20 – сапфиры такого оттенка называются падпараджа (в переводе с тамильского "цвет восхода солнца"). Они исторически добывались на Шри-Ланке, в Танзании и на Мадакаскаре. Сейчас падпараджи в естественном виде практически не осталось, и камень является одним из самых дорогих драгоценных камней на земле – 3-е место после красного алмаза и грандидьерита, обгоняя в рейтинге стоимости империал и алмаз.
21 – торжественный парный танец, которым обычно открывались балы. В дальнейшем был заменён на полонез, а позже – мазурку.
22 – быстрый старинный британский танец кельтского происхождения.
23 – веселая пляска со снижающимся темпом
24 – в переводе – «леденец»
8
Подарить Авалайн эту божественно-прекрасную ночь у Кифа так и не получилось. Когда они проводили последних гостей, темнота уже начала растворяться предрассветными сумерками. Звёзды поблекли и почти исчезли с небосклона, а они оба так устали, что просто валились с ног и могли заснуть, кажется, прямо здесь, на ступеньках крыльца. Но Киф успел сказать Дживсу, чтобы сад слуги не трогали. И, когда молодые хозяева, наконец, проснулись, в доме всё уже было убрано, и только сад напоминал о вчерашнем празднике.
Киф распорядился Вел собрать в корзинку для пикника самое вкусное из вчерашних блюд и вечером повёл Авалайн в облюбованную им беседку. Момент для стихов, которые Кифу хотелось вчера прочитать жене, был упущен, но зато они мило болтали, вспоминая бал. Причём, говорила в основном Авалайн, в отличие от их поездок, когда говорил Киф, а она была только в роли слушательницы. Теперь же они поменялись местами, поскольку Кифу больше хотелось любоваться женой и вслушиваться в её счастливый голос, чем самому заливаться соловьём (такое с ним было впервые).
Удивительным образом её вчерашнее преображение открыло для него её облик с другой стороны. Он и раньше находил её хорошенькой, а теперь считал так просто красавицей. Может она просто вышла из тени навязчивой красоты кузины Ланы? И в сочетании с её доброй и отзывчивой душой, мягким, но не бесхребетным характером, – всем тем, с чем он познакомился за последние два месяца, она засверкала как бриллиант, начав свой путь в его глазах с обыкновенной стекляшки. А ещё спасибо Урсуле, которая научила за это время Авалайн лёгкому ежедневному макияжу, мягко подчёркивающему достоинства её лица и скрывающему недостатки.
– А ты научишь меня остальным танцам? – лукаво спросила Авалайн. (Кто бы ей сказал два месяца назад, что она будет кокетничать с собственным мужем, – ни в жизнь бы не поверила!)
– Конечно! – обрадовался Киф. – К следующему балу ты у меня все танцы выучишь!
(«К следующему балу! – возликовала Авалайн, – Значит, он не собирается оставлять меня здесь одну!») А вслух сказала, кокетливо вздохнув:
– О, тогда у меня появится надежда потанцевать со своим мужем больше чем два раза!
– Да я глазом не успел моргнуть, как в твоей карточке не оказалось ни одного свободного места! – горячо возразил Киф.
(«Проверял! Проверял!» – мысленно захлопала в ладоши Авалайн)
– Не очень-то ты этому и огорчился! Видела я, как ты весь вечер не отходил от одной красотки! – подколола она мужа, но в глазах её продолжали плясать задорные зеленые смешинки.
(«Она тоже за мной следила!», – подумал Киф и теплая волна радости прокатилась по его телу)
– Бедняжка! В её карточке было почти пусто. Пришлось мне пригласить её хотя бы на дозволенные этикетом три танца.
Авалайн представила себе – каково это сидеть одной на балу, и ей стало ужасно жаль девушку. А ведь вполне возможно, что и она могла быть на её месте. Да она точно также бы сидела в углу одна-одинёшенька, если бы бал проходил в доме маркиза. Ну, разве что сам маркиз пригласил её пару раз ради приличий, а Киф уж точно бы танцевал только с Ланой. И холодная змея ревности заползла в неискушённую душу Авалайн.
