Ну и дела – чтобы Брауни нашел прислугу по запаху, надо сначала привести ее к нему, чтобы он взял след, а чтобы привести, прислугу нужно сначала найти. Кухарка спустила Ричарда с подоконника, и он, перекусив без особого аппетита, направился в свои покои. К удивлению маленького короля, его ложе оказалось пустым. Имевшего на него виды Вестника нигде не было, видимо он вышел, пока Ричард был увлечен разговором со своим новым знакомым. Но это было уже не важно. Котенок забрался на кресло, на которой его прислуг оставил газету, и примостившись на ее шуршащих страницах, направил взгляд на пустую кровать Зимней. Больше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы она вернулась, почесала его пушистую спинку, животик, поиграла с ним и накормила лакомством. Хотелось услышать, как она зовет его с кухни своим нежным проникновенным голоском: Риччи, Риччи, Риччи…

Король не заметил как уснул. Сквозь сон, слышал он приглушенный скрип входной двери, топот ног Вестника, да, это определенно был он, кухарка всегда ворчит на него из-за этого, говоря, что он топает как слон, и что-то совсем маленькое, подобно писку комара – так обычно открывает дверь в его покои только один человек…

– Риччи! – донесся до него протяжный восклик прислуги, а в нос ударил цветочный аромат, побуждая подняться. И не успев отреагировать на этот призыв, он тут же оказался в крепких объятиях Зимней.

На смену лениво ползущему времени, пришло отдохнувшее, идущее быстрым шагом, а подчас и галопом. Привычным ритмом проходили дни для маленького короля. К многочисленным заботам и хлопотам, в те дни, когда стояла теплая солнечная погода, Ричард общался с лордом Брауни. Он больше не волновался и не грустил, Зимняя обещала больше так не исчезать, говорила что-то про больницу, врачей и палаты, но для Ричарда это не имело никакого значения, единственное, что было важно – Зимняя снова рядом и никогда его не оставит.

Лорд Брауни оказался не таким уж хамом, весьма аристократичным, по бульдожьим меркам естественно. Он очень любил своего хозяина. Король никак не мог привыкнуть к этому режущему слух слову – хозяин, а пес не мог представить человека в роли прислуги, но оба одинаково, они ценили людей за их ласку, заботу и доброту. Этим они были похожи. Такие разные – благовоспитанный Ричард и избалованный Брауни. В то время как кот был чистюлей, пес был, что ни на есть грязнулей. Он до ужаса любил покувыркаться по земле, почесать о нее свою спинку, вырыть пару ямок в газоне и закопать в них какую-нибудь ценную находку, будь то кость или красивый камень, но больший ужас для его хозяина-друга были лужи. Когда они появлялись во дворе, хозяин вел себя особенно осторожно, поводок держал как можно короче и как можно крепче, но стоило ему зазеваться, как необузданный сгусток энергии шаром прокатывался по двору, вздымая вверх и во все стороны брызги воды и комья грязи. На этом прогулка заканчивалась, раздосадованный друг-хозяин брел домой, за ним, довольно высунув язык, весело вышагивал пес. Сейчас же была зима – спокойное время года для прогулок. Брауни копался в снегу, друг-хозяин умиротворенно ходил всюду за ним, распустив поводок как можно длиннее. Волноваться было не о чем, и не зачем, на душе приятным трепетом поселилось ожидание Нового года, который стремительно приближался, погрузив город в предпраздничную суету.

