Ты ворвалась в мою жизнь непрошено… Всё, возможно, будет не так, уж, и плохо!
TekstОлеся не выдержала напряжения двух разрывающих её в противоположные стороны эмоций и обмякла в руках Кирилла в глубоком обмороке.
Очнулась Олеся на диване в гостиной, куда её перенёс Кирилл. В ушах звенело. Кружилась голова. Воздуха не хватало, и Олеся часто и глубоко дышала. Зрение никак не могло поймать фокус, все предметы вокруг троились и четверились. Олеся попыталась сосредоточиться на лице, которое нависало над ней, и постепенно ей это удалось. Как при настройке чёткости изображения в бинокле, появились испуганные глаза Кирилла и его что-то произносящие губы. Всё из-за него! Все беды у неё из-за него! – подумала Олеся. Собрала все свои начинающие возвращаться силы в руки и оттолкнула заботливо наклонившегося над ней мужчину:
– Чего ты добиваешься, Кирилл?!
Не ожидавший такой агрессивной реакции, Кирилл встал с дивана и отошёл в сторону:
– Кажется, Олеся Глебовна, Вы меня, всё-таки, узнали?
– Ещё бы!
Задетый горечью, явственно прозвучавшей в словах женщины, Кирилл холодно спросил:
– А по какому поводу такой тон?
– А то ты не знаешь!
– Представьте себе, даже не догадываюсь! Меня полгода не было в посёлке. А когда вернулся, Вас там уже не было. Ни Вас, ни Вашего мужа. Только куча сплетен. А хотелось бы знать правду.
– Правду? Правду… Мы с мужем ждали ребёнка, ты это знаешь… А потом он получил анонимное письмо, где утверждалось, что я спуталась со старшеклассником и мой ребёнок от него, а не от мужа. Догадываешься, на кого намекали, и кто написал?
– Машка! – мгновенно понял Кирилл, вспомнив, как та прятала от него глаза при последней встрече.
– Да, – подтвердила Олеся, – Машенька Арефьева, безоглядно влюблённая с Кирилла Стахова…
– Что было дальше? – глухо подогнал замолчавшую Олесю Кирилл.
– Мы поссорились… Я неудачно упала…
– Он тебя избил??? – с гневом вскричал Кирилл и от ярости сжал кулаки.
Был бы этот упырь рядом, он, не задумываясь, убил бы его!
– Нет, – покачала головой Олеся, – ударил один раз… по лицу… Я ударилась животом об тумбочку, а потом головой об пол. Очнулась в больнице с сотрясением мозга и уже без ребёнка.
– А потом?
– Потом? Вышла из больницы. Собрала вещи и вернулась к родителям в Оренбург. Без мужа и без ребёнка.
– Вы развелись?
– Нет. Не разводились. И так и не поговорили. Серёжа погиб через три года. Вот так всё и закончилось…
– А сын у тебя от второго мужа? – легко перескочил на «ты» Кирилл.
– Да. Мы с ним познакомились в Москве. Я себе решила сделать подарок на тридцатипятилетие, приехала сюда на зимние каникулы. Попала на его лекцию о Малевиче, влюбилась. И получается, что подарила себе не только Москву, но и мужа.
– А сейчас он где? Ты вроде бы одна сына воспитываешь. Разбежались?
– Саша умер четыре года назад. Последняя стадия рака. Уже ничего нельзя было сделать…
Оба замолчали. Олеся окончательно пришла в себя и обратила внимание, что за окном уже начало темнеть. Она всполошилась – ей срочно надо домой, к детям, а она тут воспоминаниям предаётся!
– Кирилл, мне, правда, обязательно надо быть сегодня дома. У Вареньки ночная смена, я должна вернуться до её ухода, чтобы дети не оставались одни.
– Варенька? Это твоя няня? И почему «дети»? У тебя же один сын?
– Господи, какая няня, Кирилл! Откуда у меня деньги на няню! Мы живём вместе в двухкомнатной квартире. В одной комнате я с сыном, в другой – Варенька с дочкой. Так дешевле, и дети всегда под присмотром.
