«Не страсть к изучению психики животных побуждала бихевиоризмов экспериментировать с ними и в порыве увлечения результаты этих экспериментов переносить на человека, но, наоборот, сознательная и преднамеренная установка на зоологизацию человеческого поведения породила огромное количество экспериментов над животными. Крыса превратилась в героя психологии, потому что была поставлена задача трактовать человека как животное… Результаты заранее интерпретировались с точки зрения определенной предвзятой концепции так называемой теории “проб и ошибок”» [30, с. 18–19].
В разработке методологической части данного исследования допускается существование личности как функциональной группы всех известных психических процессов: согласно эмерджентности, свойства системы не тождественны свойствам входящих в нее элементов, как свойства отдельных элементов не тождественны свойствам системы. Тогда, необходимо рассмотреть функциональную архитектонику головного мозга и историю появления в языке слова “личность” – представляется, что указанным образом наиболее успешно определятся критерии для сравнения отдельных психических процессов с возможными описаниями личности и обозначится феномен, который в языке получил номинатив – “личность”.
Сакрализированная "интериоризация" "смысла" до спекулятивного термина наравне с мышлением и сознанием видится в его ("смысла") этимологии – букв. "посланный от нас/с нами" [31]. Одними из особенностей работы памяти является выделение сущностных свойств воспринятого – смысл представлял как бы укороченную форму сообщения. В свою очередь память, как и прочие психологические термины, "обросла спекулятивными семантиками", о чем сообщал еще Сеченов [32].
«…Чисто физиологическое понимание того, что прежде называлось психической деятельностью, стало на твердую почву, и при анализе поведения высшего животного до человека включительно законно прилагать всяческие усилия понимать явления чисто физиологически, на основе установленных физиологических процессов. А между тем мне ясно, что многие психологи ревниво, так сказать, оберегают поведение животного и человека от таких чисто физиологических объяснений, постоянно игнорируя и не пробуя прилагать их сколько–нибудь объективно» [33, с. 184]
«…Когда за поднятием лапы дается еда, раздражение несомненно идет из кинэстезического пункта к пищевому центру. Когда же связь образована, и собака, имея пищевое возбуждение, сама подает лапу, очевидно, раздражение идет в обратном направлении.
Я понимать этот факт иначе не могу. Почему это только простая ассоциация, как то обыкновенно принимают психологи, а отнюдь не акт понимания, догадливости, хотя бы и элементарных, мне остается неясным» [33, с. 185]
Методологической трудностью в представленном исследовании является логика формирования вопросов [34] и общие проблемы языковой системы [35] в попытках описания проблем исследования и структуры рассуждений. Для большей объективности исследования все рассуждения проводятся “как бы с чистого листа” – словно исходных представлений о личности нет или они “ограничены”. Такими положениями выбраны следующие суждения: 1. Личность есть система некоторых элементов; 2. Личность как образование, тесно связанное с “психическим” и “морфофункциональным” (в отношении головного мозга); 3. Личность каким–то образом связана с “человеком”, его функционированием в обществе.
На примере функционального объединения: геометрическая фигура квадрат обладает собственными свойствами, которые “мнимо” выражаются через свойства других фигур: параллелограмма, ромба и прямоугольника [36]. В частности, собственным свойством квадрата является то, что его диагонали и точкой пересечения делятся на два, и являются биссектрисами углов, и равны друг другу; или, другой пример собственного свойства квадрата, при заданной площади он имеет наименьший периметр среди всех возможных четырехугольников / из четырехугольников с заданным периметром имеет наименьшую площадь; или центры вписанной и описанной окружностей совпадают и др. Условно есть ограниченный набор параметров (точки и прямые линии), из которых получаются разные фигуры (квадраты, ромбы и ост.), – по аналогии, личность составляют по отдельным характеристикам различных методик. Может показаться, что допустимо провести аналогию с характеристиками человека: диагностического инструментария достаточно для измерения отдельных качеств и их дальнейшего обобщения, нахождения прикладного значения выявленных кластеров и определения наиболее их успешных форм для данного контекста; однако, следуя за рассуждениями философов, необходимо заключить, что подобный подход определяет индивидуальность в индивиде (по определению), а не личность. Совокупность свойств / характеристик / черт и пр. – составляют индивидуальность, т.е. то, что принадлежит индивиду, когда личность должна быть рассмотрена “порядком выше” – предположительно, в функциональном направлении.
