Мы только не знаем самого главного и самого таинственного: каким образом в нейронных структурах нашего мозга формируется то, что мы идентифицируем на сознательном уровне как смысл внезапно явившейся идеи. Мы лишь предполагаем, что нейроны нашего мозга в какой-то момент спонтанно самоорганизуются в тот ансамбль, который – в тот же момент его выхода на уровень сознания (уже на допонятийном этапе) – мы воспринимаем как смысл идеи. Скорее всего, можно предположить, что момент спонтанного образования упорядоченного ансамбля нейронов в нашем мозгу и момент явления нового смысла в наше сознание – это один и тот же момент. Между ними нет промежутка времени. Иначе говоря, наблюдается дальнодействие – отсутствие той промежуточной силы, которая бы их связывала. То есть, спонтанная самоорганизация нейронов мозга проявляет себя в виде внове явленного в сознание смысла идеи. Так спонтанно и момент-ально самоорганизуются молекулы воды в ансамбль. И эта самоорганизация молекул воды тут же проявляет себя в виде «ячеек Бенара». Иначе говоря, как спонтанное возникновение «ячеек Бенара» есть следствие самоорганизации молекул воды, так и спонтанное проникновение смысла идеи в наше сознание есть следствие спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга в некий ансамбль. И это, первое, происходит под воздействием «управляющего параметра» в виде удельной тепловой нагрузки (вт/м2), подводимой к нижней плоскости, ограничивающей слой жидкости. Так может быть, – и это наиболее вероятно – только интенсификация наших умственных усилий (в джоулях) может привести к спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга в указанный ансамбль?)).
Что касается понятия «творческое продвижение» (см. цитату выше, стр. 45), то оно связывается Уайтхедом с комплексом таких, казалось бы, сходных по смыслу терминов как «схватывание», «соединение», «сращение», и «становление». Что они означают в теории автора, и с чем они могут быть сопоставлены в нашей концепции? В самых общих чертах картина будет выглядеть следующим образом.
3. «Схватывание».
Этот термин Уайтхед напрямую связывает с термином «воспринимать».
«Термин «воспринимать» в его обыденном употреблении весьма близок по смыслу понятию когнитивного схватывания» (48). (Стр. 126)
«…прямое восприятие представляет собой схватывание собственной внутренней сущности опыта, включая его непосредственно конкретные ценности. Речь идет о прямом восприятии, обусловленном утонченностью чувственных способностей». (Там же, стр. 81).
Если, как заявляет автор, «Актуальные сущности касаются друг друга по причине обоюдного схватывания» (49), то нам ясно, что «схватывание» это уловление взаимосвязей между актуальными сущностями, потому что «касание» между ними возможно только через взаимосвязи, осуществляемые посредством «зацепления» их свойств.
((Точно то же самое мы наблюдаем, когда на этапе рефлексии-1 пытаемся подобрать предварительный состав сущих и связать их в предполагаемую идею. И это действо, на самом деле, осуществляется нами как на рациональном уровне, так и на уровне интуитивного схватывания, то есть не без участия наших «чувственных способностей»)).
Кроме того, Уайтхед отмечает три фактора, которые соприсутствуют в процессе «схватывания». Это:
«(а) «субъект», который схватывает, а именно та актуальная сущность, в которой это схватывание является конкретным элементом; (в) «данное», которое схватывается; (с) «субъективная форма», то, каким образом этот субъект схватывает это данное». (Там же, стр. 172).
((Как мы понимаем, если мы соотнесем данный текст с процессом возникновения идеи в нашем интеллекте, то «субъектом» является человек, манипулирующий – на этапе рефлексии-1 – исходными сущими (и их свойствами), позаимствованными им из сферы Хаоса; «данным» являются эти сущие и их свойства; что же касается «субъективной формы», то, как нам разъясняет Уайтхед в «Приключениях идей», эта «форма» представляет собой
«…эмоциональную окраску, детерминирующую эффективность схватывания в данном событии опыта» (50).
Но, конкретизируя данное высказывание автора, я бы соотнес как «эмоциональную окраску», так и «эффективность схватывания», в основном, с двумя наиболее яркими «событиями опыта»: во-первых, с феноменом интуиции, когда мы улавливаем взаимосвязь каких-либо двух объектов, а во-вторых, со случаем инсайта (озарения, прозрения), когда в наше сознание вдруг проникает смысл идеи в своем завершенном виде)). (Более подробно об этом см. далее пункт 8. Удовлетворение).