Киф увидел, что жена загрустила, и начал развлекать её рассказами о разных забавных сценках, подсмотренных им на балу. Правда, большинство юмористических ремарок было не его авторства. Дело в том, что во время танцев он познакомился с очень интересной женщиной. Чем-то она напоминала ему Лану, только уже более взрослую, опытную, искушённую и успокоившуюся. С ней было чрезвычайно интересно общаться. Кажется, она знала обо всём и обо всех. Твила25 Петти – так её звали, баронесса, вдова барона Генри Петти-Пемброка.
Киф не собирался приписывать себе чужие остроты, просто в голове у него всё перемешалось и от многообразия впечатлений от бала, и от красоты жены, от её чарующего запаха и волшебной улыбки. И от того, что они вот так сидят рядышком, как два влюблённых голубка, едва касаясь друг друга, а еда в корзинке осталась почти не тронутой – так они и не попробовали божественную стряпню Вел. Но им и так хорошо – болтают ни о чём, вместе смеются, подкалывают друг друга…
Постепенно стемнело. Опять зажглись звёзды, а вместе с ними загорелись праздничные гирлянды в саду. Авалайн замолчала, поражённая невообразимой красотой этой картины и оглушённая стоявшей вокруг тишиной. Не слышно уже было ни птичьих голосов – все улетели в тёплые страны, ни жужжания насекомых, лишь шёпот неспешного течения Элмета нарушал эту оглушительную тишину.
Киф почувствовал, что Авалайн начала дрожать от холода и обругал себя, что не догадался захватить с собой пледы. В замок они вернулись держась за руки. У порога спальни Киф поцеловал ручку Авалайн, и они расстались, разойдясь каждый по своим комнатам.
Не смотря на это, экзекуция крапивой была отложена на неопределённый срок.
25 – в переводе – «сумерки»
9
Ночью Кифу приснился ужасный сон. Они с Авалайн опять стояли в церкви, и она упорно говорила ему «нет». Вокруг толпились люди, каждый из которых уговаривал её выйти замуж за Кифа, но она не поддавалась на их уговоры и не хотела ему верить.
– Я убью его на дуэли, если ты не согласишься, – с кровожадной улыбкой цедил сквозь зубы маркиз Грей.
– Он мужчина и должен отвечать за свои поступки, – твёрдо заявляла в ответ Авалайн.
– Меня разлучат с сыном, – плакала Лана.
– А я тебя предупреждала, – парировала его жена, которая ещё не была его женой.
– Смирись, дочь моя, так угодно богу! – вещал падре.
– Бог меня любит, а граф – нет!
– Я буду хранить и почитать тебя в горе и радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии…
– Я не верю тебе…
– И правильно делаешь, малышка! – вступал в разговор отец, – В тебе разума больше, чем во всех здесь вместе взятых! Ему нельзя верить, он обязательно подведёт!
– Ты несправедлив к нему, отец! – вставал на защиту брата Ричард, – И не только к нему!
– Да-да, он хороший мальчик, он добрый мальчик! Таким он был в детстве и таким же остался сейчас! – грудью защищала его нянюшка…
– Нет, он меня не любит!
– Да ладно! Наш Киф всех женщин любит. Уж я-то знаю! – подмигивал ему Фил…
И тут Киф, наконец, проснулся. Долго не мог сообразить, где он находится, но потом вспомнил, что Авалайн всё-таки сказала ему «да». И очень обрадовался. Авалайн – его жена… почти жена. Но ведь именно от него зависит, станет ли она его женой во всех смыслах. Если, конечно, простит его интрижку с Ланой. А как он вёл себя по дороге домой? Ведь, не стесняясь, флиртовал (и не только!) с каждой встреченной юбкой! Какое счастье, что Фил не понял его намёков, и он не успел завести интрижку дома. (Благодарить за это надо было Дживса, но Киф об этом не догадывался).
