Достаточно подробно изложив наше понимание подручного средства (как вещи), мы не можем не сказать о его сущности. Ведь сущность вещи (явления) испокон веков находилась в центре внимания метафизики. Более того, посредством понятия сущности метафизика пыталась разрешить свои проблемы и с бытием, и с истиной, и с идеей, и с самим сущим, порой даже в некоторой степени подменяя собой первые три проблемы.

Так что же такое сущность сущего? Сущность сущего есть то его свойство, – мы назвали его метафизическим свойством – посредством которого оно связывается с остальными сущими данного комплекса (идеи). Как мы теперь понимаем, образование идеи возможно только при одном условии: если имеется вполне определенный комплекс сущих и если эти сущие связаны между собой в (кольцевую) структуру посредством выше отмеченного «зацепления» сущих через свои метафизические свойства. Для наглядности можно представить, что эти свойства – грани, посредством которых сущие данной идеи соприкасаются друг с другом, чтобы организовать замкнутую цепочку или комплекс. Получается так, что отсутствие какого-либо сущего, какого-либо метафизического свойства (у любого из этих сущих) или какой-либо метафизической связи между сущими исключает саму возможность образования идеи и ее смысла.

Таким образом, в контексте образования идеи сущность сущего играет наиважнейшую роль: она есть связующее звено между сущими и без наличия последнего невозможно создание идеи и ее смысла, а, следовательно, невозможно и создание новизны. Более того, как мы уже показали ранее, посредством метафизического свойства (то есть посредством сущности) самого искомого сущего (уже в виде подручного средства) не только исполняется новый род деятельности в социуме, но и производится новая Продукция. И это помимо того, что оно является звеном («замком»), замыкающим цепочку исходных сущих.

Причем, в пояснение к изложенному следует добавить: если сущностью исходного сущего является то, уже присущее ему (готовое) метафизическое свойство, посредством которого оно соединено с остальными сущими, то метафизическое свойство внове создаваемого искомого сущего обретается им в процессе его формирования в нашем интеллекте (на этапе рефлексии-11). И первым требованием к нему является то, чтобы посредством него – уже в материализованном виде подручного средства – можно было исполнять деятельность по производству новой Продукции. Другое же требование заключается в том, чтобы оно, – как и другие его свойства – не входило в противоречие со свойствами исходных сущих. Так, например, метафизическое свойство кусочка мела – согласно идее мела – мелкодисперсно крошиться и оставлять видимый глазом след на доске осуществляет коммуникацию между преподавателем и аудиторией его учеников, результатом чего является получение Продукции в виде более эффективного (то есть массового) распространения знания. Но в то же время цвет кусочка мела – и следа от него – должен находиться в соответствии с цветом поверхности доски, то есть контрастировать с ним – иначе, он не будет видим.

Так что мы теперь видим, что возникновение сущности искомого сущего происходит в процессе формирования вида последнего за счет придания ему нового метафизического (сущностного) свойства. В процессе же изготовления материального вида подручного средства – по идеальному образцу искомого сущего – мы должны предусмотреть наличие именно этого метафизического свойства в технологии изготовления подручного средства. (Кстати сказать, не забудем того, что само искомое сущее формируется нами, исходя из смысла идеи, то есть, «по наводке» этого смысла, а сам смысл – исходя из улавливаемой нами Необходимости социума в новизне вполне определенного вида, уже проявленной в виде какого-либо негативного фактора: лишенности, недостаточности, неудобства и т. д.). Такова методология возникновения подручного средства.

Другой пример: в идее нравственности человек (как Подручное Средство социума) должен обладать сущностью (способностью, метафизическим свойством) воспринимать и усваивать от социума, вырабатываемые им абстрактные представления о нормах поведения. Не будь он на это способен, ни о какой взаимосвязи человека с социумом не могло бы быть и речи, а значит, не могло бы быть и речи об уравновешивании взаимоотношений в социуме на не законодательном уровне. Идея нравственности потому и возникла, что общество без нравственных норм поведения вряд ли бы состоялось. (Как оно вряд ли бы состоялось без способности человека творить новизну (идея идеи), говорить (идея речи) и мыслить от причины к следствию (идея логики)). И об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что общество затрачивает громадные усилия и средства на то, чтобы изолировать тех своих членов, которые, преступив моральные нормы поведения, оказались уже под юрисдикцией уголовного законодательства. Иначе говоря, нравственность – фундамент социума, законодательные нормы – всего лишь надстройка над ним.