4. «Соединение».
С этим термином у нас нет никаких затруднений. Автором дано достаточно краткое и ясное определение, которое вполне подходит к структурному составу любой идеи как комплекса взаимосвязаных сущих: исходных и искомого.
«Соединение – это группа актуальных сущностей во взаимосвязанном единстве, составленном из их схватываний друг с другом…» (51).
Но здесь, несмотря на простоту и ясность формулировки, возникает принципиально важный вопрос: что является тем «клеем», который соединяет актуальные сущности и образует из них единство в виде новой актуальной сущности? Иначе говоря, за счет чего происходит «обоюдное схватывание»?
5. «Вечный объект».
Как мне представляется, «соединение» сущностей осуществляется за счет введенного Уайтхедом понятия «вечный объект». Автор дает ему следующую характеристику:
«Вечный объект» (eternal object) может быть описан только в терминах его возможности к «вхождению» (“ingression”) в становление актуальных сущностей; его анализ обнаруживает только другие вечные объекты. Это чистая возможность. Термин «вхождение» отсылает к частному способу, которым возможности вечного объекта реализуются в частной актуальной сущности, способствуя ее определенности». (Там же, стр. 172).
«Функционирование вечного объекта в самотворении актуальной сущности есть «вхождение» вечного объекта в актуальную сущность». (Там же, стр. 174).
Как видим, «самотворение актуальной сущности» происходит за счет ««вхождения» «вечного объекта» в актуальную сущность». Причем, «вечный объект» есть «чистая возможность». Более того, как заявляет Уайтхед, актуальная сущность и «вечный объект» есть «фундаментальные типы сущностей», которые «выделяются некоторой предельной законченностью». Попытаемся понять, каким образом соединяются вечный объект и актуальная сущность. Для этого нам надо, в первую очередь, утвердиться в том, что такое «вечный объект», если он как «чистая возможность» предназначен для «вхождения» в актуальную сущность в процессе становления последней. Здесь нам снова надо обратиться к попытке создания идеи на этапе рефлексии-1 и вспомнить, с чего начинается этот процесс?
((А начинается он с того, что пытаясь разрешить поставленную перед нами (социумом) проблему, мы, во-первых, начинаем подбирать из сферы Хаоса определенный комплекс имеющихся там в наличии исходных сущих (по Уайтхеду, это актуальные сущности или «данные»), а во-вторых, пытаемся взамосвязать их таким образом, чтобы получилось нечто подобное идее. Но, естественно, возникает вопрос: а где же здесь могут фигурировать «вечные объекты»? Как мне представляется, «вечные объекты» это те свойства и способности, посредством которых исходные сущие могут войти в «зацепление» друг с другом и попытаться образовать комплекс или цепочку сущих. «Вечные объекты» потому «вечны», что они неизменным образом присущи любому сущему (или актуальной сущности, по Уайтхеду).
Разве не «вечными объектами» являются текучесть жидкостей, зеленый цвет земной растительности, атомарное строение любого вещества, свойство тел притягиваться друг к другу (гравитация), способность речи и письменности обозначать смыслы и передавать их на расстояния (и даже на века) и т. д. и т. п.? Однажды зародившись, эти свойства и способности становятся сросшимися со своими объектами и неизменными («вечными») во времени. Так речь, зародившись в далеком прошлом, срослась с человеком и обзавелась способностью передавать смыслы.
Так что актуальная сущность (по-нашему, исходное сущее) никоим образом не может обойтись без «вечного объекта» (свойства, способности), принадлежащего как ей самой, так и той сущности, с которой она находится во взаимосвязи. Так, например, в идее кусочка мела:
– письменность, обладающая способностью («вечным объектом») передавать смыслы (в виде знаков), должна быть взаимосвязана с доской, обладающей свойством («вечным объектом») сохранять на своей плоскости нанесенный на нее текст;
– но данное свойство доски должно быть взаимосвязано со свойством («вечным объектом») кусочком мела мелкодисперсно крошиться и оставлять свой след в виде прилипших к доске частичек мела;
– и это свойство мела крошиться и оставлять след на доске должно быть взаимосвязано со способностью («вечным объектом») человека видеть этот текст и понимать его смысл.