«Скрывание мозгом, от себя же, знания о своей конструкции, и ведет к антагонизму между рефлексом и сознанием… Мозг вводит сам себя в иллюзию, что вокруг нас существуют вещи, и они всегда таковы, какими нам кажутся… Этого (объективных вещей) просто быть не может» [37, с. 61], «для НС [нервной системы] самое главное – ее состояние равновесия,… а не сами по себе “объекты”, “вещи” или “знания”… Не в объектах, не в вещах и не в знании, как таковых, суть дела с точки зрения НС» – указывают Л. А. Фирсов и А. М. Чиженков [37, с. 133]. Необходимо заметить, что объективные вещи существуют и мы их познаем посредством ощущений, образов предметов, и вместе с тем их восприятие неизбежно преломляется наличным опытом субъекта, его когнитивными способностями вообще, отчего и может возникать «иллюзия» достаточной изученности мира. Тезис Л. А. Фирсова и А. М. Чиженкова сообщает о том, что непосредственно из физиологических закономерностей психологические не выводятся, хотя на них основываются.
«1. Психические явления возникают в процессе взаимодействия индивида с внешним миром.
2. Психическая деятельность, в процессе которой возникают психические явления, это рефлекторная деятельность нервной системы, мозга. Рефлекторная теория Сеченова–Павлова касается не только физиологических основ психической деятельности, но и ее самой.
Психическая деятельность как рефлекторная, отражательная есть деятельность аналитико–синтетическая.
3. В силу рефлекторного характера психической деятельности, психические явления – это отражение воздействующей на мозг реальной действительности.
4. Отражательная деятельность мозга детерминируется внешними условиями, действующими через посредство внутренних» [38, с. 184–185].
Работы У. Р. Эшби описывают деятельность живого организма как крайне организованную мультистабильную систему, каждые из элементов которой взаимно влияют друг на друга, определяя функциональное состояние образующихся микро– и макросистем, следующих к их гомеостазу: «…чем меньше связей в системе, тем меньше у нее возможных форм поведения. С этой точки зрения добавочные связи в мозге могут быть полезны, так как они позволяют увеличить число возможных форм поведения» [39, с. 319]. Также У. Р. Эшби указывает на необходимость в ограничении количества образуемых связей системы для сохранения ее потенциала к формированию новых типов функциональных объединений.
«В XX в. физика возвысилась до уровня науки об основах бытия и его становления в живой и неживой природе. Но это не означает, что все формы существования материи сводятся к физическим основаниям, речь идет о принципах и подходах к моделированию и освоению целостного мира человеком, который и сам является его частью, и осознает себя таковым. …В основе всякого научного знания лежит рациональное мышление» [40, с. 283]. «в качестве отправных позиций для любого анализа должны использоваться утверждения, согласные, т.е. не противоречащие, эмпирическим данным – опыту, приобретенному в практической деятельности» [40, с. 292]. Также, согласно научной картине мира, физическое определяет “границы” функционального – принципиальные особенности и в физическом, и в функциональном выявлены для феномена левшества–правшества, однако психологическая интерпретация этого не разработана.
«На сегодняшний момент совершенно нет ясного представления и понимания, чем же отличаются леворукие и праворукие люди в том, как организованы у них высшие психические функции. Из опытных ситуаций можно вынести только то, что левши и правши могут быть самыми разными» [41, с. 132]. В. Г. Грацинский в биомеханическом рассмотрении указывает на лучшее кровоснабжение правой руки, чем левой, вне зависимости от предпочтения в «рукости» [42]. «переученный левша сохраняет все особенности в сенсорной сфере и нервно–психической деятельности, характерные для леворукого человека» [43, с. 185]. «Леворукость – это не просто предпочтение левой руки, это совершенно другое распределение функций между полушариями мозга» [Там же, с. 183–184].