И здесь, в связи с уяснением понятия сущности сущего, следует обратить внимание на один вопрос, касающийся давнишнего спора антиэссенциалистов с эссенциалистами: можно ли определить, в чем именно заключается сущность любого сущего? Первые утверждают, что нельзя, а вторые – что можно. Судя по тексту, изложенному нами выше, мы склоняемся – вместе с Аристотелем и М. Шелером (41) – к убежденным эссенциалистам. И вот почему. Если мы говорим об искомом сущем, то его сущность, – которую ранее мы назвали метафизическим свойством, – определяется тем его свойством, без наличия которого данное искомое сущее (в его опредмеченной форме подручного средства) не могло бы участвовать в процессе производства новой Продукции. Если же речь у нас пойдет об исходном сущем, то его сущность будет определяться тем метафизическим свойством, без наличия которого невозможно было бы соединение этих сущих в единую и замкнутую цепочку полноценного комплекса сущих (идеи). Как видим, все определяется смыслом той идеи, составным элементом которой являются данное сущее. Поэтому сущность любого сущего может быть определена только в контексте той идеи, составной частью которой является данное конкретное сущее. Вот почему не имеет смысла говорить о сущности того или иного сущего в том случае, если оно не «засветилось» в какой-либо идее.

Приведем простой пример сущности воды в различных идеях. Сущностью (метафизическим свойством) воды в идее гидроэлектростанции является ее текучесть и достаточно высокая плотность, благодаря которым происходит эффективное воздействие воды на лопатки колеса турбины. В идее гомеостаза сущностью воды будет опять же текучесть и свойство растворять в своей среде вещества и минеральные соли, чем достигается «равновесное» состояние среды, положим, в живой клетке и вне ее. В идее пожаротушения – текучесть воды и достаточно высокое значение скрытой теплоты ее парообразования, за счет которой осуществляется эффективный отбор тепла от горящего предмета. В идее круговорота воды в природе – способность к фазовым превращениям (вода, пар, лед). В идее центрифугирования – плотность воды отличная от плотности находящихся в соседстве с ней веществ и т. д. и т. п.

И в заключение еще раз обратим внимание на сущность сущего и ее роль не только в создании идеи, но и в бытийственном процессе создания новизны. Как нам теперь известно, сущность сущего может быть определена только в контексте той идеи, в которой это сущее было или искомым сущим, или сущим исходным.

В первом случае сущностью (то есть метафизическим свойством) сущего, – а именно, подручного средства – является то его свойство, с помощью которого осуществляется производство Продукции для социума. Именно это свойство явилось результатом раскрытия смысла самой идеи на этапе рефлексии-11. И именно отсюда в метафизике возникла путаница между сущностью и смыслом – сущность была принята за смысл, в то время как на самом деле она есть главное (метафизическое) свойство сущего, «рожденное» из смысла той идеи, в комплектацию которой это сущее входило составной частью.

Во втором же случае метафизическим свойством (сущностью) исходного сущего является то его свойство, посредством которого оно всего лишь соединяется – в цепочку – с остальными исходными сущими, образуя тем самым комплекс сущих предполагаемой идеи на этапе рефлексии-1. Так что разница в том, что в первом случае сущность была внове создана, исходя из смысла идеи, а во втором случае эта сущность была позаимствована у того готового исходного сущего (из сферы Хаоса), которое мы приняли в комплектацию предполагаемой идеи.

И здесь нам становится более понятным и более обоснованным, почему мы назвали сущность любого сущего метафизическим его свойством. Да только потому, что посредством этого свойства сущие соединяются («зацепляются») в смысловой комплекс, поименованный нами идеей. А идея является главным действующим лицом спектакля, разыгрываемого самим бытием. Не будь этого персонажа, не состоялось бы ни само бытие, ни социум, ни продуктивно мыслящий человек, как видообразования – последние два – самой животворящей Природы. Так что сущность сущего это не какой-то особый смысл, заложенный в этом сущем – это всего лишь свойство этого сущего. Но такое свойство, без которого не состоялось бы ни само сущее, ни та идея, составным элементом которой оно является. Как видим, сущность – это особый вид (модус) метафизического свойства, того значимого свойства, посредством которого происходит и соединение сущих в идею, и производство Продукции для социума.