Так что для того чтобы могла быть получена новая актуальная сущность в виде кусочка мела, такие исходные сущие (актуальные сущности) как письменность, доска и человек должны быть определенным образом между собой взаимосвязаны через свои свойства (и способности). А этих свойств (и способностей) у каждого объекта-сущего (вещи) великое множество. Ведь каждый объект сам по себе всегда находится в «обвязке» всех своих свойств (способностей). (Булыжник, лежащий на обочине дороги, обладает не только свойствами тяжести, формы, твердости и т. д., но и способностью расколоть скорлупу ореха, защитить от нападения разбойника и т. д.). Именно эти свойства дают возможность (потенциальную способность) этому сущему взаимосвязываться с какими-либо другими сущими, также обладающими набором своих «личных» свойств)).
Вот почему, по Уайтхеду, актуальная сущность вместе с «вечным объектом» являются «фундаментальными типами сущностей», и вот почему они «выделяются некоторой предельной законченностью». Они потому предельно закончены, что принадлежность «вечного объекта» какой-либо актуальной сущности характеризует последнюю как сущее, обладающее только ей присущей сущностью, о чем у нас уже шла речь в разделе 12.
Итак, определившись с тем, каким образом происходит «соединение» актуальных сущностей в новую сущность (а по нашему, соединение исходных сущих в комплекс предполагаемой идеи), переходим далее к двум основным терминам теории Уайтхеда: «сращение» и «становление».
6. «Сращение».
Столь необычный для философии биологический термин Уайтхед характеризует следующим образом:
«Сращение» – это название процесса, в котором универсуум вещей приобретает индивидуальное единство в результате подчинения «многих» из них конституированию «одной» новой вещи» (52).
«Многие сущности во вселенной, включая и те, что возникли в самом «сращении», получают соответствующие роли в этом окончательном единстве. … Но на каждой из предшестующих стадий "сращение" демонстрирует полную неопределенность в отношении (характера) связи … между своими компонентами». (Там же, стр. 298).
((Здесь у нас нет никаких сомнений в том, что «сращение» – это и есть процесс окончательного соединения всего комплекса сущих в то, что нами названо идеей. Именно идея есть «индивидуальное единство», сфокусированное на ««одной» новой вещи», каковой может быть внове создаваемое подручное средство. Уайтхедом подмечен даже такой момент, как «полная неопределенность» результата «сращения» на этапах, предшествующих созданию «индивидуального единства». И действительно, создавая идею, мы не знаем, что у нас получится, вплоть до того момента, когда по идеальному образцу искомого сущего (и по определенной технологии) мы изготавливаем вполне конкретное материальное подручное средство, с помощью которого в дальнейшем будет производиться новая Продукция, ранее затребованная какими-либо структурами социума.
Что же касается необычности самого биологического термина «сращение», то эта необычность станет для нас вполне оправданной и приемлемой, если мы примем во внимание тот предполагаемый нами факт, что сам смысл идеи зарождается в нашем бессознательном, то есть в материальных биологических (нейро-физиологических) структурах нашего мозга. Ведь именно здесь, по нашему мнению, под влиянием все нарастающих флуктуаций, – а по другому, «интеллектуальных усилий» (Бергсон), поступающих из сознания, – происходит спонтанная самоорганизация («сращение») нейронов в тот ансамбль, который, будучи проявленным на уровне сознания, предъявляет себя как смысл новоявленной идеи. Так что здесь Уайтхед со своей теорией процесса – как философией организма – попадает, можно сказать, в самую «точку».
Более того, иногда мне даже кажется, что Уайтхед – может быть на интуитивном уровне – в общих чертах имел представление о том, что такое идея. (Иначе, у него не было бы столь частых попаданий в «точку»). Но его соблазнила грандиозная задача описания актуального мира в виде процессов, происходящих не столько в интеллекте человека, сколько во всей Вселенной. За глобальностью задачи, к сожалению, в некоторой степени, пострадала прозрачность и последовательность описания этих процессов)).
7. «Становление».
Посмотрим на те определения, которые Уайтхед дает этому понятию:
«…«становление» есть преобразование несогласованности в согласованность» (53).
