Личико Лалы немедленно погрустнело.
– Ох, Мияна, я даже и не знаю, как начать, чтоб было всё понятно, – вздохнула она жалостливо. – Тут множество деталей важных. Сначала всё же он, наверное, меня обидел. Чуть-чуть. Потом я его, сильнее, а потом он меня, очень сильно. С утра у нас было всё замечательно. Он был милый и ласковый. Как никогда. Мы счастливы были, обнимались много. А потом. Он предложил вместе купаться и обниматься прямо в водичке. Придумал купаться одетыми, чтобы не нарушать приличий. А я, глупенькая, и согласилась. Даже обрадовалась. Обниматься в водичке, это очень романтично. Тебе, Мияна, наверное трудно всё это понять, про одежду, вы дети природы, живёте подобно зверюшкам, не зная стыда наготы. Но для тех, кто на суше, всё иначе, одежды – это очень важно для нас. Очень-очень. Для девицы добровольно обнажиться пред мужчиной, с кем она не обвенчана, – это не просто стыд, не просто позор, это полная утрата чести. Поэтому и купаться вместе нельзя. А тут он придумал одетыми. Ну вот, я обрадовалась, зашли мы в водичку, окунулись. И вдруг у него делается странным лицо, он отворачивается, и говорит, что у меня просвечивает платье. Я смотрю на себя и вижу… о боже! Оно прозрачное практически! Там, где прилипло мокрым к коже, словно и не надето ничего. А прилипло сверху оно практически везде. Плотно облегло. Мне со стыда сгореть хотелось. Он хоть и заверяет, что почти ничего не успел увидеть. Но мне не верится. Ну как там можно не увидеть, когда насквозь прозрачно? Ужас какой-то! Так стыдно. Вот я глупая, как не подумала, что столь тонкий шёлк прозрачным станет при промокании? Фей дождик не мочит, Мияна, наши платьица не намокают никогда. Я не носила ничего мокрого прежде. Но догадаться-то могла бы. Немного ошалела от всего – от счастья, от объятий, от того что романтично так. Что Рун столь ласков. Вот и не подумала. Я расстроилась сильно, когда всё это произошло. И немножко обижена была на него, что он такое мне сделал. Сказала ему идти на бережок и ждать, не оборачиваясь на меня.
– Лала, а ты думаешь, Рун нарочно это сделал? – осторожно осведомилась Мияна. – Думаешь, он знал, что станет прозрачно?
– Ах, Мияна, я ни в чём не уверена, – растерянно призналась Лала. – Вряд ли прям знал, но вдруг предполагал? Человеческие-то девушки промокают, может он уже видел подобное. Мужчина есть мужчина, как тут угадаешь, может даже убедил себя, что не будет прозрачно, а сам надеялся в глубине души. И даже если нет. Всё равно это его вина. Он это придумал. Купаться одетыми. И ещё и видел меня. Я имела право чуточку сердиться на него. Ну вот, вышел он на бережок, сел, а я… подумала, мы же не сможем ничего сейчас делать вместе, пока я платьице сняла посушить и ему смотреть на меня нельзя. И ещё стыдно было, не знала куда деться. Вот и повелела ему: «сиди и сторожи моё платьице, а я пойду с русалочками купаться». И ушла к вам. А потом оказалось, он на это обиделся страшно. И на то, что ушла. И на то, что велела сторожить платьице. Что не попросила, а повелела. А я же в шутку более, немножко на него сердилась, и знала, что всё равно не откажет посторожить, что он мой рыцарь, поэтому и приказала «сиди и сторожи», как бы журя его. Больше в шутку, чем взаправду.
– И он на это разобиделся? – удивилась Мияна.
– Страшно разобиделся. Я когда вернулась от вас, он мне такого наговорил. Разного. Дурного.
– И что он говорил?
– Опять стал упрекать, что мне нужны лишь его объятья. И потом заявил, что хотел бы поскорей со мной расстаться. Но не бросит, пока я не найду другого друга.
– Ничего себе! – только и смогла вымолвить Мияна. – Из-за такого пустяка так рассердился?
– Да, Мияна. Я уж и не знаю. Не то он чувствительный такой, что прикоснешься чуть грубей, без ласки, и всё, и ему больно. Нестерпимо. Или он просто ищет повод отделаться от меня.
