Tasuta

Раскаты Грома

Tekst
4
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Так точно, захватите меня на аэродроме, у пункта связи.

– Как скажете. Выезжаем через минуту!

Динамик замолк. Небо становилось всё пасмурнее – свет Луны пробивался сквозь тучи редкими пятнами. Александр похлопал по карманам, ища пачку сигарет, но вспомнил, что ту единственную – выкуренную, одолжил у Лыкоренко. Он ведь действительно уже пять лет не курил до этого проклятого дня! Чувствовалась дикая усталость, но его сон ещё даже не маячил вдалеке. Поспать можно будет гораздо позже. Послышались звуки приближающихся моторов. Колонна из пяти грузовиков, ехавших вдоль взлётной полосы, приближалась к полковнику. Александр сделал шаг назад, на траву. Сверкнув фарами, первый грузовик остановился наравне с ним. Открылась дверь кабины, за ней был начальник штаба:

– Товарищ полковник, садитесь!

Почему-то именно сейчас Александр Иванович был счастлив видеть Кононова. Он не чувствовал к нему той неприязни, которая появилась у него к людям на радиоузле «Гнезда».

***

Палач сидел на втором этаже казармы у огромной дыры в наружной стене. Пол, потолок, панели – всё было в следах долгих перестрелок и пожара. Повсюду лежали гильзы, какие-то останки тюфяков. Обугленные щепки от тлевших подоконных досок ещё пару часов назад были своеобразными горящими маяками. На них тогда можно было ориентироваться, чтобы подойти к выбитым окнам, взглянуть на звёздное небо. За плацем на окраине чащи с кустами играл лёгкий ветерок, покачивавший тонкие ветви. Дверь в пункт связи была открыта. Внутри не горел свет – все спали.

«Пофигисты», – Палач предполагал, что когда он вышел, никто не стал ставить мину обратно. Даже дверь оставили нараспашку: видимо кому-то стало душно.

У края плаца стояли машины: несколько тентованных грузовиков, пара военных джипов. Один из автомобилей медленно катили скрытые темнотой солдаты. Ещё трое военнослужащих разгружали подогнанный к крыльцу грузовик. Они действовали так ловко, что ни рук, ни лиц, ни вообще фигур различить не было возможности.

«Неужели маскировку наконец освоили?» – боец «Раската» отметил, что суета на плацу была почти беззвучная: человек то скроется где-то в кузове, то выскочит с какой-нибудь коробкой в руках и сразу от света Луны за машину спрячется, и всё бесшумно. Однополчане ли это, или остатки гарнизона «восьмидесятки» выехали навстречу, понять было невозможно. Около одного из джипов в серебряном тусклом свете чистого ночного неба играли дворняжки, хватая друг друга зубами за хвосты.

– Голова не болит? – голос прозвучал совсем рядом.

В паре метров от дыры в стене на небольшом деревянном ящике сидел Декан.

– Да не, вроде. А должна? – Палач от неожиданности не мог понять, что хотел вспомнить, смотря на сослуживца.

– Значит, прививки нам качественные сделали! – «биолог» снял очки, подышал на стекла и начал неспешно оттирать с них жирные разводы. – А то сейчас и рвало бы безбожно, и в глазах бы всё двоилось.

Палач посмотрел вниз: на удивление, машины уже поменяли места стоянки, а люди всё так же копошились в тени, продолжая разгружать у крыльца очередной кузов.

– А это кто вообще? – задал вопрос Палач, показав рукой на людей внизу.

Декан приподнялся, посмотрел на плац, и улыбнулся:

– Не знаю. Может «полковые»?

Темноглазый боец согласился:

– Да может и полковые. А какой полк?

Декан, будто бы не услышав вопроса, произнёс:

– А вот они хитрые! Знаешь, как от всех хвостов избавились? Нафаршировали мясо пулями! Надо только немного свинца брать. Без соли можно. Главное фаршировать – тогда никто и не принюхается!

Палач улыбнулся в ответ: странная шутка ему почему-то показалась уместной.

– Ладно, я пойду им помогу – моя смена. А утром на отсыпной! – Декан нацепил очки на переносицу, привычным движением заведя дужки на уши. Он медленно побрёл по изувеченной пожаром и боями казарме в сторону лестницы.