В машине они опять молчали. Олеся думала о детях, строила планы на завтрашний выходной. Её истоминская история уже давно была ею пережита. А вот Кирилл никак не мог успокоиться от услышанного. До сегодняшнего дня он считал себя пострадавшей стороной. Если не жертвой, то уж обиженным – точно. Строил планы мести. Смешно! Смешно, если бы не было так горько! Оказывается, это он принёс столько боли… Может, и не совсем он. Или – не только он. Но всё равно из-за него это случилось…
Уходя, Олеся, перейдя на «Вы», попросила Кирилла Андреевича никому не рассказывать историю их взаимоотношений. Тот ничего не ответил. И до двери квартиры, как в прошлый раз, не проводил.
15
На ближайшей после выходных планёрке Кирилл Андреевич объявил об успешном окончании договорного этапа с партнёрами из Португалии и начале работ по новому, зарубежному направлению. Отдал ряд распоряжений о расширении штата сотрудников. А в конце планёрки вдруг сделал заявление, «во избежание слухов», как он выразился, что они с Олесей Глебовной Бахрушиной знакомы ещё со школы, где он был учеником, а она – его классным руководителем.
К чему было это заявление, не понял никто, кроме, пожалуй, Сергея Васильевича, которому Кирилл Андреевич поручил секретное задание, связанное с Олесей. Руководители подразделений, сплошь мужчины, выкинули из головы полученную информацию, ещё не дойдя до дверей своих кабинетов. К работе она не относилась, а значит, была для них бесполезным мусором.
Единственно, кого эта информация заинтересовала, была Карина Владимировна. Заинтересовала только лишь как повод лишний раз позлорадствовать и уколоть при случае. Это ещё хорошо, что она не присутствовала на вечере с иностранными гостями в загородном доме шефа и не видела, как Кирилл Андреевич зажигал с Офелией. А те, кто присутствовал, хранили стойкое молчание. А то бы она ещё больше развернулась!
Ольга Ивановна сразу это поняла по её заострившемуся взгляду гончей собаки, поймавшей след добычи, и предупредила Олесю. Олеся недоумевала – зачем он это сделал? Кого это касается? Если только показать, что плевать он хотел на её просьбы? Сначала завелась поговорить с шефом, высказать своё «фи», но потом решила, что дело сделано, представила, как будет нервничать при разговоре, и махнула на ситуацию рукой, оставив всё, как есть. Тем более что на её взаимоотношениях с коллективом информация никак не отразилась, а парочку уколов начальницы отдела кадров, которая всё равно невзлюбила её с самого начала (Ольга Ивановна объяснила почему), она уж как-нибудь переживёт.
16. Март
Олеся была возмущена действиями Кирилла до глубины души. Как он посмел так вмешиваться в её жизнь??? Кто он такой??? Она спустила на тормозах первую ситуацию, когда он во всеуслышание заявил о давности их знакомства, но эту, про наследство Саши, она просто так оставить не могла. И Олеся попросила Маринку предупредить её о появлении шефа на работе.
Кирилл Андреевич последнее время в офисе появлялся только налётами, и то только для того, чтобы посовещаться с Михаилом Кирсановым, юристом фирмы, и Сергеем Васильевичем. С Мишей понятно – они проталкивали через многочисленные бюрократические инстанции договор с Slipstream Resources Investments Pty Ltd. Предварительно-то он согласован был, но одно дело заручиться устной поддержкой и совсем другое получить нужную подпись и печать. Понятно в связи с этим, почему иногда в кабинет шефа вызывались главбух (ситуация требовала периодической смазки) и Юра Зыков, который был на постоянной связи с Португалией. С какого боку-припёку был начальник службы безопасности, никто не знал, но и задумываться об этом не собирался. Начальство на верху, ему видней.