В соответствии с результатами ЭЭГ–исследования «эмоционально–вегетативный ответ» выше у лиц с ведущим левым полушарием при состояниях сниженного качества здоровья [44]. В оптимальном состоянии здоровья α–ритм интенсивнее по коэффициенту реактивности в ведущем полушарии и (общему) индексу у правшей; в II, III и IV группах здоровья по тем же показателям успешнее левши (латеральный профиль определялся по ведущей руке) [45]. Лицам с ведущей левой рукой и преобладающим левым типом сенсомоторной асимметрии необходимо задействовать большее количество «нейро–ресурса» для решения задач на воображение пространственного движения в силу меньшей выраженности у них функциональной детерминированности больших полушарий головного мозга, чем лицам с ведущей правой рукой или с ведущей левой рукой и преобладающей правосторонней сенсомоторной асимметрией [46]. В связи с бо́льшим напряжением центральной нервной системы левши статистически чаще проявляются в состояниях тревожности и импульсивности. В состоянии покоя фронтальная часть больших полушарий головного мозга правшей более когерентна в интегративном взаимодействии левой и правой долей, чем у левшей [47].
Согласно результатам ЭЭГ–исследований Л. А. Жаворонковой, механизм взаимодействия неокортекса и подкорковых структур взаимно–тормозного эффекта присущ правшам, взаимно–подкрепляющего – левшам (латеральный профиль определен по ведущим руке и глазу) [48]. Также были выявлены различия в структуре мозолистого тела у левшей и правшей: у левшей волокна мозолистого тела меньше по диаметру, но больше по количеству в сравнении с правшами [49]. Отмечаются особенности в гемодинамике больший полушарий головного мозга: левши более толерантны к адаптационным нарушениям при гипоксии в силу меньшей выраженности в «доминирующем снабжении» кровью того или иного полушария, у правшей значительно выражено снабжение левого полушария [50]. Со стороны вегетативной нервной системы у левшей обнаруживается преобладание парасимпатического влияния и вагосимпатический дисбаланс, что является причиной выраженно низкого «нейро–порога» истощаемости [51].
В исследовании правшества и левшества видится возможность подтверждения решения психофизической проблемы в пользу диалектического материализма – если у лондонских таксистов увеличивается гиппокамп и соответствующе трансформируется / преобразуется “мышление” / модель мира, то что можно было бы наблюдать у левшей и амбидекторов? Как поставить исследовательский вопрос, который бы позволил представить картину мира левши / амбидекстора? Какие возможности / задатки заложены в левшах / амбидексторах, которые можно и нужно качественно иначе развивать? Есть ли такие возможности и, если есть, в какой период их необходимо регистрировать? И как должна проявляться “личность” у левшей / правшей / амбидекстеров, если у них принципиально отлично устроен мозговой (головной) субстрат? Можно ли измерять “личность” левши “праворукими” методиками? Что мы измеряем, когда говорим о личности? – нейросубстрат или функциональные особенности? Если функциональные особенности, то почему при известных психофизиологических отличиях между левшами и правшами ни одна методика личностного тестирования не была адаптирована к левшам и правшам?
Рассмотрение отдельных корковых представительств ответственных за психические процессы, в житейском понимании часто ассоциирующихся с личностными проявлениями, позволит или выделить функциональное объединение структур, которые бы представили систему “личность”, или заключить о существовании “личности” преимущественно в рамках культурного, а не научно–психологического феномена (т.к. физический след находят все психические процессы). Личность не сводится к конкретному психическому процессу (!) и на данном этапе рассматривается как функциональное объединение структур головного мозга.
Движущий “механизм жизни” науке не известен: самоорганизация Вселенной, происхождение энергии и ее распределение, структурное усложнение систем (в частности, самопроизвольное образование липидных мембран и, как следствие, протожизни) описываются в гипотезах [52]. При удалении от первоисточника (собственно начала Вселенной или попыток ее понимания) в языке возникают все более отвлеченные понятия, которые не приводят к сущностному осознанию объекта и предмета исследования [53]. «Важно понимать, что в физике до сегодняшнего дня не известно, что такое энергия. Мы не считаем, что энергия передается в виде маленьких пилюль. Ничего подобного. Просто имеются формулы для расчета определенных численных величин, сложив которые, мы получаем <…> всегда одно и то же число» [54, с. 73]. Отвлечение от “природы вещей” не позволяет получать “чистое знание” или истину – необходимо ориентироваться на фундаментальные положения (для психологии – психофизиологические и психогенетические данные).