«…«становление» есть творческое продвижение новизны. Именно по этой причине значение словосочетания «актуальный мир» связано со становлением определенной актуальной сущности, одновременно и новой, и актуальтной, и только с этой оговоркой может употребляться». (Там же, стр. 176).
Как видим, эти определения вполне подходят к описанию того, что на самом деле происходит с объектами (сущностями, по Уайтхеду) в процессе становления новизны посредством генерирования идей. ((Ведь та несогласованность исходных сущих, которые мы изымаем из сферы Хаоса, действительно, в процессе рефлексии-1 и наступившей затем инкубационной фазы оказывается вполне согласованной в комплексе вдруг явившегося в наше сознание смысла идеи. И этот смысл обладает как свойством новизны, так и свойством актуальности. Потому что эта актуальность исходит из той Необходимости в новизне, которая уже созрела в социуме (конец События-1) и уже проявила себя в виде какого-либо негативного фактора (лишенности, недостаточности, неудобства и т. д.) (начало События-11).
Но следует сказать, мы лишь наполовину можем согласиться с тем, что ««становление» есть творческое продвижение новизны». Потому что, с одной стороны, возникшая в социуме Необходимость в новизне, действительно, продвигается как в процессе События-1, – правда, без какого-либо нашего личного участия и даже без какого-либо знания о нем, – так и в процессе События-11; но, с другой стороны, мы не можем безоговорочно согласиться с этой формулировкой для События-11, участником которого мы являемся сами. Поскольку «продвижение новизны» предполагает, что какая-то начальная новизна движется к своей конечной форме. На самом же деле процесс идет не совсем так. (Мы бы могли согласиться с такой формулировкой: становление есть творческое продвижение к новизне и создание ее самой).
Сначала мы, осознав лишь Необходимость в притоке новизны, – на этапе рефлексии-1 – движемся к открытию той новизны, формы которой мы еще не знаем. А затем, в спонтанном акте инсайта получаем эту новизну сначала в виде сгустка смысла идеи. И только потом, в процессе раскрытия этого смысла на этапе рефлексии-11, мы обнаруживаем нехватку того сущего, которое нам предстоит сперва сформировать в своем уме, затем материализовать его в подручное средство, а уже потом, с помощью этого средства производить новую Продукцию. Иначе говоря, только в процессе раскрытия смысла идеи мы создаем саму конкретную (сначала, идеальную, а затем, и материальную) форму новизны.
И здесь мы должны отметить принципиально важный момент, касающийся Необходимости создания смысла идеи. (И этому вопросу Уайтхед не уделяет никакого внимания). Дело в том, что не имея смысла идеи, мы никогда бы в жизни не смогли догадаться, так какого же нового сущего (подручного средства) нам не хватает для того чтобы начать производить ту Продукцию, Необходимость в которой, во-первых, уже назрела в социуме в конце События-1, а во-вторых, лишенность в которой (в Продукции) мы уже ощутили в самом начале События-11. Смысл идеи наводит нас на то, каким конкретным видом должна обладать та новизна, которая необходима социуму. И в этом заключена та тонкость, которая так и не была замечена метафизикой со дней возникновения понятия идеи. То есть не было замечено, каким образом можно было бы получить мир реальных физических вещей из Платоновского «занебесного» мира Идей. Аристотель сделал только первый шаг в направлении сближения этих двух миров, предположив, что идеи находятся в самих вещах. Но взаимосвязь между ними так и не была раскрыта в последующие времена. Более того, отсутствие понятия о том, каким образом вещь взаимосвязана с идеей повлекло за собой «замыкание» вещи непосредственно на идею. (Лучше сказать: «закабаление» идеи вещью, то есть помещение идеи в «прокрустово ложе» вещи). При этом, естественно, была упущена вся цепочка от раскрытия смысла идеи до создания подручного средства (вещи) и далее, до изготовления Продукции с помощью этого средства.
Вот почему, раскрыв методологию возникновения новизны, мы назвали идею механизмом обнаружения новизны, а подручное средство – инструментом создания ее самой в конкретном ее виде. Как видим на многочисленных примерах, приведенных нами выше (Разделы 1-3), именно создание идеи и раскрытие ее смысла подводит нас к конкретизации той формы новизны, которая необходима. Причем эта форма, – а именно, форма искомого сущего – ни в коем случае не должна входить в противоречие с формами (через их свойства) исходных сущих, тех сущих, которые послужили фундаментом для возведения фигуры искомого сущего.