Подготовка шла полным ходом, окна домов переливались яркими огнями гирлянд, витрины магазинов пестрили новогодними украшениями, а фасады многих зданий светились поздравлениями с праздником. Возле таких зданий, как правило, выставляли и ярко украшали символ всего праздника – новогоднюю елку. Открытые площади и дворы больших магазинов заполняли целые леса елок, проходя мимо которых, невозможно было не почувствовать насыщенный сладкий аромат хвои, дарящий детям сказку, а взрослых возвращающий в их детство. Так же быстро, как вырастали елочные базары, так же быстро они начинали активно редеть с приходом вечера, и вскоре совсем опустошались. Довольно часто можно было встретить на улице человека, несущего это вечно зеленое колючее дерево. Продавцы магазинов, облаченные в красные и синие костюмы, стали похожи на снегурок, дедов морозов и даже на сказочных гномов. В школах допоздна горел свет, учителя украшали классы, коридоры, расклеивали на окна витражи и вытананки. Не исключением были и автобусы. Переполненные в предпраздничные дни, они один за другим курсировали улицы заснеженного города, развозя по нему шумные толпы людей. Ричард сидел у окна, наблюдая, как красочный автобус проехал мимо его дома и остановился на остановке. Двери открылись, несколько людей с огромными пакетами вышли на улицу, следом появилась пушистая ель. За ней виднелись лишь силуэт и ноги. Веревки, которыми стягивали ее ветки, были настолько слабы, что в какой-то момент они расползлись и ель, расправив свои ветки, закрыла человека, несущего ее. Тот ненадолго остановился, покрутился в разные стороны, размышляя, что же ему делать, но ничего не придумав, двинулся дальше. Ричард с интересом наблюдал, как большое зеленое дерево, на двух человеческих ногах, торопливо шагает по направлению к его дому. Вскоре дерево скрылось из виду. Королю было интересно, куда оно пошло, лучше уж ему скорее пойти домой, а то на улице темно, и вряд ли оно сможет долго так ходить, не перепугав всех вокруг. Размышления кота прервал звонок в дверь. Зимняя спустила его на пол, так как знала, что он очень любознателен и не пропустит ни одного гостя без внимания. Дверь открылась, и на пороге появилось то самое дерево. Оно еле прошло в коридор, шаркая ветками стены и хрипя голосом Вестника. Зимняя и Кухарка очень обрадовались приходу Вестника с колючим деревом. Они обступили его, трогали колючки, вдыхая аромат хвои, потом перенесли дерево в покои короля и поставили его рядом с королевским ложе. Ричарду поначалу такая перестановка не понравилась, но когда, после ужина, все собрались у елки, и принялись развешивать на нее блестящие шары и другие фигурки, тут-то кот оживился, его глаза заблестели, а под шерстью забегали толпы мурашек. Преображенное на его глазах дерево стало похоже на горящую огнями и блестящую разноцветными стеклами башню, с уходящим под самый потолок шпилем. Дерево радости, как прозвал его кот, манило его на свою вершину, и как только прислуга отвлеклась от елки, и занялась другими делами, король тут же полез в ель. Внутри, дерево оказалось просторным, удобная лестница из веток вела на самый верх, жаль только, что оно не было таким уж радужным, как снаружи. Если раньше оно манило короля, будто призывая его пойти в пушистые объятия, то теперь, когда он полз по его лестнице, оно словно пыталось прогнать котенка, тыкая острыми иглами в бока, спину, живот, всем своим видом, дерево радости говорило Ричарду "убирайся". Но король не из тех, кто привык сдаваться, добравшись почти до самого верха, он вылез наружу, полюбоваться видом. Вид был великолепен, все вокруг, как под лапой – королевское ложе стало меньше, прислуга, смотря на которую обычно приходилось задирать голову вверх, теперь находилась под ним. Почти как когда он лазил по стене, только там и усесться негде и не развернешься никак, а тут вот тебе, пожалуйста, ветка, хоть и колючая, а местами даже липкая. Ричард решил устроиться поудобнее и растянулся на ветке, от чего она пошатнулась и дерево зазвенело. В этот же миг прислуга разом обратила все свое внимание на елку.