Например, все возрастные-сенситивные периоды психологии более подробно описываются данными о развитии структур головного мозга в эмбрио– и онтогенезе [55, 56]: человек рождается с заложенными ассоциативными полями, заложенными извилинами и прочими заложенными структурами, периодизация функционального разворачивания которых строго определяется генотипом данного человека. Интенсивность проявления заложенных функций зависит непосредственно от степени и качества влияния среды. Эволюционный отбор на некотором этапе начал происходить по основанию не столько морфофункциональных преобразований, сколько по собственно функциональным преобразованиям вообще (адаптации) – поведенческим стереотипам [11, 12]. Выработанные у родителей к моменту зачатия поведенческие паттерны полностью или частично передаются плоду [57]. У представителей мужского пола происходят мутации в Y–хромосоме, что приводит к формированию отличных от ранних филогенетических способов адаптации, в то время как представители женского пола – сохраняют наиболее успешные / устойчивые филогенетические модели [58]. Таким образом, существует жесткий лимитирующий фактор для развития способностей – генотипические задатки и поведенческие паттерны, которые могут упражняться в ходе онтогенеза, а проявление их качественного улучшения возможно зафиксировать исключительно в отсроченный период [59]. Несомненно, развивать способности необходимо, в особенности, те́ способности, которые относятся к сфере самообслуживания, самостоятельности в поддержании собственной жизнедеятельности; но качество их исполнения, а также других способностей определяется наследованными признаками [60]. Аналогично, в сфере образования “способности” развивать важно у всех лиц, не имеющих явных противопоказаний к избранным видам деятельности, – дифференциация по предрасположенности будет отражаться на сложности в обучении и качестве последующего творческого труда.
Спонтанной активностью головного мозга (или собственной активностью головного мозга) называется работа головного мозга вне искусственного влияния экспериментатора или лабораторных условий – при состоянии возможной депривации поступающих сигналов [61]. Такая работа (“спонтанная”) обеспечивается непрерывным метаболизмом клеток организма (в т.ч. головного мозга) и реакцией на мышечные и сухожильные ответы (так же непрерывно доставляющих сигналы в мозг). Ретикулярная формация представляет ту часть нервной системы, которая “собирает” сигналы афферентной и эфферентной направленности, тем самым обеспечивая постоянный тонус мозга в целом и его “спонтанную” / “собственную” активность [62]. Подобные явления описываются физическими законами энтропии, которые не включают положения о “личности” или “душе”, а объясняют “потенциал” системы, возможные пути его реализации.
Проявление качественных преобразований активности головного мозга (созревания и развития психических функций) определяется, помимо формирования структур мозга и их функциональных объединений, появлением гигантских пирамидных клеток в определенных зонах и в определенном количестве [63]. При учете электрохимической природы сигналов в нейронной сети такие интегративные нейроны могут быть описаны как звенья логической цепи, которые приводят к “умозаключениям” – являются результирующими [64, 65]. Их появление в подростковом возрасте и фенотипический ответ (в виде качественного преобразования образа рассуждений, развития способностей к абстрактным операциям и пр.) не находит субстанции для определения “личности”, если личностью не называется собственно способность к абстрактным операциям (которые в своей мере доступны и другим представителям живой природы).
Известно, что устойчивое представление о себе закладывается в возрасте 17–18 лет (и связано это с развитием структур головного мозга), после данного этапа изменения самовосприятия ассоциируются исключительно с опытом и не носят фундаментально–преобразующего характера (в не клинически отягощенном варианте онтогенеза) [66].