«Что же я ему хотел сказать?» – Палач всерьёз задумался, пытаясь выудить мысль из омута своей головы.

– Ну, мне скажи.

Подойдя почти вплотную, рядом с Палачом стоял его остроскулый, светлолицый товарищ – Джигит. В голубых глазах как всегда играли бесовские огоньки, худые руки переплелись над висевшим на груди автомате, а короткие сивые волосы почти не были видны на фоне белёсой кожи.

– Ах ты, чёрт! – Палач сжал протянутую ладонь и, встав, медвежьей хваткой обнял друга. – Выбрался оттуда! Ты смотри на него!

Джигит, скрывая взгляд, расплылся в улыбке, закивал:

– Да-да, я здесь вот, у тебя.

Бойцы уселись на пол около наблюдательного пункта – дыры в стене, по разные её стороны. Благодаря форме этого проёма, Луна создавала своим бледным светом овал на грязном полу казармы. В темноте ночи стало вдруг хорошо слышно трескотню жителей травы: кузнечиков и цикад.

– Нет, ну ты молодец, ты молодец! – Палач улыбался во все свои три десятка зубов.

Джигит только кивал на слова друга, отстукивая костяшками по стальному затвору автомата какой-то ритм.

– Но как ты прошёл? Один!

Ротный балагур посмотрел исподлобья и заговорил в непривычно низком тоне:

– Так, а просто, Антоха. Это те же пули. Они летят, а ты уклоняйся. Уклоняйся лучше – пролетят от тебя дальше. Что они могут?

– А, ну да, – Палач сконфузился, посмотрел на пол.

– А ты – крыса! – уголки губ молодого солдата поползли вверх в шутливой гримасе.

Антон опешил. На лице Джигита была всё та же дьявольская улыбка, походившая на оскал:

– Лабораторная. И понимаешь, почему?

– Нет.

– Потому что их могилы безымянные – братские могилы, за светлое будущее! – Джигит засмеялся, вздрагивая плечами и смотря сквозь стену куда-то вдаль. Палач сейчас не мог узнать своего товарища. В этот момент в его голове всплыли воспоминания – высота, короткая перестрелка, тело, лежащее у ступенек.

– А ты…

– Мёртв? Да. Но зато я выбрался оттуда. А вот у тебя получилось бы? Своей ли, чужой ли!

– Будешь окроплён, – по привычке произнёс Палач, не в силах осознать, что сейчас происходит.

На плацу замелькали тени – то туда, то сюда бежали крупные, похожие на буйволов собаки. В воздух полетели обрывки тентов, которыми были покрыты грузовики. Отовсюду послышались жуткие завывания.

Джигит встал, сделал шаг к дыре и опустил автомат к полу. На его бронежилете стало видно входное отверстие – зияющая дыра с кровавыми ошмётками плоти вместо сердца.

Палач попытался встать, но ноги будто бы приклеились к полу – все движения стали такими медленными, словно он был в тягучем киселе.

– Не бойся, братан, вы же все здесь, у меня, – Джигит постучал кулаком по окровавленному, оплавленному краю бронежилета у раны. – Вот здесь вы у меня все! Вот здесь вы уже все!

Из тёмного тамбура с первого этажа донесся скрип от шатающегося металлического поручня, послышались судорожные шлепки по лестнице.

С неимоверным усилием, Антон смог лишь упасть на пол и навести дуло автомата на тёмный тамбур второго этажа: его тело стало очень тяжёлым, закостеневшим.

Рядом кто-то истошно прокричал:

– За Раскат! За нас! Будешь окроплён!

Палач повернул голову на голос, к отверстию в стене. Джигит стоял на самом краю дыры, разведя руки в стороны. Его лицо было мертвецки бледным, на нём не было больше никаких эмоций. Закрыв глаза, солдат шатнулся назад и пропал из виду, упав в многотысячную толпу монстров.