Сам того не замечая, Киф постепенно возвращался к себе прежнему, то есть настоящему, каким он и был на самом деле. Короста циничности, наросшая на нём за время жизни в Лондиниуме, начала трескаться и облетать маленькими кусочками. Тот, столичный повеса и ловелас, никогда бы не понял, какой бриллиант ему достался в лице Авалайн. Он бы уже давно распустил свои павлиньи перья, запудрил мозги велеречивыми разговорами, соблазнил, а потом разбил ей сердце. И уехал. Бросил одну. С лёгкой душой и без единого укора совести.
Но тот, каким он стал сейчас, напрочь забыл о своём плане покинуть жену через два-три месяца и строил совсем другие планы. Как добиться её уважения, доверия и любви? Как сделать е ё счастливой? Как сделать так, чтобы она с а м а захотела родить ему ребёнка, не оглядываясь ни на какое наследство? Вот до каких размышлений уже дошёл легкомысленный и безответственный Киф! Все прежние его, отточенные в светских салонах, приёмчики не годились для Авалайн. Она была в его глазах хрупкой Дюймовочкой, трепетным оленёнком, пугливой ланью. И он был готов терпеть всё, что угодно, и как угодно долго, только бы когда-нибудь услышать от неё: «Я люблю тебя, Киф! Я верю тебе!»
А вот п о ч е м у для него это было так важно, Киф не задумывался.
10
Первое время после бала, так или иначе, его тема всё время возникала в разговорах Кифа и Авалайн. Гуляли ли они по саду, обедали ли за столом или проверяли счета, представленные Фергусом. Какой-нибудь поворот тропинки, поданное на обед блюдо или невинная строчка с сухими цифрами будили вдруг счастливое воспоминание, и обоим хотелось тут же поделиться им друг с другом.
Так, однажды, Киф вспомнил, как его рассмешило предположение Твилы Петти (о ней Киф уже жене рассказал), что он в скором времени станет членом Совета графства25.
– Представляешь, там такие убелённые сединами отцы семейства, и тут я такой захожу, молодой, да ранний!
– Постой-ка! – задумчиво остановила Кифа Авалайн и сосредоточенно нахмурила брови так, что у неё на лбу образовалась маленькая складочка (Киф теперь подмечал любые мелочи в жене, и все они вызывали у него умиление). – Кажется, о чём-то подобном меня спрашивал маркиз Дорсет. Да-да, точно он! Как же он сказал? Что-то типа – не знаю ли я, когда он будет иметь удовольствие увидеть моего мужа на заседании Совета графства.
– «Иметь удовольствие»! – прыснул Киф. – И что же ты ответила?
– «В самое ближайшее время, сэр!» Что я ещё могла ему ответить? Я ведь понятия не имела, о чём он толкует. Но, раз это доставит ему удовольствие, то почему бы не сказать, что оно наступит скоро? Но знаешь, мой ответ, по-моему, ему не очень понравился.
– Вот так, нежеланное «удовольствие»! – расхохотался Киф.
– А ещё о Совете говорил граф Бат.
– Он тоже хотел, чтобы я ему доставил удовольствие?
– Сначала он мне долго и подробно рассказывал, какими важными делами занимается Совет, а потом выразил уверенность, что твоё участие в нём внесёт свежую струю в его работу. Что-то ещё про прогресс, носителем которого ты являешься, поскольку ты долго жил в столице и так далее. Он говорил так витиевато, что я, вообще-то, не очень уверена, что правильно его поняла.
– Бедняжка! Я-то думал, ты веселишься во время танцев, а тебе приходилось вести такие серьёзные разговоры.
– После барона Арундела, который отдавил мне все ноги в первом же танце, эти разговоры не показались мне такими уж ужасными.
Киф вспомнил верзилу, к которому приревновал жену в начале бала, и, счастливо рассмеявшись, подхватил её за талию и прокружил в воздухе.
– И как ты запомнила все их титулы и имена!
– О, великое дело – карточка! Перед каждым танцем я справлялась, с кем танцую в этот раз. («И не находила там т е б я», – мысленно добавила Авалайн)
– Кажется, я знаю, у кого мы можем узнать про этот таинственный Совет!
– И у кого же? Как всегда, у Дживса?
