Едва только от Вареньки отошел «Вячеслав» как вдруг неожиданно к ней подобрался человек со знакомыми чертами лица, в котором она узнала кучера Михаила Ильича и который до сих пор довольствовался одним лишь башмаком.

– Варенька милочка, к вам сейчас подходил господин, он… э-э… хотел от вас что-то? – Допрашивал Захар.

– Какое вам дело? – Защищалась Варенька.

– Дело? Да собственно никакого. Вы ведь слышали мою историю, которую я рассказывал давеча как у меня карету, трое школяров угнали? Так вот этот господин очень напомнил мне одного из тех бандитов. Он вам не представился?

– Если вам так интересно спросите у него.

– Что ж, простите за беспокойство юная леди… – сказал Захар и как только он отошел от нее вымолвил про себя: – знаю, здесь замышляется что-то дурное. Те молодцы были в рассвете сил, а значит и охотны до девиц, такие истины известны даже второсортным сыщикам. Я отомщу им за карету и за свой башмак. Отомщу так что мало не покажется. Прослежу, пожалуй, за девчонкой… куда это она направилась в самом начале «Rondo»?

– Постой Захар! – Послышался голос мистера Фредерика, – ты не видел куда подевалась Варенька?

– Нет времени объяснять мистер Фредерик, идемте за мной! – Воскликнул Захар.

Дядя Вадим, видя издалека беспокойство на лице мистера Фредерика, поспешно последовавшего за Захаром, решил незамедлительно проследовать за ними, дабы в случае чего оказать им свою внезапную помощь. Мистер Фредерик едва поспевал за Захаром. Подобно тому как искусный полководец чует запах пороха, так и мистер Фредерик ощущал присутствие беды, отвратить которую он намеревался несмотря ни на что. Захар уже описал полукруг вокруг Эрмитажа и увидев полы развеявшегося платья, задравшегося от ветра и узрев как материя его заворачивает за своей владелицей за угол в какой-то неприметный уголок Захар приободрился, но вспомнив про троих школяров насторожился в преддверии неизбежной размолвки. Нырнув в то же самое место Захар, стал свидетелем загадочного происшествия, которое можно было объяснить только жестокостью и вероломством свойственным вышеуказанным школярам. Мистер Фредерик нагнал Захара через несколько мгновений, в то время как дядю Вадима вдруг остановил один весьма приметный прохожий.

– Чайковский! Там беда… нужно что-то сделать… труба! Где твоя труба? Что? На площади? Немедленно беги туда и затруби что есть силы! Позови на помощь… подними шум! – Второпях дал указания дядя Вадим и незамедлительно ринулся в то место, где он и предполагал найти мистера Фредерика. – Что же это такое? – Пред его взором открылась жуткая картина: отпертая настежь потайная дверь ведущая в зал Эрмитажа была испачкана кровью молодого стражника, охранявшего этот вход, ныне лежавшего у этой двери ничком совершенно неподвижно.

– Как Бог мог допустить такое… – Сказал мистер Фредерик и никогда дядя Вадим не видел его таким опечаленным как в ту злополучную минуту.

– Мистер Фредерик… – обратился Захар еле как управляясь с собственным голосом, – если мы не поспешим… если не поторопимся, случится непоправимое.

– Следы от крови на ковре мистер Фредерик! – Указал дядя Вадим.

– Скорее друзья, поспешим. – Сказал мистер Фредерик.

В то мгновение раздались насыщенные аплодисменты, шум которых сошел на нет при ярко раздавшейся ноте трубача. Недоумение охватило народ. Гул обвеял волнительным ветерком недоумевавших. Долго еще люди не могли прийти в себя, тогда как на счету была каждая секунда. На смену шуму пришелся женский крик. Свет второго этажа музея зажегся. Услышав крик люди как будто вышли из забытия, они принялись ломиться в двери Эрмитажа, они требовали впустить их во внутрь. Вскоре дверь поддалась неудержимому натиску, еще немного и люди полезли бы в окна. Крича что было мочи целая толпа устремилась на помощь неизвестной барышне. Достигнув второго этажа, люди остановились, перед ними стояли, озираясь три школяра которые закрывали собой измученную девушку, лежавшую на полу. Из другого конца зала появились три отважных мужа которые преградили путь отступления преступникам.

– Что вы с ней сделали? Отойдите от нее сейчас же! – Воскликнул дядя Вадим.

– Она незаконнорожденная. Она преступница. Она прелюбодейка!.. ее надо…

– Не вам решать! – Перебил мистер Фредерик Чистоплюя, – оставьте ее в покое молодые люди!

– У девушки идет кровь! – Заметил кто-то из толпы.

Люди заахали от увиденного.

– Варенька! Варенька! – Вырвался из толпы Гриша и побежал прямо на троих школяров.

– Гришенька, нет! – Крикнул мистер Фредерик.

Гриша повалился у ног школяров поскользнувшись, но они не замедлили захватить его крепкой хваткой. Гриша сопротивлялся, кусался и дрыгал ногами, словом, делал все возможное сквозь нахлынувшие из глаз слезы чтобы спасти Вареньку. Варенька повернула тяжелую голову в его сторону и из глаз ее потекли новые слезы, даже они замедленно скатывались с ее щек до самой шеи словно смертельная медлительность сковывала все ее движения. Гриша чувствовал себя беспомощным в руках рослых школяров. Несмотря на все усилия, которые он прилагал, ему так и не удалось выбраться из твердых рук, удерживавших его. Он затрясся от чувств, которые переполняли его и зарыдал оттого, что не может ничего сделать. Ему до смерти хотелось спасти Вареньку, ему хотелось избить трех злодеев, но казалось, что никак нельзя было предотвратить того, что случилось.

