Это случилось у супермаркета. Неприметная серая коробка, притягивающая к себе дворняг и всех любителей сэкономить. В том числе она притягивала и меня. На то были свои причины. Я подошёл к пожелтевшей лавочке, сел на неё и начал ждать. Не так уж долго, может тридцать минут прошло, а может час.

– Внучок, извини бабушку – сгорбленная старушка улыбалась мне морщинистым лицом. – Не поможешь мне донести сумку?

Тут недалеко, вон до того дома – её рука указала в сторону рябящей пятиэтажки. Мне было известно это место: плохое освещение, груды мусора, решётки на окнах первых этажей. – Хм – только и сказал я ей в ответ.

Несколько минут мы шли молча, смотря себе под ноги. Даже в центре города дорога треснула, обнажая зубы постарелой земли. Они были желты и червивы. От ржавого ковша помойки сильно смердило. Тощий пёс тащил чёрный мусорный пакет в зубах, озирался по сторонам и неуклюже рычал. –Грр-

– Пшёл отсюда! – старушка топнула в сторону собаки ногой. Посмотрела на меня, улыбнулась. – Какой ты молодец, внучок – начала она. – Вот бы все так. У меня кости старые, спина горбатая, иду вразвалку еле-еле. Руками она пару раз ударила по своим бокам, затем поправила платок на голове.

– Ох – только и сказал ей я.

Вы знаете, что нет никакого смысла вводить воздух в вену? На словах это может показаться чем-то летальным и экстравагантным, но на деле это пшик. Я как-то ввёл воздух одной лежачей женщине в вену, а потом душил ей подушкой. Первое не сработало, а второе наоборот. Дошло?

Мы огибали пятиэтажку с торца. Кондиционеры осыпали улицы слезами из конденсата, мутные капли разбивались об асфальт. Было видно, как всё вокруг покрывается трещинами. Однажды тут всё рухнет, захоронив под обломками сотни поломанных жизней.

На меня смотрели зелёные глаза рыжего кота. Он пытался что-то прожевать своим слюнявым ртом. Его глаза нагнаивались, от хвоста остался лишь обрубок.

– Рыжик – старушка достала что-то из кармана – лови, сладенький мой. Кот начал жевать останки требухи, перемешанные с гречкой и хлебом. Я видел пупырышки на его языке.

Вы знаете, что нет никакого смысла имитировать повешенье? Специалисты из следственного комитета слишком быстро заметят работу небрежного убийцы. И в конце концов, вся проделанная работа пойдёт насмарку. Даже и не пытайтесь работать в этом направлении. Это лишено всякого смысла. Да и удовольствия в этом не очень-то много.

Мы приближаемся к стоптанным ступеням. Окна первого этажа осклабились решётками. Света нигде не горело, даже в тамбуре. Домофонная дверь уже давно размагничена, её створка придавлена неаккуратным булыжником.

– Хороший ты – снова начинает свою речь старушка. – Мы уже почти пришли. С её сумками я начинаю подъём по неосвещённой лестнице. Глазам приходится напрягаться, на таких лестницах можно заработать самые стойкие гематомы. Старушенция шаркает где-то позади. Я слышу свист, вырывающийся из её лёгких.

Больше всего я люблю наблюдать за тем, как из человека вытекает артериальная кровь. В такие моменты я стараюсь слиться с окружением, силясь представь, как сердце замедляет свой ход, оставляя организм без последних признаков жизни. Иногда я оставляю после себя настоящие полотна экспрессионистов.

«Красный цвет – мой любимый. Мотив боли и страха – самый чарующий».

Мы подходим к железной двери. Белым мелком кто-то вывел на углу крест. Я смотрю на сморщенное старческое тело и понимаю, что это сделала она. Бабка достаёт из кармана связку ключей, пытаясь отыскать нужный. Вижу, как трясутся её руки.

«В агональном состоянии организм старается изо всех сил вырваться из хватки смерти».

Старушка отпирает замок и как-то смущённо улыбается.

– Всё, немножко осталось – она отворяет створку – занеси это, пожалуйста, в коридор. Я ставлю сумки под большим деревянным зеркалом. Не люблю зеркала, они искажают мой истинный облик.

«В моём кармане есть то, что мне нужно».

Бабка делает шаг мне навстречу, пропуская меня обратно в прихожую. Она хочет, чтобы я ушёл. Вижу её жёлтые зубы, она открывает свой рот, с крючковатого носа капает:

ТЫ

Я вспоминаю десятки других: старые, молодые, бедные, богатые, умные, глупые, красивые, уродливые.

