Tasuta

Трудная дорога к морю

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

ОТКРЫТОЕ МОРЕ

Всего через одну ночевку, без которой можно было бы и обойтись, не желай он выйти к морю именно днем, он уже закончил путешествие. Артёму казалось, что в какой-то момент ему внезапно откроется море с какой-нибудь высокой горы. Море, которое не сразу приживается в рассудке человека, никогда его не видавшего.

Но в Джубге такого места не оказалось, улица полого вела его вниз, море всё не открывалось, и он думал, что оно никогда не откроется, путешествие никогда не закончится, а он никогда не вернется к обыкновенной реальности и не смешается с людьми в их сложном житейском море.

Когда он уже почти дотопал до пляжа, наткнулся на крошечную часовенку с золотым церковным куполочком. Оказалось – это только маленькое преддверие большой и красивой церкви, в которую, по случаю какого-то церковного праздника, шли люди.

Артём решил, что поставить точку в церкви, оно-то, пожалуй, было бы логично и уместно. Он поднялся по ступенькам вдоль узкого переулка и вышел к церкви небесно-голубого цвета.

Внутреннее убранство храма казалось не вполне понятным – Артём ни разу не бывал в храме.

Здесь он купил свечу, как и прочие посетители, и огляделся. Икон он не понимал, но знал, что такое Распятие, поэтому подошёл к нему и вгляделся: распятый Христос истекал кровью.

Кровь – следы чьих-то обид и страхов, черпающихся от единственной и бездонной причины – человеческого эгоизма. Эгоизм – это всегда страх, страх – это всегда злость, а злость – это всегда кровь. А с нею и смерть.

Он не удержался и дотронулся до ран на ногах Христа. Но тут же пришёл в себя, отдернул руку и огляделся.

Никто не заметил.

Он возжёг свечу от масляной лампады, поставил на подсвечник возле Распятия, отошёл на полшага, ещё раз оглядел Распятие и мысленно произнес пока Неизвестному, Таинственному Богу: «Спасибо. И за свободу, и за боль, и за… маму».

Артём вышёл из храма и побежал вниз по ступенькам. Теперь остается только взглянуть на море. Он чувствовал себя новым человеком, другим человеком, отпустившим камни на дне, вынырнувшим из омута страха и родившимся заново.

И вскоре ему открылась морская необъятность. Море не походило на реку или озеро, оно было похоже на небо, соединившееся с Землей по линии прибоя. Не зря оно так притягивает людей.

Дозвонившись Олегу, Артём получил распоряжение ждать «там, где стоишь» и обернулся на горы. Теперь это были его горы, теперь это было местом его рождения.

Удивительно – то, что происходит в душе подспудно, в монотонной повседневности, может вызревать и плавно меняться годами.

Настоящие же внутренние перевороты происходят с людьми в ненормальных и непривычных условиях, где время всегда ощущается стремительным, где быстрее летят мысли и быстрее сменяются целые эмоциональные эпохи в душе.

Прошлое кажется оттуда целым, обобщенным, и плохо различимы в нем мелочи, такие важные в обыденной повседневности, и такие пустые с высоты.

Поэтому то, что ловко ускользает целый год, в горах может осенить душу мгновенно, за неделю, за день или даже за мгновение, меняя человека насовсем.

АПЛОДИСМЕНТЫ

В Джубге, объединившись со своими новыми друзьями, он отдыхал и отмывался три дня. Но, восстановившись, засобирался в путь, как ни уговаривали его остаться.

– Я должен закончить всё, что начал, – оборонялся он.

Против такого довода, как твердое решение, сибирякам было не устоять.

– Это правильно, – согласился Олег. – Жаль, конечно. Э-эх! Но тут ты прав.

Они проводили Артёма на автостанцию, и он чувствовал, как тяжело ему оторваться от этой семьи.

Лида, которая сама смущалась, но его застенчивостью вдохновлялась и даже по-дружески забавлялась, сошлась с ним коротко.

Олег оказался человеком прочным, крепким и видавшим жизнь изнутри, но не растерявшим ни открытости, ни какой-то внутренней широты. Как и большинство сибиряков, с которыми сталкивался Артём.

А уж Лена кудахтала над Артёмом, как мамаша-Чижа над своим повзрослевшим выводком.

Но дело – есть дело, и проблему разрешил пузатый таксист, с ключами в руках прогуливающийся вдоль толпы ожидающих.

– Такси… Такси не желаем? – вопрошал он заготовленными торговыми фразами. Увидев самую только тень интереса в Артёмовых глазах, он тут же уцепился за него: – Куда едем? Такси будем?

Артём согласился.

