– Возвращайтесь! Похитители уже вышли на связь и выдвинули требования.
– Тимур Георгиевич, тут надо бы всё тщательно облазить, – нашёл в себе силы возразить Павел Петрович.
– Всё потом! – как-то устало произнёс шеф, – Сейчас вы мне оба нужны тут.
Тимур Георгиевич потребовал от похитителей связь по видео с женой, чтобы убедиться, что она жива и не пострадала, но они отказали, жёстко заявив, что утром пришлют видеозапись. Неизвестность усиливала тревогу. Тревога способствовала бессоннице. Бесила собственная глупость – не предусмотрел. Душила собственная вина – не защитил. Волком хотелось выть от собственного бессилия. Горело сердце от жажды мести. Бесконечно долго тянулась ночь из-за бессонницы.
24
Шурочка очнулась в тёмной незнакомой комнате на скрипучей пружинной кровати. Язык прилип к нёбу, горло драло от сухости. Страшно хотелось пить, но пошевелиться было ещё страшнее. Чтобы не поддаться панике, Шурочка начала восстанавливать в памяти события сегодняшнего (а, может, уже вчерашнего?) дня до момента, когда потеряла сознание…
Она была у Константина Аркадьевича. Они говорили о том, чего ей не хватает в семейной жизни. Оказалось, парадоксальная вещь – любви хватает, а уверенности в любви – нет! Когда она самостоятельно пришла к этому выводу, очень удивилась! (Была у Константина Аркадьевича такая манера вести приём – он больше слушал, чем говорил сам, умело направляя мысли пациента в нужное русло. Получалось, что ты как будто рассуждаешь, беседуешь сам с собой или с добрым другом, а не с врачом) Выходило, что ей, Шурочке, не хватает каких-то ласковых, пустяшных слов, подарков… Нет! Не подарков! А подарочков! Мелких, не дорогих! Не по случаю праздников, а просто так. Без намёков или прямого выпрашивания. Элементарно посидеть рядышком, взявшись за руки, только чтобы муж обязательно взял её за руку первым. Услышать от него какие-то милые прозвища. Да хоты бы «солнышко», например, или «рыбка». Такие вот у Шурочки были непритязательные желания, чтобы чувствовать себя любимой и счастливой.
Следуя логике любой среднестатистической женщины, ей хотелось видеть в своём муже соединение положительных качеств мужчины-праздника – коммуникабельность, способность на широкие жесты, оптимистичное отношение к жизни, с положительными качествами молчуна-зануды – надёжность во всех отношениях, ответственность и серьёзность в вопросах брака и семьи. И совсем не хотелось сталкиваться с отрицательными – поверхностность, ненадёжность, измены мужчины-праздника и скучность, педантичность, стремление к одиночеству молчуна-зануды. В чистом виде два этих противоположных мужских типа встречаются крайне редко, как правило, представители сильного пола обладают лишь отдельными чертами, присущими тому или иному типу, но Шурочке «повезло» нарваться на чистый тип молчуна-зануды, строить отношения с которым нужно было опираясь только на его поступки, а не слова, коих из него не вытащишь. И свои желания выражать прямо, не рассчитывая, что он поймёт твои прозрачные намёки.
И вот здесь-то, с точки зрения психиатра, всё выглядело кристально просто и ясно – столько подвигов, сколько совершил Тимур Георгиевич ради Шурочки, мог совершить только глубоко любящий человек, что называется, горы готовый свернуть23 ради неё! И эта его бескорыстная помощь с семьёй брата – ведь мог молча пройти мимо, заставив Шурочку работать с полной отдачей методом наказания или даже уволить. Его доверительное отношение к ней, когда позволил прикоснуться к истории своей семьи – что ему стоило нанять стороннего переводчика, с которым не надо было объясняться? И это его преодоление самого себя, своей обиды, даже ненависти, когда бросился за ней в Москву! А сам факт его женитьбы на ней? В пятидесятилетнем возрасте, когда перспектива делить свою территорию с партнёршей и подстраиваться под неё, приводит молчунов-зануд в ужас! Бога ради! И не надо говорить о ребёнке! В большинстве своём дети любимы мужчинами пока они сами любят их мать. А дальше отделываются щедрыми или не очень алиментами. Что мешало Тимуру Георгиевичу поступить также? А это его внимательное отношение к её самочувствию, настроению, его мгновенная реакция на её послеродовую депрессию? У большинства мужчин реакция варьировалась бы от грубого: «Хватит дурью маяться!» до легкомысленного: «Зайка, что ты переживаешь из-за ерунды?!»