– Агггггых! – Палач проснулся. Боец почувствовал, что лежит грудью на автомате и перевернулся на правый бок. Сквозь небольшие стёкла «бойниц» в помещение рубки заглядывала Луна. Её серебряный свет падал на верх стены, у которой он спал. Дверь в коридор была открыта. Между ним и этой дверью, лежа головой на рюкзаке, спала Настя. С другой стороны от двери, под белой доской с надписями, лицом к стене храпел Рысь. Антон почувствовал, как вспотел. Вся одежда на нём намокла от пота из-за кошмарного сна. Он посмотрел в открытую дверь, моргая, пытаясь окончательно проснуться. «Как хорошо, что я не на том втором этаже», – Палач протёр глаза, перевернулся на спину. Потолок даже сквозь ночную тьму выглядел белым. Снизу его подсвечивал фонарик. Палач сел, опершись спиной о стену. За столом с приборными панелями сидел Гора. Включённый фонарь был прикрыт каской, из-за чего вся конструкция походила на военно-полевой торшер. Великан аккуратно что-то выцарапывал ножом по столешнице. Палач осмотрел комнату: аппаратные шкафы также светились огоньками небольших лампочек, его бронежилет был слева, автомат справа, Гора на посту, Мессия рядом, почти вплотную, Рысь на стрёме. «А где? А, вот», – Палач вновь протёр сонные глаза, не сразу разглядев у противоположной стены Вадима и Машу. Девушка лежала вдоль плинтуса, положив голову на грудь командира. Видимо, Вадим заснул, прижимая Шерлок к себе.

В горле пересохло. Палач встал и пошёл в сторону туалета. Гора резко обернулся на звук, но, увидев проснувшегося напарника, вновь вернулся к своему занятию. Подойдя к коридору, Палач пошатнулся в сторону от неожиданного звука:

– Фрёёт! – громкий шёпот шипел слева.

Боец начал быстро перебирать в своей голове: «Это что сейчас было? Это кто-то сказал? Мне сказал? Кто? Что он вообще сказал? Откуда? Кто? Гора далеко, а тут, рядом только Рысь, но он спит. Спит? – Палач наклонился, пытаясь рассмотреть в темноте черты лица. – Спит, вроде», – решив, что это всего лишь звук из чьего-то сна, Антон вышел из радиорубки. Входная дверь в конце коридора была плотно закрыта, где-то рядом с ней должна висеть его растяжка. В туалете всё казалось чуть виднее: свет луны также пробивался через небольшие оконца вверху, но отражался от белой кафельной плитки на стенах. Для привыкших к темноте глаз это было сродни прожектору. Стрелок бросил взгляд на два писсуара вдоль стены слева от двери, открытые кабинки за ними – тихо и чисто, как будто он сейчас просто ночует на базе «Раската», а не в «хижинке» разбитого гарнизона. Два небольших белых умывальника с латунными кранами размещались на стене напротив. Антон подошёл к одному из них. Он выкрутил пластмассовый вентиль до упора – вода потекла небольшой струйкой. Палач начал жадно пить воду, нагнувшись к крану под зеркало, висевшее на стене. Спросонья, из-за сильной жажды ему хотелось даже слизывать капли воды с самого умывальника – напиться не получалось. Но пробуждающийся мозг всё же относил эту идею к числу сомнительных поступков. Прохладная влага протекла по обезвоженному пищеводу. Палач посмотрел на себя в зеркало: два знакомых чёрных глаза, чуть изогнутый, с горбинкой нос. Немного выдающийся вперёд подбородок был сейчас весь в проросшей чёрной щетине. К собственному удивлению, он увидел на своём лице улыбку.

 

«Может просто вода вкуснее, когда ты на задании? Как чай в походе», – Антон смочил ладонь в тонкой струе воды и протёр вспотевший лоб, затем голову с тёмными волосами. Приятная прохлада окончательно вывела его из полусонного состояния. Что-то проползло слева: глаз уловил небольшие изменения на краю отражения в зеркале. Палач моментально обернулся. Ничего – просто облако частично закрыло собой свет Луны. Стало темнее.

