В комнате психотерапевта ничем не пахло. Странно, да? И жизнь в комнате есть, и слова туда-сюда летают, и тела мокнут от духоты, но запахов нет. Всё вокруг – блеклая фотография, которая силится передать полноту момента.

– Ну, удачи вам – врач что-то набирала в телефоне – через неделю увидимся. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Может мне показалось, она ведь могла и ухмыльнуться. Немного позлорадствовать. Я бы поступил именно так.

Встал и вышел из кабинета. Отдался далеко не свежему воздуху. Начал огибать здание поликлиники, шаркая ногами по жёсткому снегу. Удача, рядом оказалась помойка. Особой нужды в ней, конечно, не было. Мусоркой и так было всё вокруг. «Из-за негативного фильтра мир видится чёрно-белым».

В руках комковался листок со шкалой депрессии. За время консультации у врача набралось приличное количество очков. Ура? Я небрежно запустил скомканную бумажку в пасть зелёного бака. Праздный жест спугнул грязную кошку. –Мяу! -

Вокруг кружились лабиринты мыльных текстур. Не город, а одна большая ошибка. Мир не хотел прогружаться до конца, потому всё казалось недоделанным. Увы. Таков наш крест – жить в бесконечной чреде сбоев и ошибок.

Звалось это всё разными словами. Кто-то погряз в нищете, называя своё существование жизнью. Кто-то безвылазно сидел в супермаркете, скупая бесполезный хлам. Тоже в своём роде жизнь.

Я называл это явление просто – трындец. «Не обобщайте, стараясь подгонять всё под одну формулу. Мир гораздо сложнее».

Мимо прошла женщина. Может красивая, может нет. В последнее время женщины перестали меня интересовать. Теперь я воспринимал их как лишний источник шума.

Никакие плотские утехи не стоили затраченных усилий. Игры животных, пытающихся создать подобие семьи. «При этом недуге отмечается снижение либидо».

Машины медленно катились по краям улиц, стараясь всячески испортить и без того кислое настроение. Либо не пропускали на переходах, либо нарочно пытались окатить грязью. Пешеходы тоже не отличилась умом. Плелись вперёд, не смотря под ноги. Тоска!

Закрыл глаза, пытаясь сосчитать до десяти. «Помните, все проблемы от дефективного мышления. Подправим его – получим результат». Один, два, три…

Открыл глаза и пошёл дальше, пусть сами в считалки играют. Похоже только я осознаю бессмысленность окружающей действительности. Играющие в сказку семьи, грустные лица супругов, суета общества потребления. И я.

Человек, не достигший за жизнь ничего. Личность, которая растеряла все свои счастливые моменты. Кусок мяса, которому суждено умереть. Попробуйте посмотреть после подобных размышлений на женщин. Нравится, а? Или «займитесь любимым делом». Это. Ни черта. Не работает.

Нужно отыскать «выход». Встал и осмотрелся. Вдалеке сиял магазин строительных материалов. – Хм – усмехнулся я – самое оно. И уверенным шагом направился в его сторону. Теперь я знал, как можно решить проблему тоскливого существования.

Продавец, улыбаясь, вручил мне солидный моток верёвки. Качественной. – Приходите ещё – он старался выговаривать каждую букву. Пытался быть услужливым.

– Обязательно – осклабился я. Сверкнул пятками, покидая здание магазина. В моём пакете лежал кусок крепкого шнура. Должен меня выдержать – подумал я, снова усмехаясь себе под нос. «Катастрофизация мышления заставляет замечать сплошные неудачи».

Многоэтажки брали людей в тиски, пытаясь раздавить их массивными телами. Где-то среди клонированных девятиэтажек вытянулась и моя. Не спеша шёл в её сторону, размышляя о последствиях удушенья.

В подъезде дымил сосед. Завидев меня, он начал жестикулировать жилистыми руками. В тот момент показалось, что он знахарь, насылающий десятки проклятий. – Сосед – проскрипел он – как там наши сыграли? Бычок щелчком пальцев отправился в сторону мусоропровода. Мимо.

