Tasuta

О маленькой птице размерами с остров

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– В конце концов, что это нам дает? – совершенно спокойным голосом произнес Лэйард.

– Его нужно проверить. Проведите тесты. IQ, Люшер, какие там еще… да тест Роршаха. Вы знаете что делать, – чуть успокоившись Рич выдохнул и сдержанно добавил, – делайте.

Они ведь чего-то хотят эти люди. Хотят, чтобы я им рассказал, а что я и сам не могу понять. Я знаю, что нахожусь взаперти. Кто они? Доктора, ученые, кто-то из них, возможно первый думает, будто я сумасшедший, но я-то знаю, что это не так. Пожалуй, и он теперь так не думает. Надо догадаться, почему я не помню. Чтобы помнить необходимо и знать, иначе из чего взять воспоминания. Вот … мысль хорошая, и что же? Если у меня нет опыта (удивительно, что я вспоминаю те слова, о существовании которых не знал, наверное…) значит и появился я недавно. Я ведь не ребенок. А кто? Философский зомби? В таком случае, самый что уж не на есть настоящий. Может вообще киборг. Мысль кажется смешной на первый взгляд, но она многое может объяснить. Во-первых, у киборгов процессы в организме могут отличаться, а у меня они отличаются, Аескул говорил об этом, во-вторых, это объясняет то, как я попал сюда и почему меня изучают. Что если они специально спросили меня о том, что за стеной, зная, что я вспомню комнату Марии и тем убедить меня в том что я человек. Здесь думать вовсе не следует, совсем даже наоборот, надо представить себе картину за этими стенами, если она появиться это что-то да значит.

С того момента как Рич не выдержал и уехал, дав задание доктору, профессор не появлялся почти неделю. Для любого другого испытуемого этого времени было бы достаточно, чтобы пройти сотню тестов, но не для Леонарда. Аескул встретился с профессором под общей крышей ангара между одной из комнат лабораторий и лестницей. Профессор оказался не совсем готов к словам медика о том, что результаты небольшие и едва только получены.

– Мы закончили только вчера, так что резюмировать и составлять какие бы то ни было анализы мы будем сейчас и совместно, – устало пояснил Аескул, при недоумении Остина.

– Что ж, пожалуй я должен был на это рассчитывать, – передавая слово согласился Рич.

– Профессор Лэйард… вернее доктор Лэйард участвовал в исследовании молодого человека. Хотя это я так к слову.

– Начинайте же, начинайте, – подначивал Рич.

– Начну с простого, хотя это вряд ли получится. Он успешно прошел тест IQ. Для верности я попросил его пройти несколько раз, и результаты были на удивление разными, но впрочем, не настолько, чтобы это пугало и наводило на выводы. Результаты находились на гранях слабоумия и гениальности, но черту эту так и не перешли, он объяснил это тем, что хотел пройти тесты по-разному. И ему это удалось. Но все же я ожидал куда большего, – Аескул почесал в затылке, подумал, и в какой-то момент показалось, что рассердился, но перед тем как сказать дальше, на лицо наплыла та самая меланхолия, какая бывает у него обыкновенно, – самое интересное впереди. Уже после теста, я задал ему вопрос – как он отвечал на задачи. Я имел в виду тогда логику, хотел проследить ход его мыслей. Однако, он стал называть условия, из каждой задачи начиная с первой и свои ответы. Вы ведь помните что вопросов в этом тесте не мало, а он поочередно назвал их все.

– Это действительно интересно, но пока я не могу понять, о чем это говорит, – по лицу профессора вряд ли можно было подумать что он пытался, хотя в его случае все возможно. Рич часто показывал напускную глупость, при этом прекрасно зная, о чем идет речь.