Шурочка прекрасно помнила, с какой радостью, воодушевлением она вышла от психотерапевта. Пусть Тимур Георгиевич никогда не был и не будет мужчиной-праздником, но и классическим молчуном-занудой он не стал. Молчуном – да, был, а вот занудой – нет. Однозначно, нет! И, значит, у неё есть все шансы вернуть хоть частичку того открытого, улыбчивого Тимура, каким он был в молодости.
Именно об этом думала Шурочка, когда на неё напали сзади. Чья-то большая ладонь перекрыла ей воздух, зажав рот и нос, плотно прижав к лицу влажную тряпку со сладковатым запахом. Шурочка стала задыхаться, сознание поплыло. Она забилась в жёстких тисках. А последнее, что она запомнила, прежде чем окончательно потерять сознание, был укол в руку…
Шурочка осторожно прощупала левую руку и обнаружила след от укола. Значит, она всё правильно вспомнила. Укол – снотворное, сладко пахнущая тряпка – хлороформ. Её усыпили и куда-то увезли, но она жива и невредима, а, значит, это – похищение. Точно рассчитанная доза хлороформа и снотворного явно указывала на то, что заказчику похищения фармацевтика знакома не понаслышке. А это значит, что ему что-то нужно от её мужа. Не от неё же! Что с неё взять, кроме анализов? И, значит, шанс на спасение есть. Нужно только набраться терпения и мужества, вести себя осторожно, не поддаваться панике.
Как ни готовила себя Шурочка к появлению похитителей, дверь отворилась неожиданно. Вспыхнул яркий свет, и в комнату вошли двое. Оба в военной камуфляжной форме и с балаклавами24 на голове. Один начал устанавливать какую-то аппаратуру, а второй подошёл к Шурочке и весело так, в расстяжечку, скомандовал:
– По-о-одъём!
Жёстко взял Шурочку за локоть и отвёл в туалет. Прохладная вода дала возможность почувствовать облегчение. Закрытая дверь – ощущение безопасности. Ложное, конечно. И слишком короткое. Её опять жёстко взяли под локоть и вернули в комнату, где для неё уже был приготовлен стул и видеоаппаратура.
– Ну, что, золотая рыбка, вякни что-нибудь! Не молчи, как рыба! – скаламбурил балагур и сам же заржал над своей шуткой.
– Что? – осторожно переспросила Шурочка.
– Что ты жива и невредима.
– Я жива и невредима, – послушно повторила Шурочка, глядя прямо в камеру.
– Но это п о к а! У тебя красивая жена, Налимов и, если ты не хочешь, чтобы мы попортили её чешую, сделай то, что тебе велели побырому!
23 – выражение пошло из Библии (Мф, 17-20): «…если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажите горе – «Перейди отсюда туда», и она перейдёт»
24 – маска с отверстиями для глаз и носа или рта. Используется как подшлемник для горнолыжников, пожарных, танкистов, автогонщиков, а также бойцами спецподразделений и преступниками для сокрытия личности. Согласно легенде, балаклаву придумали солдаты британской армии, когда сильно мёрзли под городом Балаклавой во время Крымской войны. Зима 1854-1855 года была очень холодной, а большая часть британских войск не получила вовремя зимнего обмундирования, жилья и питания.