ТАКОЙ

Я много чего делал: ломал кости, отрубал конечности топором, сжигал заживо, скармливал голодным собакам, пускал кишки наружу, фомкой разбивал черепные коробки.

МОЛОДЕЦ

Я ел тела, членил их, растворял в кислоте, закапывал на кладбище, бросал в воду, прятал на загаженной свалке. – Ты хороший человек – с нотками страха произносит низенькая старушка. – Хороший? – спрашиваю её я. – Хм.

Удавкой из своего кармана я задушил её всего за несколько минут. Взять с неё было нечего.

«Узник Освенцима»

Сложно сказать, что происходит вокруг. Я не знаю, какой сейчас день, какой сейчас час. Ничего не знаю. В данный момент меня тревожит только одно – боль.

Глаза всматриваются в темноту, один глаз начинает нагнаиваться. Пытаюсь прогнать подступившее наваждение и часто-часто моргаю.

Ничего не выходит, липкие слёзы сползают по щекам, омывая мои треснувшие губы. Мне больно открывать рот, ранки начинают отдавать свербящими покалываниями.

«Шёл 1944 год. Я попался. Машина смерти продолжала набирать обороты. Было понятно, что живым мне не выбраться. В этом месте нас покинул даже Бог».

Спину ломит от пронзающей боли. Кажется, что лопатки горят, но это не так. Я лежу на чём-то жёстком. Ощущение собственного тела пропало. Из-за отсутствия сна начинает казаться, что очертания реальности начинают преображаться. Господи, что с моими руками?

«Они лишили меня всего: одежды, достоинства, личности. У меня ничего не осталось. Даже имя у меня отняли. Теперь на моей руке вытатуирована серия цифр. Я превратился в код. Тут больше нет человека».

В желудке урчит. Мышцы живота начинают болеть, боль пронзает каждую клеточку тела. Состояние такое, что об еде даже не хочется думать. Единственное до чего мне хочется добраться – вода. Губы растрескались, а язык опух. Мне нужно смочить горло, нужно напитать своё усыхающее тело. В глотке противно першит.

«Нас не кормят. Самых сильных заставляют носить чан с супом из репы. Первые в очереди не получают ничего, только воду. Те, кто посередине – самые везучие. Им достаётся гущина. Не дай Бог тебе оказаться последним. Так и уйдёшь голодным. В лапы собственной смерти».

Нужно найти силы на выполнение работы. Совершить хоть немного действий, направленных на защиту самого себя. Если я не буду работать, то мне несдобровать. Странные ощущения: мне жарко, а потом холодно; так может продолжаться несколько раз в течение часа. Перед глазами плывут чёрные круги.

«В этом месте нельзя болеть. Болезнь означает неминуемую смерть. Всех нетрудоспособных уничтожили в самом начале. Остальные начали уходить во время изнурительных работ. Нашими постоянными спутниками стали: тиф, голод, помутнение сознания, диабет.

От тифа я промучился несколько дней. Старался не выдать своего состояния. Боялся».

В голове не осталось никаких мыслей. Я не знаю о чём мне думать. Если я закрываю глаза, то меня охватывает ужасный шум. Гул нарастает в черепной коробке, заставляя вибрировать каждую косточку в теле. Озираюсь по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом за что-то. Вижу густой чёрный дым вдалеке. Что это?

«Газовые камеры и крематорий. Вот чем всё заканчивается. Я знаю, что у них выработана система по истреблению целых групп людей. Слышу про их смертельный пестицид и вспоминаю горы трупов. Господи, я до сих пор помню кучу, сложенную из очков. Это всё, что осталось от некогда живущих людей. Вдалеке на всю работают печи крематория. Валит густой чёрный дым».

У тебя нет сил, но ты должен работать. Твоё тело горит, а ты должен двигаться, растрачивая последние частички энергии. Ясность сознания сменяется бредом, начинаешь думать, что лучше уж умереть. Но сдаваться нельзя, сколько всего уже произошло? Нужно быть сильным за тех, кто покинул этот мир раньше своего срока.

«Я бы давно умер, если бы не она. Всё время я думал о своей жене, которая находилась в соседнем лагере. Мне пришла весточка, что она жива и от счастья я начал молиться мёртвому Богу.

Лишь бы она не удумала что-то сделать против воли гестапо, до сих пор помню тех висельников. В назидание остальным они висели несколько недель».

Это длится уже не один день. Все часы перемешались в один.