Кирилл очень обрадовался, когда Маринка доложила, что к нему на приём рвётся Олеся Бахрушина. Они не виделись уже почти месяц, с тех самых выходных, когда ему удалось хитростью оставить Олесю у себя. Как же он соскучился по её светлому открытому лицу! В последнее время ему приходилось общаться только с толстыми, разъевшимися на казённых харчах, алчными рылами чиновников. Даже редкие среди них лица женщин не радовали, выражение на них было всё то же – вежливо-высокомерное или вопросительно-алчное. Но надо было, надо, преодолеть этот этап, чтобы новый договор вступил побыстрее в силу, и круг этих жадных, загребущих лап сузился до одного-двух, посаженных на «пропитание» на постоянной основе. И Кирилл Андреевич все свои силы и силы своей команды бросил на это.
Но про Олесю он не забывал ни на минуту. Ещё во время её короткого рассказа о своей жизни он вдруг связал имя её второго мужа Саши, как она его называла, Бахрушина со знаменитым искусствоведом и коллекционером картин художников-авангардистов Александром Алексеевичем Бахрушиным. Кирилл Андреевич поручил начальнику службы безопасности проверить все обстоятельства второго замужества Олеси. А когда Сергей Васильевич подтвердил, что Саша это и есть тот самый Александр Алексеевич, очень удивился. Олеся, как его вдова, и их общий сын Антон, как его наследник, должны быть, как говорится, «упакованы по макушку». А в итоге ютятся в малогабаритной двушке на окраине Москвы, а не блаженствуют в хоромах мужа и отца в центре. Да ещё Олесе вкалывать приходиться, чтобы прокормить сына, хотя, по идее, наследство они должны были получить не маленькое, ох, какое не маленькое!
Все эти непонятки и распутывал Сергей Васильевич по поручению шефа. И чем глубже вникал Кирилл в ситуацию, тем больше она его возмущала своей вопиющей несправедливостью по отношению к Олесе и её сыну. Он решил выбить из детей Бахрушина, нагло разделивших наследство отца между собой, всё, что было положено его второй жене и сыну, и преподнести это Олесе, сделав тем самым первый шаг к началу нового этапа их отношений. Мысль о мести давно уже канула в прошлое. А, если признаться самому себе честно, вторая его часть – о разбитом сердце Олеси, всегда была так, для видимости, для потехи самолюбия. А вот первая – о её влюблённом взгляде не давала покою с самого начала.
Когда Олеся ворвалась в его кабинет (иначе и не скажешь – как фурия ворвалась!), её глаза метали громы и молнии, и ни о каком «светлом открытом» лице речи быть не могло.
– Кирилл Андреевич! Я настоятельно прошу Вас прекратить вмешиваться в мою жизнь! Моё второе замужество и обстоятельства наследства моего сына Вас никоим образом не касаются!
Чувствовалась, что речь была тщательно подготовлена и вызубрена на зубок. Одного не понимала Олеся, что давить на шефа было ошибкой и абсолютно бесполезно. Как всегда, когда случалось что-то непредсказуемое или неприятное, Кирилл Андреевич, прежде чем среагировать, считал внутри себя до двадцати. Этому его научил дядька Трофим, когда они вместе пытались справиться с взрывным характером Кирилла. Вот и сейчас он выдержал свою знаменитую паузу и как можно спокойнее сказал:
– Я не обсуждаю личные дела в рабочее время.
– А я и не собираюсь ничего обсуждать. Я всё сказала и от Вас мне нужно только обещание ничего больше не предпринимать… И выполнение этого обещания, – добавила Олеся после паузы, памятуя о том, как он пренебрёг прошлой её просьбой.
– Я ничего не собираюсь тебе обещать, пока мы обстоятельно не поговорим.
Олеся сглотнула гнев (вот ведь навязался на мою голову упёртый баран!) и процедила сквозь зубы:
– Когда?
Кирилл Андреевич демонстративно полистал свой ежедневник, попутно размышляя, как будет лучше: поговорить по свежим следам или дать Олесе время остыть? С Алексеем Бахрушиным он разговаривал только вчера, значит, Олеся узнала об этом разговоре вчера вечером или сегодня утром. Пусть немного остынет.
– Я позвоню. Можешь быть свободна, – закончил шеф аудиенцию стандартной фразой и открыл папку с документами на столе.
И Олеся ушла ни с чем.