–В первую очередь это может подтвердить амнезию. Забыть он просто не мог. Либо его память стерта, либо он сам не хочет говорить. Хотя второе маловероятно, в ходе тестов он ни разу не проболтался, ни о чем существенном. Я так понимаю это и была цель эксперимента, – Аескул взглянул на профессора и тот медленно кивнул, – тест Роршаха был для меня менее интересен, по правде говоря я считаю его достаточно субъективным. И наш парень доказал мне это очень наглядно. В одной картинке он видел сразу несколько ассоциаций, по большей части это были мифические существа – гаргульи, химеры, грифоны. В целом это конечно дает удручающую картину и приводит к определенному диагнозу – его психическое состояние легко можно назвать шизофренией, так как ответы он получал словно вопреки своему рассудку, он называл вполне адекватные версии неправильными и отвечал, так как казалось, ему подсказывали. Думаю, не стоит заострять на этом внимание, так как я уже сказал, этот тест действительно субъективен.

– Да, но откуда он взял всех этих существ, если он понятия не имеет что находиться за стеной, в общем понимании фразы. Он не знает каков мир, – возразил Рич.

– Так уж не знает? – ехидно парировал Аескул. – возможно у него есть сомнения, но мне кажется, что он знает это наверняка.

– Третий тест? – перебил доктора Рич, так словно торопился куда-то.

– Да и наконец, третий тест, тест Люшера. Он не смог его пройти и на то высказал свои причины.

– Что значит не смог пройти? Он что дальтоник?

– Нет, дело не в этом, он не дальтоник, он прекрасно различал цвета и оттенки, но каждый раз противоречил себе, выбирая тот цвет, который не выбрал в прошлый раз. Леонард пояснил с чем он это связывает – он сказал « невозможно всегда выбирать одно и то же, я бы мог это сделать, если бы картинка была одна и та же, но они меняются – после одного сочетания я вижу другое и меняю свои предпочтения, так как меняюсь сам. Это доказательство совершенства мира, он всегда другой и на него нельзя ответить прямо без колебаний и сомнений, каждый раз задумываешься, где ты был не прав. Если бы ты был прав в каждый момент времени все бы закончилось.» я процитировал. – ответил Аескул.

Под крышей ангара появился Лэйард, он так же как минутами ранее вышел из комнаты Леонарда. Его выражение лица копировало недоуменно-мечтательный образ медика и появись в комнате четвертый человек, едва ли он угадал бы, кто сейчас это все рассказал. Профессор был озабочен не меньше, но теперь он уже проводил вычисления в голове, его мысль пошла дальше и не остановилась на созерцании отчета.

–Пока у вас был диалог здесь, я решил немого отвлечь Леонарда, чтобы он не подслушал, – прервал паузу Лэйард тихим и спокойным голосом, – я рассказал ему одну историю, она случилась, когда я был совсем маленьким. Мне было, наверное, лет пять и это последние воспоминания, которые я помню так рано. Уж извините за парадокс. В общем, вы поняли, о чем я, – оба кивнули немного нервно, – так вот, мы были маленькими – я и моя сестра, хотя она и немного постарше. В соседних деревнях жили мои бабушки, и мы гостили у них летом. Деревни были по соседству, но все же не так близко, чтобы добраться от одной до другой, нужно было пройти несколько километров по лугу, а после еще переправиться по реке. Обычно нас довозили родители, но в этот раз мы решили идти сами. Стояла жара которую неделю, луг был скошен и трава пожелтела. Сплошь выжженное солнцем поле, вдалеке деревья, а кругом только желтый цвет и голубое небо наверху. Мы прошли до середины, наверное, и тут услышали голоса. Голоса были человеческими, но разобрать совершенно было нельзя. Рядом за километры не было никого, но голоса точно были человеческими, потом они прекратились и посреди луга мы увидели птицу. Это была очень красивая птица, большая синяя, такая синяя, что аж бирюзовая. Представьте себе на огромном выжженном лугу такую красоту. Мы встали и смотрели на нее долго, хотя возможно не больше минуты и она улетела. Нам обоим показалось это чудом. Да у меня мог случиться удар, и тем бы все объяснилось, но моя сестра видела эту же птицу и до сих пор согласна со мной.

– Что вы этим хотели сказать? – поинтересовался профессор, будто только вышел из транса.

– Это чудо. Да я долго об этом думал. Уже довольно зрелым человеком я повстречал орнитолога. Да это было в нашем институте. Он рассказал мне, что видел я тогда зимородка, действительно очень красивую птицу, хотя и совсем не чудесного происхождения.