13. Идея как велосипед

А. Ф. Лосев приводит следующее определение платоновской идеи.

«Идея понимается Платоном как образец материальной вещи, как ее смысловая структура, как принцип ее конструирования. Более точно можно сказать: идея Платона есть исходящая из мифологических недр объективно, самостоятельно существующая конструктивная модель вещи, модель, которая представляет собой структурный принцип порождения всех бесконечно малых существований и сдвигов, и в частности принцип вечного круговорота человеческой и космической действительности» (42).

Как мы увидели из выше нами изложенного, идея – не «образец … вещи», это механизм обнаружения и создания этого образца. Причем, на первых порах, это механизм обнаружения не самого образца в готовом его виде, а в «виде» его отсутствия, в виде лакуны в цепочке комплекса сущих. (Так же, наверное, можно обнаружить дырку от бублика). Вот именно это отсутствие побуждает (и даже вынуждает) нас создать в нашем уме, в нашем образном представлении этот отсутствующий образ (эйдос) вещи в виде искомого сущего, далее материализуемого по определенной технологии в реальную вещь как подручное средство.

И мы уже понимаем, что цель создания идеи не столько в том, чтобы сформировать этот образ, и не столько в том, чтобы изготовить по этому образцу материальное его воплощение, сколько в том, чтобы с помощью этой реальной вещи производить для нужд социума затребованную им Продукцию. Иначе говоря, цель идеи – разрешить вполне определенную проблему, возникшую – без какого-либо нашего (человеческого) сознательно-волевого участия – в какой-либо из сфер деятельности общества: технической, научной, нравственной, эстетической, социальной, философской и т. д.

Напомним еще раз: проблемы в социуме, формируемые Бытием самом по себе, возникают вне нас, вне нашей воли и нашего желания, но за своим разрешением они «обращаются» к нам, к индивидам продуктивно мыслящим. Потому что,

– во-первых, проблема – детище человеческого сообщества, она есть кумуляция тех нарастающих негативных действий (или без-действий), которые либо не замечаются отдельным индивидом, либо сознательно устраняются из поля видения последнего;

– а во-вторых, у социума как такового нет такого «органа», который бы разрешал возникающие в нем проблемы: именно для этого Природа «придумала» человека продуктивно мыслящего, служащего Подручным Средством у социума как природного видообразования самой Природы.

И эти проблемы могут быть разрешены не иначе, как только путем последовательного прохождения всей цепочки от зарождения в обществе Необходимости в новизне какого-либо вида до производства в нем самом этой новизны в виде Продукции. Выпадение из этой цепочки какого-либо звена недопустимо, потому что разрыв цепи не дает возможности разрешить саму проблему. Каждое звено этой цепочки, названной нами методологией возникновения новизны, уникально и не может быть заменено чем-либо иным. Эта методология едина и ценность ее заключена в той целостности, единственно которая может привести к разрешению того или иного возникшего в недрах социума затруднения.

Конечно же, Платон своей мощной интуицией уловил идеальный (умственный) характер самой идеи. (Потому он и поместил ее в «занебесном» царстве). Но сама методология возникновения новизны из этой идеи – и ее (новизны) кардинальной значимости – осталась за рамками этой интуиции. К сожалению самой метафизики, таковым положение в этом вопросе, имеющем самое непосредственное отношение к бытию, – а тем более и к существованию, которое является производным от бытия, – осталось, по сути дела, неизменным вплоть до настоящего времени.