– Риччи! – вскрикнула Зимняя, заметив котенка. Ошарашенный кот заерзал по ветке, что-то хрустнуло, и он полетел вниз, пытаясь зацепиться за каждую встретившуюся на пути ветку. Так и не удержавшись на дереве, кот вновь исполнил излюбленный трюк бутерброда под испуганный крик прислуги. На этом его упрямое величество не остановился, позже он забрался на него вновь, а Зимняя только завидев его торчащим из густой хвои, тут же хватала на руки, поэтому Ричард пытался лазить как можно тише. Днем следующего дня, он все же овладел этой хитрой техникой бесшумного и незаметного карабканья по деревьям. Словно ниндзя, крадущийся в ночи, он перелазил с ветки на ветку, пока, наконец, не достиг желанной цели – огромной золотой пики украшавшей макушку ели. Она была такая блестящая, такая красивая, такая … золотая, под стать королю, вот она точно чудесно бы смотрелась на его пушистой голове, жаль только, что размерчик ее был слегка велик для него, почти в два раза выше, такую ему не то что удержать, да и снять было не просто. Ричард сделал несколько отчаянных попыток забрать находку с собой, но та не поддавалась никаким уговорам. Тогда он обхватил ее лапками, и тут он почувствовал необычайную легкость, даже легкое головокружение. Внезапно обнаружив, что дерево стало раскачиваться, котенок еще сильнее вцепился в макушку, но елка не переставала качаться. Игрушки на ней звенели все сильнее, а ветки шуршали и уже ходили ходуном, когда Ричард помыслил слезть по ним обратно.

– Риччи! – раздался довольно строгий голос Зимней. Елка покачнулась еще раз, и всем своим существом завалилась прямо на королевское ложе. Раздался звон и треск стекол, разбившихся о пол игрушек. Некоторые из них оказались крепче и просто покатились по полу к ногам ошарашенной прислуги. Ричард приземлился на свое излюбленное кресло и украдкой поглядывал то на Зимнюю, то на нависшую над ним золотую макушку покорно лежащей елки. В покой вбежали Кухарка с Вестником, началась суета как до этого, когда они все задумали поставить это дерево рядом с его ложе, но на этот раз суета была не такой радужной. Зато его вновь назвали диким, и не раз. Что поделать, если он такой бесстрашный, никакая скромность не укроет истинного смельчака, подумал он, и вспомнив, что хочет есть направился на кухню, пока прислуги возвращали вечно зеленому дереву прежний вид.

Из покоев донесся рев, от которого котенок тут же замер. Рев был очень знаком ему. И хотя он слышал его довольно часто, но все же больше не решался пойти на поводу у своего любопытства и посмотреть на это чудовище, издающее столь страшные звуки. Однажды, будучи совсем маленьким, он, услышав такой же сильный вой, пришел в комнату, откуда он доносился. На ковре, там где король любил почесать свои коготки, стояло нечто большое и издавало этот ужасный звук. У этого нечто был длинный хобот, длиннее, чем у слона. За этот хобот его держала прислуга и водила в разные стороны. Звук был очень громкий и страшный, но король на то и король, что он ничего не боится. Он подошел к чудовищу и потребовал остановить этот шум, но оно, не реагируя на приказы, выло дальше. Тогда кот подошел поближе, пытаясь схватить слонообразного за хобот, но вместо этого, чудище подняло свой хобот от ковра, и направив на короля свою бездонную пасть, схватило беднягу за хвост.

– Отцепись проклятый! – завопил Ричард, пытаясь выбраться.

Перевернув короля на спину, чудовище вцепилось к нему за грудку, засасывая его в свой черный хобот. Испуганный Ричард, что было сил, спихнул его с себя лапами и бросился прочь из комнаты. И с тех пор, когда он слышал этот вой снова, он не раздумывая ни минуты, убегал от него подальше. Кто-то мог бы назвать это трусостью, но сам король называл это правильным решением, ведь если грозит опасность, то ее непременно стоит избежать.