– Теперь я и вовсе запутался, – вклинился Аескул.

–Это как религия наверно. Ты веришь во все, что не можешь понять как в чудо, но у меня забрали его, и кто в этом виноват?

– Все эти чертовы птички, – протянул Аескул.

– Нет, чертовы орнитологи, – буркнул Лэйард с досадой. Он вышел из ангара. Как же давно он не видел естественного света.

Сколько я здесь нахожусь, неделю, месяц может и больше. Я по-прежнему ничего не помню, ужасно мало знаю. В одном я почти уверен, они обманывают меня, не знаю зачем. За этими стенами есть мир и я его почти вижу, а они все держат меня. Словно птица в клетке, метафоры вспоминаются, ну и черт с ними, неважно. Неужели и их волю что-то гнетет или кто-то, не уж то нам всем поставили такие стены? Ох, едва ли. Есть ведь законы, придуманные не человеком, хотя человек наверняка так и не считает, но законы для него эти вынужденные, так как они против природы. Они ведь уходят. Почему мне нельзя? Возможно, их заботит вопрос, куда я пойду, но суть не в этом, а может… если они бы знали что так или иначе я вернусь, не стали бы держать, стало быть, удерживать есть от чего. Птица без крыльев, какая она? А ведь такая, наверное, есть, что она чувствует? Чего ей не хватает? Кто знает все, тот может все. Только бы узнать и крылья будут.

В ангаре на минуту сошлись двое лаборантов, после того как профессор, вместе с медиком, вошли в лабораторию. Исаак не ждал увидеть коллегу, их дежурства менялись одно за другим и встречи их были лишь при смене, но на сей раз Лев задержался. Они оба находились довольно долго в каком-то беспомощном восторге, с того момента как их пригласили участвовать в исследовании. Только теперь, Лев опережая своего собрата по науке, впервые выразил свои умозаключения, отринув эмоции.

– К чему это все? Надолго ли? У тебя много вопросов? У меня они есть, – с порога начал Лев.

– Сам по себе эксперимент интересен и мне тоже хотелось бы довести его до конца, – с некоей неопределенностью стал отвечать Исаак. Ответив, он даже не присел, надеясь, что разговор будет коротким.

 

– Будет ли конец? Мне на ум приходит одно объяснение, – Лев выждал короткую паузу, вроде как формулируя мысль, – с нами кто-то сыграл в лотерею. Безобидную. Правда в ней мы не выиграли, но ведь могли бы и проиграть. На нас бросили шар с человеком и делайте с ним что хотите, а зачем он нам так ни кто и не сказал, но ведь не сам же он залез в него. Как ты думаешь?

– Скажешь случайность?

– Может и так. Может, сотни таких планет получили по шару, и кому-то достался особенный, а мы с тобой сыграли в большую Вавилонскую лотерею, сами того не зная. Сейчас одна компания сидит где-то и смеется над нами, как над мартышкой с подшипником. Как ты думаешь, она не съест его? – с вызовом произнес Лев. Исаак же смотрел на него теперь как на сумасшедшего, хотя и всегда относился к нему с осторожностью из-за бурного течения его мыслей, казалось не всегда осознанных.

– Мы тем и занимаемся, чтобы узнать, откуда все это взялось, разве не так, мы проводим научное исследование.

– У меня все больше складывается впечатление, что исследуют нас, – Лев, продолжал сидеть неподвижно, хотя поза его предполагала максимальную расслабленность.

– Ну тебя к черту. Предложишь что-то умней? – Исааку вдруг стало не ловко стоять перед сидевшим, словно его вызвали на ковер и он заметался в поиске места.

– Отправить его туда откуда взялся. Хуже не будет, будет так же, как было, но и на том спасибо.

– Представь себя на его месте, ему явно должно быть страшней, чем тебе. Мы больше о нем знаем, чем он сам. Мы должны помочь ему и тогда он поможет нам, не зря ведь мы сидели над ним.

– Я не боюсь за себя, но и его мне не жалко, я не знаю кто он, стало быть, чувствам этим неоткуда взяться.