Но, справедливости ради, все же надо отметить, что за более чем столетие до Платона Гераклитом – и как это ни странно, в отсутствии самого понятия идеи – уже были намечены основные положения процесса создания новизны, исходя из тех интеллектуальных ощущений, которые возникают в моменты спонтанного проникновения идей в наше сознание. Только исходя из прочувствования и осмысления этих ощущений Гераклит обозначил (вернее, наметил) основные этапы продуктивного мышления, а вместе с тем и виды тех объектов, которыми мышление оперирует на этих этапах.
8. «Удовлетворение» («сатисфакция»).
Теперь мы подошли к финальной стадии создания новой актуальной сущности. Но сначала напомним (см. пункт. 3) о некоторой синонимичности «когнитивного схватывания» с термином «воспринимать». «Схватывание» есть понимание «собственной сущности опыта», то есть вполне определенного смысла. Более того, этот процесс обусловлен «утонченностью чувственных способностей». Иначе говоря, по Уайтхеду, «схватывание» и чувство как взаимосвязаны между собой, так и взаимодополнительны друг другу. Спрашивается, почему это именно так, и не может быть по другому? Во-первых, надо полагать, у Уайтхеда душевное тесным образом переплетено с ментальным процессом мышления, как это и происходит в реальной жизни, а тем более в процессе создания чего-либо нового для нас самих и нами же самими.
((А во-вторых, суть дела в том, что ментальный акт обнаружения, а значит и понимания («схватывания») новых взаимосвязей между объектами всегда сопровождается возникновением чувства удовольствия разной интенсивности. И это чувство, как я полагаю, может быть соотнесено с проявлением двух видов понимания – с интуицией и с инсайтом (озарением, прозрением). О чем идет речь?
Во-первых, если нами на предварительном этапе рефлексии-1 обнаруживается (и понимается) взаимосвязь, положим, всего лишь двух объектов-сущих, имеющих отношение к созданию предполагаемой нами идеи (то есть идеи, еще не состоявшейся), то это может быть нами расценено как явление в наше сознание интуиции. А вернее, интуиция это и есть уловление понимания какой-то достаточно значимой для нас связи между, как правило, разнесенными далеко друг от друга сущими. (Конечно, разнесенными не столько в пространственном отношении, сколько в смысловом. Так на интуитивном уровне была понята взаимосвязь сверкнувшей в облаках молнии и воспринятого нами на земле грохота грома в самой идее грома).
И эти разбросанные в нашем сознании и постепенно накапливаемые частичные акты понимания (интуиции), как правило, относятся к нашим размышлениям над какой-либо проблемой на этапе рефлексии-1. Они накапливаются в сознании и являются той почвой, на которой однажды может проявить себя (спонтанно взойти) росток нового смысла – идеи. (В этом, скорее всего, и состоит кумулятивный процесс познания волнующей нас проблемы и накопления знания как об объектах, причастных к ней, так и о взаимосвязях между этими объектами. Только накопив «критическую массу» подобного знания, мы можем надеяться на то, что наше бессознательное «согласится» на то, чтобы «самоорганизовать» это знание и выдать его обратно в сознание уже в виде сгустка смысла новой идеи).
А во-вторых, речь идет о том, что, если к нам приходит понимание взаимосвязей между всеми сущими комплекса данной идеи (то есть понимание смысла самой идеи), то этот акт может быть охарактеризован также давно известными терминами: озарение, прозрение, инсайт. (За этим актом сразу же следует процесс раскрытия самого смысла внове явленной идеи и, параллельно, следует знаковое оформление этого смысла).
Разница между этими двумя видами понимания (интуицией и инсайтом) – в разной степени испытания чувства удовольствия – правда, степени индивидуальной (субъективной) для каждого мыслителя – и разной степени уловления «объема» внове явленного смысла. Если в первом случае мы получаем незначительное удовольствие от того, что познали всего лишь связь между отдельными сущими, которые ранее не могли быть связаны в нашем представлении, то во втором случае наше достаточно интенсивное чувство удовольствия возникает:
– и от понимания всего смысла идеи,
– и от того удивления (Платон), которым сопровождается столь внезапное явление самой новизны в наше сознание,
– и от той уверенности в надежности и истинности этого смысла,
– и от светоносности самого акта явления новизны.