Вот и сейчас, услышав этот жуткий вой, Ричард, как ни в чем не бывало, продолжил есть. Вскоре шум стих, в покоях короля продолжалась суета. Она уже не была такой радостной и волнительной, скорее напряженной. Ричард заглянул внутрь, Кухарка с Зимней приводили в порядок праздничный наряд елки, а Вестник как всегда расселся в королевском ложе, раскрыв перед собой огромную газету. Игрушек на елке стало меньше, некоторые из них были треснуты, а одна ветка дерева неестественно наклонилась вниз. Прислуги крутились вокруг елки, крутили ее саму, перевешивая игрушки со стороны на сторону. Ричард, как вкопанный стоял на пороге, не в силах подойти ближе. Какое-то странное чувство вцепилось в него, не давая свободно дышать. Котенок не понимал, чем оно может быть вызвано, но одно знал точно – взбираться вверх по елке он больше не хочет. Кроме этого щемящего в сердце чувства, у котенка тянуло подмышками, и это продолжалось гораздо дольше всего остального. Кот пытался почесаться, но шерсть в этих местах была слипшейся. Уж кто и мог бы помочь, так это мастер чесалок – Вестник. Ричард забрался к нему на колени, где тот не отрываясь от газеты, принялся поглаживать котенка. Нащупав слипшуюся шерсть на грудке, он отложил газету в сторону.

– Да он весь в смоле! – воскликнул прислуг, и Кухарка с Зимней тут же отвлеклись от елки, переключившись короля.

Ричард слышал уже много человеческих выражений, некоторые из них были непонятны, такие как про бабу, от которой кобыле, почему то легче, некоторые обидны и даже оскорбительны. Играть в кошки-мышки – ну как можно догадаться до такого, чтобы кот играл с мышью, этой противной маленькой писклей! Да лучше проглотить шерсти клок. И почему это все выражения должны быть непонятны, почему бы не сказать прямо чего хочешь, а не делать столь задумчивую физиономию приговаривая ''да ты весь в смоле, дружище''. Вестник еще раз пощупал котенка и покачал головой. Ох уж эти люди, подумал Ричард, все они усложняют. Он настойчиво не понимал этого нового для него выражения про какую-то смолу, и уже пытался слезть с мохнатых рук Вестника, как они, сцепившись не дали ему прохода.

– Куда побежал, тебя надо мыть, – произнес он спокойно.

– ''Как мыть!?'' – встрепенулся кот. Что такое мыть он знал. Туда где он раньше жил с матерью кошкой, как-то заявился кот со своей прислугой, вроде бы, какой-то дальний родственник. Кот этот был настолько пуглив, что стоило чему-либо зашуметь, как он бежал словно ошалелый и прятался в ближайший укромный угол. Однажды, он стоял на подоконнике среди расставленных на нем цветов в горшках, и совсем не заметил, как кто-то из прислуги подкрался сзади. Вернее заметил, но было поздно, он так сильно испугался, что протаранил все горшки с цветами пока бегал по подоконнику взад вперед, прежде чем соскользнуть с него, цепляясь за фикус, как за последнюю надежду. Еще долго, весь чумазый, перепачканный землей, он бегал по всем королевским владениям от нерасторопной прислуги, а когда услышал, что его будут мыть, то забился в самый дальний и темный угол, что только был. Видимо он очень хорошо знал, что его ждет. Вскоре его все же достали, увели в маленькую комнату, и за плотно закрытой дверью с четверть часа раздавались плеск воды, истеричные крики кота, скрежет когтей о чугун ванны. А после вынесли мокрого изнеможденного кота, с еще более угрюмой мордой, чем до этого. Ричард не знал, что происходило за дверью в небольшую комнату, но был уверен, что там происходило что-то страшное, повергающее котов в ужас. Он как то пытался спросить об этом у кота-родственника, но тот всякий раз удирал, как только слышал об этом.

За своими размышлениями король не заметил, как они с Вестником дошли до той самой комнаты страха. Следом вошла Кухарка и закрыла за собой дверь. Ричарда опустили в огромную белую ванну, скользкую и холодную. Вестник взял в свои волосатые руки длинный блестящий шланг с набалдашником. ''Сейчас как треснет меня этой штуковиной'', подумал кот. Прислуг поднес дубинку поближе к котенку. ''Ну точно, долбанет'', пронеслось у него в голове. Ричард сжался, хаотично покручиваясь в разные стороны в поисках пути для отступления, как вдруг из набалдашника тонкими струйками потекла вода, ударив по пушистому комочку множеством прохладных жидких иголок. Кухарка засучила рукава, и принялась натирать и наминать котенка, словно тесто. Король потерял счет времени, бежать было некуда, кричать бесполезно. Наконец, вода замолчала, женщина завернула его мокрое величество в полотенце, так что из него едва торчала перепуганная морда, и они вместе покинули эту комнату страха.