«Показалось, – Палач снова прильнул к воде из-под крана. – Просто показалось. Кроме меня тут никого нет, дверь закрыта. И я не на том чёртовом этаже! Как хорошо, что не там. Хотя. Не уверен, что эта дверь удержит тварей, если они нами заинтересуются. Мина? Ха! Шумная кроха! Она просто, чтобы нас пробудить перед боем. Последним, мать его, боем! – Антон прополоскал рот, сплюнул. Снова посмотрел в зеркало. – Хорошо, что рядом нет монстров. Двери у нас, считай, что нет. Сумасшествие! Нет, не надо об этом думать! Зачем об этом? У меня ведь время сна. Главное, что сейчас тихо. Так, а почему мы всё же ещё живы? Может просто мы толпа «Неуловимых Джо?» – он в очередной раз расплылся в улыбке, затем промыл глаза и, закрыв кран, пошёл обратно в радиорубку.

Переступая через порог, «заклинатель пуль» услышал звуки, похожие на причмокивание. «Ого!» – Антон всмотрелся в спящую Настю. Кажется, она, не открывая глаз, что-то шептала. Палач присел рядом с девушкой. Её глаза действительно были закрыты, а пухлые губы еле заметно дёргались. На её руках иногда вздрагивали пальцы. «Понятно», – стрелок встал и пошагал в сторону стола с дозорным.

Гора вырезал на столешнице рисунок: какой-то растительный орнамент, похожий больше на татуировки людей древности. Остриё ножа он ставил на поверхность, и аккуратно надавливал ладонью на рукоятку, затем вычищал из получившейся бороздки обломки синей краски. Палач тихо спросил:

– Слышал, как они бубнят?

– Конечно, два часа уже скоро, как слушаю, – великан отвечал, не отвлекаясь от своего творчества. Антон был удивлён: в могучих руках его сослуживца даже армейский нож выглядел скальпелем, но из-под лезвия, тем не менее, выходили хитросплетения из тонких красивых линий. В них угадывались стебли и листья. Какие-то симметричные символы выглядывали из-за этих узелков. Он решил уточнить:

– Ты раньше рисовал?

– Да не – татухами увлекался, пока школу заканчивал.

– Нормально у тебя получается!

Гора улыбнулся. Его небольшие глаза блестели отражениями света от фонарика. В наушниках, лежавших рядом, было слышно только шипение.

– На связь кто-нибудь выходил?

– Да не, она мёртвая, – Гора посмотрел на часы на своей левой руке. – У тебя ещё есть минут пятнадцать, потом меня сменишь.

– Да. Надо их использовать – впереди день не легче вчерашнего. Возможно, будет полная жопа, – с этими словами Палач вернулся на своё спальное место. Его каска была прикреплена к лямкам рюкзака, стоявшего на полу у изголовья подушки, которой стал бронежилет. Вся эта нехитрая конструкция в играх света и тени казалась сказочным карликом на лодке, снарядившимся в долгий поход.

***

Погода стала на редкость пасмурной – небо абсолютно серое. Палач перешёл через плац, начал подниматься по крыльцу казармы. Ступеней оказалось больше, чем было вечером – вовсе не пять. Они были грязными, в какой-то шелухе, обрывках газет и жухлой траве. Он ступил на первую, потом на вторую и поднимался всё выше. Носок ботинка соскользнул с четвёртой, и боец полетел носом вперёд: «Только не головой!»

Антон открыл глаза. Это был всего лишь новый неприятный сон.

– Твоё время, – Гора встал со стула, показывая пальцем на свои часы.

Палач услышал, как снаружи дождь стучит по асфальту, крыше, антенне, стеклам небольших окон.

– Ага.

Он опёрся на кулак и поднялся с пола.

– Пост принял. Ложись спать.