– Думаю, есть те, кто умнее нас и я не о Вавилонской лотерее. В какой-то миг все решиться, главное действовать, медленно, но делать хоть что-то.

Тем временем в другой комнате шел разговор о том же Леонарде, но уже с самим Леонардом. Рич и Аескул уселись напротив и долго всматривались в пациента, так словно смотрят какой-нибудь фильм. Леонарду ничего не оставалось, как заговорить первым.

– Сейчас день?

– Вам это должно быть известно, – словно отвязываясь от назойливых комментариев, ответил Аескул. Ему хотелось смотреть дальше.

– Чего вы на меня уставились? Хотите, чтобы я произнес умную речь?

– Это не обязательно, главное чтобы ты вспомнил хоть что-нибудь. Пойми нам это важно не меньше чем тебе, – ответил Рич в том же ключе что и коллега.

– Ждать придется долго. Я не могу ничего вспомнить, копошась в памяти, у меня ее не осталось. Я могу вспомнить, проведя ассоциативный ряд, увидев нечто похожее или хотя бы услышав. Здесь кругом одни стены, чего вы ждете?

– Может, ты знаешь, что делать? Это было бы кстати, – профессор начинал злиться, эксперимент пошел не по плану.

– Нет, не знаю. Но держать меня здесь не правильно, я думаю так, – ответа не последовало, и Леонард продолжил: – вы ведь уходите куда-то постоянно и мне не кажется, будто там еще одна такая же комната. Да я не такой кретин как вы обо мне подумали. Помните комнату Марии?

– Мы не совсем поняли о чем ты, – ответил за обоих Аескул.

– Вы прекрасно поняли и не прикидывайтесь. Вы и сами не знаете, чего ждете, по вам видно. Сидите как идиоты пялитесь в окошко и ждете когда вам помашут ручкой. Признайте это не разумно.

– Хорошо. Представим, что мы тебя выпустили. Куда ты пойдешь?– поинтересовался Рич.

– Возможно, когда я выйду, то буду знать, – с досадой ответил Леонард.

– Возможно, мы вернемся к этому позже, – с этими словами оба удалились из комнаты.

Без тигров и львов

Цирк без зубов

С разинутым ртом

Опустевшим котлом

С набитыми ртами

Втрое слоями

Тысячам с носом

Под общим покосом

В красной улыбке

На тоненькой нитке

В большой высоте

На треклятом мосте

Бегущих назад

Совершивших обряд

Танцующий смело

Огромное тело

Розовый слон

Выбегающий вон

Вон на партер

Испугавшись химер

Вон на людей

Толпа у дверей

Колонны подняты

Слоны и слоняты

Бегите вот он

Сон, а не слон

В комнату едва проступал свет из приоткрытой двери и луч света оголял один угол, там сидел Лейард. Леонард едва проснулся, несколько раз открывая глаза, он хотел стереть Лэйарда непрерывным морганием. Наконец доктор включил небольшую лампу, которой едва хватало, чтобы озарить комнату своим желтоватым светом.

– Давно вы здесь сидите? – спросил, наконец, Леонард.

– Да, нет… – едва успел ответить Лейард, как тут же его перебил Леонард, – чего вам всем нужно от меня?

–Видишь ли Леонард, для нас ты объект исследования и все потому что твое появление на земле не объясняется просто. Твое появление здесь для всех оказалось чудом. Ты ведь пришел, можно сказать из космоса.

– И что же?

– Мы подумали, раз так ты должно быть должен знать о космосе куда больше. Возможно, ты посвятишь нас в эти тайны, и тогда нам не придется корпеть сотни лет, пока мы его не изучим.

– Изучите космос? Даже такой болван как я, знаю, что он бесконечен, что всякое открытие послужит для вас лишь сотнями новых других задач, и вы никогда не закончите. Что я вам могу сказать, я ни черта не помню. Представьте, что вы нашли бутылку с запиской для какого-нибудь Гарри, не уж то вы станете спрашивать у записки?

– Не совсем понимаю, о чем речь… – наклонившись, пролепетал Лэйард.

– Никогда не думали пойти в другую сторону? – Леонард встал с постели и подошел к стене, поглаживая ее пальцами.