– Отделаться от феи? Лала, так бывает?
– Не знаю, Мияна. Я ничего не знаю, – посетовала Лала удручённо. – Это ещё не всё. Потом он хотел мириться, звал в объятья. Я не пошла. Дважды. Теперь уж не позовёт, я думаю. Мне кажется, всё кончено меж нами.
– Как ужасно, – огорчённо посочувствовала Мияна.
Девушки замолчали, обе глядя в грустной задумчивости на водную гладь.
– Лала, расскажи мне про Руна. Какой он? – тихо поинтересовалась Мияна.
– Рун? Хороший, – разулыбалась Лала. – Простодушный. Добрый очень. Порой мне кажется, что сердце у него добрее, чем у фей. Зла нет совсем. Ко мне, по крайней мере. Не видала. Не замечала. Даже коли в ссоре мы с ним, не хочет мне дурного. Заботливый. Старается всегда не причинять мне никаких обид. В его объятиях уютно и тепло. Ещё бы сам был менее обидчив. Но это прям какая-то беда. Его, Мияна, обижали люди. Несправедливо из его деревни. Он потому привык всех сторониться. Не верит никому. Мне вроде верит. Но чуть неосторожно прикоснёшься к его душе, посмотришь на него не слишком ласково. И всё. И ему больно. И меня тоже сторониться начинает. Потом всегда оттаивал обычно. Однако ныне всё серьёзнее как будто. К тому же он меня обидел очень. Боюсь, мы не помиримся уже. Не вижу, как здесь можно помириться.
Её голосок дрогнул. Мияна улыбнулась этой тираде:
– Сильно его любишь?
– Да, – вздохнула Лала. – Он мой самый-самый… милый сердечку друг. Проблема в том, Мияна, что кажется ему мало моей дружбы. Он хочет моей любви. Хоть и знает, что фея не может влюбиться в человека.
– Он требует твоей любви?
– Нет. Даже и намёка себе не позволяет на что-то подобное. Ведёт себя как друг. Просто ранимый очень из-за этого. Когда я осторожна, всё чудесно. Ведь всё было великолепно… до этого злополучного купанья. И если бы я не пошла к вам, или хотя бы ласковой была, когда его попросила сторожить одежду, то мы бы прообнимались эти три дня, и были бы очень счастливы, и он, и я.
– Так он счастлив с тобой, Лала?
– Да, очень, Мияна. Тут и сомнений нету никаких.
– Лала, послушай, – мягко сказала Мияна. – Вот у меня есть друг. Рак. Мы с ним играем часто. Он мне рад. Усами шевелит всегда довольно, как подплываю. Сам идёт ко мне. Однако как-то ножку повредил, а я и не заметила. Взяла его к себе на ручки как обычно, ему случайно этим сделав больно. И он меня клешнёю ущипнул. Когда у друга твоего есть рана. Не важно, в теле или на душе. Надо быть очень-очень осторожной. И аккуратной, чтоб не сделать больно. Иначе причинишь ему страданья. И он захочет от тебя уйти. Ведь он не виноват в том, что он ранен. Раз ему больно, понежнее прикасайся.
– Так я плохая? – омрачилась Лала.
– Нет. Просто… ты не ценишь… того что есть. Наверное хорошо быть феей. Столько кавалеров. Русалки очень одиноки, Лала. Мужчин-русалок всегда мало рождается. Почему-то. И они знают, что их мало и… не жалуют нас вниманием. Лишь ждут, что мы за ними будем плавать в стремлении снискать расположенье. Разборчивы при выборе подруги, придирчивы, всё им в тебе не так. А если выберут, то ты должна вокруг услужливо вертеться постоянно. Иначе бросит и найдёт себе другую. Когда бы, Лала, у меня был парень. Кто бы ценил, кто счастлив был обнять. Был добр со мной. Да я б за ним хоть в ад.
– Как мне жаль, Мияна, – с участием посмотрела на неё Лала.
– Ничего, – беззлобно улыбнулась русалка, не без капельки затаённой печали в глазах. – Судьбу не выбирают.
– У фей, Мияна, тоже свои беды. Меня вот выдадут родители за того, кого я даже не знаю. В кого не влюблена.
– Но это лучше, Лала, чем ни за кого. Ведь может он окажется хорошим. И может ты полюбишь.
