Глава 4
Он.
Я был рад вновь почувствовать ее присутствие, ее дыхание, нежные теплые руки, сердцебиение. Мы кружились и, кажется, получалось у нас теперь значительно лучше. Неля свободней разговаривала со мной, а я старался подшучивать над всем, чем только могу, сатирничать. Думаю, уже тогда она начинала осознавать, что нравится мне; но кто его знает.
Сложности начались, когда мы приступили отрабатывать новое движение. Парни синхронно должны были как-то по-особенному подступиться к партнершам. Понятное дело, у всех поначалу получалось вразнобой. Совсем скоро четверо ребят сумели между собой наладить гармонию. Их взяли за эталон, за пример, и мы, остальные, принялись пытаться скоординировать движения под них. По прошествии часа только половина из нас смогла это сделать. Все уже порядком устали, разнервничались, поэтому Марго приняла в тот момент верное решение: объявить двадцатиминутный перерыв. Кто-то тут же пулей вылетел из актового зала, а мы, остальные, оставшиеся, уселись на краю сцены.
Нас было семеро, но принимали участие в разговоре только пятеро (оставшиеся сидели в сторонке в телефонах): я, свесивший ноги со сцены, Марго, лежавшая на постеленной куртке, возле нее Неля, прижавшая колени к груди, Игорек и еще один парень. Он звался Егором. Некогда он тоже играл со мной в одной команде в баскетбол, и был он, к слову, разыгрывающим. Много его хвалили, чаще он сам, впрочем, отмечал себя. На всех общих снимках он становился по центру, стараясь присвоить весь фокус себе. Егор был звездой местного разлива. Вся школа его знала, не побоюсь преувеличить. А портрет его висел на доске спортивного почета. Я бы не сказал, что он играл лучше меня; просто Егор мог грамотно себя представить зевакам, преувеличивая свои умения. Мы с ним, помню, когда я ходил еще на баскетбол, много ругались, спорили и откровенно соревновались за звание лучшего, но после моего ухода из команды мы общались лишь в положительном ключе. Егор был тем самым видом парня из школы, о котором все говорят, которого все обсуждают, но стоит ему только выпуститься, как о нем тут же улетучивается всякого рода память. По внешности Егор представлял из себя типа с блондинисто-крашенными зачесанными набок волосами и смугловатой кожей. Он имел спортивное телосложение. А еще, судя по всему, денег у него было предостаточно. По крайней мере он создавал такое впечатление своим внешним видом: печатка на среднем пальце левой руки, дорогие сигареты, накинутая на белую футболку рубашка «Henderson». Узорчатая вся такая, в цветочках разных. А на ногах у него были «Джорданы». Я думал: оригинал, не оригинал; вывод сделал, что все-таки оригинал. И, помню, у меня даже какая-то небольшая зависть вирусом растеклась по жилам. Чертов подростковый культ тряпок! В тот день Егор впервые очутился на репетиции в качестве партнера Маргариты в вальсе.
– А зря ты все-таки ушел, Данила! – сказал мне в ходе разговора Егор, – Александр Романыч так же считает. Мы с тобой всю команду украшали, всех тянули!..
– Э-э! – недовольно простонал Игорек.
– …Ща я закончу школу, Игорек закончит, что тогда будет с баскетболом? Жаль мне Романыча… Новая группа – сплошные чмыри, таких бить надо!
– Ты сегодня разоделся, словно на выпускной, Данил. – вдруг перевела тему Маргарита, – Да и пахнет от тебя… (она принюхалась) …приятно. Особый день сегодня?
– Да, репетиция. – ответ мой сотворил улыбку на лице у нескольких собеседников.
– Не, а если серьезно? – с искренним интересом поинтересовалась Марго.
– Да я, – я вдруг засмущался, глаза мои проскользнули по Неле и тут же перевелись обратно на Маргариту, – Так получилось. Лучше не спрашивай.
– А лицо красное! Пацана в краску вогнала! Не, ну реально, Данила, не видел я тебя таким нарядным. Ты ради кого так? – прогорланил Егор.