25
Следующие несколько дней были похожи друг на друга. Утром и вечером Шурочку кормили и выводили в туалет. Сопровождал её неизменно один и тот же охранник. Он каждый раз выдавал «остроумные» замечания, демонстрируя обширные познания в царстве рыб. С ухмылочкой так, с издёвочкой, упражняясь на тему фамилии Рыбников. «Ну, что, вобла, как тебе кормёжка? Червячка заморила?» «Не больно твой Угорь на сковородке извивается, чтобы тебя вызволить. Пути-выходы, видать, привык, как сом, не торопясь в тине искать!» «Что-то не торопится твой Карась тебя забрать! Небось, пожирней уже себе стерлядку нашёл!» «Ну, что, щучка, не пора ли нам тебя прищучить?» Шурочка старалась пропускать его «остроты» мимо ушей, а про себя стала называть охранника Весельчак.
Другого охранника она прозвала Умник. Он с ней не общался, даже его голоса она ни разу не слышала. Весельчак и Умник – двое из семи гномов из сказки про Белоснежку. Этими смешными именами из детской сказки Шурочка интуитивно пыталась отгородиться от нависающей над ней опасности, преуменьшить её. Как сказал бы психотерапевт – выстроила механизм защиты как последовательное искажение когнитивного (сознательного, мысленного) и аффективного (чувственного) образа реальной ситуации с целью ослабления эмоционального напряжения, угрожающего индивиду, структуре его личности. Такая психологическая защита выстраивается, в том числе, и от угроз, исходящих от внешнего мира. Психологические механизмы защиты направлены на «избегание страданий», «устранение неприятного состояния», отрицание «болезненных переживаний», достижение согласованности внутреннего мира, реалистического приспособления субъекта к окружающему миру, достижение благополучия в конкретной ситуации.
Объяснить всю эту научную подоплёку собственного поведения Шурочке было некому, поскольку Константина Аркадьевича рядом не было, как не было рядом и мужа. Никого не было. Шурочка была одна и спасала хотя бы свою психику, как могла, коль скоро полностью спастись было не в её власти. Тут ведь что было самое главное? Не ждать, что спасение вот-вот придёт. Не думать об этом. И это было самое трудное, потому что нечем было занять своё время с утра до вечера.
Но, видимо, с этой трудной психологической задачей Шурочка, всё-таки, справилась, поскольку день её освобождения пришёл неожиданно. В комнату ворвался Весельчак, кинул ей в руки пальто и приказал:
– Пошевеливайся!
Едва Шурочка трясущимися руками застегнула пару пуговиц, Весельчак вывернул ей руки за спину и ловко скрутил их скотчем. Скотчем же залепил и рот Шурочки. Идти с завязанными руками оказалось не так уж и просто, и охранник то и дело грубо подталкивал пленницу вперёд.
Около машины с уже заведённым мотором их ждал Умник. Они вдвоём загрузили Шурочку в багажник, а потом ещё и ноги её замотали скотчем. К чему были такие предосторожности, она не поняла. Да и не задумывалась над этим. Не смотря на нехватку воздуха (нос был свободен, но, почему-то, из-за залепленного рта дышать полной грудью не получалось), на ломоту в плечах от вывернутых суставов рук, на боль от плотно прижатых друг к другу костяшек ног, Шурочка была счастлива! Сегодня весь этот кошмар закончится! Она вернется к мужу и сыну! К своей нормальной, повседневной жизни! И не будет больше маяться дурью: любит – не любит, так любит – не так любит, так люблю – не так люблю. Будет просто жить, наслаждаться каждым днём, ценить каждое мгновение!
Но всё оказалось совсем не так радужно как рисовалось Шурочке. Ехали довольно долго. Сначала по просёлочной дороге, дальше – по шоссе (Шурочку перестало трясти и чувствовалось, что машина прибавила скорость). Потом опять пошла грунтовая дорога, машину мотало из стороны в сторону, и Шурочка больно ударялась то носом, то затылком, пока ей не удалось упереться ногами и макушкой в стенки багажника. Когда машина, наконец, остановилась, и её извлекли на свет, Шурочка едва смогла стоять на ногах, так они тряслись от напряжения. Тут-то и стало понятно, что ни о каком освобождении речи не идёт. Они просто сменили дислокацию. Маленький дощатый домик, скорее – избушка, и густой лес кругом, вот где оказалась Шурочка на этот раз.