«Материалистическая психология признает, что действительно в раннем детстве происходит процесс быстрого формирования психички ребенка. Психика взрослых людей претерпевает более медленные изменения. Но объясняется это не столько тем, что мозг человека в какие–то периоды способен более легко образовывать новые связи и разрушать старые, сколько различными условиями жизни человека. Для ребенка окружающая среда представляется чрезвычайно подвижной и изменчивой; и объясняется это тем, что ребенок впервые сталкивается со многими явлениями, процессами нашей многообразной действительности. Для большинства же взрослых людей среда кажется несравненно более стабильной, более "привычной", обыденной. Поэтому прав Фурст, указывающий на то, что "причиной кажущейся медлительности изменений личности большинства взрослых людей является тот факт, что мы обычно живем при одинаковых общественных отношениях и обстоятельствах, в условиях одной и той же действительности, что, по существу, имеет первостепенное значение для формирования наших взглядов, а все это ведет к сохранению у человека одних и тех же мыслей, чувств, оценочных суждений и побуждений благодаря постоянному подкреплению их повседневным опытом… Другая причина того, почему кажется, будто сознание взрослого состоит в том, что мы обычно рассматриваем изменения, происшедшие за слишком короткий период времени"» [19, с. 127].
“Текущее время” определяется периодом в 12 секунд, необходимым для обработки поступающей информации связанным рядом архитектонических полей неокортекса [67]. Восприятие текущего момента (оперативная память) опосредуется исключительно метаболическими процессами (продуцированием и ингибированием нейромедиаторов), долговременная память обеспечивается белковыми перестройками, а прижизненная – изменениями генома [68]. Все отмеченные положения отражают следующее: нервная система является интегрирующим звеном между окружающим (средой) и внутренним (геномом) и не представляет такого образования, которое способно к подлинной произвольности – “личностным” проявлениям.
Бессознательные процессы представляют все процессы, не доходящие непосредственно до неокортекса, но дающие сигнал в виде висцеральных проявлений [69]. – “Бессознательное” не представляет автономный от “сознательного” мир, а лишь терминологически определяет направленность актуального внимания. Было бы неверным считать, что воздействие на человека вызывает в нем “скрытые в бессознательном” интенции, – в то время как его [человека] реакция при данных условиях является ответом “оперативной”, “долговременной” и “прижизненной” памяти. В действительности “память” и есть общее свойство мозга, обеспечивающее ответ в целом. Память есть общее свойство мозга, т.к. его (мозга) организация представляет частично или полностью дублирующие друг друга системы обработки входящих сигналов при привнесении уникальной–собственной работы [70, 71, 72].
«Память, во всяком случае в отношении сложных поведенческих и психических процессов, не может быть локализована в пространственно ограниченной группе нейронов, а представляет собой сложный процесс, касающийся организации целого мозга, выражающийся в изменениях взаимодействия большого числа нервных клеток» [68, с. 268–269];
«Память локализована в том смысле, что за каждый компонент поведенческой реакции отвечает вполне определенный участок мозга, и делокализована в том смысле, что целостная реакция осуществляется при взаимодействии многих участков, расположенных в различных областях мозга» [68, с. 268].
«Память как основа самосознания действительно объединяет человека, превращает его в нечто целостное <…> Иметь «Я» – во многом значит помнить» [156, с. 50]. Известно, что не вызывает поведенческого ответа подпороговое стимулирование (стимулирование вне осознания), что возможны слабые висцеральные проявления на эмоционально значимые стимулы (в основном, связанные с выживанием в общем смысле) [73].