Худшее было позади, Ричард лежал в своем ложе, еще не просохшая шерсть делала его еще меньше, обтянув его, словно водолазный костюм. За окном горели фонари, крупными хлопьями, медленно падал снег, одевая голые ветки деревьев и крыши машин в белые шапки. С кухни доносился сладкий аромат имбирного печения, король сделал ленивую попытку последовать на запах, но вместо этого еще сильнее завернулся в полотенце аккуратным клубком.

Наутро запахи не рассеялись. Более того, они усилились и перемешались так, что даже самый острый нюх был не в состоянии разделить их на что-то конкретное. Кухню бороздили три пары ног, до маленького короля никому не было дела. Прислуги что-то варили, резали, пекли, мешали, подсыпали, пробовали, умело лавируя по кухне. Вскоре Вестник, оторвавшись от толпы, уселся на стул и, завидев короля, посадил его себе на колени. Перед ним, на столе, стояло блюдо с мандаринами. Он взял одну и надорвал кожуру, сладкий травянисто-цитрусовый запах невидимым паром брызнул из фрукта и, обдав лицо Вестника, нарисовал на нем легкую улыбку. Глаза его заблестели, как ребенок он чистил этот мандарин, пуская в разные стороны миллионы микроскопических капель, наполняя ароматом всю кухню, пожелтевшими кончиками пальцев отламывал от него по дольке и отправлял прямо в рот, слегка прищуривая один глаз.

– Хочешь кусочек? – спросил Вестник Ричарда.

Мандариновый запах не очень-то пришелся по вкусу маленькому королю, он, молча, отвернулся, а когда повернулся обратно к столу, Вестник с той же детской страстью очищал следующий фрукт. Казалось, что чистить мандарины ему доставляло большее удовольствие, чем их есть. Маленькая струйка сока брызнула прямо на Ричарда, и он, ворча, спрыгнул на пол и убежал прочь с кухни.

К вечеру кухонная суета стихла, прислуги перенесли стол в покои кота, заставив его едой, как тогда, когда они праздновали его приход. Вновь, как и тогда пришли еще люди. Ричард никак не мог понять и все думал, почему они постоянно, куда-то ходят, как же их король? Или у них его нет? Тогда им не позавидуешь. Но Ричард один, он не может быть королем и у этих бедолаг тоже.

Вскоре все заняли места за столом. В ложе короля сидела Зимняя. Это ничего, пусть себе сидит, ей можно. Кот забрался на кресло и улегся за ее спиной. Он не любил шумные гуляния людей, считая их бесполезными и даже глупыми. Прислуга и бедолаги, у которых возможно даже не было графа, не то, что короля, ели так, будто не делали этого всю неделю. Они много и шумно говорили, что-то обсуждали, о чем-то спорили, над чем-то смеялись. Их болтовня настолько утомила короля, что он, незаметно для себя уснул и проспал бы наверно всю ночь до утра, если бы не ужасный грохот раздававшийся отовсюду. Кот открыл глаза, человеки по-прежнему сидели на своих местах, словно ничего не происходило. Тем временем за окном что-то свистело, грохотало, рокотало, ярко вспыхивало. Ричард испуганно соскочил со своего ложе, юркнул под стол, в возникший под ним дремучий лес ног прислуги и их гостей. Кто-то из них громко засмеялся, его ноги задергались и чуть не снесли маленького короля, но тот вовремя среагировал, увернулся и пулей вылетел из-под стола в поисках нового убежища, которым в результате выбрал кровать Кухарки и Вестника.

Наступило утро, грохот прекратился, лишь сверху, с кровати, под которой ночевал Ричард, доносился ровный храп Вестника. За окном было тихо, никогда еще Ричард не слышал такой тишины на улице.