Что же касается развития указанной интуиции Платона, то, образно выражаясь, мною взята «напрокат» у Платона рама от велосипеда, к которой я приделал колеса вместе с цепной передачей, сделав тем самым велосипед, то есть подвижную конструкцию способную к достаточно мобильному движению в «колее» методологии возникновения новизны. Иначе говоря, идея стала открытой в обе стороны системой – осталось только привести ее в движение и получить желаемый эффект, а именно, производство новизны, так необходимой для раз-решения проблем Бытия (социума) самого по себе, приводимого (раз-решения) в движение посредством генерирования все новых и новых идей. И эта миссия возложена на продуктивно мыслящего человека, являющегося – по самой идее социума – Подручным Средством последнего.

Как видим, идея – не движитель Бытия социума, она – раз-решитель его проблем, его вопрошаний, его нужды (по Хайдеггеру). Она вторична и «производна» от (из) бездны этих вопрошаний. Она возникает от негативности наличного состояния социума. Отсюда понятен постоянный упор Хайдеггера на первичность Бытия, на независимость его от сущего, на неопределимость его сущим (и из сущего). Бытие – то, что в далеком опосредовании владеет нами; то, о чем мы, до поры до времени, не имеем никакого представления. Сущее же – есть то, чем владеем мы. Меж ними: Бытием и сущим – пропасть. И, хотя «бытие владеет нами», оно, Бытие само по себе, свершается втайне от нас, поскольку мы никогда не знаем (см. эпиграф), в каком виде новизны и когда у социума вдруг возникнет Необходимость.

Более того, в самый главный момент втайне от нас самих, от нашего сознания, свершается и наше собственное бытие, бытие человека. Спрашивается, почему мы так полагаем? Да потому, что бытие человека – как генерирование им самой новизны, новизны самой по себе – осуществляется, как мне представляется, на бессознательном уровне посредством спонтанно-когерентного соединения материи нейронов нашего мозга в ансамбли, которые, будучи проявленными (положим, в акте инсайта или озарения) на сознательном уровне, мы воспринимаем как неизвестно откуда явившиеся новые смыслы, то есть как идеи. Рефлексия-1 лишь подготавливает этот акт, в то время как рефлексия-11 раскрывает смысл уже свершенного акта бытия как явления сгустка этого, мгновенно проникшего в наше сознание (из бессознательного) смысла.

Правда, истины ради, надо сказать, что указанный выше «велосипед» (в «спонтанном» своем исполнении) вполне исправно – как мне кажется: потому что я в этом не вполне уверен, и это предмет отдельного обсуждения – функционировал и ранее. Но только не совсем было ясно, что, с чем и каким образом должно быть соединено. А главное, не была понятна – на достаточно внятном уровне – причинно-следственная связь всех звеньев цепочки (методологии) и тех объектов, которыми манипулирует наше сознание и бессознательное на каждом из этих участков. То есть не была понятна сама методология возникновения новизны, которое (возникновение) и есть само Бытие, будь оно бытием человека, общества, Природы или Вселенной.

14. Философия процесса А. Н. Уайтхеда и концепция возникновения новизны посредством генерирования идей (сопоставление)

Возникновением данного раздела я обязан замечательной книге С. Шавиро «Вне критериев» (43), где автор рассматривает гипотетическую ситуацию главенства в современной метафизике не философии бытия М. Хайдеггера, а философии становления новизны А. Уайтхеда.

Задача данного текста не в том, чтобы «подогнать» философию процесса Уайтхеда под изложенную мною выше концепцию идеи, и, тем более, не в том, чтобы «пристегнуть» нашу теорию возникновения новизны к философии процесса (организма) Уайтхеда. Моя задача – найти точки соприкосновения этих двух взглядов на формирование существующего мира. А эти точки соприкосновения могут быть обнаружены только путем сопоставления ключевых понятий (терминов) обеих теорий.

В данном сопоставлении понятий философии процесса Уайтхеда с понятиями, введенными нами для описания процесса возникновения новизны посредством генерирования идей, мы опирались, в основном, на недавний перевод Части 1 Главы 11 (44) книги «Процесс и реальность» и на другие его работы, а также на текст, изложенный нами в выше приведенных разделах.

