звала Галя. – В эту субботу у Николая день рождения, собираемся у него на даче. Опять не в очередь Татьянин день отметим! – рассмеялась Галя. – Заодно и смородину соберём, у Коли двадцать кустов, им одним не справиться. А жена его знаешь какую наливку делает, смородиновую! Речка Смородина, Калинов мост! Приходи, и пирогов напеки с вареньем. Коля с яблочным любит, не забыла ещё? Между прочим, Пашка обещал быть, он у нас теперь в женихах ходит…
И словоохотливая подруга поведала Томке, что Павел с женой давно развёлся, но до сих пор переживает, что она не даёт ему видеться с дочками («Вот как повернулось у Павла, а ведь так любил жену!» – сжалось Томкино сердце).
– Пашка ушёл к другой, там тоже не сложилось… В общем, теперь холостой. Шлёт на дочек алименты, а жена ему их обратно отправляет, представляешь?! Пашка на женщин смотреть уже не может, не верит никому, с ребятами только общается, а баб за километр обходит, – болтала Галя. – Тебя, между прочим, вспоминал! Говорит, женился бы на Томке, и горя бы не знал. А я, дурак, думал – наладится у нас со Светкой, да и девчонок жалко, малолетки… А Светка не думала: сама ушла и меня же объявила виноватым. Томка бы никогда не бросила…
– Никогда, – подтвердила Тома. – Так ты говоришь, она сама от него сбежала? С двумя детьми ушла?!
– Знаешь, она звонила мне тогда, – понизила голос Галя, хотя никто не мог их слышать. – Говорила, что Пашка совсем перестал дома бывать, всё по походам, по горам мотается, а дочек на нас с мамой бросил, и меня, говорит, бросил…
Светлана терпела долго, даже слишком долго: любила Павла, ждала что опомнится и о семье вспомнит. Но Павел собирался провести отпуск в горах и на все её уговоры поехать с детьми к морю («Там что, гор нет? В «радиальные» можно ходить, и компания всегда найдётся») отвечал:
– Тебе оно надо, море это? Надо? Ну, так езжай, путёвки я достану, с мамой и езжайте девчонки накупаются-назагораются. А я в горы хочу! Ты вот – не хочешь себе отказывать, а я почему должен – отказывать? Достала уже со своей ревностью. Я один еду, один, понятно тебе?
Светлана проглотила комок в горле и не выдержала: «Да езжай! Хоть бы ты там сдох, в своих горах!»
На этом и остановились. Вернувшись из отпуска, Павел не нашёл дома ни жены, ни детей. Семейная жизнь кончилась. И что он ей сделал?..
Глава 3. Когда именинник снимает штаны
Она положила трубку с колотящимся сердцем: Павел её не забыл, Павел её помнит! Весь следующий день хлопотала Томка – достала с антресолей старую, видавшую виды штормовку, выгладила. Напекла пирожков с повидлом и целую гору творожных печенюшек. Генка даже удивился: «Куда ты столько, мать? Это ж нам за месяц не съесть».
Услышав от матери, что она идёт в поход, да ещё на день рождения, и к тому же с ночлегом (место сбора переиграли и решили пойти на два дня – отмечать так отмечать! – на излюбленное Колино место, речку Берёзовку, за сто десять километров от Москвы. Места там безлюдные, лес грибной и ягодный, а речка родниковая. Ну и желание именинника – закон), Генка даже присвистнул…
– Да ты с ума, что ли, сошла? Какие походы?
– А ты меня уже в старухи записал?– огрызнулась Томка. – У вас своя жизнь, а у меня своя. Я может, замуж выйду, уйду от вас.
– Да ну тебя! – махнул рукой сын.
И Томка, победно улыбаясь, пошла укладывать двухдневный рюкзак.
А ночью ей приснился муж…
Вынимала Томка из духовки пироги. Оглянулась – а за столом Анатолий сидит.
– Толь, возьми вот пирожков, поешь, пока горячие, – засуетилась Томка. А муж ей грустно так отвечает:
– Да ты забыла что ли, Тома? Я же умер! Вот же память девичья… Не надо мне теперь пирогов. Да и не мне ты их пекла – Павлу своему.