Мажордом был неисчерпаемым источником всевозможных сведений, но, в этот раз, Киф имел в виду другого человека.
– У баронессы Петти. Помнишь, я тебе о ней рассказывал? Хочешь, поедем к ней в гости хоть завтра?
Авалайн уже не один раз слышала о баронессе от Кифа, но понятия не имела, как она выглядела, а потому её очередной раз произнесённое имя вызывало у неё лёгкие уколы ревности. Поэтому она сразу согласилась поехать, и Киф тут же послал слугу к баронессе с просьбой о встрече. Незамедлительность ответа и его благожелательный тон ясно свидетельствовали об искренней радости видеть супругов Стэмфорд у себя в гостях.
25 – Советы графства использовались для отправления правосудия, сбора налогов и организации вооружённых сил графства, ведали вопросами местного самоуправления и избрания парламента.
11
Баронессе было немного за тридцать, и это успокоило и расположило к ней Авалайн. (Она не знала о любвеобильности Кифа, распространявшейся, практически, на любой женский возраст – и, слава богу, что не знала!)
Твила очень сердечно и запросто приняла супругов, и ввела в курс дела по поводу подводных камней и закулисных игр сильных мира сего, в данном конкретном случае, управляющих делами графства Элметшир.
А дело было в том, что маркиз Дорсет вот уже много лет, в отсутствие герцога Крейга-Фримэна Роудон-Гастингса (отца Кифа), переизбирался на почётную должность лорда-наместника. И, соответственно, не только возглавлял Совет графства, но и считался персональным представителем монарха Бретинии. Последнее было не более чем церемониальным титулом, давно утратившим какое-либо практическое значение, но всё-таки, всё-таки…
Граф Бат, последние пять лет бывший постоянным конкурентом в борьбе за должность лорда-наместника, казалось бы, не имел никаких шансов сместить маркиза Дорсета с насиженного кресла в силу более низкого положения в иерархии титулов. Но, тем не менее, он не только упорно выдвигал свою кандидатуру на выборах, но и последовательно увеличивал число своих союзников, не довольных авторитарным стилем руководства маркиза Дорсета. Не всё однозначно было и с его положением в табеле о рангах. Граф был вторым сыном маркиза Эксетера и имел все основания надеяться на получение этого титула после смерти своего старшего брата, который носил это звание сейчас. Брат был намного старше графа, бездетен и наделён огромным букетом болезней, что, правда, не мешало ему уже несколько лет водить своего младшего брата за нос в вопросе собственной кончины. Но всё-таки, всё-таки – когда-нибудь это должно было закончиться благополучно? (для графа, конечно, а не для его старшего брата)
Появление в Элметшире Кифа внесло смуту в умы благородных мужей. С одной стороны, Киф обладал пока только титулом графа, и, в этом смысле, маркиз Дорсет не должен был его опасаться. Но, с другой стороны, он – единственный оставшийся в живых наследник герцога и, если бы Кифу на данный момент было уже двадцать пять, и он выдвинул свою кандидатуру на должность лорда-наместника, то однозначно выбор членов Совета был бы в его пользу (кому захочется напрягать отношения с будущим сюзереном?). Пока же ему двадцать три, он может принимать участие в борьбе за кресло только на общих основаниях. И тогда членам Совета пришлось бы выбирать между тремя кандидатами. Так что, появление Кифа, конечно, при наличии у него желания принимать участие в политической жизни графства, внесло нестабильность и непредсказуемость в итоги выборов, что, безусловно, было на руку графу Бату и совершенно не соответствовало интересам маркиза Дорсета.
– Так вот почему один огорчился, а другой обрадовался! – воскликнула Авалайн. – Как же это всё сложно и запутано!
– Привыкайте, милая Авалайн! – дружески похлопала веером по её руке баронесса. – Вы – будущая жена герцога, это накладывает на Вас особые обязательства перед обществом.
– Так Вы планируете участвовать в работе Совета? – обратилась баронесса уже к Кифу.
– Конечно же, нет! Я не знаком со всеми членами Совета, но и двух его представителей достаточно, чтобы составить мнение о его работе, как о скучнейшем времяпрепровождении!