Все резко обернулись, желая запечатлеть мою мину, а я в ответ лишь нервно похихикал. Даже Неля обернулась, сразив в очередной раз большими черными глазами, которые она поспешно отвела куда-то в сторону. Вновь эта девушка стала выглядеть отчужденной. Мы вроде бы все общались, шутили, а она, вот как бы была и с нами, но думала явно о другом, о своем.
– А ты, Данил, куда вообще собираешься? Ну, после школы? – Маргарита внимательно пригляделась ко мне.
– Я мало об этом думал, – признался я, – Это ведь не совсем интересно знать все наперед, куда пойду, что стану делать. Нафантазирую себе, а потом буду фантики в кафешке убирать. Кому оно надо? Я просто делаю то, что мне нравится, от чего получаю наслаждение. Могу лишь сказать, что попытаюсь переехать в город побольше. Вот мой ответ.
И вновь Неля подняла на меня свои глаза и серьезно разглядела с ног до головы. «Чего это она?» – подумал я.
–Авантюрист до мозга костей? – вмешался Игорь.
– Да кто его знает!
– Уважаю. – Егор вставил сигарету в зубы, а сам протянул мне руку. Я ее, естественно, пожал.
Вскоре перерыв окончился. Каждый вернулся по своим местам, и мы продолжили. Первостепенно сложилось такое впечатление, будто бы мы все позабыли. Все наши движения были неслаженными, грубейшими и деревянными. Мы были кучкой несгибаемых олухов. Благо, немного погодя часть из нас приноровилась, и все стало выглядеть не так печально.
С виду мы учили наипростейшее движение, но все простое всегда оказывается самым сложным и противным. Мы повторяли одно и то же минутами… часами… Да, часа полтора прошло по ощущениям, а мы на ватных ногах пытались все добиться слаженности. Лица у нас исказились, стали подобием лиц замученных офисных клерков. Каждый искал малейший повод огрызнуться, выпустить пар на ближнего. И когда мы, почти всем составом парней, научились синхронно подступать к партнершам, то вся накопленная злость стала вымещаться на оставшуюся кучку ребят, что были необучаемы. Маргарита чувствовала витавшую атмосферу разъяренности, поэтому ей пришлось объявить второй перерыв; а после уже либо всех отпустить, либо добивать движения до конца.
Мы с Марго и Нелей все так же сидели на сцене, по-турецки. Мне к тому моменту стало плевать на внешний вид. Пиджак был скинут с плеч, галстук ослаблен, а волосы взъерошены. Мы сидели тихо с наполовину бледноватыми лицами, не разговаривали, пока Неля первая как-то тихонько не сказала:
– Домой хочется…
– Тяжело все это… – вздохнула Маргарита, обняла Нелю и прижала к себе. – Тяжело.
И в тот момент я за своей спиной вдруг услышал нарастающую ругань, маты. Марго тут же отпустила Нелю и с настороженностью привстала. Обернулся и я, и тут же стал свидетелем ссоры: Егор твердой походкой шел в сторону какого-то паренька с ярко проглядываемыми намерениями ударить (Егор всегда выделялся вспыльчивостью, он любил покричать, поругаться, подраться). Паренек, на которого нападали был несколько щупловат, но высок, выше меня. Лицом он чем-то походил на птенца; такое же немного нелепое. Но взгляд был глубинным, словно парень этот прожил уже несколько веков. Он не боялся. Над болотистыми глазами сердитыми молниями хмурились черные брови. При этом волосы на его голове были светло-русыми; уложены они были в пучок. Он осторожно шагал назад, выставив перед собой руки, очевидно для защиты.
Я в панике окинул взглядом Марго и Нелю, пытаясь найти у них ответ на вопрос: «как действовать?». Девочки, видимо, и сами не понимали, что делать; они сидели неподвижно, с приоткрытыми от удивления и шока ртами. В этот момент жизнь вокруг меня словно резко замедлилась, прямо как в фильмах. Я вдруг почувствовал себя Ртутью, прямиком из той сцены в «Днях минувшего будущего». Мое мышление было холодным, расчетливым, а тело ничего не сковывало. Я посмотрел на одиннадцатиклассников и сразу понял, что никто не собирается останавливать драку или скорее избиение, что вот-вот произойдет. Все ребята стояли столбом; кто с интересом, кто в замешательстве; иные вовсе достали мобильники и приготовились снимать. А Егор тем временем уже подходил к безымянному одиннадцатикласснику. В ту секунду, растянутую секунду я принял для себя: мой нравственный долг – разнять парней. А также у меня была мысль проявить себя перед Нелей, но это, впрочем, второстепенно.