– Да, возможно, – согласилась Лала. – А может будет холоден и строг. И примешься мечтать, чтоб быть одной.
– Трудна девичья доля, – с кротостью промолвила Мияна. – Иди мирись, Лала. Вы поссорились из-за такой ерунды. Что мне аж обидно за вас. Если вы дороги друг другу, если он настолько замечательный, как ты описывала, если преданный и надёжный, разве можно просто взять и расстаться? Это глупо. Или у тебя так много настоящих друзей, что одного не жалко потерять?
– Не примет меня, я знаю, – поведала Лала грустно.
– Но хоть попытайся. Ну, или не пытайся. Тебе решать.
– Нет, не смогу, – расстроено покачала Лала головой. – Быть искренней. Прося прощенья. Мне всё равно обидно. Что он так легко отказывается от меня.
– А ты от него нет?
– Не мучай меня, Мияна.
– А хочешь, я с ним поговорю про тебя, Лала? Иногда посреднику легче открыть душу. Вдруг он мне скажет то, что тебе не может. И ему передам от тебя то, что ты не можешь сказать сама. Ну вот, что обижает тебя это, когда он легко от тебя отказывается. Если он хороший, он поймёт, что это больно. И перестанет.
– Ну… поговори, – робко отозвалась Лала. – Только, Мияна, тут ещё есть кое-что поимо обид. Мне теперь стыдно рядом с ним, после того, как он видел меня… в прозрачном платьице. А когда стыдишься кого-то, сдержанной с ним становишься неизбежно. Ему будет казаться, что я холодна к нему. И он снова обидится. Хоть бы знать, сколько он видел, правда мало, или нет.
– А я с ним и про это поговорю. Если хочешь, – предложила Мияна. – Объясню, что тебе стыдно, что ему надо помягче быть, потерпимее.
– Нет, это очень стыдно, не надо с ним про такое говорить, – возразила Лала. – Мне кажется, Мияна, он видел больше, чем признаётся. Даже может всё. Ну как там можно было не увидеть? Стыдно, и больно, и обидно от этого. И как тут быть?
– Затрудняюсь тебе что-то посоветовать, прости Лала, – произнесла Мияна извиняющимся тоном. – У нас всё настолько по-другому. Если нашему парню нравится девушка, то нравится в ней всё, не только личиком любуется, но и изяществом форм, грациозностью изгибов. Восхищается этим всем. Это важно. У нас странно было скрывать себя. Это приятно, когда парни на тебя с восхищением глядят.
– И у нас, коли увидели бы, восхищаться бы стали, тут не сомневайся, – сообщила Лала. – Но для этого сначала надо жениться. Платьица, Мияна, тоже имеют свои достоинства. Они и красоту подчёркивают девичью, и когда кавалер не видит тебя всю, ты для него загадка, сильнее жаждет тебя узнать, мечтает. И так влюбляется крепче иногда.
– Тебе, Лала, надо просто принять, что это произошло, – поделилась мыслью Мияна. – Неужели из-за случайности стоит расставаться? Это… странно бы было. Она – лишь мимолётная неловкость. Которую нужно пережить и забыть. Нельзя позволять подобным мелочам забирать друзей. Если он не специально, не хотел тебя обидеть, и если хороший, не станет насмехаться над этим, то ничего страшного. Даже наоборот, может сблизит вас ещё сильнее.
– Как это может сблизить? – с недоумением посмотрела на неё Лала.
– Ну вот так. Если он тебя видел, то теперь знает, какая ты, будет больше тобой восхищаться.
Лала призадумалась с озадаченным личиком.
– Вот и выходит, что ты совершенно напрасно горюешь, – подбадривающе улыбнулась Мияна. – У всего есть и положительная сторона. Коли он не специально, и ты не специально, то незачем кого-то упрекать или переживать. Это просто случайность. Не такая уж и плохая. Порой случайности бывают злыми, приносят беды и лишенья. А тут. В каком-то смысле даже романтично.
– Да уж, – буркнула Лала смущённо. – Но может это и правда немножко романтично. Пусть вот теперь восхищается и мучается, что не увидит боле. Спасибо тебе, Мияна, за всё. Мне гораздо легче стало. Хорошо, что мы встретились. И подружились.
– Я тоже очень рада этому, – чистосердечно поведала Мияна.