Охранники завели её внутрь и грубо толкнули на продавленный диван. Она это поняла по скрипнувшим пружинам, которые больно упёрлись ей в бок. Рассмотреть комнату возможности не было, так как вокруг её обступала кромешная тьма.
На какое-то время Шурочку оставили в покое, а дальше началось дежавю25. Вспыхнул яркий свет, и в комнату вошли оба охранника всё в той же камуфляжной форме с балаклавами на голове. Умник начал устанавливать треногу под видеоаппаратуру, а Весельчак сдёрнул Шурочку с дивана и усадил на стул. Только он больше не балагурил. И скотч ни с лица, ни с рук Шурочки не снял. Зол был, как чёрт.
– Ты что же, падла, самым умным себя вообразил?! Играть с нами вздумал? Ну, ты напросился! Мы с тобой поиграем! Только в нашу игру! Пазлы называется. Слышал о такой? Это когда картинку по кусочкам собирают. Вот тебе первый пазл, премудрый пескарь!
И с этими словами Весельчак схватил волосы Шурочки, сколько уместилось в кулак, и откромсал прядь под корень острым армейским ножом, которым перед этим размахивал у неё перед глазами, пока наговаривал текст на камеру…
25 – «уже виденное». Психическое состояние, при котором человек ощущает, что когда-то уже был в подобной ситуации или в подобном месте, однако, испытывая такое чувство, обычно не может, несмотря на его силу, связать это «воспоминание» с конкретным моментом из прошлого. Наука распознаёт два типа дежавю: патологическое, обычно ассоциируемое с эпилепсией, и непатологический тип, характерный для здоровых людей, из которых примерно две трети имели опыт дежавю. Люди, которые больше путешествуют или часто смотрят фильмы, испытывают дежавю чаще, чем другие. Частота возникновения дежавю уменьшается с возрастом (из Википедии)
26
Следующие несколько дней были похожи друг на друга. Утром и вечером Шурочку кормили и выводили в туалет. Только это был уже не тот комфортабельный туалет в тёплом доме, как раньше, а покосившаяся будка на улице с дыркой в полу. И кафельной раковины с горячей водой не было тоже. В коридоре был прилеплен рукомойник над ведром. Успеешь по дороге, пока тебя ведут обратно в место заточения, ополоснуть руки – хорошо. А не успеешь – твоя проблема, жди следующего раза. И вода в рукомойнике была той же температуры, что и в коридоре. А на дворе уже глубокая осень, конец ноября, вот-вот снег пойдёт.
Но человек животное быстро приспосабливающееся. Приноровилась к новым условиям и Шурочка. Она и в первый день пребывания на новом месте обитания не дала себе волю впасть в отчаянье, хотя очнулась на диване опять в полной темноте. Огнём горели губы и кожа вокруг них. Саднило ухо. Она потянулась к нему рукой и нащупала рану с чем-то липким. За ухом кололись неровным ёжиком волосы. Ещё не осознав, что произошло, отвлеклась на другое. Она ощутила, что лежит на чём-то мокром и холодном. Потянулась туда и поняла, что мокрыми были её собственные трусы. Она описалась.
И тут Шурочка всё вспомнила. Весь сегодняшний день в подробностях. И свои несбывшиеся надежды. И животный страх из-за мелькавшего перед её глазами ножа с широким лезвием. И боль туго натянутых волос… Губы горели из-за грубо содранного с них скотча. Липкое на её ухе – это кровь. Видимо, Весельчак задел его ножом, когда отрезал волосы. А описалась она от страха перед тем, как грохнуться в обморок. И Шурочка завыла.
– Заткнись, уклейка недорезанная! – грозно откликнулась темнота за закрытой дверью голосом Весельчака.
И Шурочка заткнулась. Взяла себя в руки и попыталась рассуждать логически. Главное – она жива. Скотч с её губ и рук сняли. Волосы отрастут. Стыд от мокрых трусов она как-нибудь переживёт. Чем так разозлил похитителей муж, и какой следующий пазл из её собственного тела они решат ему послать – лучше не думать. Тут ведь что самое главное? Найти точку опоры, от которой будешь соизмерять своё положение. Если за начало измерения, нулевой меридиан, брать свою прежнюю жизнь, сытую и спокойную, то впасть в отчаянье, а то и сойти с ума, не долго. Если ориентироваться на то, что было с тобой в течение последних нескольких дней до этого, то положение ухудшилось, но не на много. А если представить себе, что переживали узники концлагерей, то твои сиюминутные проблемы покажутся тебе сущей ерундой.