– Какой он «мой», я на Колин день рождения, на общий стол пекла, – оправдывалась Томка.
– Нет, ты не для всех, ты для Павла пекла, – гнул своё муж. – А меня угощаешь как гостя незваного, нежеланного. Пашке своему пекла, а меня кормишь. Пашку любила, а за меня замуж пошла.
– Да ты же сам от меня ушёл! – сорвалась на визг возмущённая Томка. – Ты ушёл, а я, значит, виновата?!
– Не любила ты меня, потому и ушёл, – отрубил Томке муж. – А я всю жизнь тебя одну… С другой жил, а любил по-настоящему только тебя! А ты даже на кладбище обо мне не плакала. Обидела ты меня, Томка, и сына обидела. Отгородилась от всех, хочешь жизнь заново начать? Нет, Тома, в одну реку дважды не войдёшь… Ну, прощай, жена. Приходи на могилку ко мне. Только пирогов не носи, раз не мне пекла.
– Да что ты ко мне привязался, с пирогами этими! – гаркнула Томка в сердцах. Смотрит – а никого нет. Стоит будто Томка у плиты, пироги жаром пышут, вкусно пахнет горячей сдобой и повидлом, на противень вытекло, будь оно неладно… А мужа нет.
Ей вдруг стало страшно. И одиноко стало: ушёл от неё Толик, в третий раз ушел, пирожка даже не попробовал… И подумалось ей, что и не вспомнить, когда она мужа Толиком называла – всё Толька да Толька!
Заплакала Томка от обиды – и проснулась в слезах. За окном розовело рассветное небо. Как её встретят в группе, шутка ли, столько лет не виделись.
Томка сунула в объёмистый рюкзак две картонных коробки с пирожками и одну большую – с творожным печеньем и с тяжёлым сердцем влезла в лямки. Рюкзак ощутимо давил на плечи. «Тяжёлый, собака» – подумала Томка. – Ничего, после обеда будет легче».
Ей вдруг стало легко, словно кто-то невидимый снял с её плеч тяжелые ладони. Тихо ступая, чтобы не разбудить домашних, Томка вышла в коридор – и встретила неприязненный взгляд сына. Щелкнула замком, вызвала лифт. Сын не уходил, собирался с силами, поняла Томка.
– Опять шляться наладилась? – мужниным голосом изрёк сын («Господи, ну до чего у них голоса похожи! И характер не дай господи…»)
– Отец вот… из-за походов твоих ушёл. Ревновал тебя очень. Любил потому что. Это он сам мне сказал. А ты… Тебя разве удержишь, пятьдесят скоро, а всё как девчонка – с рюкзаком, с ночёвками… Подумала бы лучше, кому ты там нужна? Ну, разве только на ночёвку…
– А кто ж тебя научил матери так хамить? Отец хамом был, и сын хамом вырос! – выкрикнула ему в лицо Томка и, не дождавшись лифта, резво скатилась по лестнице.
Уже выйдя из подъезда и жмурясь от тёплого утреннего солнышка, Томка улыбнулась. – «А вот нужна!» – ответила она Генке, но он её уже не слышал.
На вокзале Томку ждал сюрприз: отметить юбилей Николая (ему исполнилось шестьдесят) собрался, как отметил сам юбиляр, «кадровый состав» группы – друзья Колиной молодости и все его бывшие туристы. Поздравить любимого руководителя пришли даже те, кто давно уже «завязал» с туризмом. Многие из них помнили Томку, так что её опасения – как встретят в группе – остались позади, и ничто не омрачало Томкиной радости.
Вглядываясь в полузабытые лица старых друзей – такие знакомые, такие дорогие для Томки лица (и совсем почти не изменились, ну разве чуть-чуть, самую чуточку стали старше), она словно вернулась в прошлое и чувствовала себя молодой и беспечной – как двадцать лет назад, когда они всей группой (самой дружной группой Клуба Походов выходного дня!) вот так же отмечали Колин юбилей. Тогда ему исполнилось сорок. Каким он стал теперь?