Я вскочил, спрыгнул со сцены и побежал в сторону парней. Егор к тому моменту уже успел замахнуться. Своим телом я закрыл безымянного одиннадцатиклассника, раскинув руки и крикнув: «Стой!».
– Свали, Данил, это чепушило гнилое меня вывело! – рявкнул Егор.
– Успокойся! – воскликнул я, – Ударишь его – и все! Репетиция сорвана! Зачем драться?!
– Данил, не мешай! – он попытался оттолкнуть меня, но я не дался. – Мы не на басике!
– Нельзя! – я ладонями уперся в Егора.
– Тебе тоже что ли уе…
– Успокойся, тебе говорю! – перебил я, – Не место тут драться!
Егор в бешенстве собрался замахнуться теперь и на меня, но вдруг Марго прокричала со сцены: «Егор, успокойся, пожалуйста! Хватит!», и он вдруг остановился, прямо как по команде; наступила словесная тишина. Только стук ботинок был слышен. Маргарита подошла к нам. Егор с каким-то неодобрительным презрением посмотрел на меня, сказал: «Ты не меняешься. Что на баскетболе лез, не умея нормально играть, что сейчас… Вечно лезешь, даже когда тебя не просят. Кем ты себя возомнил?»
Эти слова огорчили меня, испортив настроение.
– Не надо начинать. Данил правильно поступил. – сказала Марго и попыталась взять руку Егора.
– Да понял я, понял! – недовольно буркнул тот.
На этом репетиция и окончилась. Если честно, мне казалось, что Егор с кем-нибудь подкараулит меня за школой, думалось, что все, я попал в передрягу, что последний день живу, но нет… обошлось. Вместо него подле меня очутился тот самый щуплый паренек. Стоило мне выйти со школы и свернуть за угол, он тут же вынырнул из ниоткуда. Я даже вздрогнул.
– Из-за чего ты вступился за меня? Что ты наделал?! – он как-то странно заглянул мне в глаза, – У тебя был налажен контакт с «элиткой», с теми, чье мнение уважают, с кем считаются, кого слушают и любят… Ты ведь под корень все срезал! Ты опустился в их глазах! Из-за меня! Зачем?
– А я должен был допустить драку? Я вступился, ибо так надо. – я, имея неприятный осадок после случившегося, продолжил идти вперед. Собеседник увязался за мной.
– Но ведь мои-то однокласснички, с которыми мы учимся одиннадцать лет, стояли в сторонке, лупоглазили и ожидали шоу! Никто даже не пытался вмешаться! Так почему ты, незнакомый мне человек, спас меня? А не они… А?! – язвительно раздавалось за моей спиной.
– Замешкались. Может, испугались. – протараторил я, зная, что только что соврал.
– Нет! Просто-напросто они животные, которые только и жаждут крови! Люди исторически любят жестокость… Все эти гладиаторские бои, драки на ринге… Человек любит кровь, ой как любит! А ты взял и оборвал им все шоу! Я удивляюсь. Оттого и подошел к тебе. Ты мне интересен. Позволь это спросить: тебя в собственном классе не забили еще? Ты пошел против течения, а люди ведь не любят, когда кто-либо идет против течения.
– Не забили… – я несколько косовато посмотрел в сторону спасенного, – Знаешь, мне казалось, что в вашем классе вы все едины.
– Едины?! Может быть, с виду так и кажется, но черт, нет, нет! Мне кажется, что коллектив априори не может быть един. Только с виду, только до поры до времени. Интриг, сплетен, ссор не избежать. Посуди, двадцать с лишним человек с разным мнением и пережитым опытом запихали в одну банку. Могут они дружны уживаться?