Если посмотреть со стороны, то покажется, что я бесплотный дух, бредущий в межстыковом пространстве Ада и Рая. Хочется лишь одного – освободиться. На этой стадии болезни медицина может только облегчать страдания.

«Перед сном я думаю о ней. Об Анне. Моя дорогая и любимая Анна. На глаза наворачиваются слёзы. Наш ребёнок, мой отец, наши семьи – все погибли. Только мы остались. Теперь у нас особая судьба, мы должны жить за всех безвременно ушедших. ГОСПОДИ. КАК ЖЕ Я СКУЧАЮ… Мне только одного хочется – свободы; быть на свободе вместе со своей женой».

Кажется, что я вижу рассвет. Неужели? Это кончается? Ура! Пришёл конец моим мучениям. Голод, апатия, боли, температура, слабость – вы наконец покинете меня.

«Американцы, они освободили нас. Один из них меня зовёт Вилли, позволяя мне слать запросы в Польшу; я всеми силами пытаюсь отыскать след своей жены. Слава Богу всё закончилось. Теперь я свободен. Теперь я снова могу считаться человеком».

ОРЗ окончательно прошло. Я снова пришёл в норму, пытаясь воссоздать контуры прошедших дней. Мне было плохо. Ужасно плохо. Но даже в те дни я пытался читать. Под руку мне попался дневник выжившего в Аушвице.

Довелось узнать многое про Освенцим. Узнать и ужаснуться. Это самое яркое воспоминание, проходящее красной нитью сквозь все дни. Я читал дневник и сливался с его автором. Его боль стала моей. Его страдания стали моими.

Мне казалось, что вместе с ним я лежу в холодных казармах, слушая, как вокруг хрипят люди. «Завтра кого-то из них поведут на смерть».

Я лежал и молился за нас. Боялся и плакал.

Мне было так плохо, что однажды я провалился в галлюцинаторное состояние, ощущая скорбный путь к газовым камерам. Но сейчас мне легче. Мне всё это показалось. И ни в каком Освенциме мне быть не довелось.

Одно знаю точно: живые слова дневника наложились на гнетущую болезнь. Они заставили меня многое пережить. После этого мне хочется дышать полной грудью. Жить за всех убиенных людей.

Помнить о том, каким жестким может быть человек. Какой бессмысленной может быть война.

Такой же бессмысленной, как вирусная инфекция.

«Волшебник»

Мне плохо. Но я не сдаюсь. Нужно продолжать делать своё дело.

С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!

Я нахожусь в центре разношёрстной толпы. Меня окружают счастливые люди. Сегодня они отмечают день рождения. Один из собравшихся детей получает порцию подарков и охапку поздравлений. Тон их праздника задавал я. В этом моя работа – организация и проведение мероприятий.

Многое довелось повидать. Я был в сёлах, выезжал в соседние города, посетил множество квартир. Мой путь освещали детские улыбки. Благодарные слова взрослых напитывали меня энергией. Каждый проведённый праздник становился для меня чем-то особенным. Я знал, что меня ждут. Знал, что меня жаждут увидеть.

Встретить своего любимого героя: человека паука, бэтмена, межгалактического робота, персонажа любимого мультфильма. За несколько лет я примерил множество личин.

Каждая встреча с детьми создавала новый слой реальности. И пусть взрослые перестали верить в магию, мы с детьми каждый раз доказывали, что воображение и творчество способны преобразить мир.

ПОЗДРАВЛЯЕМ!

Я люблю свою работу, люблю детей, люблю необычные ситуации. Мне нравится показывать остальным свой жизненный стержень. Там, где грустят другие, я стараюсь веселиться. Там, где всё обезображено серостью, я пытаюсь использовать мазки радости и веселья.

Быть «магом» значит быть человеком, способным преображать действительность, делать её ярче и сочнее. Таким волшебником и был я.

С детьми мы прошли кучу разнообразных испытаний: строили башни, возводили стены, проходили сквозь тёмные тоннели, устраивали шутливые бои. Наша дружная команда рассеивала своим светом окружающую нас тьму. И наше неподдельное счастье вдыхало жизнь в заскучавших взрослых. Разве это не волшебство?

Но однажды я увидел его – человека в чёрном. Он пришёл в мой мир неожиданно, с каждым разом разрушая всё то, что мне удалось построить. Другие не могли его видеть, он пришёл только за мной. С детьми мы побеждали все невзгоды и печали: старались воспевать командный дух, провозглашали силу дружбы, помогали друг другу побеждать свои страхи. Но чёрного человека я победить не мог.