– Очень жаль! У Вас появилась бы масса возможностей сделать реально много хорошего для жизни общества.
– Что я в этом смыслю? Как младшего в семье, меня не готовили к роли общественного деятеля. Да мне это совсем и не интересно.
– А вот тут Вы не правы. Уверяю Вас, что наблюдать процесс управления изнутри довольно занимательное занятие. Кроме того, Ваше появление внесло бы огромное оживление в наше болото, что само по себе уже достаточно весело. А что Вы думаете по этому поводу, милая Авалайн?
Авалайн задумалась: если Киф станет членом Совета графства и, тем более, увлечётся этой работой, то он останется здесь, в Элметшире, с нею. А вот, если соберется уехать в Лондиниум, то ещё не известно – возьмёт ли её с собой? И поэтому она ответила:
– Всему можно научиться, если захотеть. Не обязательно сразу же стремиться стать лордом-наместником. Можно использовать оставшиеся два года для приобретения необходимого опыта, раз уж судьба тебе распорядилась занять в будущем такое высокое положение.
– Ты так считаешь? – растерялся Киф.
А баронесса подумала, что Авалайн не так уж проста, хоть и выглядит почти ребёнком.
На обратном пути Киф был тих и задумчив. Вот чему отец обучал Джонатана и Ричарда, вот к чему готовил! И не допускал его, Кифа. Интересно, только ли в силу возраста и последней очерёдности к титулу герцога? Или для этого была ещё какая-то причина? А, может быть, отец готовил Джонатана даже к большему? Ведь по какой-то причине они уехали в столицу? Джонатану тогда было как раз двадцать три, столько же, сколько сейчас ему, Кифу. И, может быть, отец хотел за оставшиеся два года до двадцатипятилетия брата подготовить его к стезе, выходящей за границы только графства? Вопросы, вопросы… Не у кого узнать ответы. Отец не скажет. Джонатан умер. Ричард пропал и, если не найдётся в течение ближайших двух лет, будет официально признан потерявшим право унаследовать титул герцога, и это право перейдёт к нему. Но не этот поворот судьбы склонил Кифа серьёзно задуматься об общественной карьере. Участие в Совете графства – это ли не первый кирпичик для того, чтобы добиться уважения жены?
– Киф, не надо так переживать! – прервала его размышления Авалайн. – Если тебе не по душе заниматься делами графства…
– Нет, Авалайн! – покачал головой Киф. – Ты абсолютно права! Пора мне уже осознать свои обязанности наследника герцога.
– Так ты войдёшь в Совет?
– Обязательно! Тем более что Твила пообещала, что это будет весело! – задорно улыбнулся Киф и вернулся к своему обычному легкомысленному виду.
12
В середине октября неожиданно вернулись теплые и сухие деньки, и Киф задумал выбраться с Авалайн на рыбалку.
Между супругами установились дружеские доверительные отношения, что было внове для Кифа, привыкшего общаться с женским полом начиная с секса, а потом, уж, как повезёт – если женщина оказывалась к тому же и разносторонней особой, можно было интересно пообщаться. С Авалайн же всё было наоборот. Киф медленно и постепенно узнавал жену. И чем дальше, тем большее место занимала она в его душе и сердце. И тем сильнее тянулось к ней его тело. Но он не торопился. Ему хотелось, чтобы Авалайн полюбила его. Хотелось стать ради этого лучше, нет, не обмануть её, а реально измениться. Душевный трепет и сладкое томление неудовлетворённого желания, особенно мучающие его по ночам в одинокой постели, даже нравились ему, обещая фейерверк эмоций и безграничное счастье впоследствии.
Киф выбрал для совместной рыбалки с Авалайн то местечко, где в своё время они рыбачили с Ричардом. Собственноручно заготовил хворост и дрова для костра, нашёл подходящие ветки для вертела, подобрал удочки и не забыл захватить с собой пледы, на случай, если они засидятся допоздна. Осталось проверить корзинку с продуктами, которую должна была собрать Вел.