Внутри у неё всё клокотало. Помощник нашёлся! Ничего не знает, а лезет, куда его не просят. Она подписала договор с детьми Саши, свято его соблюдает и намерена соблюдать впредь. Они тоже выполнили все его пункты. Как же ей было стыдно, когда вчера позвонил Алексей и начал выговаривать ей о натравленном на них её любовнике. Хорошо ещё, что про любовника он сам сделал такой вывод, а не Кирилл так представился. А весело бы было, если бы она ворвалась в кабинет шефа со сковородкой и огрела бы его по голове! Почему-то именно такой образ пришёл ей в голову, когда она услышала о любовнике.
17
Всё же Олеся не могла не признать, что в чём-то Кирилл прав. Пускай она, как жена, состоявшая в браке всего шесть лет, и не может ни на что претендовать, но Антона лишать отцовского наследства не справедливо. Да и ей с юридической точки зрения, наверняка, что-то положено.
Но характер свой не переделаешь. Она в своё время от выплат вдове погибшего при исполнении своего служебного долга военнослужащего отказалась, а жили тогда, ой, как трудно, с нынешними временами не сравнить. Но ей так было проще – жить скромно, но в ладу собственной совестью. С Серёжей они не были последние три года его жизни мужем и женой, и не важно, какие обстоятельства к этому привели. Так какое она имела право на эти деньги? И её шестилетнее замужество с Сашей – слишком малая часть его жизни для её претензий на его наследство. Если бы он считал иначе, то включил бы их с сыном в завещание.
А Антошка… Антошка пусть вырастит и сам решит: права она была или не права. По представлению Олеси вернуться к вопросу о наследстве никогда не поздно. Только пусть взрослый сын сам решит, как ему поступать.
Вот с таким настроением Олеся шла на обещанную встречу с Кириллом. Она не собиралась ничего ему рассказывать, оправдываться за свои поступки и решения. Кто он ей такой? По сути – чужой человек из прошлого. А то, что душу её взбаламутил и в сердце залез, так это ничего страшного, с этим она справится. Главным мужчиной в её жизни всё равно навсегда останется только Антон, а остальное – не важно.
Кирилл смотрел на упрямое лицо Олеси, сидящей напротив, и думал о том, что он допустил с ней ряд ошибок. В тактическом плане не надо было тащить её в ресторан в обеденное время. Жрать так хотелось, а кусок в горло не лез из-за этого дурацкого разговора. И она ничего не захотела заказывать, сославшись на то, что уже пообедала. Даже к вазочке с мороженым, на которой он настоял, не притронулась. В стратегическом же плане, с чего он вообще решил, что она – слабая женщина и нуждается в его помощи и защите? С того, что её легко вогнать в краску? Жила же она до него? Вон сколько всего испытала и вынесла! И не расклеилась. И к кому-нибудь под крылышко совсем не торопится.
Разговор не заладился с самого начала. Кирилл и пытался рассказать о своих изысканиях, и юридический ликбез провести, и увещевал, и доказывал, и взывал к логике, и судьбой сына размахивал перед ней, как флагом. А она упёрто стояла на своём и твердила одно, что он не имеет никакого права вмешиваться в её дела. В конце концов, Кирилл разозлился и пошёл на шантаж:
– Ты понимаешь, что после таких капризов, обрубаешь возможность работать у меня?
– Понимаю! – ответила Олеся, хотя совершенно не понимала, как одно связано с другим.
– И тебе плевать на зарплату, на открывающиеся перспективы?
– Ничего! Другую найду! – закусила удила Олеся, уже прекрасно осознавая, что поступает, по меньшей мере, глупо, а по большому счёту – безответственно. Но ничего уже поделать с собой не могла. По гороскопу она была из созвездия Рыб, и когда одна из рыбок бунтовала и начинала тянуть в какую-нибудь сторону, второй ничего не оставалось, как покорно плыть за первой.
– Ну, и дура! – взорвался Кирилл, который уже не мог сосчитать не то что до двадцати, чтобы успокоиться, но даже до десяти.
После этого Олесе ничего не оставалось, как встать и уйти. Она только задала последний вопрос, потому что ещё раз приходить к нему за ответом было ещё хуже:
– Мне сейчас уволиться или доработать до конца декретной ставки?