Я вдруг задумался. И вправду. Как толпа абсолютно разных людей могут дружно сосуществовать? Чтобы все были при этом едины, чтобы никто не доминировал и соблюдал равенство? Почему я всегда считал, что это мой класс такой особенный, а везде все дружат, делят кров? Везде свои тараканы! Вот, кажется, истина! Но я подметил в тот день в голове, что многие иные коллективы способны находить некий компромисс, а наш класс все-таки был гораздо конфликтнее. А может это мнение было и ошибочным. Но почему определенные выпускники порой устраивают встречи, чтобы вспомнить школьные годы, а наши никогда так не делали? Из-за трагедии?
– Кто его знает… – сухо ответил я собеседнику. – Попав в ваш класс, я думал, что вы более дружелюбны. Вы почти всем классом вместе общаетесь на переменах, у нас такого никогда не было. Не ожидал, что сегодня такое произойдет… Из-за чего хоть? – мне срочно понадобилось знать ответ на этот вопрос; раздумывая, я предположил, что конфликт мог запросто начаться из-за моего собеседника, а не из-за Егора.
– А из-за пустяка! – проскрипел голосом безымянный, – Нужно было человеку сместить злость от усталости, вот он и нашел слабенького. Он не в первый раз так самоутверждается. Окружил с подсосами меня на перерыве, стал стебать за то, что у меня ничего не получается, а я взял и сказал едкую колкость в ответ, принизив его перед собственной сворой. У него такое лицо было смешное в тот момент, ты и не представляешь!.. Этот снег… знаешь, он так хрустит под ногами… кажется, будто я хожу по телу Егора – и ломаю каждую его косточку. Хруст… Хруст…
Последнее высказывание меня напугало. Оно прозвучало убедительно жутко. Мне резко захотелось отстраниться, как-нибудь попрощаться, но собеседник конкретно привязался ко мне. Мы шли по лужам, по таявшему рыхлому снегу в холодный апрельский день. И одно радовало: до дома моего оставалось несколько минут ходьбы.
– Ты ведь Данил, да? И учишься в одном классе с Сашей Гамбаровым, да? – немного погодя спросил меня собеседник.
– Все верно. – спокойно ответил я.
– Ты самозванец. Не похож на остальных. Ты из той высоконравственной породы людей, коих осталось мало. Хотя, признаюсь, изначально ты мне показался типичным приспособленцем, пристроившимся к сливкам класса… Но я ошибся, ошибся… В тебе заложена справедливость. Ты – образец правильного человека. Я пока это не утверждаю, но, возможно, ты относишься к касте чистых людей, к примерно… пяти процентам. И если это так, то ты должен меня понять сейчас, ибо ты ежедневно видишь остальные девяносто пять процентов. Человечество окончательно загнало себя в тупик. Мы веками просвещались, внедряли мысль, что человек выше любого животного, человек – нечто особенное. А затем наступила политика полной свободы. А так нельзя! Нельзя давать человеку свободу. Человека надобно держать в узде, иначе он превращается в свинью и себялюбивую мразь! Сейчас вся интеллигенция, толкавшая нас, челядь, в будущее, – испарилась. И к чему мы скатились? Незнакомые люди оттопыриваются на вписках, а на следующий день забывают друг друга. Каждый мнет кости другого, вечно судачит. В основе культ безграмотности, легких денег. Никому просвещение не сдалось! Нынешние люди – такие мерзкие, двуличные, склизкие ящерки, готовые ради пачки банкнот (если предложить) лишить всякого уличного бродягу жизни (главное, чтобы это не привлекалось по закону!). И все такие индивидуалисты! Люди – черствые мешки с прогнившими органами и дерьмом. Разве нужно нам, человечеству, существовать в таком виде? Мир летит в пропасть! Не для этого мы развивались! Мы запустили процесс гниения; теперь он привел нас к такому состоянию, какое мы имеем. Что ты думаешь? Может, если мы все исчезнем, то миру сделается только лучше?
– Я думаю, что люди, несмотря на все минусы – удивительны. – признался я; и я до сих пор придерживаюсь этого мнения. – Везде есть как хорошие стороны, так и плохие.
– Ну-ка, обоснуй. – злобная ухмылка, которая обозначала желание поспорить появилась на лице собеседника.