Чем ближе подходил Киф к кухне, тем явственнее ощущались восхитительные запахи детства: корица, миндаль, ваниль, шоколад… Они вели и окутывали его соблазном, как ослика манит болтающая впереди морковка. Он приоткрыл дверь кухни, да так и застыл от картины, мгновенно извлечённой из его памяти: мама, ещё здоровая и веселая, месит тесто. Её руки по локоть испачканы мукой. Мука даже припорошила её лоб. Она поправляет мешающие пряди, и волосы тоже становятся припудренными мукой… Только сейчас вместо мамы тесто месила Авалайн, но мукой была испачкана точно также…
– Т-с-с, – зашипела и оттащила Кифа от двери кухни Урсула. – Не порть девочке сюрприз!
– Нянюшка! Я правильно понимаю? Это же будет мой любимый шоколадный пирог? Но, как же? Я думал, что на всём белом свете только мама умеет его готовить!
– Я тебя умоляю! А кто же научил Глэнис печь его, как не Вел?
– Но мы же больше никогда его не ели после того… после того, как мама ушла…
– Её светлость покинула нас, и с ней вместе ушло семейное счастье… Каждый из вас – и Джонатан, и Ричард, и ты, были здесь счастливы, но по-своему, по отдельности, не все вместе. Ты понимаешь, о чем я говорю? А шоколадный пирог был как символ с е м е й н о г о счастья. Её светлость готовила его только сама, никому не разрешала, даже Вел… А сейчас все надеются, что счастье вернётся… Ты же не против, чтобы Вел научила Дюймовочку? – с нотками тревоги спросила Урсула.
Киф порывисто обнял старую нянюшку и сказал:
– Даже если у Авалайн получится несъедобный уголь вместо пирога, я буду говорить, что это самое вкусное лакомство на свете!
Но пирог получился божественным! Он так благоухал из корзинки, что они съели его, не дождавшись улова. Форель тоже не подвела (Киф волновался – поймают ли они что-нибудь в середине октября). И они съели её, ещё дымящуюся, обжигая пальцы и язык, запивая густым тёмным элем. А потом рыбачили просто для удовольствия, отпуская пойманную рыбу обратно в речку. Причём, у Авалайн получалось рыбачить даже лучше, чем у Кифа. Она раскраснелась, раззадорилась и мягко подтрунивала над мужем, который забывал следить за поплавком и то и дело упускал добычу. А Киф уморительно сердился, приказывал рыбе попадаться только на его удочку и сетовал на то, что, в кои веки, так обделён женским вниманием.
За этими милыми чудачествами они не заметили, как потемнело вокруг. И очнулись только тогда, когда небо перерезала яркая вспышка молнии, через мгновение громыхнул гром, который как будто послужил сигналом для открытия невидимых шлюзов, и на землю обрушились потоки воды. Киф схватил Авалайн за руку, и они стремглав, насколько позволяла тут же образовавшаяся под ногами грязь, побежали к замку. Быстро намокнувшие и ставшие неподъёмно тяжелыми пледы пришлось по дороге сбросить, и в приёмную залу они ворвались без единой сухой нитки. Но счастливыми!
Киф залпом выпил целый стакан бренди, а Авалайн ограничилась чаем. Потом они молча сидели у камина. Киф грел у огня ноги, наблюдая, как Авалайн сушит свои длинные волосы. Он с удивлением обнаружил, что волосы жены ниспадают мягкими плавными волнами, а на шее завиваются мелкими колечками. Представил – каково это будет лежать в постели, накрытым ими, как одеялом, и ему стало жарко отнюдь не от пламени камина…
13
Ночью Киф проснулся от стонов, доносящихся из спальни жены. И вначале вообразил, что ей снится эротический сон с его участием (по крайней мере, он на это надеялся!) Но стоны звучали как-то уж слишком жалобно, и Киф заволновался. Тихонько открыл дверь в смежную комнату и подошёл к кровати жены. Следующей его мыслью было то, что ей просто снится плохой сон. Но, когда он подошёл ещё ближе, и дотронулся до её руки, сомнений не осталось – Авалайн была горячее пламени в камине. Она заболела и, к тому же, металась в беспамятстве.