– Но ты поговори с ним, ладно? Мне будет трудно самой, – попросила её Лала исполненным неуверенности, доверчивости и надежды голоском.
– Конечно, – с готовностью кивнула Мияна. – А можно как-то сделать так, чтоб я попала к Руну человеком? Гораздо лучше говорить о важном, бок о бок находясь, а не из вод таращась. Я без хвоста сама не доплыву к нему до берега, по-моему.
– Что-нибудь обязательно придумаем, – пообещала Лала и разулыбалась. – Ну всё, давай теперь колдовать тебе платьице. Какое-нибудь очень красивенькое.
***
Рун, пока оставался один, не терял время даром. Привычка есть привычка, сначала дела, потом страдания. Смастерил шалаш – мало ли, вдруг Лала и завтра никуда не захочет идти. Пусть лучше будет. Далее ещё сходил за хворостом и припасами. Когда ты с феей объятий, всё равно дел меньше. Вроде и у озера, то есть там, где много воды, а ничего не надо стирать, всё на тебе чистее чистого. Даже из обуви не пахнет совершенно. И самому нет нужды мыться. Странно и не обычно, но к хорошему быстро привыкаешь. Ещё не надо бояться зверей, не нужны никакие предохранительные меры от хищников. В общем, рано или поздно Рун закончил заботиться о житейском, углубившись в свою хандру. Лежал на лужку и глядел в бесконечность неба, слушая как грусть играет на струнах души. Вспомнил вдруг, как ещё недавно собирали вместе веточки, разулыбался, но быстро осознал отчётливо, что этого всего более нет, и ещё сильнее погрузился в тоскливость. Чувствовал, будто ушло что-то прекрасное, чего уже не вернёшь. Однако оно хотя бы было, и память о нём согревала, потому и тоска была светлой, не той что ввергает в депрессию и угнетает. Просто очень-очень грустно.
Человек есть человек, даже в хандре часами не пролежишь без движения. Было жарко, Рун приподнялся попить, всмотрелся на всякий случай вдаль, и тут же сел с удивленным видом. К берегу быстро приближался небольшой серебристый плот, на котором стояли две девушки – Лала и ещё кто-то. Они не гребли, у них не было вёсел, а плот плыл, размеренно и ровно, нисколько не покачиваясь. Рун так и застыл, наблюдая за происходящим дивом. Вскоре плот причалил, сам остановившись в полушаге от суши. Лала воспарила, держа другую девушку за руку, помогла ей сойти на берег. Девушка шла неуверенно нетвёрдой походкой, словно человек после долгой болезни, но при этом цвела жизнью и бодростью. На ней было красивое платье, очень похожее на наряды Лалы – та же короткая юбочка, та же воздушная ткань, та же безупречность пошива. Едва она оказалась на прибрежном песке, плот позади неё рассыпался на отдельные серебряные кусочки, поплывшие белым облачком от берега вглубь, и Рун понял, что это вообще-то стая рыб. Он поднялся на ноги с озадаченным выражением физиономии. Обе девушки неторопливо направились к нему, держась за руки. Рун стоял, дожидаясь их, пытаясь сообразить, что происходит.
– Лала, а это кто с тобой? – спросил он с недоумением, когда девушки приблизились. – Тоже фея?
Личико Лалы было спокойным. Кажется, она уже не горевала. Возможно немного налёта печали просматривалось в глазках, и только.
– Рун, разве ты не узнаёшь? – промолвила она негромко. – Это же Мияна. Русалочка. Я её на время в человека обратила. Чтоб вместе погулять.
– Не, не узнал, – покачал головой Рун, и добавил с осторожным сожалением. – Ох, Лала, поберечь бы тебе магию. А то как восстанавливать-то теперь.
– Прости, – мягко повинилась она.
– Да мне-то за что прощать, – ответил он искренне. – Магия твоя, а не моя. Просто… так безопаснее для тебя.
– Зато Мияне приятно. Походить ножками, платьице поносить. Когда ещё ей выпадет такой случай? – добродушно произнесла Лала.
Мияна смущённо улыбнулась:
– Можно мне тут с вами побыть немножко?
– Вы прям меня за изверга какого-то держите с Лалой, – вздохнул Рун. – Разве я в праве кого-то прогонять или не пускать на этот берег?
– Ну, вдруг тебе неприятно, Рун, что я тут.