Наблюдается превращение «буржуазной психологической науки в орудие империалистической реакции. Именно этим фактом объясняется поход против сознания, который был начат буржуазными психологами в начале XX в. и с которым связано основное теоретическое содержание современной буржуазной психологии» [30, с. 5];
«…Противопоставление сознательного бессознательному имело место задолго до кризиса современной буржуазной психологии, однако в эпоху империализма <…> оно принимает совершенно иной идейно–политический смысл, чем во времена Лейбница или Гербарта» [30, с. 11];
«Принципиальная порочность [интроспективной теории сознания] – в обособлении сознания от бытия, отражением которого оно в действительности является. Предметом психологии признается лишь то, что выступает перед субъектом при наблюдении за собственными психическими процессами. Сознание, являющееся по самой своей сущности сознанием реальных предметов, их свойств и отношений, замыкалось в самом себе и отводилось от реального мира на духовные “объекты” – образы, идеи и представления» [30, с. 13];
«Ведение несправедливых, агрессивных войн, противоречащих коренным устремлениям народных масс, заставило срочно искать пути выращивания тупых и покорных наемников, ненавидящих разум, избавленных от необходимости осознавать собственные поступки, подчиняющиеся не сознательным мотивам, а звериным импульсам. Именно в этих целях стало изготовляться “учение” о фиктивности сознания и т.п. … Поэтому ученые приказчики империализма не только стремятся опорочить человеческое сознание вообще, поставив его в зависимое положение по отношению к низменным влечениям или изображая человеческое поведение как лишенное для самого субъекта всякого смысла реагирование на внешние обстоятельства, но и пытаются подорвать марксистско–ленинское учение о сознании, отображающем мир и преобразующем его через революционную практику» [30, с. 14];
«…Бешеная ненависть к интеллекту, к сознанию, которая звучит лейтмотивом во всех современных вариантах буржуазной философии и психологии…, порождена стремлением отрезать человеческому мышлению путь к познанию объективного мира, ибо такое познание выносит капиталистическому строю, ставшему тормозом исторического развития, суровый, безоговорочный приговор» [30, с. 15];
«Ввергнуть сознание в пучину иррационального, лишить разумного смысла человеческую жизнь и деятельность – таково задание, полученное буржуазной психологией на последнем этапе существования капитализма… Реализуя это задание, буржуазные психологи оставили некогда устраивавшую их интроспективную феноменалистическую концепцию и заменили ее рядом других концепций, столь же ненаучных, но еще больше реакционных, в большей мере соответствующих интересам империалистической буржуазии» [30, с. 15];
«Фрейд использовал положения о бессознательной психической энергии и о внутрипсихическом конфликте, выдвинутые известным психологом Гербартом. У него же Фрейд перенял идею о существовании "порогов" в сфере бессознательного, на основе чего сконструировал затем свою динамику бессознательных процессов. У откровенных сторонник оккультизма (Артемидориуса, Радештока и Шернера) он заимствовал толкование сновидений – один из важнейших разделов психоанализа… Дело, следовательно, не в научной достоверности, а в "выгодности" для психоанализа тех или иных гипотез» [19, с. 41–42];
«Собственно говоря, о какой "научности" психоанализа, о каком бескорыстном служении науке со стороны Фрейда может идти речь, когда сам он в первую очередь заботился не о соответствии своих взглядов действительности, а об извлечении материальной выгоды из создаваемых теорий. Опубликованная недавно его личная переписка со всей очевидностью свидетельствует, что всю свою деятельность он связывал с надеждой на получение "вечной славы и богатства", что дало бы ему "…полную независимость, возможность совершать путешествия…", а также уберечь детей от тревог, которые испортили его юность. Эти откровенные признания показывают истинное лицо Фрейда как буржуазного ученого, видящего в научной работе одну из форм бизнеса и создающего только то, за что можно больше получить» [19, с. 42];
«Ненаучным является и понятие Фрейда о "психической системе", противопоставляемой им "нервной системе". По его мнению, "Я", "Оно" и прочие мифические психические "силы" в своей совокупности составляют "психическую систему", являющуюся своеобразным "субстратом" психики. Это положение Находится в прямом противоречии с материалистической философией и современным естествознанием, которые доказали, что никакой особой "психической системы" не существует, поскольку психическое – это высшая нервная деятельность, которая имеет своей "системой" (точнее, субстратом) большие полушария головного мозга» [19, с. 46].
«Психоанализ как основная концепция бессознательного является в настоящее время одним из самых распространенных идеалистических направлений психологии. Центром психоанализа, или, как его называют, «психологии бессознательного», являются США. Психология бессознательного, о котором мы якобы не осведомлены, но которое оказывает решающее влияние на поведение человека, перестала быть в США просто одной из психологических концепций, она вторглась в социальные науки, в различные области искусства, особенно в литературу. Большинство практиков врачей–психиатров находятся под ее влиянием. Один из критиков фрейдизма в США А. Старр остроумно заметил, что в кругах буржуазной интеллигенции говорят о своем «бессознательном» в такой же прозаической манере, как если бы они говорили о деятельности своего сердца или желудка.