Сделал вид, что не замечаю его. Какое мне дело до этого примитивного человека? И «наши» меня не интересовали. Мне бы обмозговать по-человечески процедуру ухода. С этим же было сложно.

Уже в квартире я понял, что совсем не хочу вешаться. Это долго, муторно, так ещё и готовиться надо. Во-первых, где вешаться-то? Об этом я не подумал. Во-вторых, нужно идти опорожняться и мыться, чтобы меня потом не крыли матом все подряд.

И не по-мужски это. Странно, именно сейчас меня начал беспокоить этот момент. Взять Америку. Наибольший процент самоубийств приходится на огнестрел. Вешаются только неудачники. Получалось, что и я мог стать лузером. – Не годится! – гаркнул я.

Огнестрельного оружия не было, да и достать его негде. Минут пять я стоял и смотрел на злосчастную верёвку. От нервов почти прочесал плешь на голове.

– Эх –вздохнул я, пиная верёвку, похожую на дохлую змею – видимо не судьба. Ещё раз осмотрелся, пытаясь найти способы эффективного побега от жизни. – О! – бодрым шагом засеменил на кухню. Там можно надумать методы похлеще.

В нижнем ящике валялась целая россыпь разных лекарств и аппетитных таблеток.

Можно проглотить горсть за раз, смиренно ожидая конца. Сказано – сделано. Открыл упаковку какого-то средства от мигрени, надеясь навсегда расправиться с опостылевшей жизнью.

Проглотил таблеток тридцать, честное слово. Сел на стул и стал ждать. Время шло медленно-медленно. С каждой минутой настроение ухудшалось. Эффекта не было. Вообще.

От чувства собственного бессилия пнул табуретку, содрав кожу с большого пальца. – Ай! – пришлось исполнять уродливую пантомиму у газовой плиты. После диких плясок меня осенило. – Точно! – я начал пускать газ в комнату – смерть от паров угарного газа.

Нехотя приползли воспоминания из детства. Отцу в наследство достался домик с печкой. Страшное дело. Как-то раз мы за ней не уследили. Мама, я и брат надышались газом, упав в обморок от недостатка кислорода. Повезло, что отец пришёл вовремя. Он нас тогда и спас. Жуть. Меня аж передёрнуло.

Пришёл в себя и выключил конфорку. Проветрил комнату, помогая порывам воздуха своими руками. Не только себя угроблю этим газом, но и весь подъезд. Сел на табуретку, подперев корпус локтями. Нелёгкое это дело – себя убивать.

Снова пошёл в прихожую, глазами выискивая свою обувь. Оставался последний вариант – крыша. Заперев за собой дверь, начал резво подниматься по лестнице. Стопами старался прочувствовать каждый шаг. Хотелось быть в форме перед прыжком. Не умирать же обрюзгшим мешком костей.

Шестой этаж. Восьмой. А вот и он – девятый.

– Ну – отварил ржавую дверь – с Богом! На крыше было прохладно. Ветер кис от скуки. Во дворе он гонялся за детьми, щипал собак, разбрасывал мусор. А тут? Тут ему делать нечего. Поэтому казалось, что вокруг тишь да гладь. Я осмотрелся и начал делать зарядку.

Странные желания посещают перед смертью, с этим не поспоришь. Покрутить корпусом, попрыгать на одной ноге, присесть раз десять. Ну вот и всё.

«В трудные минуты представляйте место, в котором вам уютно». Подошёл к краю и посмотрел вперёд. Вдалеке тлела розовая полоска заката. Надо же, раньше я не замечал этакой игры цветов.

Весь прошедший день угрохал на подготовку к самоубийству. Зараза! Стало жаль потраченного времени. По далёким улицам растекалась жизнь. Выплёскивала на пожёванный асфальт своё игривое настроение. Я видел, как она преображала пьянчуг, разукрашивала куривших продавщиц, струилась от румяных стариков.

– Вот же хулиганка! – крикнул я неизвестно кому. Тем временем жизнь забиралась в открытые окна, подкрадывалась к людям сзади, шептала им что-то заговорщицким голосом.