– Я поеду, – согласился он. – Только давайте заедем по дороге куда-нибудь. Цветов купить.

Дорога обратно казалась ему ускоренной перемоткой. Вот церковь, а вот уже и пшеничное поле, и его в нем колея. Он всмотрелся в далёкий лес. Но лес остался неподвижной картинкой. И конечно, никаких енотов там не было.

В Молдавановке они заскочили к Леониду Андреевичу, и таксист, согласный на «любой каприз» клиента, согласился попить с ними отменного инжирного чаю.

– А это вам подарок, – вспомнил Артём, когда Леонид Андреевич провожал гостей до машины, и вынул из салона коробку с металлоискателем. – Инструкция там есть, она простая. Теперь всё будет по-другому.

– Теперь всё будет по-другому, – повторил Леонид Андреевич.

Артём обнял старика уже сам, стараясь запомнить это чувство. Теперь он различал ощущения объятий, и объятие с Леонидом Андреевичем было самым… Пожалуй, самым сыновьим.

Они с таксистом прыгнули в машину и двинулись в путь.

Недалеко от Горячего Ключа Артём попросил остановиться на небольшом пит-стопе, взял тяжёлый букет, который всё это время лежал на заднем сиденье, и ушёл в продуктовый магазин.

Девочка-продавщица узнала его сразу. Она сжалась, съежилась и увела глаза, потому что Артём смотрел на неё не как все посетители – сквозь, а прямо, видя именно её, а не магазинный интерьер.

Он подошёл к прилавку:

– Вы простите меня, я был так не прав… – сказал он, стараясь вложить в голос сожаление, переполнявшее его душу.

Девушка, чувствуя неловкость, поднялась, но не ответила.

– Это вам, – добавил Артём, оставил букет на прилавке и, не дожидаясь её реакции, вышел на улицу. Правда, за мгновение до того, как за его спиной закрылась дверь, он услышал её радостный вскрик:

– Спасибо!

Артём улыбнулся – всё-таки делать доброе куда приятнее, душа наполняется таким твердым светом, что хоть режь его на блоки и целые города из них сооружай.

Доброе… Его еще предстояло изучить.

Вскоре въехали в Горячий Ключ.

– В Горячем куда? – уточнил таксист адрес прибытия.

– Да, знаете, – задумался Артём. – Заезжать не будем. Похоже, что я ещё вернусь. Давайте сразу на Ростов.

– Сделаем! – ответил таксист. – Дела зовут?

– Да, нужно сделать очень важное дело. А потом… Наверное, вернусь в Горячий Ключ и… Будем просто жить, стремиться и… любить.

Таксист быстро глянул на странного пассажира, но идею поддержал:

– Это хороший план. Лучший!

***

Её могила, устланная свежими цветами, теперь казалась Артёму будто благородным памятником. Он присел на корточки, потом уперся ногами в песок, почти встав на колени, и погладил теплый от солнечных лучей мрамор.

– Мама, – прошептал он, глядя на её застывшее в гравюре изображение. – Прости меня, мамочка. Прости… И спасибо тебе за всё. Сколько ни есть, а мне и этого хватит. Спасибо, что дарила мне надежду, и спасибо, что ты была…

Он выискал глазами самое свободное место и положил к общей массе букет.

Уже вставая, Артем увидел на песке свой маленький талисман – мамин шарик от детской погремушки, поднял его, рассмотрел к свету, как редкий алмаз, отер пальцем, поцеловал и сунул в карман.

«Пусть всё будет, как оно есть. Пусть будет, как Ты хочешь, Господи!» – подумал он.

В вечернем воздухе раздались переливные звуки колоколов кладбищенской церкви, льющиеся будто прямо с небес, как аплодисменты его душе, которой удалось дойти до конца. Артём улыбнулся, нащупал в кармане шарик и пошёл на звуки колокола.

Где-то там, в синей церкви есть Тот, который пролил Свою кровь, но принял людей такими, какие они есть. И только у Него можно научиться сложному искусству быть человеком.

И Артём подумал, что в четырех стенах его жизни не было главного – крыши, того, что соединяет земное с небесным, того, что роднит душу с Тем, Кто её создал. Значит, нужно эту крышу выстроить, начиная с простого – прощения Неведомого Бога за то, что люди сделали с Его миром. И нужно наполнять этот мир теплом. Остального-то в нем избыточно.

А где-то далеко-далеко в южном лесу раздавались «динозаврьи» трели:

– Дир-дир!

– Двир-двир! – неслось в ответ.

Наступала ночь, и яркие южные звезды зажигались над небосклоном и засыпающим морем.

И пусть всё будет, как оно есть. Пусть будет, как Ты хочешь, Господи!