Исходя из этой логики, Шурочка себя и вела. К бытовым неудобствам старалась приспособиться, панике не поддаваться. А переживать и бояться было чего. Весельчак был всё время навеселе. От него постоянно несло перегаром. Мутный взгляд, которым он провожал каждый шаг Шурочки, был тяжёлым и липким. Она чувствовала себя мелкой дичью, за которой из-за кустов наблюдает матёрый хищник, подбираясь всё ближе и ближе. А ведь хищников было два. Не пил же Весельчак один? Наверняка они пьянствовали вместе с Умником.
Но вскоре Шурочке стало не до переживаний о себе. Однажды она подслушала разговор похитителей-охранников, и её затрясло от ужаса…
Шурочка уже приготовилась ко сну, угнездясь в раз и навсегда найденной позе между торчащими пружинами дивана, когда услышала грохот за дверью и отзвук повышенного тона голоса. Чёрт! У неё же есть стеклянный стакан! В фильмах не раз им пользовались герои, чтобы подслушать то, что творится за стенкой. Почему бы и ей так не попробовать? Всегда полезно знать, о чём говорят твои враги. Может, так и понятней будет, что произойдёт дальше, к чему готовиться?
Собственно говоря, стакан оказался и не особенно нужен. Достаточно было немного расковырять дырочку между досками, через которую пробивался тоненький лучик света из соседней комнаты. (Это тебе не тот основательный каменный дом, в котором её держали вначале!). Голос Умника звучал приглушённо, о чём он говорил, можно было только догадываться по отдельно долетающим словам:
– …сыт…
А вот Весельчак говорил громко и в выражениях не стеснялся:
– Я только на неделю подписывался, а мы уже третью валандаемся!
– …деньги…
– Кинут нас на бабло! Нутром чую!
– …надо…
– Скучно мне! Свободу хочу! Бабу хочу! Погудеть на воле хочу!
– …шеф…
– А я сразу говорил – надо было щурёнка брать, а не бабу! Давно бы уже сговорились!
На этих словах Шурочке поплохело и слушать дальше она не стала. Поняла, что похитители рассматривали одним из вариантов похищение Лёвушки, ярко представила себе его в их руках, и её затрясло от ужаса. Господи! Какое счастье, что они остановили свой выбор на ней, а не на сыне!
27
Чтобы не сойти с ума от беспокойства за родных, Шурочка запретила себе думать о них и больше двух недель ей это удавалось. Она как будто забыла о сыне. Мужа мысленно называла не иначе, как Тимур Георгиевич и на «Вы», как будто он до сих пор только её начальник, а она его подчинённая. А взаимоотношения с родителями вернулись в ту фазу, когда они общались лишь изредка, украдкой от националиста Тараса, и отсутствие связи в течение двух недель было обычным делом. Но после подслушанного разговора сознание Шурочки взбунтовалось, мысли прорвали воздвигнутую ею плотину и хлынули неуправляемым бурным потоком.