– Это куда?

– Космос бесконечно велик, большое – это мега мир, так вспомните, что есть еще и микромир, возможно, вы возомнили, что изучили его, но как бы не обстояли у вас дела, я твердо знаю что нет. Он делится так же бесконечно, но он хотя бы пред вами.

– Ты совсем не болван Леонард, нам о тебе мало известно, но мне кажется, что ты знаешь себя еще меньше. Хотя, уверен, не на долго, когда-нибудь все встанет на свои места. – Лэйард собрался с мыслями на последнем слове. С начала разговора он пытался отбросить свое любопытство, и только теперь казалось, справился.

– Вы ведь не закончили? Хотели что-то еще мне сказать, – ненавязчиво вставил Леонард, пока мысли доктора не вернулись в прежнее русло.

– Конечно. Самое главное я забыл, вернее … хотя нет, забыть я этого не мог. Я хочу, чтобы ты вспомнил мой рассказ, из последнего нашего разговора.

– Ах, да это про птичку то, – сообразил сразу Леонард.

– Да, про нее. Тогда я сказал, что чудо исчезло, появились орнитологи, которые мне все объяснили и якобы я узнал, что это была за птица. Один мне сказал, что это был определенно зимородок. Я сверился и уже другому орнитологу сказал, что птица должна быть значительно больше, хотя расцветка немного похожа. Да я думал, что тогда под впечатлением мог преувеличить красоту птицы. Так вот, второй орнитолог предположил, что птицей был синий глухарь. Я чуть было не рассмеялся тогда, а позже понял, что только и хотел от них услышать, что такой птицы не существует, – Леонард внимательно следил за рассказом доктора, опасаясь хоть чем-то его перебить, будь то даже его не ровное дыхание. Лэйард продолжил, – да, они мне не сказали этого, но я совершенно точно понял, что хотел, чтобы моя птица осталась чудом. Она действительно не была похожа ни на зимородка, ни на тетерева, хоть синего хоть какого, нет. В этот миг я почувствовал себя счастливым, человек науки, изучающий и обличающий загадки мира, был счастлив остаться в неведении. Когда ты появился, у меня было два чувства. Первое: страх, ну это наверное естественно, когда ты видишь огненный шар с человеком внутри, а второе: невероятное желание вновь увидеть чудо. К счастью оно произошло.

– Вы говорите обо мне? – Леонард постеснялся не уточнить, хотя все было очевидным.

– Я хочу, чтобы ты жил. Знай это. Я выведу тебя из комнаты, и перед тобой окажется целый мир, ты всегда сможешь вернуться, если захочешь.

Леонард улыбнулся, и хотел было даже обнять Лэйарда, но все же сдержал порыв, опасаясь, что доктор его не поймет.

– Я приготовил для тебя кое-какую одежду, не станешь же ты ходить по улицам в этом,– Лэйард указал на несуразные брюки белого цвета и пожелтевшую футболку парня.

– Спасибо. Я благодарен вам, – кротко произнес Леонард, снова опасаясь сказать нечто лишнее или неуместное.

– Не стоит, разве что за одежду, – с улыбкой ответил Лэйард и достал из сумки спортивные штаны и толстовку с капюшоном, – да, это важно – не попадайся на глаза людям в форме, вот тут я даже сделал для тебя фото, – доктор достал снимок полицейского. – Возможно, тебя станут искать наши люди, но полиция не станет, так что просто обходи их. Удачи тебе.