Киф поднял на ноги весь дом. Вел прибежала со льдом из погреба. Урсула заварила какие-то травы. Горничные обмахивали бедняжку веерами. Но ничего не помогало. Тогда Киф вызвал к себе Фила и велел мчаться в Камолун26 к баронессе Твиле Петти, которая подскажет ему, где найти толкового врача.
Потом Киф выгнал всех из спальни жены, оставив только двух горничных. Одна меняла холодный компресс на лбу Авалайн, вторая обмахивала веером. А сам взял её горящую ладошку в свои руки и начал молиться. Молиться о том, чтобы бог не забирал её у него.
Уже второй раз за сутки Авалайн напомнила ему маму. Первый раз за приготовлением шоколадного пирога, а второй раз сейчас. Он слишком хорошо помнил, как они втроём с братьями сидели у её постели, Джонатан держал маму за руку… И слишком хорошо знал, чем это закончилось… А где в это время был отец? Его присутствия Киф не помнил. Перед смертью мама ненадолго очнулась. Она поцеловала первым его. Погладила по голове и попросила принести ей холодной воды. А, когда он вернулся с наполовину расплёсканным от торопливого бега стаканом, всё было кончено…
Сколько прошло времени, прежде чем за окном раздался долгожданный стук копыт, Киф не знал, но главное, что Авалайн была жива и даже стала немного спокойнее. Только было ли это хорошим знаком?
Доктор деловито вкатился в комнату. Отодвинул от кровати больной не только горничных, но и Кифа, и стал прощупывать пульс, простукивать грудь, прижимая своё ухо к телу через расширяющуюся на одном конце трубочку. Потом велел принести кипяток. Простерилизовал в нём шприц и сделал Авалайн укол. Сказал коротко:
– Теперь подождём!
– Сколько? – так же коротко спросил его Киф.
– Минут двадцать.
Когда томительные минуты закончились, доктор опять пощупал пульс, удовлетворённо крякнул и сел за туалетный столик выписывать Авалайн назначения. А когда передавал бумажку Кифу, сказал:
– Ваше сиятельство, дай бог, Ваша жена поправится! Организм молодой, должен справиться. Главное – ближайшие три дня. Если будет ухудшение – зовите меня без промедления.
Киф внимательно прочитал назначения врача, а потом позвал Дживса (все слуги толпились за дверью):
– Дживс, приготовьте доктору комнату на этом этаже, он остаётся.
– Ваше сиятельство, но как же? А моя семья? Мои больные, в конце концов?! У меня сегодня назначен приём…
– Изложите Дживсу всё, что Вам нужно. Фил предупредит Вашу семью и привезёт необходимые вещи и лекарства. Напишите ему список пациентов, он договорится о переносе приёма или привезёт сюда тех, кому безотлагательно нужна помощь.
– И насколько я остаюсь? – смирился врач, видя решительный настрой молодого графа.
– Вы же сами определили – три дня! – и продолжил, уже обращаясь к мажордому: – Дживс, распорядитесь перенести мою кровать в спальню жены.
– Ваше сиятельство, я обязан Вас предупредить, что болезнь может быть заразна…
На это Киф ничего не сказал, только так выразительно посмотрел на доктора, а потом на Дживса, что те предпочли ретироваться и заняться выполнением отданных графом распоряжений. Слуги впервые видели своего молодого хозяина таким сосредоточенным и даже суровым. А Дживсу, Урсуле и Вел он живо напомнил своего отца. Что ж, они же хотели увидеть в нём настоящего хозяина? Так получите и распишитесь!
День прошёл относительно спокойно. Киф не выходил из спальни жены, общаясь только с доктором. После полудня навестить больную приехала баронесса Петти и осталась до ужина. Трапезничать втроём в спальне было уже неудобно, и Киф с гостьей и доктором спустились в столовую. Но посидеть за столом определённое приличиями время не получилось – Киф дёргался, не мог сосредоточиться на разговоре, и чайный поднос пришлось взять с собой наверх.