– Обосновал бы, да вот до дома моего мы дошли. Мне надо идти. – из кармана я достал связку ключей.
Мы стояли возле самой обыкновенной Хрущевки; такими район моего детства был усыпан. Она была бетонной, мрачной, убогой, с тесными квартирками, но родной. И ни один иностранец не поймет этой теплоты серого панельного здания…
Дул прохладный ветерок, пронизывающий почему-то именно пальцы ног. Меня жутко страшил мой собеседник (хотелось побыстрее убраться), но одновременно мне хотелось и выслушать его, нечто захватывало меня. Собеседник взглянул на мой дом, странная эмоция выразилась на его лице, непонятно мне было, что происходило в его голове, но глаза мальчишки прищурились, и он сказал:
– Так и быть. В следующий раз еще поговорим. Подумай пока над словами, которые я высказал. Я ценю, что ты остановил сегодняшнюю попытку моего избиения. – он протянул мне руку.
Я посмотрел на нее: это была рука бледновато-желтая, с длинноватыми для парня ногтями. На ладони виднелся странный шрам, от которого глаза мои не могли оторваться. Я настороженно пожал руку собеседнику.
– Меня зовут Дима. – наконец сказал тот и спрятал руку, предварительно самостоятельно взглянув на шрам.
***
Дима насторожил меня уже тогда. Испугал. Но я никому даже и не думал сообщать о его странных речах, наклонностях или как-нибудь переубеждать новоиспеченного знакомого. Как и всякий человек в подобной ситуации, я просто решил закрыть глаза на правду. Не бороться с проблемой, а благополучно сделать вид, словно проблемы и вовсе не существует.
Глава 5
Их рассмешил Тарантино.
Тем же днем я окончательно понял, что мне нравится Неля. Случилось это так: после тяжкой репетиции и немного пугающего диалога с Димой, я вернулся домой в несколько подавленном состоянии. Почти сразу же я улегся спать.
Мне снилась Неля. Ничего конкретного во сне не было; ни сюжета, ни глубинного смысла. Передо мной всего-навсего был образ Нели, я обнимал эту девушку. Мы гуляли по песку вдоль побережья. Мне было так хорошо и тепло на душе в тот момент. Я ощущал одно лишь благополучие. Казалось, ничего от жизни больше и не надо. Хотелось просто обнимать ее плечи… всю жизнь. Я с легкостью воспринял этот сон за реальную жизнь, а потом… проснулся. От духоты в комнате. Был весь мокрый, в поту. Я весь горел и при этом мне было горестно от того, что миновавший сон оказался лишь сном. Я полежал, обдумал пережитое, затем встал, дошел до ванной комнаты и умылся холодной водой.
За окном тускнело солнце, а я лежал один в постели и думал о своих чувствах к одиннадцатикласснице. Неля была в моей голове оплотом совершенности. Я и пошлой мысли боялся представить о ней. Думаю, если бы я вдруг увидел, как она промышляет чем-то нехорошим, то все равно бы считал эту девушку восхитительной, я сумел бы оправдать ее; таков закон любви.! Она казалась чем-то далеким, облаком, до которого я не смогу дотянуться. Никогда со мной до этого такого не приключалось. Если мне нравилась девочка, то я подходил к ней и начинал общаться, а здесь… столько сомнений, страх случайно отстранить ее от себя.
Сделаю отступление. Моя комнатушка была маленькой. Состояла она буквально из кровати, тумбочки, шкафчика и компьютерного стола. Шагов пять мне хватало, чтобы от входной двери добраться до окна в противоположной части комнаты. Вот по такому маршруту в каком-то бреду и упоении я начал ходить взад и вперед. И быстро ходить! Неля завладела моим разумом и сделала из меня доселе незнакомого мне человека. Я даже себя Пушкиным почувствовал. Никогда стихотворений не писал, а тут – бац! Сел за стол и написал в порыве чувств чудный экспромтик, который теперь кажется нелепым:
В твоих глазах я вижу тьму;
Очаровательную и неясную.
Твой мир – он соблюдает тишину,
Впусти меня. Твой мир – прекрасный.