Она думала о стареньких родителях, которые остались на Украине, побоялись быть в тягость собственным детям. Тарас ещё в Подмосковье не укоренился, жил с семьёй на съёмной квартире, куда там ему ещё родителей принять. Шурочка была замужем за состоятельным, но чужим человеком, напрашиваться нахлебниками к которому не хотелось. Да и климат в Питере для стариков был не ах. А тут свой дом, пенсия какая-никакая, да и хозяйство на кого бросишь? Конечно, наверняка материнское сердце почувствовало беду, приключившуюся с родной дочерью, но Тарас также наверняка навёл тень на плетень, чтобы не волновать родителей, и оно, сердце, малёк успокоилось правдоподобной ложью. Хотя, какую историю можно придумать, оправдывающую двухнедельное молчание дочери, Шурочка представить не могла. Уехали в отпуск в Антарктиду, где не работает сотовая связь? Так почему не предупредили? В любом случае, то, что родители остались на Украине сейчас только на руку. Вряд ли бы от них удалось скрыть Шурочкино похищение, будь они рядом…
А Тарас? Как там у него дела? Как Олеся? Как чувствует себя Наденька? Зная упёртый характер Тараса, Шурочка была уверена, что правду из мужа он вытряс давно. Тимур тоже упёртый, но тут ещё надо поглядеть кто кого. По Шурочкиному разумению упёртости в муже и брате было одинаково. Только и разницы-то: Тимур при всей своей упёртости ещё и замкнутый, а у Тараса все эмоции наружу…
Господи! Как же она соскучилась по мужу! Даже по его молчанию соскучилась! По его рукам! По его теплу в постели! По его мимолётному поцелую в щёку, когда она провожает его на работу! По мягкому выражению лица, с которым он смотрит на сына, когда тот засыпает! Что?!? Ну, что мог запросить похититель, чего ты не можешь ему отдать уже две недели??? Ты же понимаешь, как мне страшно?!? Как мне плохо?!? Пожалуйста, вытащи меня отсюда! Спаси меня!..
Лёвушка, как ты там без матери? Или я тебе тоже не нужна, как и твоему отцу? Еда в бутылочке, памперс есть кому поменять. Поел – покакал – поспал вот и все твои нехитрые радости жизни? Может, тебе уже няню наняли, и ты моё отсутствие и не заметил? Или твоё маленькое сердечко тоже чувствует мамочкину беду? Её отсутствие рядом? И ты капризулишь, кривишь губки, отказываясь от бутылочки, не спишь? Как же хочется прижать твоё тёплое тельце к себе! Поцеловать твою нежную бархатистую щёчку! Вдохнуть твой сладкий младенческий аромат! Господи! Какое счастье, что похитители остановили свой выбор на ней, а не на сыне! Спасибо тебе, Господи!
28
– А ты, щучка, оказывается, горячая штучка! Ишь, какая мокренькая! Все вы, бабы, сучки, что Жучки, что щучки!
Ещё до этих слов, которые никак не могли принадлежать Тимуру, Шурочку вытолкнул из сладкой неги запах. Запах перегара. Она несколько мгновений не могла сообразить, где находится. Ведь только что они нежились с мужем в постели. Он ласкал её грудь, гладил попку, щекотал между ножками. Она тянулась к нему всем телом, жаждала быть окутанной его теплом, пылала от желания соединиться, слиться с ним, сгореть в едином пламени. Но…
Но это было всего лишь сном. Сном, из которого её выдернули в грубую реальность. Чужие, шершавые руки мяли её грудь, сжимали мягкую попку и настырно лезли между ног в её святая святых. Запах перегара лез в нос. Весельчак! Он решил изнасиловать её.
Шурочка инстинктивно засопротивлялась. Но не так-то просто оказалось сбросить с себя тяжёлое мужское тело. Чем отчаяннее сопротивлялась Шурочка, тем грубее и жёстче обращался с ней насильник. Она брыкалась ногами и молотила руками в воздухе, пытаясь дотянуться до его лица. Рычала – «Нет! Нет!», уворачиваясь от его липкого, вонючего рта.
В какой-то момент ей удалось выскочить из-под него, и она побежала к двери. Но выбежать из комнаты не получилось. Весельчак схватил её за ногу и повалил на пол. Шурочка больно ударилась лицом. Мгновения, пока она справлялась с болью, насильнику хватило, чтобы навалиться на неё всем телом. Шурочка опять попыталась вцепиться Весельчаку в лицо, но он перехватил её руки, больно зажал одной рукой, а второй влепил звонкую пощёчину. По одной щеке, по второй.
Кто-то хладнокровный внутри Шурочки, кто-то, кто не потерял самообладания, какая-то маленькая рациональная частичка её сознания чётко произнесла ей в ухо: «Не сопротивляться. Потеряешь сознание – изнасилует. Поддаться. Тянуть время. Ударить чем-то тяжёлым. Один удар. Другого шанса не будет!» И Шурочка послушалась внутреннего голоса. Расслабилась.