***

Сержант Седов заполнял журналы осмотра территорий, книги инструктажа и дежурства. Листы в клеточку уже рябили в его глазах, но военный регламент оставался непреклонным. Ночной дождь закончился, и в воздухе повис приятный запах свежести, идущий с улицы. Багровый берет скрывал аккуратно стриженые волосы военного. Их длина была чуть ближе к средней по армейским меркам. Небольшой автомат лежал на металлическом столе с телескопическими ножками: наспех сооружённый оповестительный пост, связывающий собой несколько боевых позиций стрелковых расчётов на небольшом участке Сил Сдерживания, стал местом несения службы «Старшего по заслону». С прибытием «Раската» в этот наряд сутками напролёт стали заступать бойцы полковника Громова. В небольшом помещении бокса, похожего на укороченный транспортный контейнер, пол был из нескольких листов фанеры. Почти по центру комнаты стоял раскладной стол «Старшего» с предметами армейской отчетности и телефоном, провод от которого уходил на улицу. Чёрный кабель покидал бокс через узкую дверь – впопыхах прокинутая линия являлась единственной связью заслона со штабом. Над столом в стене бокса было квадратное окно размерами метр на метр со стеклом, армированным проволочной сеткой. Недалеко от складного стола «Старшего», слева у стены располагался небольшой обогреватель, но он сейчас не работал. Это обстоятельство никого не расстраивало, потому, как летние ночи в этом году оказались весьма тёплыми. Справа от дежурного на ящике с сигнальными ракетами сидел рядовой. Он сжимал свой автомат коленями. Упорно делая вид, что чистит шомполом ствол, солдат качался из стороны в сторону, пытаясь оставлять открытым хотя бы один глаз. Седов широко зевнул, посмотрел на наручные часы: «Скоро должна прийти смена от мотострелков. Ещё четыре часа и меня самого тоже заменят», – подумал он, предвкушая предстоящий короткий сон. Его серые глаза на пару секунд заискрились радостью от таких приятных мыслей, но затем тонкие пшеничные брови снова съехались на узкой переносице: «Я чё, не заполнял его?» На открытой странице журнала пожарной безопасности не было записи об отсутствии пожаров на посту уже целых три часа.

Зазвонил телефон.

– Пост-48, – ответил в чёрную трубку сержант.

– Статус 5! – отчеканили на другом конце.

– Статус 0-5!

– Принял! Смена уже пришла?

– Никак нет, ещё не были.

– Принял.

Парень вернул трубку на место. Почесав костяшкой указательного пальца округлый нос, Седов вернулся к разлинованным страницам.

Рядовой позади него перестал качаться: рука остановилась в нижнем положении. Вторая еле-еле одним пальцем ещё держалась за ремень автомата. Опершись шлемом на стенку бокса, солдат заснул, не сумев воспрепятствовать дрёме.

Сержант нажал на кнопку портативной рации, висевшей у него на лямке бронежилета:

– «Крот‑1» – «Ограде», начать расчёт!

На пару секунд повисла тишина, затем из динамика затрещало:

– «Крот 1‑2», 0-5!

Спустя десять секунд похожим голосом ответил следующий:

– «Крот 1-3», 0-5!

Затем ещё:

– «Крот 1-4», 0-5!

И немного опоздав, еле различимым басом:

– «Крот 1-5», 0-5!

Седов выжидающе смотрел в темноту за окном, разглядеть там он ничего и не пытался. К столешнице была прикручена небольшая настольная лампа, работающая на литиевых батареях, но её мощности хватало, чтобы глаза не могли приспособиться к ночи.

Из динамика рации протрещало:

– «Крот 1-6», 0-5!

Сержант ответил по настроенному каналу:

– «Крот‑1», расчёт окончен!

«Когда выходной будет, я его весь продрыхну!» – сержант увидел, как тонкие линии фиолетовых клеток на бумаге немного «провернулись» на месте. Частое моргание отогнало это наваждение.

С улицы из-за приоткрытой двери стал слышен приближающийся кашель. Рядовой, притихший на ящике у стены, тихо сопел.

«Мля, он чё, опять заснул?» – подумал сержант в тот момент, когда дверь открылась на полную ширину, и на фанеру ступил человек в зелёном камуфляже с вкраплениями красных пятен.

«Старший» вскочил:

– Товарищ полковник, за время моего дежурства…

Спящий боец издал что-то среднее между хрюканьем и криком «Мля!», выронил автомат и шомпол из рук, открыв глаза, резко начал вставать, но спросонья потерял равновесие и плюхнулся обратно, задом на деревянный ящик.

– Погоди, погоди, – Громов остановил доклад сержанта.– Чё ты так разорался? Не видишь: товарищ в каком состоянии?

Командир «Раската» спокойно подошёл к ящикам и стал медленно отводить к стене съехавшую у рядового на лоб каску так, чтобы тот показал ему, наконец, своё лицо. Ноздри сержанта раздулись от волнения: «Попал!» – пронеслось у него в голове. В этот момент он не ощущал свою руку, которую продолжал держать «под козырёк».

