Утренние фонари

Коридор взорвался шумом, смехом, криками и визгами – началась перемена. Перемена – это особый режим коридорного движения, он хаотичен, как улица в каком-нибудь Пекине, поэтому Вадик с Лариской приняли немного к стене, где остались терпеть до тишины следующего урока.

Прорвало еще одну дверь, и в коридор, и без того заполненный до краев, ворвалась новая волна. Из нее выбился один странный мальчик – лет пяти, который испуганно уставился на Вадика. Вадик и вправду внушал – при его-то росте и ширине. Хотя, когда не сердился, он был не так уж и страшен.

Мальчик замер и не двигался, и «воды» коридора привычно его омывали. А дальше все развивалось как во сне с эффектом туннельного зрения: все остальное отошло на второй план, а на первом остались только мальчик и Вадик.

Мальчик что-то сказал, выпучил глазенки ошалело, потом повторил, крикнул, но из-за шума голосов не разобрать что именно. Однако, окружающие расслышали команду и шум «течения» притих. И в этом штиле он снова позвал:

– Папа! – его личико задрожало, глаза наполнились слезами, которые он тут же смахнул кулачками. Потом он забубнил только себе «Папа… Папа… Папа…» и побежал на Вадика, мгновенно преодолел расстояние и крепко, как мог, вцепился в «папу». Получилось только на уровне колен, ибо до основной части Вадика ему было не достать.

Вадик… испугался. О! Мужчина, вот как ты ведешь себя в бою! Глаза его были полны ужаса и удивления, он взглянул на Лариску с вопросом, на который у нее не было ответа. Она и сама была шокирована до стука в ушах.

Вадик нагнулся над мальчиком, взял его за плечи, чтобы «отклеить» от своих ног. Но мальчик не поддавался. Он поднял глазки, полные слез, и спросил:

– Ты пришел? А я жду-жду, – он вытер слезы, дотронулся до «папиного» лица и быстро-быстро залопотал. – Я тебе письмо рисовал! Помнишь? На Новый год. А ты все не идешь и не идешь. А я-то здесь! И все жду.

О Господи, прости нас грешных: бедный малыш и вправду верил, что это его папа. Он все рассказывал о своем ожидании и о своих достижениях, опасаясь, видимо, что без рекламы в этом мире и папа родненький может мимо пройти.

Вадик сполз с пьедестала своей солидности на пол, огромный – как июньская грозовая туча, и притянул малыша к себе так, что бедолага в этой туче просто утонул. Вадик тесно сжал «сына», прилипая щекой к его щечке и вдыхая детский запах, и превратился вдруг в его настоящего папу. Все детишки это поняли, потому что Вадик… расплакался.