И это чувство, как мы знаем, сродни эйфорическому состоянию нашей души, неоднократно описанному и в художественной, и в научной литературе. Нам надо помнить одно: понимание взаимосвязей между отдельными объектами и понимание новых смыслов, нами самими сотворяемых, всегда сопровождается возникновением чувства удовольствия. Иначе и быть не может. Потому что здесь материальная природа (нейрофизиология мозга) нашего организма пошла навстречу нашей способности создавать духовную (идеальную) новизну. Не будь у нас чувства удовольствия от продуктивного мышления, нас вряд ли можно было бы заманить на столь трудоемкий для мозга процесс генерирования идей)).
Вот и Уайтхед связывает возникновение новой актуальной сущности с конечностью процесса создания новизны и с возникающим в результате этого «удовлетворением»:
«Конечная фаза сращения, составляющая актуальную сущность, есть одно сложное и полностью определенное чувство. Эта последняя фаза называется «удовлетворение» (satisfaction)». (Там же стр. 174).
«Сатисфакция» есть попросту кульминационный момент исчезновения всякой неопределенности; так что по отношению ко всем видам чувствований и сущностей во вселенной актуальная сущность, достигшая «сатисфакции», воплощает решительное «да» или «нет». Итак, «сатисфакцией» оказывается достижение индивидуального (private) идеала, который является конечной причиной «сращения» (54).
((И действительно, с проникновением идеи в наше сознание исчезает та неопределенность, которая мучили нас, и сопровождала процесс мышления на этапе рефлексии-1. И мы испытываем чувство удовлетворения – нередко граничащее с эйфорией – от того, что нам на этапе рефлексии-11 все-таки удалось «достижение индивидуального … идеала» в виде внове явленного смысла идеи, то есть удалось разрешить ранее волновавшую нас задачу. Осталось за немногим: раскрыть смысл идеи, сформировать в своем представлении-воображении вид нового искомого сущего, материализовать его в подручное средство и начать производить в социуме Продукцию с помощью этого средства)).
9. «Актуальная сущность».
Теперь нам осталось только выяснить, как возникают новые актуальные сущности, а из их соединения актуальный мир. Прежде всего, Уайтхед дает следующие определения актуальной сущности и того, как образуются новые актуальные сущности:
««Актуальные сущности» – …. – окончательно реальные вещи, из которых создан мир. За актуальными сущностями не стоит искать что-либо реальное. … Все конечные факты есть актуальные сущности; и эти актуальные сущности представляют собой капли опыта, сложные и взаимозависимые» (55).
«Актуальные сущности касаются друг друга по причине обоюдного схватывания. Таким образом, есть реальные индивидуальные факты сочетания актуальных сущностей, и они реальны, индивидуальны и частны в том же смысле, в котором актуальные сущности и схватывания реальна, индивидуальны и частны. Любой такой отдельный факт сочетания актуальных сущностей называется «соединение». Первичные (ultimate) факты непосредственно актуального опыта есть актуальные сущности, схватывания и соединения. Все остальное для нашего опыта – производная абстракция». (Там же стр. 169).
«Первичный метафизический принцип состоит в продвижении от разрозненности к связанности. В результате которого появляется новая сущность, отличная от сущности, данной в разрозненности. Новая сущность одновременно есть сочетание и «многого», которое она находит, и единичного среди разрозненного «многого», которое она покидает; то есть она отделяется от тех многих сущностей, которые синтезирует. Многое становится единичным и увеличивается на единицу. По своей природе сущности есть разрозненное «многое» в процессе перехода в связанное единство». (Там же стр. 170).
«В становлении актуальной сущности возможное единство многих сущностей в разрозненном разнообразии – актуальном и неактуальном – приобретает реальное единство одной актуальной сущности; так что эта актуальная сущность есть реальное сращение многих возможностей». (Там же стр. 171).
Во-первых, мы видим из этого текста, что новые актуальные сущности возникают «по причине обоюдного схватывания» касающихся друг друга актуальных сущностей, результатом чего является возникновение «сочетания актуальных сущностей», и это «сочетание» «называется «соединение»».