– Отпустите мальчика немедленно! – Повысил голос главный Надзиратель тюрьмы Петропавловской крепости, который подоспел вместе с товарищами по службе. Они направили оружия прямо на школяров и дали последнее предупреждение. Гришу отпустили, он побежал в другую сторону к мистеру Фредерику и обнял его, обхватывая двумя руками его фигуру так словно одним этим жестом он мог спасти Вареньку. – А теперь опуститесь на пол и держите руки на виду, руки на виду вам было сказано!

Школяры выполнили указание и пока их заковывали в наручники Гришенька вновь сделал попытку подобраться к Вареньке, но его остановил один из служащих.

– Нельзя мальчик, она ранена, не подходи! – Произнес служащий суровым тоном.

– Пожалуйста отпустите, пустите меня к ней, я… я… – Плакал Гриша от очередного приступа беспомощности.

– Гриша… – Прошептала Варенька и закашляла кровью придерживая живот.

– Пожалуйста… – Молил Гриша.

– Позовите Врача! – Кричал служащий, не обращая внимание на Гришу.

Гриша вырвался из его рук и подбежал к Вареньке опустившись перед ней на колени. Варенька лежала, держа алую руку на животе и тяжело дышала. Ее взор был обращен на Гришу, она хотела что-то сказать ему, но приступ кашля вновь возобновился. Гриша взял ее свободную руку и обхватил своими двумя. Отдышавшись, Варенька улыбнулась Грише как будто смертельная рана больше не убивала ее, так словно она скоро оправиться. Эта прекрасная улыбка не покинула ее лица, она осталась отпечатком, наложенным искреннею любовью, которую Варенька унесла с собой навсегда.

– Варенька… – Прошептал тихо Владислав Романович и повалился без сознания на пол.

Глава шестнадцатая.

Владислав Романович проснулся в отделении больницы в одной из скромных и душных комнат, которые проветривают лишь по утру и перед отходом ко сну. Его железная койка заскрипела от движения. Владислав Романович испытывал то знакомое каждому ощущение, которое непременно наступает, стоит человеку проснуться в незнакомом ему месте или при обстоятельствах, когда человек не может вспомнить как закончился его день, подобно тому, как невнимательный читатель, раскрывая книгу на том месте, где остановился никак не может припомнить что описывалось на этой странице и отчего все так завертелось. Владислав Романович приподнялся и оглядел палату, но решительно ничего не запомнил из-за вошедших в палату людей, которые отвлекли его от наблюдения.

– Владислав Романович сейчас не может принимать гостей. Он сейчас спит. Сами полюбуйтесь… – остановилась у ног кровати неопытная помощница отделения.

– Видно проснулся братец! Как ты себя чувствуешь брат? – Спросил Борис, присаживаясь на край кровати.

Владислав Романович вперился взглядом на молодую помощницу в белом халате.

– Я позже зайду к вам. – Сказала она, отворачиваясь от пристального взора Владислава Романовича и покидая палату.

– Сестра! Подойдите ко мне пожалуйста. – Попросил один из больных в палате, который лежал на кровати, находившейся в самом углу.

– Что со мной Бориска? Почему я здесь? Что произошло? – Вопрошал Владислав Романович.

– Говорят в обморок упал посреди Эрмитажа. Я волновался как бы не случилось беды… то есть последствий этого обморока… Мне самому интересно что произошло, не поделишься брат?

– Ах это… – задумчиво протянул Владислав Романович.

– Ты небось обиду держишь за то, что я объединился с отцом против тебя? Оставь брат, я только как лучше хотел, кто же знал, что ты так переживать будешь… даже отец весь день на ногах, мама встать с кровати хотела после стольких-то дней!.. Видишь, а ты говоришь не любят, не ценят. Я еще к тебе домой заходил за вещами, вижу ты ни хлеба, ни творога не ел совсем, а потом вдруг обморок, ну конечно! А еще у Марьи Вадимовны все вызнал, что ты ни завтракал, ни ужинал дома, как это понимать?

– Я не могу больше писать брат. Совсем ничего. Ни строчки. – С печалью признался Владислав Романович.

– То есть как это?

– Из-за этого мне брат так плохо… что даже хотелось…

– Чего хотелось?

– Хотелось даже с моста спрыгнуть.

– С моста прыгать? – Весело переспросил Борис Романович, – так ты ведь мостов с детства на дух не переносишь!

– Отчего же?

– А ты забыл? Помнишь как мы шли с отцом вместе вдоль моста, а ты вдруг заплакал не помню отчего я ведь маленький совсем был… так отец взял тебя за шиворот, посадил на перила и сказал – «если плакать не перестанешь я тебя прям отсюда и выкину в речку» – так и сказал, я надолго запомнил, а ты видно совсем забыл об этом.

– Так и было? – Спросил Владислав Романович ничего не припоминая.

– Да брат, я тогда до смерти испугался за тебя, в детстве всякому веришь, а отцу родному тем более… с тех пор ты мостов и начал сторониться.

Владислав Романович кивнул и над чем-то задумался, а потом произнес:

– А помнишь, как нас мама домой никак завести не могла с улицы, и мы до самого вечера, бывало, гуляли?

– Конечно брат помню. – Улыбнулся Борис Романович, – а ты помнишь, как…

Долго еще братья поминали прошлое и нашли в нем свое утешение.