– Пофиг!
И Олеся ушла. А Кирилл ещё некоторое время попытался поковыряться в еде, потом отшвырнул вилку, отпихнул от себя тарелку и заказал коньяк. Ну, и характер оказался у Олеси! Н-да, вот тебе и «влюблённый, по-щенячьи преданный взгляд»! О такой колючий, ледяной взгляд порезаться можно!
18. Апрель
Кирилла Андреевича опять одолевала скука – хождение по инстанциям и сидение под кабинетами чиновников закончилось, его вмешательство в работы по договору с Slipstream Resources Investments Pty Ltd не требовалось – Юра пока справлялся сам. А ещё к скуке примешивалась тоска. С Олесей они не только не помирились, но даже не виделись. Раньше она довольно часто приходила на совещания от бухгалтерии, а в последнее время – то сама главбух, то её заместитель. (Кирилл Андреевич даже не догадывался, что это Ольга Ивановна, романтичная душа, посылала Олесю на совещания вопреки субординации. Но после вечера с португальцами делать это перестала.)
Правда, и документов об увольнении Олеси в связи с окончанием срока договора пока не поступало. Когда Ольга Ивановна пришла к нему уговаривать оставить Олесю, он обрадовался, что та одумалась, но узнав, что это полностью инициатива главбуха, упёрся и жёстко подтвердил её увольнение.
Сегодня к тоске примешивалось какое-то тяжёлое предчувствие. Кирилл доверял своей интуиции, она не раз помогала ему избежать опасных ситуаций. Но сегодняшние ощущения с работой никак связаны не были, и ноги сами собой привели его в бухгалтерию. Олеси на месте не было, не смотря на разгар рабочего дня. И Кирилл Андреевич заглянул к главбуху.
– У нас что, Бахрушина уже уволилась?
– Нет, Кирилл Андреевич. Заявление она уже написала, оно у меня, отдам в отдел кадров, как положено, за две недели до увольнения.
– А почему её нет на рабочем месте?
– Я её отпустила. Несчастье у неё.
У Кирилла кольнуло в сердце – вот оно, интуиция не подвела!
– Что с ней?
– Позвонили из больницы – Варенька попала в аварию.
И Кирилл помчался к Олесе.
Олеся сидела в больничном коридоре на банкетке и почти сливалась с белым халатом, накинутым на плечи, и белой стеной за спиной. Она сложила руки на животе, как будто он у неё болел, и тихонько раскачивалась, уставившись в какую-то космически дальнюю точку пустыми глазами. Кирилл понял, что случилось непоправимое, и осторожно присел рядом.
Олеся ощущала себя в каком-то страшном сне, в кошмаре, потому что то, что случилось, никак правдой быть не могло. Какой абсурд! Варенька просто стояла на остановке и ждала автобус – что может быть обычнее этого? Как можно въехать в остановку и одним махом оборвать жизни четырёх людей? И потом, ведь она осталась жива. Да, жива! И даже нашла силы попросить, чтобы ей, Олесе, позвонили. Так почему же её не спасли? Как она могла оставить Катеньку без матери? Почему не нашла в себе силы выжить? Нет, это не может быть правдой! Конечно, это сон! Вот и Кирилл в нём появился. Он снился Олесе почти каждую ночь, и в эту тоже, значит, приснился… Надо проснуться, проснуться и придумать хорошее окончание к плохому сну. Олеся всегда так делала, когда ей снились кошмары.
– Как ты? – сочувственно спросил снящийся Кирилл.
– Варенька… Они сказали, что травмы не совместимы с жизнью… Но это не правда! Она не могла бросить Катеньку! Да? Ведь это не правда?
И Олеся с такой жаждой надежды заглянула в глаза Кириллу, что он не смог выдержать этот взгляд, нежно обнял её и прижал к себе. Безысходность правды обрушилась на Олесю многотонной плитой, и она разрыдалась. К ним подошла медсестра со стаканом воды, остро пахнущим валерьянкой.
– Ничего, пусть поплачет, так быстрее отпустит.