Он также сейчас хранится в моем ящике. Смешно ли читать спустя годы? Смешно, нелепо, но как-то при этом тоскливо. Мой экспромт повлиял на меня должным образом, зажег пламя. Я вдруг поверил в себя: «Она первая пригласила меня танцевать, значит не все потеряно!». Я от счастья прыгнул в кровать, обнял крепко подушку и запрокинул голову. Мне стало хорошо; но совсем скоро настроение вновь переменилось. Я вдруг подумал: «Она в одиннадцатом классе. Выпускница. Она поступит в университет, свяжет себя с новой компанией, а я останусь здесь, ребенком в стенах этой школы. Это несправедливо! Получается, наши отношения (если они возможны) заведомо обречены на печальный исход?». Я, семнадцатилетний мальчишка, поник. Но перед сном я все-таки пришел к мысли, что возможный разрыв – это не повод не пробовать налаживать с ней контакт. Мне удалось найти Нелю в социальных сетях; я кинул ей заявку в друзья и больше не трогал телефон. Наутро я увидел, что заявка была одобрена; это не могло не осчастливить меня.
Последующие дни я только и делал, что общался с Нелей. Те занятия, которые я искренне любил, ушли на второй план. И даже от Никиты и Саввы я как-то отстранился (что было, наверное, подло). В переписке с Нелей я попытался найти какие-нибудь общие точки соприкосновения. Оказалось, что она – тот еще поклонник кинематографа и истории. О кино мы в первые дни только и переписывались, ведь история не шибко меня интересовала. Она советовала мне одни фильмы, я – другие. Но фильмы, что советовала она, были куда глубже и многограннее. Я по ее настоянию посмотрел «Общество мертвых поэтов» и «Загадочную историю Бенджамина Баттона». Она любила эти фильмы, и я их полюбил. И каждый раз, когда я их теперь пересматриваю, то вспоминаю о Неле, вспоминаю запах тех лет…
Я начал часто гулять в одиночку по школе в надежде увидеть Нелю. Хотелось встречать ее как можно чаще. Я стал зависим от нее. День не увижу – день неудачный, сплошные невзгоды в голове, ломка. Некоторые одноклассники видели мою отстраненность от всего, резкую меланхоличность, несвойственную мне, а потому однажды Даша и Вика подловили меня в лаборантской в нашем кабинете, когда я в наедине с самим собой пил воду:
– Как репетиции? Танцуешь там с кем? – с наигранной улыбкой спросила Даша.
У Даши лицо в профиль напоминало форму утюга; бестолковостью так и веяло. А выражение на этом бледном лице было гробовым, походило на маску. Глаза – блеклые, наглые, тупые. Даша всегда могла кого-нибудь за что-нибудь осуждать, сплетничать (за спиной, естественно), а потом совершать те же самые поступки. Она всегда лезла в чужое белье. Человек буквально жил историями иных людей.
– Ну да, все нормально. – ответил я и хлебнул воды, сразу поняв, чем пахнет дело.
– Нравится? – ее спутница Вика вдруг усмехнулась. Вторая подхватила усмешку и вместе они расхохотались.
– Пойдет. – сухо ответил я и поднес кружку к раковине.
– Ну ты на тамошних девочек не заглядывайся. Не дадут. – влезла Вика, с издевкой отквасив губу. – А то ходишь такой весь…
Она была девочкой низкого роста; с большими голубыми очаровательными и одновременно злобными глазами. Я не уверен, но, кажется, она слоев сто тональника наносила каждое утро, а пухлые губы подкрашивала ярко-алой помадой. Ногти у нее были длинющие, как у Росомахи. Помню: она вечно язвила, порой даже при присутствии самого объекта насмешки. Своим грязным языком создавала комплексы у одноклассников, одноклассниц и не только. Алине она как-то указала на пухлые щеки, которые на самом деле выглядели мило и являлись скорее положительным моментом внешности Алины, нежели отрицательным. С того момента девочка с пухлыми щеками начала загоняться, перестав когда-либо фотографироваться в анфас. Вика умудрялась сменять парня каждый месяц. Вокруг нее вечно крутились какие-то офники, старше ее года на четыре. В том возрасте разница эта достаточно значительная. Управляла она этими обезьянами знатно!..Ой, а что случалось, когда кто-нибудь был не согласен с мнением Вики… Начиналась травля. Вика могла всех оскорблять, а потом, словно ничего и не было, просить списать контрольную или еще чего. Не думаю, что у нее были какие-либо понятия о морали. И при всем вышесказанном стоит отметить, что для учителей она была хорошенькой девочкой-хорошисткой. Вот вам и суть школы. Симбиоз Даши и Вики неплохо влиял на всю атмосферу в классе.