Начнем с кратчайшего изложения основных положений «философии организма» Уайтхеда, тех положений, которые мы могли бы привести в соответствие с понятиями изложенной нами выше концепции возникновения новизны. И одновременно постараемся проводить указанное сопоставление терминов (и понятий, скрывающихся за ними). Причем, возьмем на «вооружение» следующую тактику изложения: сначала мы попытаемся комментировать цитируемые нами тексты Уайтхеда, – где фигурируют ключевые термины его теории, – а затем, в угловых скобках будем приводить аналогию, исходя из нами изложенного понимания того, как возникает новизна и посредством каких терминов мы выражали это возникновение. Так что наша последовательность изложения будет, по сути дела, последовательностью рассмотрения – по пунктам – ключевых терминов философии процесса Уайтхеда.

Но сначала приведем общее определение актуального мира и тех базовых элементов, из которых он составляется, то есть творится, по Уайтхеду:

«Актуальный мир есть процесс, и этот процесс есть становление актуальных сущностей. Таким образом, актуальные сущности есть творения; они также называются «актуальными случаями»». (Там же, стр. 171).

Но что собой представляют актуальные сущности, и каким образом они создаются («творятся»)? Оказывается, творение актуальных сущностей происходит за счет «схватывания» и «соединения». Но последние два процесса предполагают наличие трех «категорий первичного»: «единичное», «многое» и «творчество». Спрашивается, что это за категории? Только рассмотрев последние (см. далее п.п. 1, 2), мы можем перейти к следующим вопросам:

– во-первых, что такое «схватывания» и «соединения» (см. п. п. 3-4),

– во-вторых, посредством чего происходит соединение этих сущностей (см. п. 5),

– в-третьих, создания новых актуальных сущностей посредством таких процессов, как «сращение» и «становление» (см. п. п. 6-7),

– в-четвертых, чем сопровождается финальная фаза создания актуальной сущности (см. п. 8),

– и в-пятых, что собой представляет основное понятие философии процесса, а именно, понятие актуальной сущности (случая) (см. п. 9)?

Итак, приступим к более детальному рассмотрению. Вот каким образом Уайтхед характеризует «категории первичного».

«Термин «единичное» (“one”) … указывает на уникальность сущности. Термин «многое» () предполагает «единичное», а термин «единичное» предполагает «многое». Термин «многое» выражает понятие «разрозненного разнообразия» (“disjunctive diversity”); это понятие является неотъемлемым элементом концепции «бытия». В разрозненном разнообразии заключено много сущих (beings).

«Творчество» есть универсалия универсалий, характеризующая первичную основу факта. Это тот первичный принцип, согласно которому многое, разрозненно составляющее универсум, становится одним актуальным случаем, представляющим универсум связанно (). Природа вещей такова, что многое переходит в сложное единство.

«Творчество» есть принцип новизны. Актуальный случай есть новая сущность, отличная от любой сущности в том «многом», которое оно объединяет. Таким образом «творчество» помещает новизну в содержимое многого, разрозненного универсума. «Творческое продвижение» (creative advance) есть применение этого первичного принципа творчества к каждому новому случаю, которому он дает начало». (Там же, стр. 170).

Думаю, приведенных цитат пока что вполне достаточно, для того чтобы начать сопоставление философии процесса (организма) Уайтхеда с изложенной нами концепцией возникновения новизны посредством генерирования идей.

1. «Единичное» и «многое».

Мы видим, что, во-первых, «единичное» и «многое» находятся в неразрывном единстве друг с другом, во-вторых, «многое» представляет собой «разрозненное разнообразие», состоящее из «единичного», в-третьих, актуальный случай это «сложное единство», в которое сплотилось «многое», и в-четвертых, «Актуальный случай есть новая сущность» вовсе нисколько не похожая на то, из чего она составлена.

((Не напоминает ли это нам структурно-функциональный состав идеи? Ведь идея (как актуальная сущность) представляет собой комплекс («многое», «сложное единство»), состоящий из сущих («единичных»), объединенных в нечто новое. Причем новизна идеи совсем не похожа ни на один из тех элементов («единичных»), из которых она составлена. Поскольку новизна идеи в том, что она (идея), во-первых, есть комплекс определенным образом взаимосвязанных сущих, а во-вторых, она есть новый смысл, исходя из которого мы можем сформировать новое искомое сущее)).