От её касаний моторы замёрзших машин заводились с пол-оборота. Я же в нелепом виде стоял на крыше, растрачивая бесценное время впустую.

У меня же все сроки горят. Да и праздники скоро. Книгу нужно дочитать, в парк надо бы новый сходить прогуляться. Да и билет в кино глядишь пропадёт. Не дело это. Валять дурака, когда столько всего интересного творится вокруг. Солнце приготовилось улыбнуться в последний раз.

Я поморщился от его прощальных лучей и шагнул в сторону.

На следующий день сидел на скамейке у дома и смотрел по сторонам. Воздух казался вкусным и сладким.

Яркие художества жизни просвечивали отовсюду. Глубоко вдохнул грудью, прополоскал горло слюной и вслух произнёс: «как хорошо, что вчера я не умер».

***

По поводу таблеток тех – это гомеопатия была. Вот умора. Первый случай в мире, когда она спасла чью-то жизнь. В прямом смысле слова.

«Из ада»

Дымка от кадильницы стремительным порывом уходила вверх. Разбиваясь в клочья об изображения постных ангелов. Если, конечно, это были они.

Дрожащий воздух давил на грудь. Вызывал кратковременное помутнение. На горечь от рассыпающихся иллюзий это не влияло. Они упорно не хотели растворяться в вязких текстурах.

Храм предстал тёмным помещением, где конденсатом проступала тоска на стенах. Она заполнила каждый кусочек этого места. Я вляпался в неё руками, испачкал в ней своё лицо. Теперь по моему телу искрился противный зуд. Чес от соприкосновения с горьким обманом.

Этот кусок реальности казался мне другим. Основная проблема иллюзий – искажение действительности. Мозг разыгрывал целые спектакли: церковь полнилась любящими взрослыми, звенела от голосов детей, бабушки и дедушки ткали атмосферу умиротворения.

Главным действующим лицом был он – человек с обложки библии для детей. Вся эта картина треснула, выпала из рамки и была растоптана сухотою. Было жарко, хотелось пить. Окружающие образы только усиливали жажду. Массивный крест, подпорки из скорби, плачущие иконы. Одна большая иллюзия.

Я горел желанием отыскать тут дом. Хотелось укутаться в плед, сотканный из уюта, съесть кусок пирога из родительской любви, вдохнуть воздух, наполненный теплом человеческих тел. Этот образок сформировался в моей голове. Там ему суждено и остаться.

Снова вкусил горькие плоды яви. Лабиринт из угрюмых икон и тугих крестов, по которому шоркают сумрачные люди. Всё это обрамлялось заупокойными песнопениями. Культ жизни превратился в благоговение перед смертью. Воздуха не хватало. Стал ждать своих на улице. После службы нас пообещали отвести в помещение воскресной школы.

Женщина в жёлтом платке туманно рассказывала про деятельность учебного заведения.

Она ссылалась на какой-то инцидент, скрепляя и раскрепляя руки замком. – Батюшка вам всё расскажет – она притворилась, что улыбается. – Научит вас чтить слово Божье. Она шла впереди всех, уворачиваясь от просьб набожных старух.

Если мрёт одна иллюзия, то в скором времени вырастает другая. Мне начало казаться, что место, где изучают «благую весть», должно дать маленькую частицу надежды. Мне так её не хватало в жизни.

Вдруг я наконец пойму, что такое Бог? Некоторые говорили про Создателя, что он отец всего сущего. Любит каждое чадо, приглядывает за ним, наставляет в трудную минуту.

Бывало, что я читал притчи из библии, представляя себя одним из героев. Переносил себя на страницы складного текста. Пытаясь встать в ряд учеников распятого человека. Меня всегда удивляло, как он умудрился простить всех обидчиков во время казни. Так я не мог.

Мне было понятно далеко не всё. Некоторые куски книги были мной пропущены. Учёба давалась нелегко, буквы обращались в воду, стекая по краям страниц. Числа не хотели складываться в формулы. Преподаватель по истории предположил, что у меня дислексия. Он был самым неравнодушным из всех. Но это не помогало.