– Не переживай насчет этого. – я направился к выходу из лаборантской.
– «Не переживай» – протянула Вика, насмешливо пародируя – Какой уверенный! Пафос так и сочится. – она продолжала язвить и гримасничать, пока я не закрыл дверь прямо перед ее лицом.
Ее задача была выполнена; она подпортила мне настроение. Только зачем? Я никого не трогал. Никогда не понимал людей, что получают удовольствие от конфликтов с другими.
Несколько перемен спустя я сидел на подоконнике неподалеку от нужного мне кабинета. Заходить внутрь, смотреть в лица одноклассников не было желания. Просто мне нужно было побыть наедине. И хотя мимо меня проходили ученики иных классов, но я их не знал, а потому и не замечал, летал в своих мыслях. Влюбленные люди обычно очень странные. Они словно парят над землей, а не идут; окружающие все пытаются дергать их за штанину, опустить к себе, а влюбленные тем временем уже никак не реагируют, мир смертных для них иссяк. Влюбленным кажется, будто старая жизнь осталась позади, будто нет ничего кроме второй половинки. Они поднимаются все выше и выше, летят наравне с птицами, а потом, стоит немного кому-нибудь успокоиться,– они тут же, причем оба, падают плашмя вниз, к нам, в наш скучный удрученный мирок.
Неожиданно ко мне подсела Алина.
– Многовато о тебе стали сплетничать. – начала она.
– Это еще почему? – разозлено спросил я.
– Все просто: нет тем для разговоров, а тут ты резко изменился после вальсирования с одиннадцатым классом. Чем тебе не тема?
– Изменился? – удивился я. Понятное дело, я не замечал тогда своей резкой метаморфозы.
– Ага. Весь такой задумчивый стал. В телефоне вечно с кем-то переписываешься. Все поговаривают, что ты влюбился. Они уверены в этом. Я больше скажу, они знают, кто это. Несложно посмотреть, кого ты в последнее время добавлял в друзья.
– Тогда почему у меня лично не спросят?! Да и вообще, какая им разница?
– А зачем им спрашивать? А если все вдруг окажется не так, как они думают? Потеряется элемент игры! Такая тема для разговоров накроется!
– Бесят! – сквозь зубы проговорил я.
– О! А тебя это прям удивляет, я погляжу. У нас вечно же так все происходит. Понимаешь, просто есть люди, для которых страсти чужой жизни определяют собственную их жизнь. Они живут ради того, чтобы мять косточки других. Не заводись, поговорят о тебе недельку, а потом забудут, возьмутся за кого-нибудь другого. Ты лучше скажи, у тебя реально там объект воздыхания появился?
– Ты сейчас все это проговаривала для того, чтобы задать этот вопрос в конце?! – возмутился я.
– Ты сам попросил спрашивать напрямую. Это я и делаю. Скажи спасибо за искренность. – Алина усмехнулась.
– Это не твое дело, Алина! И вообще, это не ваше дело! Своими жизнями живите! – я встал с подоконника и поспешил уйти, как вслед услышал из-за спины:
– Да ты чего так распереживался! – засмеялась Алина, – Будто увожу ее у тебя… Знаешь, а она хорошенькая!
Я зашел в мужской туалет и со всей злости ударил кулаком о стену. В те секунды я проклинал свой класс, аж придушить половину хотелось. До того я был разъярен. Мерзкое чувство охватило меня, словно за шиворот накидали опарышей и теперь они все ползают, брыкаются, залезая в каждую щель.
