– Александр Порфирьевич, забыл вам представить – Владимир Васильевич Стасов – тут он указал на поднявшегося с дивана великана – музыкальный критик, писатель и историк, мой большой друг, а теперь и ваш. Будьте знакомы!
– Очень рад! – Бородин добродушно пожал крепкую стасовскую длань.
– Это Николай Николаевич Лодыженский, – продолжил Балакирев, кивая в сторону нескладного юноши – композитор, дипломат. Между прочим, двоюродный брат нашего друга Даргомыжского.
Бородин пожал юноше руку, и сел на своё место.
– Ну, Александр Порфирьевич, – Балакирев встал со стула и подошёл к Бородину. – Покажите нам ваши сочинения.
Бородин замялся. Ему было совестно, что уже в какой раз приходит он на это собрание, и ничего не приносит. Разве что один романс, но им уже повосхищались. Нужно было что-то новое. А на новое не хватало времени. То лекции, то опыты, то поездки на диспуты. Где уж тут время для музыки? Нельзя быть одновременно и Глинкой, и Менделеевым, как он часто говорил друзьям, коллегам и жене-пианистке.
Опустив глаза, Бородин, сжимая в руках портфель, сказал.
– Милий Алексеевич, пропустите. – и, оставив портфель на кресле, направился к роялю.
Балакирев недоуменно проводил его взглядом, про себя усмехнувшись: "Чудак", и стал наблюдать за действиями Бородина.
Тот сел за инструмент, поднял крышку, и выждав паузу, взял низкую ноту си. Потом повторил её два раза, окружив соседними нотами. Мелодия будто потопталась на месте, приобретая при этом суровый характер.
В воображении присутствующих рисовалось всякое. Стасов представил непоколебимого Святогора, Кюи – древний жертвенный алтарь Киевской Руси, Лодыженский – восточные барханы с всадниками-янычарами наверху. Бородин, вспоминая древние былины, раскачивал мелодию, играя в медленном темпе и опуская её всё ниже и ниже. Музыка, будто обнаружив в себе дотоле не знаемые силы, сдвинулась на полутон-си-бемоль, и зазвучала радостным, фанфарным аккордом вверху. Присутствующие заулыбались. Бородин повторил "раскачивание", но вместо "фанфар" заиграл лихую, стремительную мелодию попевку, когда бас, угрюмо и жужжаще идя вниз по полутонам, возвращался к начальному звуку. Потом последовали удары – но, лучше сказать, выстрелы из лука: вылетала стрела – вздрагивали пронзительно верхние регистры, натягивали тетиву – гудели басы; затем повторяли начальную тему нижние голоса. Балакирев внимательно наблюдал за клавиатурой. Бородин плохонько играл на рояле, но какие мелодии извлекал своим воображением!