Разговор крутился вокруг болезней и организации медицинского обслуживания в графстве. А после того, как баронесса уехала, Киф вызвал к себе Фергуса и распорядился найти средства на содержание в имении собственного семейного врача.
26 – столица графства Элметшир
14
Наступила третья, критическая ночь болезни Авалайн. Киф старался не спать, но всё-таки задремал. Непрекращающаяся тревога за жену подорвала силы даже его молодого организма, привыкшего проводить ночное время на балах или за карточным столом. Он проснулся от того, что почувствовал отсутствие ладошки Авалайн в своей руке. С ужасом вскочил с кровати, зажёг свечу и поднёс её к лицу жены. Авалайн лежала на боку и мирно спала. Её исхудавшее за время болезни лицо выглядело усталым, но умиротворённым. Киф понял, что кризис миновал, худшего не случилось и уже не случится. Неожиданно даже для себя самого, его начали душить слёзы. Он выскочил в свою спальню, чтобы не разбудить жену, и разрыдался, уткнувшись в портьеру окна.
Утром, первым, кого увидела проснувшаяся Авалайн, был Киф.
– Ты похудел, – сказала она, ласково дотронувшись до щеки мужа.
– Ты тоже, но самое страшное уже позади. Ты чего-нибудь хочешь? Принести тебе поесть?
Авалайн задумалась, прислушиваясь к себе, и попросила:
– Так хочется искупаться…
Киф энергично вскочил, вызвал Дживса и распорядился принести ванну в спальню жены. Весть о том, что Дюймовочка пошла на поправку, мгновенно разлетелась по замку. И, пока грелась вода и наполнялась ею ванна, все слуги под разными предлогами успели сунуть нос к Авалайн в комнату, а потом суетились и вырывали друг у друга работу, пытаясь услужить молодой госпоже.
Первым Киф, конечно, допустил в спальню доктора. Тот внимательно осмотрел больную, остался доволен её состоянием и навыписывал новых рекомендаций. И домой не сильно заторопился, с удовольствием приняв приглашение графа присутствовать на праздничном обеде в честь выздоровления Авалайн. В замке ему понравилось – к больным его возили в крытом экипаже, как какого-нибудь дворянина, просьбы выполняли мгновенно, а заплатили за услуги более чем щедро. Пожалуй, стоит принять и предложение стать семейным доктором.
Когда ванну, наконец, наполнили горячей водой и приставили к ней тазик для длинных волос Авалайн, Киф взял жену на руки и сам отнёс её туда. Авалайн доверчиво обхватила шею мужа и не возражала, когда он пожелал искупать её сам. У Кифа комок застрял в горле, но он справился с собой, ведь ночью он дал себе слово, что это последние слёзы в его жизни. Больше он никогда не допустит, чтобы что-то плохое случилось когда-нибудь с его женой и их детьми!
Сначала Киф тщательно «отстирал» волосы Авалайн, а потом приступил к телу. Наконец-то у него появилась возможность рассмотреть его во всей его девственно-чистой наготе. Ни разу в жизни он не видел ничего, более прекрасного! А уж он-то побывал в постелях и худышек и толстушек, и скромниц и развратниц, и молодых и зрелых женщин. У одних было прекрасно одно, у других – другое! И только у Авалайн прекрасно было всё! И белая полупрозрачная кожа. И крепенькие девичьи грудки, ни большие, ни маленькие, а ровно такие, как нужно, чтобы уместить их в ладонях. И тонкая талия, которую можно было обхватить двумя руками, и пальцы соприкоснутся. И хрупкие ручки, заканчивающиеся трепетными пальчиками, к каждому из которых Киф приложился поцелуем (к остальному не посмел). И трогательно торчащие на спине лопатки. И мягкие подушечки попки. И стройные длинные ножки…
Строгий критик не согласился бы с Кифом. Ножки были обыкновенные и, уж точно, не длинными. Откуда бы взяться их длине при маленьком росте? Попка и грудь могли бы быть и побольше, а остальным частям тела пора уже было избавляться от подростковой угловатости. Но, высказавший всё это этот «кто-то» рисковал получить пулю в лоб от Кифа на дуэли, никак не меньше.