Далее нам надо перейти к эквиваленту термина «многое», выраженному понятием «разрозненное разнообразие». «Разрозненное разнообразие» Уайтхеда, которое принадлежит категории «многого», и которое «является неотъемлемым элементом концепции «бытия»», есть не что иное, как наше понятие Хаоса – то есть того хранилища готовых сущих, из которого в процессе рефлексии-1 мы черпаем исходные сущие для комплектации предполагаемой нами идеи. Не имея этого хранилища, нам либо неоткуда было бы комплектовать идею, либо нам пришлось создавать эти объекты-сущие внове, что и вовсе неприемлемо, поскольку, как мы уже знаем, возникновение новых объектов возможно только через процесс создания опять же новых идей. Получается замкнутый круг.

((И наше понятие Хаоса, действительно, является «разрозненным разнообразием», поскольку, как показали приведенные нами примеры идей, комплектация последних включает в себя объекты самых разных категорий и самого разного вида.

Более того, понятие «разрозненного разнообразия», участвующего – на равных правах и без какого-либо иерархического различения – в формировании все новых и новых актуальных сущностей, наталкивает на ту мысль, что Уайтхеда с полным правом можно было бы считать предтечей создателей «новых онтологий» (45). (Б. Латур, М. Деланда и др.).

(Но, справедливости ради, пальму первенства в данном вопросе мы все же должны вручить Платону, который в «Пармениде» от лица старого Парменида наставляет молодого Сократа в том, что наравне с такими возвышенными идеями, как идеи справедливости, красоты, единого существуют идеи человека, огня, воды, а также

«таких вещей, … которые могли бы показаться даже смешными, как например, волос, грязь, сор и всякая не заслуживающая внимания дрянь …» (46). (Платон. Парменид. 130в-d, стр. 407-408).

Так что на самом деле, любое исходное сущее (а по Уайтхеду, «единичное», актуальная сущность) из сферы хранилища-Хаоса, – будь оно самым незначительным, – может быть использовано для комплектации новой идеи. Как, например, влажная тряпка для стирания текста на доске может быть использована как сущее, входящее в комплектацию идеи кусочка мела)).

Правда, говоря о том, что «В разрозненном разнообразии заключено много сущих», Уайтхед не акцентирует внимание на том, что в процессе создания новых актуальных сущностей (по-нашему, идей) отбирается вполне определенный – можно сказать, уникальный – состав сущих. Ведь только из сочетания взаимосвязей сущих этого состава можно получить нечто новое и вполне конкретное – актуальную сущность.

Вот почему, признавая значимость процесса нахождения «конкретного сочетания» актуальных сущностей в случае образования новой актуальной сущности, Уайтхед апеллирует к интуитивному характеру создания этого сочетания. То же самое он делает в отношении образования самой новизны. Вот что он пишет:

«Таким образом, «образование нового сочетания» является первичным понятием, воплощенным в термине «сращение» (“concrescence”). Первичные понятия «образование новизны» и «конкретного сочетания» не объяснимы ни в терминах высших универсалий, ни в терминах составных частей, участвующих в сращении. Анализ составных частей абстрагируется от сращения. Призыв исключительно к интуиции» (47).

Но как показал наш анализ того, что происходит на этапе рефлексии-1, «Призыв … к интуиции» не совсем оправдан. ((Потому что в нашем случае при создании идеи комплектация ее сущими происходит на вполне рациональном уровне. Поскольку, исходя из стоящей перед нами задачи, мы подбираем в ее состав только те объекты, которые, как нам представляется, имеют самое непосредственное отношение к ее разрешению. Далее, манипулируя этими сущими в своем уме, мы пытаемся связать их вполне определенным образом и получить некий смысл, который помог бы нам разрешить нашу задачу.

Так что мы можем объяснить, каким образом мы получили «конкретное сочетание», но не можем сказать, как образовалась новизна самой идеи. Потому что она возникла в недрах нашего бессознательного, куда наше сознание не вхоже – доступ к нему заказан самой Природой продуктивного мышления. Мы «узнаем» эту новизну только после спонтанного акта явления идеи в наше сознание. И узнаем ее

– сначала в виде смысла идеи,

– затем – по мере раскрытия этого смысла – в виде отсутствия (лакуны) в составе комплекса сущих еще одного сущего, искомого сущего, которое мы должны сформировать в своем уме,

– и, наконец, в виде нового материального подручного средства, изготовляемого по образцу искомого сущего и по определенной технологии.