– Давно бы так! – удовлетворённо проворчал насильник.
Отодвинулся в сторону и потянулся рукой вниз. Но второй рукой продолжал удерживать руки Шурочки, плотно прижимая их к её горлу, так что дышать было трудно. Возможности найти под рукой что-то тяжёлое и ударить, не было. Вжикнула расстёгиваемая на брюках молния. Рука Весельчака закинула подол платья Шурочки вверх и схватилась за её трусы…
Шурочка чувствовала себя удивительно спокойно, она как будто была не в себе, не в своём теле, а где-то над ним, наблюдала за собой со стороны. «Сделай вид, что помогаешь снимать трусы. Освободи ногу и ударь», – скомандовала она сама себе. Изловчилась и ударила коленкой, целясь в пах. Насильник взвыл и дёрнулся, но руки её не отпустил, лишь немного ослабил хватку, и дышать стало легче. «Кричи!», – скомандовало подсознание, и Шурочка заорала:
– Помогите!
Кому она кричала, кого звала на помощь, она не соображала. Просто этот крик отчаяния было единственным оставшимся в её распоряжении средством спасения. И пусть всё, что она сделала, только ещё больше разозлило насильника. Пусть он её может забить до смерти. Так было даже лучше. Так она освободиться. Освободиться от боли, от унижения, от ненависти.
Шурочка ждала удара, но его не последовало. Яркая полоса света от открывшейся двери разрезала темноту комнаты и осветила лежащую на полу женщину и скрючившуюся над ней фигуру мужчины с занесённым вверх кулаком, как будто луч прожектора выхватил из тьмы театральной сцены двух актёров. Чья-то тень пересекла свет, схватила мужчину за поднятую руку и в мгновение ока уволокла за дверь.
На какое-то мгновение Шурочка возликовала – муж! Это он, Тимур, вовремя пришёл ей на помощь! Но… Дверь закрылась. И никто не бросился к Шурочке, чтобы поднять её с пола, прижать к себе, успокоить, что теперь всё будет в порядке. Пусть даже ничего не сказать, а только успокаивающе погладить по голове…
И Шурочка поняла, что спасителем был не муж, а Умник. И где он был раньше? Почему не вмешался сразу? Почему помог сейчас? Вопросы так и остались без ответа.
29
Теперь по утрам в будку на улице Шурочку сопровождал Умник. Она бочком проскакивала кухню и сени, боясь встретиться глазами с Весельчаком. Покушать Умник усаживал Шурочку за стол. А потом спускал в подпол, здесь же, на кухне. Крышка опускалась, и Шурочка оказывалась в кромешной тьме. Только в подвале она поняла, что это такое на самом деле.
В подвале было холодно и сыро, но, несмотря на вероятность простудиться, Шурочка чувствовала здесь себя более защищённой, чем в комнате наверху. Её по-прежнему выпускали в туалет и давали покушать два раза в день. Сначала Шурочка пыталась считать «раз-два», «раз-два», чтобы вести счёт дням, но тьма так размывала время, что вскоре она сбилась и плюнула на это дело, а потому не обратила внимания на неурочность очередного поднятия крышки. А когда ей опять сунули в руки пальто, залепили скотчем рот и стянули им руки и ноги, тупо решила, что они опять куда-то переезжают. Если брать в расчёт тенденцию, что каждый переезд бытовые условия только ухудшает, то куда же они могут отправиться на этот раз? Разве что в шалаш…
Ехали опять довольно долго. Машину мотало из стороны в сторону, значит, всё время по грунтовой дороге. Наконец, остановились. Вынули Шурочку из багажника. Усадили прямо на землю. Умник наклонился над ней с ножом и разрезал скотч, стягивающий руки за спиной. Вернулся в машину, и она уехала. А Шурочка осталась. Она ничего не могла понять. Заозиралась вокруг. Сидела она на какой-то просёлочной дороге. Прямо перед ней расстилалось широкое распаханное поле. За её спиной был лес. Вернее – лесополоса, поскольку, когда она начала различать звуки, расслышала шум проезжающих машин. И тут она поняла – господи! Да ведь это – свобода! Свобода, которую она так жаждала получить! Свобода, которую она так долго ждала! Она жива и невредима, и скоро за ней приедут! И она окажется дома, в тепле и чистоте! Увидит мужа и сына! Господи! Какое счастье! Спасибо тебе, Господи!