Заспанный пехотинец пытался что-то сказать:

– Виноват, товарищ пол…

– Шшшш! – Громов прислонил указательный палец к своим губам, а когда солдат перестал пытаться испускать звуки, продолжил размеренным голосом. – Фамилия?

– Никитин, – рядовой покраснел.

– Устал, наверно, Никитин?

И без того глубоко посаженные глаза паренька пытались спрятаться поглубже в череп. Громов рассматривал пристыженную рожу рядового:

– Ты что, говорить не умеешь? Я спрашиваю: заснул?

Сержант сглотнул слюну сухим горлом:

– Так точно, товарищ полковник.

Офицер, совершенно не меняясь в лице, продолжил:

– Сон – падлюка. На посту тело сковывает – сон надо гнать! А лучше всего – занять себя чем-нибудь активным. Сменщик, заходи, чё ты встал там?

С улицы в бокс вошёл ефрейтор, прошмыгнув за полковником. Его худая спина не была сутулой, но опущенная голова на подтянутом теле и «волокущиеся» ноги создавали впечатление сгорбленного человека. На фанерном настиле остались свежие мокрые следы от его берец с еле видным слоем песчинок, прилипших к подошве.

Громов снова впился взглядом в рядового:

– Упор лежа принять! – его голос оставался спокойным, хоть он и выделил особым акцентом слог «‑нять» в приказе.

Солдат почти рухнул на пол, выставив руки перед собой – поза для физического упражнения принята, хоть и одежда была не самая удобная. Весь армейский обвес из магазинов в подсумках, бронежилета да каски никуда не делся.

– Выполняй упражнение номер пять, пока я тут,– спустя секунду Громов добавил. – Для тебя персонально я меняю сложность упражнения до «Метроном» – оповещай меня своим счётом.

Боец начал отжиматься, считая вслух:

– Раз, два, три…

– Отставить!

Рядовой замер в исходной позе на разогнутых руках. Громов, сдерживая раздражение, продолжил:

– Никитин, тебе каска на что?

– Есть!

Солдат начал отжиматься, касаясь пола передней частью каски. Получался гулкий металлический звук будто кто-то постоянно что-то ронял. Полковник повернулся к сержанту:

– Происшествия были?

– Никак нет!

«Стук-стук», – доносилось снизу.

Офицер подошёл к столу, сел, начал перебирать небольшую стопку журналов, заполнение которых должно было отражать ход дежурства:

– Вот же навыдумывали! То есть в «Раскате» ещё мало бумажек! – Громов с улыбкой посмотрел на своего подчинённого. – Да опусти ты руку или тебе так стоять нравится?

Седов опустил конечность, только сейчас почувствовав, что она стала затекать.

«Стук-стук».

– Никак нет, не нравится.

– То-то же. Ты сколько уже в отряде?

– Полтора года почти.

– Как фамилия?

– Сержант Седов.

«Стук-стук».

Полковник опёрся правым локтем на столешницу, сидя вполоборота:

– Ага, помню – четвертая волна набора, наверно.

– Так точно!

Постукивания со стороны двери начали звучать всё реже, с большей задержкой. Ефрейтор с жалостью смотрел на своего однополчанина: руки рядового дрожали от перенапряжения, поясница «провисла» под тяжестью амуниции – пах был на расстоянии сантиметров пяти от пола, мышцы уже отказывались подчиняться. Вокруг ладоней Никитина были мокрые пятна древесины, впитывающей пот.

– Ты не сдохни там только, Никитин! – бросил командир «Раската» через плечо и продолжил разговор. – Дежурный, видно кого-то со стороны «восьмидесятки»?

– Под вечер кто-то из мелочи – может «тритон», а может и «гара» – шарился по кустам, но без попытки прорыва.

 

– Я тебя понял.

Громов посмотрел на пришедшего с ним ефрейтора и спросил у того:

– Спать на посту будешь?

– Никак нет! – мотострелок скорее выстрелил словами, чем сказал.

– Правильно. А ты, сержант, следи, чтобы служба велась – на это тебе лычки и даны! Если твой пост ещё раз просядет в боеспособности, то ты вылетишь из «Раската» со справкой об идиотизме на лбу – не лучший документ для устройства на работу.