Кот вылез из-под кровати и отправился на кухню, запахи там не умолкали со вчерашнего вечера. За ним, шлепая босыми ногами и зевая, шла Зимняя. Она не любила долго спать, что для короля было немаловажно, ведь он вчера вечером, испугавшись грохота, совсем забыл про ужин, и теперь ужасно хотел, есть, "слона бы съел", вспомнил он выражение людей. Но, слона ему не дали, да и куда ему, в него еле поместилась котлета, поднесенная прислугой. А после завтрака, Зимняя посадила его на подоконник, любоваться прекрасным заснеженным видом. Лишь изредка по двору проходили люди, еще реже проезжали машины, и те и другие двигались неторопливо, без суеты, присущей обыкновенно людям. Лишь одно небольшое коричневое пятнышко вдалеке, нарушало всеобщее спокойствие двора. Оно двигалось хаотично, прыгало из стороны в сторону, то исчезало в огромном сугробе, то появлялось опять, становясь все больше по мере приближения к дому Ричарда. Когда оно допрыгало совсем близко, разогнав стаю голубей, король узнал в этом пятнышке лорда Брауни, за ним на длинном поводке еле поспевал друг – хозяин. Судя по всему, бульдог тоже заметил кота, он приосанился и спокойным шагом направился под его окна.

– С новым годом! – поприветствовал он котенка.

– С добрым утром лорд Брауни, – недоверчиво ответил тот. – Это еще как – с новым годом?

– Да вы, ваше величество, никак не знаете что такое Новый год?! – удивился пес.

– Как то не доводилось, а что это?

– Это ж величайший праздник! Как о нем можно не знать?! Неужели ты не позволяешь своей прислуге его праздновать?

– Ты имеешь в виду их традицию собирать всех за столом и есть вместе? – озадаченный король был так растерян, он почувствовал себя маленьким и глупым.

– Да, – радостно гавкнул бульдог. – И эта их традиция – сама по себе гениальна, не зря же ее им придумали мы – собаки, – он гордо выпрямился, став еще выше.

– Собаки? – неуверенно переспросил Ричард.

– Ну конечно, стал бы я тебе врать. Ведь в обычный день, за обычным обедом или ужином, когда я дежурю возле стола или под ним, в ожидании, что маленькая Нина что-нибудь уронит, и то, с возрастом она начинает есть аккуратнее, я только и слышу – ''Брауни фу, Брауни нельзя'', а тут… – пес мечтательно задрал нос. – Я вчера весь вечер сидел под столом, одна тетка уронила целый кусок жареной утки, и никто мне даже слова не сказал.

– Я тоже сидел под столом, – начал было воодушевленно рассказывать котенок. – Только чуть не получил ногой.

– Бывало со мной и такое, только я их быстро отучил лягаться, куснул за ногу и готово – ноги держат на расстоянии, а еще и еды подкидывают. В общем, Новый год самый лучший праздник… – бульдог почесал за ухом. – После дня рождения конечно, и дня рождения маленькой Нины, ууу, – он радостно взвыл. – Тогда к нам приходит целая свора детей, все они приносят мне угощения, играют и чешут мне пузо.

Король слушал Брауни с изумлением, все казалось таким невиданным, таким интересным. Пес радовался всему и рассказывал порой какие-то странные непонятные вещи – маленькая Нина, какие-то дети, день рождения.

– А что такое день рождения? – спросил он у лорда.

– Ну, брат, это уж вообще никуда не годится! – воскликнул пес. – Как же ты можешь не знать про день рождения? Это же самый главный праздник – день, когда ты родился. Тебя все поздравляют, чешут за ушком, дают угощения. В эти дни любой лорд чувствует себя королем.

– Что-то я не припомню такого, когда я родился, – озадачено промяукал котенок. Брауни даже немного расстроился, ему так хотелось поделиться своей радостью с королем, а в итоге он оставил его опечаленным маленьким шерстяным комочком, смотрящим в окно грустными большими глазами.