Сидеть в ноябре на голой земле было холодно, а чтобы встать, надо было содрать скотч с ног. Да и не хотела Шурочка, чтобы кто-нибудь её видел в таком плачевном состоянии. Сначала она осторожно освободила рот, а потом на коленях доползла до ближайших кустов. Отломала подходящую веточку и с её помощью справилась со скотчем на ногах. И стала ждать мужа.
Походила туда-сюда, попрыгала на месте, чтобы согреться. Стараясь не углубляться в лес, чтобы не потерять из виду просёлочную дорогу, посидела на поваленном дереве. Повторила действия по кругу несколько раз. В душе стала нарастать тревога. По её внутренним часам прошло уже достаточно много времени с того момента, как её освободили похитители. Даже если они приехали заранее на место встречи, чтобы гарантированно ни с кем не пересечься, уже давно бы пора за ней приехать. Серое ноябрьское небо заметно темнело – то ли дождём грозило разразиться, то ли день уступал дорогу вечеру.
И тут Шурочка со всей очевидностью поняла – она напрасно ждёт, никто за ней не приедет. Никому она не нужна. Не нужна мужу, который не выполнил условия похитителей. Не нужна похитителям, которые поняв, что ничего от него не добьются, не стали брать грех на душу, не убили её, а просто выбросили, как бесполезный хлам. И что же ей теперь делать? Как жить дальше?
«Прежде всего – выбраться отсюда», – дала сама себе установку Шурочка, решив ставить перед собой небольшие практические задачи, а о глобальном подумать потом, позже. К шоссе она решила идти напролом. Конечно, просёлочная дорога наверняка где-нибудь к нему выводила, но кто знает, в какую сторону по ней меньше идти – направо или налево? По прямой всяко короче.
С лесополосой Шурочка справилась за полчаса. Пришлось-таки попетлять, обходя поваленные деревья и густые заросли кустов. Выбравшись на шоссе, в первую очередь внимательно вгляделась вдаль, заметила далеко впереди справа белеющий указатель, и двинулась туда – надо было сориентироваться, где она находится, в какую сторону идти к Питеру. Здесь Шурочке повезло – на указателе было написано, что до Санкт-Петербурга 25 километров. И идёт она в правильном направлении. Каких-то несчастных 5 часов и она в городе! А, если удастся поймать попутку, и того быстрее.
Машины редко, но по шоссе проезжали. Шурочка не бросалась останавливать первую попутную. Наоборот, заслышав приближающийся шум, шарахалась в кусты. Очень боялась нарваться на лихих людей. И только через час пути (больше часа она шла или меньше, но указатель о 20 км до Питера уже был пройден), увидев машину скорой помощи, решилась поднять руку. И опять ей повезло – скорая остановилась.
– Вам нужна медицинская помощь? – спросила молоденькая врачиха, не выходя из машины, лишь опустив стекло и с опаской глядя на молодую женщину в заляпанной грязью одежде с грязными космами волос, выбивающихся из низко надвинутого капюшона.
– Нет… Да! Помогите, пожалуйста. У меня всё отобрали и выкинули из машины… Ни денег, ни документов, ни телефона…
– К Вам были применены действия насильственного характера? – продолжила строго врач.
– Н-нет, – с запинкой ответила Шурочка.
– Через пару километров пост ГАИ. Можем Вас туда подбросить, они по горячим следам быстро разберутся, – как-то недовольно сказала врач.
– Ой, нет, пожалуйста! Подбросьте меня до какой-нибудь станции метро, – жалобно попросила Шурочка (с кем-кем, но с полицейскими ей сейчас общаться не хотелось), – Я так нанервничалась, устала, скорей бы домой! Пусть муж с этим разбирается.