Сержант заметно покраснел. Громов встал, сделал пару шагов по направлению к двери и остановился:

– Никитин, вставай, хватит качаться, а то ещё в культуристы подашься!

Боец упал на пол, затем быстро поднялся, схватил свой автомат за цевье, вскочил и напоролся на взгляд командира «Раската».

– Ещё раз заснёшь на боевом посту в заслоне – я тебе коленку прострелю, – тихо сказал Громов и вышел из бокса. Рядовой прошмыгнул за ним.

«Фуууххх», – сержант вытер пот со лба. Затем посмотрел на прибывшего ефрейтора:

– Ты всё слышал?

– Да. Я ведь кашлял, пока мы шли с ним сюда, думал, вы услышите – не спалитесь. Я не знал, как сделать, чтобы этой херни не произошло!

– Забей, – Седов достал из разгрузки пачку сигарет.

– Он тебя на контроль взял, да? – двадцатилетний ефрейтор с острым подбородком, слегка отвисшей нижней губой и большими глазами болотного цвета не унимался.

– Ну… да. Но это мы ещё не по-крупному залетели.

– Лютует?

– Самое противное, если из «Раската» выкинет. Там уже будет по хрен на справку!

– В смысле?

Веснушчатый лоб молодого ефрейтора напрягся, покрывшись складками кожи над переносицей. Сержант же достал сигарету из пачки и пока просто крутил её в пальцах:

– Понимаешь, «Раскат» – это всё. Я ведь туда год пытался пробиться. Эту форму, этот берет, этот девиз – я сам всё это выбрал. К нам нельзя попасть второй раз. Это как семья, понимаешь?

Затем, немного подумав, добавил:

– Громов, на самом деле, офигенный мужик, я тебе отвечаю!

– Ммм, – ефрейтор промычал, сделав вид, что понимает, о чём речь.

– Так, я сейчас курну по-быстрому, а ты пока сядь на моё место для виду.

Парень не заставил себя упрашивать и без промедления рухнул на раскладной стул, да так, что тот аж заскрипел.

– Э! Сядь, а не раздолбай! – сержант легонько ударил костяшкой по шлему солдата, направившись к выходу.

Снаружи оказалось мокро и темно. Небо не было привычно усеяно звёздами. Луна спряталась за облаками. Привыкшие к свету настольной лампы глаза всё никак не могли перейти в «ночной» режим. Щёлкнул шершавый ролик зажигалки и дым поплыл к низу гортани. «Сейчас бы в постель, да на ту блондиночку в купальнике», – сержант замечтался о девушке, которую увидел вблизи взлётной полосы днём. Он пытался рассмотреть позиции подчинённого ему заслона, но без толку. Сейчас дальше пяти метров от бокса ничего не разглядеть. Над травой начала появляться первая дымка тумана.

Ефрейтор рассматривал закорючки в открытом «Журнале старшего по заслону». Судя по времени написания последней проверки, сержант верил в светлое будущее, потому что его рапорт спешил на пару часов вперёд.

– Да уйди ты! – с улицы доносились тихие ругательства Седова, видимо, на приставших к нему мошек.

Сидящий за столом мотострелок посмотрел на оставшиеся пустые страницы журнала: «Фух, сегодня ещё не надо оформлять новый». Ефрейтор помнил, как однажды попал в наряд, который закончился разлиновыванием вручную тысячи страниц этих отчётов, описывающих дежурство. А всё потому, что предыдущий наряд там исписал последние чистые листы в подшивках, и новый дежурный не собирался принимать пост, пока старый не подготовит ему чистый комплект для ведения записей.

– Аааай! – вдруг вскрикнули снаружи. Ефрейтор повернулся к двери: сержант стоял спиной к боксу, схватившись за ухо левой рукой. В правой он всё ещё держал дымящуюся сигарету. Сержант немного наклонился влево, будто пытаясь вытрясти что-то из головы.

– Чё там? – громко спросил у него ефрейтор. Сержант молчал. Из его пальцев правой руки, наконец, выпала сигарета. Улетев в лужу, бычок сразу погас. Седов убрал руку от головы и выпрямился.

– Всё нормально? – крикнул ефрейтор.

Сержант медленно, немного шатаясь, повернулся лицом к боксу: его глаза были широко открыты, рот как будто пытался что-то сказать – губы дёргались. На его бронежилет упали две капли крови с левой части головы.