19
Кирилл взял на себя все хлопоты по устройству похорон Вареньки. Олесе оставалось только плакать. Эта преждевременна смерть близкого человека совсем выбила её из колеи. Серёжа погиб без неё, на его похоронах она не была, да и за три года их разрыва он успел превратиться для неё из любимого, родного человека в просто знакомого из прошлой, отрезанной от себя жизни. Саша долго болел, и, сколько бы она не тешила себя надеждой на его выздоровление, подспудно была к ней готова. Оформление документов и организация его похорон, которые дети Саши полностью возложили на вдову, отвлекали её от горя. Да и маленький Антошка, ничего не понимающий, но остро чувствующий состояние мамы, требовал от неё собранности и спокойствия. Вот и сейчас она собирала себя в кучку только перед встречами с детьми. И ей даже в голову не приходило, почему совершенно чужой человек – Кирилл, принимает такое деятельное участие в её жизни, взвалив на себя всё остальное.
И когда до её сознания, вдруг, дошла мысль о том, что Катеньку у неё заберут, отправив в детдом, она, как самое естественное, поделилась новой проблемой с Кириллом. И опять ударилась в слёзы. Кирилл Андреевич уже понял, что Олесю надо срочно отвлекать на какие-нибудь дела, иначе она доплачется до нервного срыва, и заставил её выйти на работу, пообещав проконсультироваться с юристом фирмы по поводу Катеньки.
Миша внимательно рассмотрел ситуацию и выдал Кириллу Андреевичу обнадёживающее заключение:
– Шансы у Олеси Глебовны на удочерение достаточно большие: жильё в собственности, хорошая зарплата, надо будет только в справке не указывать о декретной ставке, получить положительные справки о здоровье из наркологического и психоневрологического диспансеров, я думаю, будет не сложно. Единственную трудность я вижу только в отсутствии мужа. Но, учитывая то, что проживали они вместе четыре года, и ребёнок знает её, и ещё возраст ребёнка – шесть лет, а чем старше ребёнок, тем меньше у него шансов найти приёмных родителей, я считаю, что отсутствие замужества не станет препятствием. Последнее время взят курс на существенное сокращение сирот, поэтому есть прецеденты усыновления и в неполные семьи.
Кирилл Андреевич всё это внимательно выслушал, а когда юрист закончил, сказал:
– А теперь послушай и запомни, что ты скажешь Олесе…
20
Олесю буквально колотило крупной дрожью пока она шла в кабинет юриста. Кирилл Андреевич вызвался пойти вместе с ней, и она была ему благодарна. Как бы она вообще справилась со свалившимся на неё горем, если бы не Кирилл!
Куда бы она делась? Конечно бы, справилась! И гораздо быстрее, чем с чьей-то помощью, но это не приходило в голову окружённой со всех сторон заботой Кирилла Олесе.
– Олеся Глебовна! Я не буду грузить Вас юридическими терминами и статьями Гражданского кодекса, а расскажу Вам по-простому все плюсы и минусы Вашего положения. Договорились? – начал юрист.
Олеся кивнула головой в знак согласия. Она сейчас была и не в состоянии что-либо понять. Для неё главное – есть ли у неё шансы удочерить Катеньку.
– Сначала скажу о положительных факторах. А это – наличие собственной жилплощади, высокая зарплата и хорошее здоровье. Вы же, насколько я знаю, не состоите на учёте ни в наркологическом, ни в психоневрологическом диспансере?
И, дождавшись очередного кивка Олеси, продолжил:
– Теперь об отрицательных факторах. Норма жилищной площади на человека в Москве составляет двенадцать квадратных метров. Итого, на троих Вам требуется тридцать шесть. У Вас по документам – тридцать четыре. Разница не большая, но могут придраться. Теперь о работе. Вы у нас работаете на декретной ставке, а это уже более существенный минус, чем нехватка двух метров площади. Но самое главное – Вы не состоите в браке. И всё это в совокупности, практически, делает Ваши шансы на удочерение проблематичными.
Олеся вышла из кабинета юриста раздавленной. Если бы не надёжное плечо Кирилла рядом, наверное, грохнулась бы в обморок. Из глаз у неё опять покатились слёзы, она прижалась к Кириллу и стала повторять, как заезженная пластинка:
– Что же делать?.. Что же делать?.. Что же делать?..