После каждой плохой оценки я получал затрещину от воспитательницы. Она громко говорила всему классу про мою ничтожность и ординарность. – Ты просто лентяй – её линейка оказывалась на моих руках. – Таким суждено всегда жить в нищете.

Ярость так и лилась из неё, затапливая помещение. Я трясся от холода и обиды. Мой вид заставлял её смеяться. Наждачкой хохот стирал с меня последние остатки кожи, оставляя тело незащищённым.

Ребята присоединялись к ней, тыкая в меня пальцами. Меня заслоняла стена из гримас, с высунутыми жёлтыми языками. Они так и не научились чистить зубы. Единственный усвоенный навык – нападение.

После душа из унижений, я шёл к скрипучей койке, доставая из тумбочки единственную книгу – библию. Мне подарили её в библиотеке. Миловидная старушка обернула книгу в упаковку из необычной фразы.

– У тебя есть сердце – сказала она. Единственная капля нектара надежды за всю жизнь.

И вот нас ведут в подвал, что находится по левую сторону от храма. Дама в платке всячески нахваливала достижения прихода. К ней пытались обратиться понурые люди, но она уверенно обходила их стороной.

Ей хотелось вписаться к нам в доверие. – Такие вы молодцы – она нервно хихикнула. – Всю службу не шевелились. Она обвела нас взглядом и многозначительно подняла палец. – Побольше бы таких послушных детей. Она перекрестилась и жестом пригласила нас в подвальное помещение.

Нас попросили снять верхнюю одежду, сложив её на крайней парте. Минуты через две мы расселись по пошкрябанным партам.

Очередная иллюзия громко разбилась об треснувший пол. В помещении гулял могильный колотун. Тускло светила дешёвая лампочка Ильича, подсвечивая скопления икон. Указывая на отложения из корявых детских рисунков.

Ничего из этого мне не понравилось. Нигде не было видно признаков радости. У нас были совсем другие стены, покрытые кожей из весёлых детских мазков. Они изображали образы семьи и домашнего очага. Однажды там висела и моя работа.

Тут же всё пропиталось горчицей. Каждый разукрашенный холст старался отдать дань уважения скорби. Уже в этой жизни каждый из этих людей готовился к акту смерти. Человеческие чувства были здесь под запретом.

Долго обводил комнату глазами, надеясь на лучшее. Всё ещё искал следы надежды. Её тут не было. В тот момент понял, что в это место я уже не вернусь.

Под ритм тревожных мыслей в комнату втиснулся священник. Лицо его не выражало никаких эмоций. Он смотрел по углам и крестился.

Посмотрел на нас, стараясь неестественно улыбнуться. Минуту обводил нас прищуренным взглядом. Перекрестил аудиторию, прошептал что-то губами. Грузно уселся на место преподавателя.

– Вижу, что вы обустроились – в его руке возникли чётки. – Это хорошо. Ещё минуту он перебирал бусинки пухлыми пальцами. Рука касалась неотёсанной бороды, аккомпанируя выражению глубокой задумчивости. – Сегодня поговорим про – его взгляд пригвоздил нас к стульям. – Про инферно. Ад, пекло, преисподнюю. С каждым разом голос звучал всё громче.

Его кулак стукнул по парте, она завибрировала. – Хотите туда попасть?! Аудитория судорожно затрясла головами. Тётку в платке хватил театральный приступ. Она упала на колени и стала что-то причитать.

Меня удивила тема нашей беседы. В моём томике библии ничего про это не было. Говорилось про любовь, прощение, отпущение грехов. Вырисовывался образ компании друзей, ждущих тебя в Раю. А тут – снова разочарование.

Меня замутило, чувство скуки сковало по рукам и ногам. Я почувствовал себя узником. Даже здесь. В очередной раз.

Иллюзии осколками резали мои внутренности. Я снова слышал смех воспитательницы, её проклятия в моя адрес.