***
Уроки кончились, и я шел вслед за Никитой и Саввой в сторону школьного выхода. Парни понимали, что что-то со мной происходит, но делали вид, будто этого не замечают, общаясь о своем. Мне кажется, они понимали, что если сейчас налетят на меня с вопросами, то никакого результата не добьются; и, возможно, ждали подходящий момент или искали подтверждения для своих доводов.
– Хочешь сказать, что Родя – позер? – спрашивал тогда Савва.
– Именно. Прослушал несколько культовых рок-групп и теперь думает, что он шарит за рок. Ты обрати внимание на то, как он ведет себя, когда кто-нибудь включает что-нибудь помимо «Короля и Шута» или Летова. Особенно, когда это «что-нибудь» – это рэп. Он из принципа кидается тапками. Мне тоже рэп не очень нравится, но его прямо токсичит от продуктов массовой культуры. Мне кажется, у него нет вкуса и он просто хочет показать всем, что он ценитель, что он не такой как все. – уверенно разъяснял Никита про одного нашего одноклассника. Я слушал Никиту и Савву, но в диалог их не вступал.
Мы проходили вдоль просторного коридора на первом этаже, когда я в щели двери ведущей в столовую увидел Нелю, что сидела в полном одиночестве. Никого больше в столовой не было; даже поварихи копошились где-то в глубинах кухни. Я тут же дернул Никиту и Савву за плечи, остановил их и сказал:
– Так. Я в столовую по делам. Идите домой. Меня не ждите. Пока.
Они недоуменно посмотрели на меня. Я махнул им и пошел в столовую.
– Зачем ты?.. – проговорил Савва.
– Потом. Простите меня. Потом я все объясню. – сказал я и отвернулся.
Итак, Неля сидела за небольшим зеленым круглым столиком, коими столовая была набита. Она записывала что-то в тетрадку и при этом попивала наполовину остывший чай из граненого стакана. Как я понял, что чай наполовину остывший? – Его всегда таким подавали в нашей школе. По крайней мере ученикам точно. На небольшой тарелке у края стола лежала откусанная булочка.
Я осторожно подошел и дружелюбно (по крайней мере мне так показалось) шепнул: «Эй…». Неля обернулась:
– Привет. – сказала она, рассмотрев меня.
– Привет. Я не мешаю? Просто ты пишешь что-то, вдруг важное.
– Да не, я химию списываю. Вот телефон. Сдать сегодня надо. – оказывается, на тетрадке лежал телефон, но из-за угла обзора я не видел его.
– А, вот как… Я не заметил телефон. Понял все… – я постарался улыбнуться, а потом вдруг нахмурился, – А ты чего одна? Где Марго, где еще кто?
– Она сегодня в школу не пришла.
– Вот как… Я, я… подсяду? – рукой я указал на зеленый пластмассовый стул.
– Садись. – брови Нели подпрыгнули.
– Я точно не мешаю? Вдруг я навязываюсь. Я могу… – я немного привстал со стула, на который буквально только что сел.
– Да сиди уже! – просмеялась она.
Мне стало неловко.
– Я все забываю спросить… Тебе Егор ничего не сделал после того случая? – через минуту спросила Неля.
– Ты о том самом?
– Именно.
– Ничего.
– Это хорошо. Марго постаралась. Представь, она пригрозила ему, чтобы он тебя не трогал.
– Да?
– Ага! А ты, кстати, ты досмотрел «Великого Гэтсби»?
– Да. Ты такие фильмы постоянно советуешь… необычные… После их просмотра одна тоска на душе.
– Это хорошо или плохо? – Неля заискивающе прищурила свои черные глаза.
– Это отлично. Мне очень нравится то, что ты мне рекомендуешь.
– Да? – они улыбнулась.
– Да… А скажи-ка, «Однажды… в Голливуде» ты глянула?
– Концовка… – выдавила из себя Неля, улыбаясь и вертя головой.
– Она божественна! – засмеялся я.
– Это ужас! Я была поражена… Это слишком!
– Это лучшая концовка, что только может быть! Я смеялся до слез!
– Ты смеялся над этим? – Неля привстала от удивления.
– Да!– я продолжал смеяться.
– Ты сумасшедший! – тут засмеялась и она.