Сослепу щурясь как рожденный кот

Рысью бежать, покинув свой грот

Будто на ощупь как под водой

Тянется небо, глаза лишь открой

Я словно всплываю в тонкой надежде

Все это видеть, что было и прежде

Мельком за стенкой глядя в полглаза

Чтоб не свалиться в приступ экстаза

Почувствовать землю, радость бежать

Свет этот внемля в себе удержать

Я вижу с вершины открытый пейзаж

И все еще силюсь не уж то мираж

Вот оно знанье дающее крылья

Город под небом рисованный былью

Шаг сделать и видеть полет

Дальше и выше только на взлет

Был ли теперь человек из шара Леонардом и был ли вообще человеком из шара? Для него это все не имело значения, несмотря на то что он теперь не чувствовал себя тем же человеком. Главным вопросом после угасших эмоций было: что мне делать с этим огромным миром? Да именно ему, находясь в нем, Леонард чувствовал за него всю ответственность, какой у мира не было перед Леонардом. Единственная мысль, которая показалась ему разумной, была та, что если он станет искать, то обязательно найдет то, что ему нужно, а что именно ему нужно он и сам не знал. Путь и должен был объяснить ему. Такое положение вещей, однако, применимо ко всем людям, хотя многие не верят в это будучи людьми знающими. В нашем мире все так же работают хрениры, только чаще они не материальны, но от того не менее ценны. Желаемая цель будет найдена, если только ты не знаешь о ней – это и есть хренир. Блуждать придется долго, только устремив к бесконечности свое желание и переведя время на бесконечный счет можно добиться желаемого. В бесконечности, по сути, и можно найти все что хочешь, ни один хрен не ускользнет из этого всеобъемлющего всего. Леонард посмел предположить, что имеет перед собой бесконечность, посмел, а может быть знал, но точно знал не из опыта, а как будто по наущению. Не на секунду у него не возникло мысли, будто он может существовать просто так. Цель должна быть, может она и у букашки есть, может та даже ее выполняет. Впрочем, Леонард сделал шаг с мыслью о том, что его цель больше, нежели у букашки. Из-за домов выглянуло солнце, город осветился в его лучах, будто рождая нечто новое, но ведь город был возведен не вчера и даже не этой ночью. Но почему же нет? Если не знать этого наверняка, пока еще все возможно.

– Я не знаю, как это произошло, – недоуменно объяснялся Лэйард, – это какая-то мистика, в самом деле, двери были закрыты, они и не могли не закрыться вы это знаете, – напротив стояли все остальные, включая лаборантов. Лэйард поначалу старался не смотреть на них, но в какой-то миг заметил на их лицах почти что отрешенность. Это всем показалось бы странно, тем более Лэйарду.

– Ничего, далеко он не уйдет. Уверен, через день два мы отыщем его где-нибудь в психушке, ну или на худой конец поищем в закоулках, благо в нашей стране их не много. Через границу он бежать не станет – надо быть полным болваном, чтобы на это решиться. Так что не переживай Лэйард, в конце концов, побег даст ему сознательный опыт, – подытожил Рич.

После короткого диалога почти все разошлись по ангару. Лэйард остался стоять на своем месте и его отрешенный взгляд уперся в двери комнаты-лаборатории. Есть, наверное, не так много вариантов, по каким они оставались спокойными – размышлял Лэйард. Возможно, они просто уже не знали, что делать с этим человеком, нужен ли он им, хотя это скорее моя собственная мысль. Они так же не винят его, хотя должны были. Может им известно большее. Они ведь даже не кинулись искать его тот час же.

Все снова собрались вместе, почти в один миг без окликов и призывов.

– Пора бы начать действовать, – предложил Аескул.

– К черту этого паренька, не у всех ли нас он в печенках уже сидит? Предлагаю пойти в бар. Рядом с моим домом есть один подходящий, должен вам понравиться, – Рич окинул взглядом коллег. Все потихоньку поддержали, кроме одного.

 

– Кто-то должен остаться, у нас все еще подпольная лаборатория, а не ангар. Зерна пока никто не завез,– напомнил Лэйард, – да, можете не метать взгляды, останусь я. В конце концов, это моя вина.

Возражений ожидаемо не последовало, и все четверо отправились в бар, оставив Лэйарда размышлять в одиночестве.

Не уж то они и правду поверили, не могу только понять, почему я не верю себе. Обычно всегда бывает наоборот, только поверив в собственную ложь, в нее верят другие. Но сегодня я не могу поверить и все так и останутся в неведении. Да, если только… если сам я не скажу им. Но ведь и этого не случится. Если только бес противоречий не сожрет меня изнутри, если я не выдам им сам.