Хотелось хоть где-то прикоснуться к надежде, но нет. Меня снова собирались запугать. Размазать лепёшкой по жёстким слоям реальности. Мы должны были спустится в царство мёртвых. Преисполниться ужаса. Начать ответственный путь к спасению.

Это продолжалось час. Скажу одно – про надежду я ничего не услышал. Про семью на Небесах тоже. Священник ходил по комнате, тяжело дышал, сверлил нас горящими глазами. Ад-ад-ад!

– Вас ждёт – геенна огненная! Царство смерти, куда попадают грешники. Им остаются только бесконечные страдания. Терзание собственных душ заставит вечно содрогаться от мольб о прощении. Тела переполнит стыд за всё содеянное зло перед Вседержителем.

Поп превратился в проводника. Утянул нас за собой в глубокую яму отчаяния. Тут жутко воняло серой. По коже струился пот, перемешанный с грязью.

На горизонте виднелся гигантский вулкан, от которого валил чёрный дым. Тьма объяла каждого из нас. Мы шли по узким улицам и задыхались. Раскалённые искры сыпались с неба, а мы пытались укрыться за обломками почерневших колон и разрушенных строений.

Передвигаться было тяжело, ноги застилало пеплом. Он был повсюду, жёг лёгкие, карябал горло, заставлял глаза обильно слезиться.

Самое жестокое заключалось в том, что мы шли по людям. Перешагивали их скрюченные тела, спотыкались об протянутые руки и ноги.

Большая часть тел была обращена в серый камень. Подстилкой для скелетообразных душ было бесконечное пепелище. – Воды! – кричал кто-то из них. Некоторые мертвецы были погружены в лаву, от них исходил лютый вопль. Сонм криков, какофония невыносимых звуков. Каждый хотел получить прощение. Каждый получал только обжигающее пламя. Неугасимый огонь.

Мы снова были на поверхности, священник сурово смотрел на нас. Решил пройтись между рядами. Клал свою тяжелую руку на наши головы.

– Надеюсь, каждый из вас меня услышал. – Он ещё раз всех перекрестил. – Господь многое спросит с вас, будьте осторожнее со своими желаниями.

На этих словах он хлопнул в ладоши, взял свою сумку и покинул помещение. Проповедь была завершена. Во рту у меня снова пересохло.

Было решено возвращаться пешком. Воспитательница решила сэкономить. Ещё ей хотелось нас проучить. Вбить в нас мысль, что с нас всегда будет больший спрос. С нас всегда будут требовать много.

«Хотите попасть в ад?». Мы вышли из ворот и похоронно отправились восвояси. Сегодня в очередной раз я был обманут.

Мысли в голове путались, было невозможно ухватиться за что-то цельное. Казалась, что в голове наросла целая куча сорняков. Только одно чувство смутно различалось – обида. С этого дня более не буду стремиться попасть в «божий» дом. Кроме страшилок там не было ничего.

Мимо глаз проплывали улицы, на них наслаивались разгорячённые речи священника. Ни одного слова про любовь. Ни слова про милосердие. За всё время я получил только одно – полное представление об аде.

«Там будет смог». Горизонт был проткнут трубой. Она коптила на всю мощь, выбрасывая в атмосферу завитки чёрного смрада. Жиденькие тучи перемешивались с тошнотворными выбросами, заслоняя полумёртвое солнце. Нужно меньше смотреть по сторонам.

Мы шли по мосту, а он сотрясался от потока испачканных автомобилей. Они не хотели нас пропускать. Приходилось постоянно озираться по сторонам. Шины бросались в нас мутными каплями.

Оседали на наших штанах, покрывали слоем грязи покосившееся ограждение. Отвернулся в сторону речки. На льду гуляла компания призраков.

Всё блестело от неестественных цветов. Растворённые в воде химикаты делали акваторию непригодной для живых существ. Вдалеке открыла свою пасть ржавая труба. Она плевалась в воду зелёными соплями, всё больше и больше отравляя жизнь вокруг. У кромки воды высох камыш.