Чувствуя это своим долгом, а маленького короля своим другом, Брауни стал приходить гораздо чаще. Так же как солнце, которое стало подниматься все выше, продлевая день и постепенно вытесняя ночь. День и ночь, словно две сестры, сидящие на одном стуле, по очереди выталкивали друг друга, но все же, оставляли место и из-за большой любви не давали упасть своей родной сестренке. И с каждым рассветом и закатом, точно как и с каждой встречей своего друга, Ричард становился взрослее. Он как истинный король обрастал пышной шерстью, высокими манерами, глубоким умом и настоящей котовьей сдержанностью, которой позавидовал бы любой. Но у каждой крепости есть свое слабое место, в крепости Ричарда им оказалось золото. Все началось с того пресловутого падения с елки. Золотая ее верхушка никак не выходила у него из головы. Саму елку вскоре разобрали, а Ричард, здорово подтянувшийся к весне, научился прыгать и лазить больше прежнего. ''Вот бы мне раньше такой прыти, я бы точно достал ту макушку – думал кот.

Решив попытать свою прыть на деле, он попытался вскарабкаться вверх по стене, как он это делал когда был совсем маленьким. Но, то ли бумажки на стене стали мягче, то ли сам Ричард стал тяжелее, вскарабкавшись до середины, он полетел вниз вместе с широкой полосой плотной бумаги. И вновь словно бутерброд, он приземлился на лапы.

Прыгучесть кота росла вместе с ним. За окном появились первые лужи, когда он начал взбираться на подоконник без помощи прислуги. Под горячими солнечными лучами, кот лежал, наблюдая, как блестящий снег на крышах машин медленно тает, образуя проплешины, а он чувствовал себя настоящим покорителем вершин, в одиночку взобравшийся на Эверест.

Однако, прежде чем покорить подоконник на кухне, он освоил ни мало других вершин, менее значимых, но не менее интересных. Кровать Вестника и Кухарки была просто открытием. С нее он получил доступ ко всему, что лежало на тумбочках, стоявших рядом, и самым значимым из всего этого были золотые часы Кухарки. Их яркий отблеск на весеннем солнце, привлек внимание юного кота, и тут же ему вспомнилась та верхушка елки, как он карабкался за ней по вечно зеленому дереву, как упал, протирая бока о колючие ветки. Тогда ему казалось, что нет ничего прекрасней той верхушки, но теперь, увидев отблеск настоящего золота, он понял, что был так глуп и наивен, а эта блестящая верхушка не более чем пластмассовая пустышка. Часы же эти были чем-то особенным. Стеклышком своим они пускали солнечного зайчика, еле заметно, за ним, подрагивала маленькая стрелка, а стоит оставить их на некоторое время, как вернувшись, обнаруживаешь две другие стрелки сдвинутыми со своих мест. Было в этих часах что-то магическое, волшебное, что и привлекло внимание маленького короля. Сначала он пробовал их на нюх. Ничем особенным они не пахли. Попробовать их на вкус было уже гораздо сложнее. В одно утро, Ричард схватил их своими цепкими зубами и потащил в свое ложе. Весь день кухарка искала свои часы. Лишь вечером, Вестник как обычно, развернув огромную газету, сел на излюбленное кресло и ''ой'' – вскрикнул он и тут же подскочил, обнаружив, что сел на часы Кухарки. С гордым видом он вручил находку ей. Она поблагодарила Вестника, посмотрела на него словно на героя, так и не разумев как могла оставить часы на кресле. На этом раздумья Кухарки не закончились. Всю следующую неделю они находили часы на том же самом месте. Что-то в этой ситуации явно было не так. Вестник стал внимательно приглядываться к Кухарке, часто спрашивая ее, как она себя чувствует и все ли хорошо помнит. Иногда он подолгу не засыпал, следя, не ходит ли она во сне. Такое пристальное внимание к себе настораживало и даже пугало. Прислуга уже сама невольно поверила в свой недуг, как однажды, Зимняя не застала Ричарда, крадущимся по коридору с золотыми часами во рту. Секрет был раскрыт и воспринят облегчённым ликованием подданных короля, вдоволь посмеявшихся над забавой кота и над собой, ну а часы обрели новое место, где-то на полке в огромном шкафу.