Перемещение центра психоанализа из Европы в США и широкое распространение психоаналитических теорий бессознательного объясняется глубокими социальными причинами. В период всеобщего кризиса капитализма правящий класс использует все способы, чтобы принизить разум. Борьба против разума, против растущего сознания широких трудящихся масс такими вопиющими средствами, как сжигание книг, контроль над школами и университетами, соединяется с более утонченной идеологической борьбой в форме пропаганды бессознательного. Главная цель этой пропаганды состоит в том, чтобы, умаляя роль разума, объяснить противоречия современного общества, жизненные невзгоды при помощи стихийных биологических сил, якобы присущих природе человека. Источником беспокойства, коллизий, объявляются не внешние условия, а внутренний мир человека, его психика, его врожденные биологические особенности. Описывая бессознательное как нечто «анархичное», «хаотическое», «дьявольское», представители «психологии бессознательного» явно заимствуют эти определения из характерных черт самого капитализма в последней стадии его развития с его хаосом, анархией, кризисами и безработицей.
В психологии бессознательного отразился пессимизм, растущий цинизм, мистицизм идеологии буржуазного мира, общая иррациональность буржуазной жизни, неспособность теоретиков капитализма понять действительные движущие силы общественного развития.
Концепция бессознательного составляет ядро психоаналитической теории Фрейда. Центральное место эта концепция занимает и в построениях учеников и последователей Фрейда и в настоящее время. Лишь беглого взгляда на фрейдистскую литературу достаточно, чтобы убедиться, что это так» [74, с. 280–281]
«Марксисты всегда критически относились к Фрейдизму. Известен резко отрицательный отзыв о фрейдизме В.И. Ленина, который называл его "кустарной пачкотней". В беседе с К. Цеткин Ленин отметил, что "теория Фрейда сейчас тоже своего рода модная причуда. Я отношусь с недоверием к теориям пола, излагаемым в статьях, отчетах, брошюрах и т.п., – короче, в той специфической литературе, которая пышно расцвела на навозной почве буржуазного общества… Мне кажется, что это изобилие теорий пола, которые большей частью являются гипотезами, притом часто произвольными, вытекает из личных потребностей. Именно из стремления оправдать перед буржуазной моралью собственную ненормальную или чрезмерную половую жизнь и впросить терпимость к себе"» [19, с. 47–48].
«К какому абсурду приходя ныне сторонники Юнга, можно судить по следующему факту. В журнале "Клиническая психопатология" Ф. Монт заявил, что "либидо" определяет собой якобы все законы объективного мира: космические, атомные, общественно–исторические. Монт усматривает в "либидо" единство двух противоположных начал – мужского и женского. На этом вымышленном, субъективистском основании он утверждает, что папа римский навсегда придан католической церкви, как мужское начало женскому» [19, с. 49]
Способность человека к высшим формам абстрактного мышления связана с формированием высокого уровня рекурсивности в системе нейронной сети – ни у одного иного животного не существует подобного нейронного субстрата [75]. Рекурсия позволяет обрабатывать стимул отсрочено – вне его действия [76, 77]. Важно отметить, что изолированное задействование мыслительных операций может быть приближенно по качеству к человеческому использованию у некоторых животных, а иногда даже превышать [78, 79]. В частности, корковое представительство послойно больше у птиц, чем у человека, что обеспечивает, с одной стороны, большое количество наследуемых поведенческих стратегий; с другой, является строгим ограничением в отношении изменчивости (у человека более “пластична” нервная система) [Там же]. Человек не похож на фауну выраженным сохранением культурно–исторического наследия – передачей знания, что представляет особую форму функциональной адаптации [80]. Общие формы социального (ролевого) поведения человека от ближайших систематико–биологических родственников практически не отличается [Там же]. В общем развитие рекурсии в психических процессах обеспечило культурный подъем человеческой популяции – предполагается, что повышенный контроль к собственным действиям, осознанию результирующего влияния собственных действий, является движущим фактором в преобразовании общества. “Эффект плацебо”, проявляющийся практически–исключительно у людей, вероятно, является качественным показателем выше описанной рекурсивной системы – сознания [81].