– Ну, хватит уже реветь, Олеся! – нежно произнёс Кирилл, прижав к себе женщину и ласково гладя её по спине. – Скоро от твоих голубых глаз ничего не останется, все выплачешь. Мы обязательно что-нибудь придумаем! Ещё проконсультируемся. Хотя, Мишка, конечно, лучший юрист в городе…
(Ага, лучший! Этого лучшего пришлось уламывать целый час, чтобы он согласился сказать Олесе то, что хотелось шефу. И согласился он только после того, как Кирилл Андреевич клятвенно пообещал, что информацию он выдаст только устную, и ни в какие другие юридические конторы Олеся обращаться больше не будет. Но в конце всё равно заменил-таки более жёсткую формулировку, на которой настаивал шеф, на более мягкую – «проблематичными». Вот жучила! Но Олесе всего этого знать было совершенно не обязательно, даже противопоказано.)
– Что тут можно придумать, – откликнулась Олеся, – Даже если не придерутся к квартире, и Вы мне справку выдадите правильную, то мужа я где возьму?
– А давай мы с тобой распишемся? – выдал за только что озарившую его идею Кирилл то, к чему стремился всей душой, – А что – это хорошая идея! Я не женат и не собираюсь. С жильём у меня всё отлично. И материально не сравнить с тобой.
– Как это? – опешила Олеся, у которой от удивления даже слёзы высохли, – Как же мы будем жить вместе?
– Нормально будем жить. Даже хорошо! Как старые добрые друзья. Дом у меня большой, мешать мы друг другу не будем. Каждый будет жить своей жизнью. Я тебя не буду ограничивать в личной жизни, ты меня тоже. Подумай, Олеся! А через несколько лет разбежимся в разные стороны, зато дети уже будут при тебе. И никто их не отберёт.
Не собирался Кирилл жить с Олесей, как друг. Что за глупости! И разводиться тоже не собирался. Вот ещё! Он был уверен, что они подходят друг другу на все 100%, даже на 200. Просто Олеся никак не может сделать последний шаг к нему, какой-то барьер сама себе поставила, и перешагнуть не решается. А когда они поженятся, уж Кирилл сможет преодолеть этот барьер, найдёт способ.
21
Прошло два дня, а Олеся с ответом у Кирилла так и не появилась. С каждым днём, даже с каждым часом, его надежды таяли. Он уже начал задумываться о разработке нового плана завоевания Олеси, но в голову пока ничего не приходило.
Выходные тупо просидел один, как сыч, в загородном доме. Пил свой любимый коньяк и сожалел о том, что ещё на том вечере с португальцами не дожал ситуацию до конца. Почему-то был уверен, что приди он к ней тогда ночью, всё бы у них уже давно сладилось. А он заигрался, твёрдо следовал правилам придуманной им же игры, вот и упустил момент.
В понедельник злой, небритый и невыспавшийся вышел на работу. И когда Маринка доложила, что о нём спрашивала Олеся Бахрушина, не знал – радоваться ему или огорчаться? О чём так можно долго думать – целых четыре дня? Он быстренько привёл себя в порядок, благо, что у него за кабинетом была комната для отдыха со сменой чистого белья и бритвенными принадлежностями, и велел Маринке вызвать к нему Бахрушину.
Олеся вошла в кабинет вся нервная, вздрюченная. У неё под глазами темнели круги, но хоть свой голубой цвет в них вернулся. Кирилл всё это посчитал положительными признаками и успокоился. Но помогать Олесе, первым начав разговор, не собирался. Он уже отдал свой пас, мяч на её стороне.