(Заметим кстати во избежание каких-либо недоразумений: Уайтхед называет актуальной сущностью и ту новую сущность, которая образовалась в результате соединения, сращения и становления и те сущности, на базе которых возникло «сочетание» последних. Он не делает терминологического разделения между ними. Это все равно, что если бы мы назвали одним термином «сущее» и исходные сущие, на основе которых, в основном, возникла идея, и новое искомое сущее, возникшее на базе исходных сущих).
Как можно предположить, «обоюдное схватывание» есть не что иное, как обнаружение взаимосвязи между отдельными фактами «сочетания актуальных сущностей». А вот «соединение» последних приводит к появлению новой актуальной сущности.
((Вот точно также «схватывание» взаимосвязей между отдельными исходными сущими, позаимствованными нами из сферы Хаоса, приводит к образованию («соединению») новой актуальной сущности в виде, сначала, идеи, затем, искомого сущего и подручного средства, а уже потом, новой Продукции)).
Во-вторых, видим мы то, что в процессе продвижения «от разрозненности к связанности» наблюдается не названная Уайтхедом и не предполагаемая им иерархия актуальных сущностей. И она заключается в том, что каждая новая актуальная сущность возникает в процессе соединения «старых» актуальных сущностей более, скажем так, «низкого», но не менее значимого ранга.
((Вот точно также создаваемая (или обнаруживаемая) нами идея (новая актуальная сущность, по Уайтхеду) опирается в процессе своего возникновения на ранее уже созданные исходные сущие, заимствуемые нами из сферы-хранилища – Хаоса)).
В-третьих, мы видим одну достаточно точно подмеченную Уайтхедом деталь. И эта деталь касается самого процесса возникновения новизны (но не его сущности). Уайтхед отмечает, что новая сущность «находит» «многое», сочетая его с единичным из «разрозненного «многого»». При этом, найдя «многое», эта сущность «покидает» то множество сущностей («единичностей»), которое она «синтезировала».
((Но не то же ли самое происходит при создании идеи? И действительно, «найдя» на этапе рефлексии-1 предварительный комплекс исходных сущих, идея как новая сущность – уже на этапе рефлексии-11 – можно сказать, «забывает» («покидает») ту почву, на которой она возросла. (А возросла она на почве нами взаимосвязываемых исходных сущих). И покидает она эту почву только потому, что она, идея, «озабочена» уже не тем, что ее создало, а тем, что ей самой предстоит создать, исходя из собственного смысла. А предстоит ей, в первую очередь, сформировать новое идеальное искомое сущее и по его образцу изготовить (по определенной технологии) новое подручное средство, с помощью которого можно будет производить новую Продукцию. Так что слова «находит» и «покидает» как нельзя кстати могли бы подойти к характеристике процесса создания идеи и раскрытия ее смысла)).
И, в-четвертых, мы видим следующее: Уайтхедом зафиксирован тот факт, что «единство многих сущностей в разрозненном разноообразии» является лишь «возможностью» создать «реальное единство одной актуальной сущности».
((Вот точно также реальное единство комплектующих идею сущих (исходных и искомого) основывается на тех возможностях, которые могут предоставить исходные сущие, заключенные в хранилище, названном нами Хаосом)).
Далее, прежде чем сделать краткий вывод из нашего сопоставления терминов Уайтхеда с нашими терминами, отметим следующее. Красной нитью через произведения Уайтхеда проходит та идея, что в этом мире все взаимосвязано. Да, действительно, все со всем взаимосвязано во Вселенной. Но взаимосвязано не настолько жестко, чтобы воспрепятствовать возникновению новизны посредством взаимосочетания в единый комплекс всего лишь нескольких сущих, свободно выбранных нами из сферы хранилища-Хаоса. А именно, тех сущих, взаимосвязи между которыми готовы «подсказать» нам, во-первых, какое недостающее новое идеальное сущее мы должны сформировать в своем уме (и, далее, материализовать его), а во-вторых, какой новый род деятельности мы должны организовать в социуме, чтобы производить с помощью внове изготовляемого подручного средства новую Продукцию для этого социума. Как мы понимаем, только наличие в сфере Хаоса вполне определенных исходных сущих предоставляет нам возможность создать идею. Не будь этих сущих в наличии или не знай мы об их присутствии, нам не из чего было бы творить идею. Другими словами, кладезь готовых – для комплектации новых идей – исходных сущих, хранимых в сфере Хаоса, служит достаточным основанием для творения идей.