Бар был почти пуст, когда Рич, Аескул и еще двое вошли в заведение. Они уселись за одним из множества столиков напротив сцены. Когда они еще шли сюда уже начался разговор в том стиле, что все ведут, уходя с работы или другого мероприятия, от которого хотят отдохнуть. Усевшись за столиком разговоры продолжились в духе того что это сейчас не столь важно, но тем не менее разговор о том ведя. В частности профессор утверждал, что Лэйард мог допустить произошедшее, но даже если дело не в нем, ничего не меняется и факт отсутствия объекта исследования все равно остается неизменным. За стойкой они заметили женщину и девушку рядом с ней, которая уже шла на сцену исполнить пару мелодичных композиций. И только с началом песни разговоры были закончены.

Хлоя как всегда бесцеремонно соскочила со сцены и пошла в сторону бара. Ученые слушали именно ее песни – Хлои. Она уселась за стойку и ее разговор с Линой продолжился ровно с того места, на котором они бросили.

– Честно сказать, я и про первый шар услышала только от тебя, – Хлоя говорила уже больше с подружкой, нежели посетительницей и уж тем более членом жюри и продюсером.

– Тот факт, что это меня уже не удивляет, сам по себе наводит на удивительные выводы. Молодая девушка вроде тебя и не знает новостей, что трубят изо всех утюгов.

– Что же было то в этом шаре?

– Если бы кто знал, – недоуменно улыбаясь, ответила Лина, – в этом то и есть прикол. Все видели, все о нем знают, а внутри загадка. Хотя я думаю, что там и не было ничего.

– Думаешь, он был пустой?

– Думаю наоборот, полный.

– С чем?

– Что значит с чем? Это же не пирожок какой, просто из одной субстанции. Можно ее так назвать?

– А я думаю там человек, – протяжно сказала Хлоя.

– Почему человек?

– Возможно, шар нес нам нечто особенно, совершенное. Человек совершенное существо, может, конечно, не каждый, далеко не каждый….

– В целом мне понятен ход твоих мыслей, – прервала ее Лина.

– А что же тогда во втором?

– Может, еще один человек? – с иронией предположила Лина, – между прочим, второй шар загадка, про него я тебе сказала только по секрету.

– Ну, если эта загадка известна тебе, то уже, наверное, весь мир знает…

–Нет не весь, – лицо Лины явно выражало обиду.

– Прости, прости, прости! – быстро протороторила Хлоя, – я не хотела тебя обидеть, прости, что я так о тебе…

– Да ничего. Ты думаешь у меня много подруг, мне есть с кем поговорить, так как с тобой? Едва ли. Да это обидно слышать от тебя, но если бы обидно не было, ты бы не поняла какая ты подруга. Так что знай это, но впредь не говори так, – Лина чуть было не заплакала, но вовремя остановилась и дальше разговор о чудесного происхождения шарах продолжился все в том же мечтательно-эзотерическом духе.

Буквально на полуслове беседа девушек прервалась появлением двух мужчин. То были Рич и Лев, Аескул же вместе с Исааком остался сидеть за столиком. Появление мужчин исказило диалог девушек и те думали и вовсе закончить, но тут вмешался профессор.

– Предмет вашей беседы настолько увлек нас с товарищем, – Рич указал на Льва, – что мы не сумели остаться безучастными. Если позволите, мы хотели бы послушать.

– О чем именно? – спросила Лина.

– О втором шаре, который судя по всему, видели, – вмешался Лев.

– Не знаю с чего вы это взяли, но нет. Я не видела его, так же как и моя подруга.

– Так значит, вы сделали такой вывод, основываясь на уведенном первом шаре? – снова предположил Лев.

– Нет, мы не видели и первого тоже, – спокойно ответила Лина.

– Как же вы можете говорить и предполагать что-либо о втором, не увидев первый? – вопрос снова задал Лев.

– Вам знакомо слово Бог. Уверена что да. Я не о каком-то конкретном, но об одном. Так вот некоторые утверждают, что видели его сына пришедшего на землю. Для многих этот вопрос спорный, но почему то гораздо больше людей уверены в том, что существует его отец, хоть и сам он никогда на земле не был, – Лина на том и закончила, не став разъяснять далее и Лев кажется, понял. Возможно, не согласился, но понял.