Ефрейтор вскочил со стула:

– Тебе в медпункт надо!

Седов никак не отреагировал, только перевёл взгляд на ефрейтора. Спустя минуту, пошатнувшись из стороны в сторону, сделал первый неловкий шаг к двери.

– Чё с тобой?

Сержант не отвечал. Второй, третий – шаги становились уверенными, но пока ещё короткими. Достигнув дверного проёма, Седов встал как вкопанный. Его зрачки были сужены до маленьких чёрных точек. По левой щеке, шее, шла тонкая струйка крови из уха.

– Седой! Ты чёт странный! – ефрейтор взял со стола свой автомат. Он не понимал, что ему сейчас делать. Ведь если сержант принял наркотик, то нужно помочь «раскатовцу» скрыть последствия, иначе потом будет не отмыться перед сослуживцами от статуса «суки». А если, вдруг, сержант начнёт драться, а он его в ответ вырубит прикладом, то затем долго нужно будет объяснять причину появления синяков на дежурном. Да и Седов, придя в себя, может неправильно понять.

– Рааааааргггх! – прорычал «Старший». Он резко прогнулся в коленях так, что те громко хрустнули, подал корпус немного вперёд, руки развёл в стороны, как вратарь.

– Рарррррррргггггггххххххх! – ещё громче прокричал Седов. В его широко открытом рту стала видна пена.

– Стой, где стоишь! – ефрейтор снял автомат с предохранителя. До него начало доходить, что дело тут не в наркоте, и мотивы поведения в ужасающих, бешеных глазах сержанта сейчас совсем нездоровые.

– Рааааааааа! – с надрывом прокричал сержант и ринулся вперёд.

Оглушительно простучала очередь, выпущенная из автомата. Труп рухнул на пол. Ефрейтора трясло: он убил живого человека. Он высадил половину обоймы в голову свего нового приятеля. Теперь тело Седова начиналось с остатков шеи. Стол был заляпан ошмётками плоти. Все стены окрасились в багровую крапинку. Стало слышно, как кто-то бежал в сторону бокса. В проёме показался Громов. Он остановился на пороге.

– Тов‑в‑в‑вварищ, я, я, – начал было говорить онемевшим языком солдат.

Полковник перевёл гневный взгляд с трупа на окровавленного по пояс ефрейтора:

– Ах ты, сучёныш! Да я тебя по праву военно-полевого суда здесь же прирою! – говоря это, Громов расстёгивал кобуру на бедре.

Солдат бросил автомат и упал на свои дрожащие колени:

– Я защищался! Не! Не… Не убивайте! Я за… Я защищался! – ему было трудно говорить, на глазах появились слёзы, голос стал как не свой.

Громов вырвал пистолет из лямок на бедре и направил ствол на лоб ефрейтора. Полковник был в ярости, он жадно вдыхал и выдыхал воздух:

– Говори, гадёныш, за что ты его убил?

– Я защищался! Он бешеный был!

– Я его сам видел десять минут назад, говна кусок! Кому ты заливаешь? Конец тебе, тварь!

Сзади к командиру «Раската» подбежал Кононов:

– Товарищ полковник, что происходит?

– Эта хрень сопливая моего пацана завалила! Как старший по званию, привожу директиву номер пятьдесят в исполнение! Вы – свидетель! – он снова перевёл взгляд на солдата. – Ты сделала роковую ошибку, мразь!

Щёлкнул предохранитель на пистолете, зарёванный ефрейтор истошно взвыл.

Вдруг, по периметру кордона громко захлопали выстрелы. То тут, то там кто-то возникли истошные крики. Громов посмотрел через окно на линии трассеров, летящих в небо, в землю, в соседние позиции заслона.

– Товарищ полко… – начал было обращаться к нему начальник штаба.

– Я вижу! – бросил командир «Раската», выходя из бокса. Кононов побежал за ним, хватая свою рацию на ходу. Над кордоном завыла сирена. Хлопки выстрелов стали слышны абсолютно повсюду. Ефрейтор отполз спиной к стене бокса, подобрал колени и закачался взад-вперед, смотря на безголовое, остывающее тело Седова.