Олеся помялась в дверях, не решаясь – то ли ей сесть за стол, то ли выпалить заготовленную речь и уйти? Заученные и выверенные слова никак не шли с языка. Наконец, она решилась начать, так и оставшись стоять в дверях кабинета:
– Кирилл Андреевич!.. Кирилл! Я так благодарна Вам за всё, что Вы для меня сделали… Как бы я без Вас справилась, даже не знаю… Но я так не могу… Не правильно всё это… Вы ещё молодой мужчина… У Вас ещё будет своя семья… настоящая… Дети… Не зачем Вам вешать на себя мои проблемы… Да и все эти Ваши женщины… Я так не могу… Я понимаю, что это не современно, но так уж я воспитана… из прошлого века… Простите…
Кирилл с первых слов понял, о чём будет говорить Олеся, и почти не слушал её. Но, когда она в своей спутанной речи дошла до «его женщин», у него сработала мгновенная реакция, выработанная годами переговорных процессов, когда из кучи размытых, завуалированных фраз надо вычленить главное, ухватиться за эту ниточку, и вытащить всю ситуацию в свою пользу. Он вскочил с кресла, в два шага оказался около Олеси и, поймав её взгляд и настойчиво удерживая его, вкрадчиво спросил:
– А если не будет никаких других женщин?
– Но как же, Вы сами говорили…
– Никого не будет, ты будешь одна, единственная! Других возражений нет?
Олеся четыре дня и четыре ночи промучилась из-за его предложения. И так и этак прикидывала, но у неё перед глазами всё время всплывала одна и та же картинка – как чувственно льнёт к нему Офелия, как нежно он ей шепчет что-то на ухо, зарывшись в её роскошные волосы… Олеся поняла, что она не то что год, но и один ещё раз подобного не выдержит. А когда, вдруг, от его слов эта картинка обрушилась, как карточный домик, эхом повторила:
– Нет…
Для Кирилла её «нет» прозвучало, как «да», он страстно прильнул к её губам коротким поцелуем, отчего она вообще потеряла ориентацию в пространстве, потом схватил за руку и потащил из кабинета.
Через секретарскую они проскочили с такой скоростью, что Маринка, удивлённая столь быстро преобразившимся шефом (а она-то, уж, готовилась к очередной порции его язвительных замечаний), даже не успела спросить, когда он вернётся.
В кабинете бухгалтерии Кирилл сгрёб сумочку и одежду Олеси, не выпуская её руки из своей, и, потащив дальше, зашёл с нею в лифт. Не обращая внимания на находившихся в лифте сотрудников, взял её в кольцо своих рук и опять прильнул в поцелуе, как будто очередную дозу дурманящей инъекции влил ей в рот. Пока они лавировали между машинами на парковке до автомобиля шефа, он успел сделать несколько звонков. Но кому он звонил и о чём говорил, Олеся не разобрала. Для неё картинки окружающей действительности мелькали пёстрыми всполохами, как в детском калейдоскопе.
Кирилл уверенно вёл машину одной рукой, а второй не выпускал Олесину руку, как будто боялся, что она может улететь в любую минуту, выпорхнуть бабочкой из не плотно сжатой ладошки, развеяться, как дым, как наваждение. На каждом красном сигнале светофора подносил её руку к губам и нежно целовал мягкую детскую ладошку. Олеся не могла говорить, она вся была на эмоциях, в чувствах. Ей было всё равно – куда ехать с ним, на сколько. Долго сдерживаемую плотину любви прорвало и затопило всё вокруг. Она только ощущала, что он чем-то встревожен, и, чтобы успокоить, ласково потёрлась щекой о костяшки его пальцев, чем ещё больше его возбуждила.
Кирилла разрывало от слов любви, как тогда, летом, после выпускного, двадцать лет назад, но он сдерживал себя, боясь опять поторопиться и этим всё испортить. Нет уж, сначала Олеся станет Стаховой, а потом всё остальное. А ехали они в ЗАГС, с которым ещё четыре дня назад договорился Сергей Васильевич о быстрой регистрации брака. Он был единственным человеком на фирме, который знал о шефе всё, или почти всё, и никогда не задавал лишних вопросов. Единственный раз он прямо, по-мужски, призвал Кирилла Андреевича к ответу после того злополучного вечера у шефа в загородном доме. Удовлетворился историей любви Кирилла к Олесе, рассказанной без прикрас, без оправдания его вины перед ней за потерю ребёнка, и дальше помогал шефу, уже не выясняя – зачем и почему.