Оба мужчины стали было собираться, и уже встав со своих мест, Рич остановился.

– Вы знаете, мы здесь не просто так, по правде сказать, мы ищем одного человека. Это наш друг, – Рич оглядел себя, затем бросил взгляд на Льва и продолжил, – вернее друг вон того парня за столиком рядом с мужчиной. Мы тут больше за компанию. А друг этот, он знаете немного того… – Рич покрутил у виска. Говорят, память у него отшибло напрочь. Если он зайдет сюда, не могли бы вы сообщить.

– Да, а о ком? – спросила Хлоя.

– О этом безумце.

– А вы думаете, их здесь мало? Как его зовут, сколько лет, дайте хоть немного информации.

– Зовут его Леонард, – неловко отвечал Рич, – волосы светлые, наверное, вашего возраста, – продолжил Рич, говоря о Хлое.

– Он красивый? – спросила Хлоя и поймала удивленный взгляд Лины.

– Да, весьма красивый парень, он знаете … необычный, – подытожил Рич.

– Тогда я наверняка должна увидеть его. Может он из этого шара… – такая интерпретация до того шокировала профессора и лаборанта, что они чуть было не убежали. Лишь бы не сказать более ничего лишнего.

Как же огромен мир, так с каждым новым увиденным человеком у меня вырастало в сознании необъятность, какой обладал город, а за ним все дальше и дальше – о, дивный новый мир. Я понимаю, что вижу лишь часть и она уже огромна. Пока я боялся их в основном ходил между домов, чаще ночью, но потом пошел дальше, и в первый раз чуть было не утонул в гуще людей. По правде сказать, я не знал чего бояться и вот когда очутился в безумном потоке, ничего со мной не произошло, а бояться их я так и не перестал. Они шли, будто не глядя вовсе, а если и глядя, то все равно сквозь и вот этот-то сквозной взгляд и испугал меня. Я словно призрак, меня не замечают, становится страшно, появляются вопросы, но я уверен, что жив. Живее чем прежде. Страх ушел и я больше не только не боялся, но даже был рад, тому, что заполнив метры в пространстве, они дали мне свободу. Я ведь в сущности тот же человек, однако, одни готовы были рассмотреть меня хоть с изнанки, а другие вот нет, странные они все-таки. И все же чаще я гулял ночью, мог пройти город с одного конца на другой, а ведь он действительно большой. Мне вспомнилось название места, где много деревьев – это ведь лес. В городе нет настоящих лесов, есть только парки, я старался найти место наиболее удаленное, темное от густой листвы раскидистых деревьев. Иногда я встречал там зверей, ежа например или белку, они не стеснялись меня и смотрели в упор как те ученые, хотя их любопытство заходило не так далеко, вопросов они вовсе решили не задавать, молодцы одним словом. Когда я освоился, стал даже тратить деньги Лэйарда, не успевал я зайти в магазин, как мне начинали предлагать какой-нибудь браслет, чайник и много еще всякого, что мне не нужно. После двух трех таких покупок я понял, что могу не покупать, и перестал ходить в магазины вовсе. Я искал двери в которые можно войти, которые приведут меня к цели, которую я все еще не знаю. Мне понравились кинотеатры, в них показывали истории, и однажды мне показалось, что историю, показанную на экране, я видел. Когда я сказал об этом билетерше на выходе, та удивилась и сказала, что этого не могло быть, так как сегодня премьера, то есть показали первый раз.

Я иду вдоль домов, которые мне нравятся, впереди по левую руку небольшой парк с фонтаном, а еще чуть левее выделяется красный дом, солнце блестит, разливаясь по парку, и отблескивает в воде фонтана, этот фонтан мне тоже знаком. По правую руку я вижу большое здание на пригорке устланном свежей травой скошенной коротко, ступеньки прямо посередине ведут к дверям и я решил зайти. Внутри здание было все так же огромно, даже казалось больше из-за того что было почти пустым. Наконец на лестнице сверху я увидел живое лицо, одного человека, который, по правде сказать, увидел меня раньше. Она спросила меня о чем-то, что я не расслышал, это была женщина пожилого возраста. Я подошел ближе.