УРА!

В один момент я понял, что он забирает у меня слишком много. Метастазы распространились по всему телу, делая мою жизнь невыносимой. Всю свою жизнь я перевоплощался в героев. Теперь же я должен был стать одним из них. Победить страх, победить смерть, победить чёрного человека.

Он был одним из самых страшных злодеев. Ему было дано имя – рак. И вот уже долгие месяцы я борюсь с ним, стараясь не обращать внимания на приступы ужасной боли.

Люди звонили мне, искали меня, они не могли поверить, что и у волшебников бывают неприятности. В самые тяжёлые моменты я вспоминал улыбки детей и их слова: «спасибо тебе», «приходи ещё», «мне очень понравилось».

Врач сказал мне – я не знаю сколько вам осталось. Он ходил по кабинету и призывал меня соблюдать режим. – Хотя бы Новый год проведите в кругу семьи, постарайтесь вдохновить их своей силой духа.

Ему было невдомёк, что дети и есть моя семья. И я принял его слова близко к сердцу.

В конце каждого года я наряжался в костюм самого главного волшебника. В обличье Деда Мороза я творил Новый год. И несмотря на всю боль, я постараюсь привнести радость в дома детей и на этот раз. Порадую семьи, невзирая на боль и тошноту. Не позволю человеку в чёрном победить.

А он смотрел, постоянно отслеживал каждый мой шаг. Взирал на меня из зеркала, отражался в ёлочных игрушках, его присутствие сгущало краски в помещении.

Людям я сказал, что мне лучше. Они не знали, что я веду свою борьбу уже давно. Им было не дано стать частью этой истории. Этот путь был только моим.

Я беру валенки. «Да, в этом году всё в силе». Надеваю окладистую бороду. «Конечно, с новыми силами я собираюсь поздравить всех, вас, в том числе». Красный тулуп сверкает на мне серебряными искрами. «Хо-хо, Новый год приближается, ребятки».

Все новогодние дни я создавал особую атмосферу. Я радовал детей, а они радовали меня. Лик чёрного человека искажался от боли. Он понимал, что я сильнее его. Ему было горестно от осознания того, что я непобедим.

Поздравления, ёлки, маскарады, концерты – я прошёл через всё. На каждом мероприятии я старался оставлять крупинку своей души. Напитывать воздух дуновениями благополучия. «С Новым годом!».

Под вечер тридцать первого декабря мне стало плохо в последний раз.

В костюме Деда Мороза я шёл по пустому кладбищу. Вокруг было много небольших холмиков, рядом с ними стояли дети всех возрастов. Они улыбались и следили за каждым моим шагом. А я всё шёл, не понимая, куда меня заведёт этот путь.

Мне не было жарко, холода я тоже не чувствовал. Боль ушла, осталось только чувство единства с окружающим миром. Дети начали петь. Вокруг меня смыкался огромный хор, пение которого не знало себе равных.

Биение детских сердец, горящие на земле свечи, ритм праздничного песнопения – я насыщался этим. Становился чем-то большим.

Они махали мне руками, а я махал в ответ. Узнавал в этих детях своих друзей. Мы подарили друг другу множество счастливых минут.

В конце пути стояла худая дама в деловом костюме. Она держалась за оправу своих стильных очков и смотрела на меня – я уж тебя заждалась, Дедушка. Женщина взяла меня за руку, и мы пошли с ней в сторону небольшой часовни. Её маленькие купола были усыпаны снегом. В окнах горел свет, а изнутри шли трубные звуки.

– У меня получилось? – спросил я деловую даму. – Я смог подарить им праздник напоследок? Небольшие сомнения терзали меня, вдруг я что-то упустил…

Она посмотрела на меня и улыбнулась. Из часовни начал доноситься ангельский хор, я чувствовал его вибрации. – Ты был одним из лучших – мы продолжили свой шаг – настоящим чародеем. Её правая рука обводила волной окружающих детей – смотри, они помнят и любят тебя.

Я улыбнулся под бородой и отбросил все сомнения прочь. Вместе с дамой в чёрном костюме мы приближались к уютной часовне, от которой исходили запахи вина и хлеба. Ещё один шаг навстречу празднику.

Ещё одно место, где я смогу продолжить свою работу.

И целая вечность, чтобы нести окружающим тепло и счастье.

ХО-ХО, С ПРАЗДНИКОМ, МОИ ДОРОГИЕ!