Но того, как образовался смысл самой идеи в материальных (бессознательных) структурах нашего мозга мы не знаем. И, думаю, еще долго будем находиться в неведении относительно этого вопроса.

Так что нам надо четко осознавать, что

– мы не знаем, каким образом формируется новизна смысла самой идеи,

– но мы знаем, как из этого неизвестно каким образом полученного смысла формируется новизна совсем других трех видов: идеального искомого сущего, материального подручного средства и Продукции)).

2. «Творчество».

А теперь переходим к следующей «категории первичного», к понятию «творчество» (или креативность). Что касается этого термина, то в процессе актуального случая создается «новая сущность, отличная от любой сущности в том «многом», которое оно («творчество» – И. Ф.) объединяет». И действительно, новая сущность принципиальным образом отличается от тех сущностей, из которых она составлена, ((как, положим, и сущность новой идеи отличается от сущности сущих, входящих в ее комплектацию)). Причем Уайтхед связывает «творчество» с «первичным принципом», согласно которому происходит «творческое продвижение»

«от разрозненности к связанности, в результате которой появляется новая сущность, отличная от сущности, данной в разрозненности». (Там же, стр. 170).

Как видим, наблюдается полная аналогия при «творческом продвижении» в процессе образования новой актуальной сущности и новой идеи. Разница лишь в том, что нами, в отличие от Уайтхеда, достаточно подробно описан поэтапный процесс перехода от «разрозненности к связанности», то есть процесс создания новизны в различных ее формах: смысл идеи, исходное сущее, подручное средство, Продукция.

Более того, как мне представляется, Уайтхедом упущен главный момент, момент появления новизны в актуальном случае. Потому что новизна возникает не столько в процессе механического объединения «любой сущности» во «многом», сколько в результате того, что «творчество», как выражается Уайтхед, «помещает новизну в содержимое «многого»». А вот каков механизм «помещения» (внедрения) новизны, так и не раскрыт автором. А ведь это главный момент становления новизны в процессе формирования актуального мира. Иначе непонятно, за счет чего возникает все новое, и каким образом обновляется этот мир.

((В нашем же случае, – в случае создания новизны через творение идеи, – новизна появляется (из смысла идеи) в результате обнаружения лакуны (разрыва, недостающего звена) в цепочке тех сущих, которые должны комплектовать идею. И это недостающее звено в виде искомого сущего мы должны сформировать (на этапе рефлексии-11) в своем представлении, исходя из внове явленного смысла, который, в конечном счете, упорядочивает взаимосвязи между всеми сущими: и исходными, и внове образуемым искомым. (Вот это упорядочение, то есть согласование сущих, необходимо, прежде всего, для того, чтобы они не входили в противоречие как друг с другом, так и со смыслом самой идеи). Материализация же идеального искомого сущего в подручное средство позволяет нам заиметь тот новый инструмент, с помощью которого в обществе будет производиться опять же новая Продукция.

И как мы уже видели, весь процесс раскрытия смысла идеи, формирования вида искомого сущего и материализации последнего в подручное средство осуществляется создателем идеи на сознательном (логическом) уровне.

Но самая главная новизна, новизна смысла самой идеи, формируется на неосознаваемом нами уровне, на уровне нашего бессознательного, то есть в материальных (нейронных) структурах нашего мозга. Это только после спонтанного явления идеи в наше сознание, и после того как мы начали раскрывать ее смысл на этапе рефлексии-11, мы обнаруживаем нехватку отсутствующего звена – искомого сущего.

Таким образом, наша методология дает полное представление о том, как – этап за этапом, и в каком виде – возникает новизна в процессе События-11: сначала она возникает в виде смысла идеи, затем в виде искомого сущего, потом в виде подручного средства, и наконец, в виде самой Продукции, изготавливаемой в процессе внове формируемого в обществе рода деятельности, того рода, которого ранее не было в структурах социума, но который на этапе События-1 был затребован обществом.