– С какой стати? – поинтересовался он. – Мы что, враждуем? Или в ссоре? Вроде нет. Хорошо, что у Лалы есть подруга. Не скучно будет вам вдвоём, я рад.
Мияна весело посмотрела на Лалу. Рун быстро поправил расстеленную на земле куртку, постелил ещё сверху кусок серой материи.
– Вот, садитесь. Если хотите.
– Спасибо, – улыбаясь, поблагодарила Мияна. И снова обратила взор на Лалу. – Он и правда очень милый.
Девушки уселись.
– Ах, как странно, быть человеком. И чудесно, – мечтательно сказала Мияна. – Завидую я вам. Можете идти куда хотите, бывать в разных местах. Столько свободы. А я всю жизнь в озере проведу.
– У вас большое озеро, – заметил Рун. – Просторное. Я вот почти нигде не был. И мой дядя. И бабуля. И много кто ещё из нашей деревни. Что толку, что мы можем ходить? Особо не походишь никуда, когда ты беден. А если и гонит в чужеземье, так только беда или нужда.
– Всё равно, я бы хотела стать человеком навсегда.
– Мияна, я не смогу навсегда, мне это не по силам, – извиняющимся тоном поведала Лала.
– Я понимаю, – отозвалась Мияна с теплотой.
– Не стоит вам становиться человеком насовсем, – чистосердечно поделился мыслью Рун.
– Рун, ты меня на вы называешь? Озёрную русалку? – иронично воззрилась на него Мияна.
– Нельзя тебе человеком становиться, – поправился Рун.
– Почему?
– Без дома, без семьи, без денег. Кто защитит от произвола? Тогда уж надо быть дурнушкой хотя бы. А не такой… красивой. Добром не кончится, поверь. Лала хоть с магией, и фея, и то я переживаю за неё.
– Люди настолько жестоки?
– Жестокости хватает, – кивнул Рун.
– И ты жестокий, Рун?
– Считается, что да. В моей деревне.
– И ты б меня обидел?
– Нет.
– А взял б меня в свой дом, в свою семью? Сестрою?
– Да можно, – задумчиво проронил Рун. – Но этого ж не будет. Зачем и спрашивать. И мы бедны. Навряд ли ты была бы счастлива, живя у нас. Я думал, ты пришла чтоб с Лалой говорить. А ты со мной всё. А она скучает.
– Я не скучаю, Рун, – заверила Лала, чуть улыбнувшись.
– Не нравится со мною говорить? – аккуратно осведомилась Мияна.
– Я… не любитель разговоров, вот и всё, – пожал плечами Рун. – Ты тут ни при чём.
– Рун, мне может быть за всю жизнь уж не удастся боле поговорить вот так… с человеком.
– Ну, мне не жалко и поговорить. Только особо не о чем как будто.
– Не любят у вас русалок, Рун?
– Не так чтобы не любят. Побаиваются просто, – признался Рун. – Молва твердит, вы топите людей. Хотелось бы узнать, зачем.
– Русалки всякие бывают, Рун. Есть злые, есть добрые. Иногда некоторые из нас мстят людям. Вы беды нам чините. Ставите сети, крючки кидаете и мусор. Пугаете. Но чаще всё же… Рун, русалки одиноки очень. Случается, с ума сходят от одиночества. Вот тогда и топят… мужчину. Чтобы хоть так, хотя бы с телом. Побыть. Прижаться. Я знаю, в нашем озере с пол века назад одна русалка сошла с ума. И утопила. Охотника молодого.
– Ты тоже одинока?
– Да.
– А что другие русалки с тобой не дружат?
– Причём тут это, Рун? – подивилась его недогадливости Мияна. – Я имела в виду… Вот вы с Лалой обнимаетесь. А меня никто не обнимет, быть может никогда. Подружек у меня хватает. Нету того, кто полюбил бы. Кому бы стала дорога. От этого тоскливо. Бывает временами.
– Мне жаль, – чистосердечно посочувствовал ей Рун.
– Нет ли у тебя, Рун, друга, который бы мог полюбить русалку? Чтоб был хороший. И не предал бы точно, не обидел, не попытался бы поймать, – улыбнулась Мияна.
– Все мои друзья сейчас здесь. Других у меня нет, – коротко заметил Рун.
– И я твой друг? – мило посмотрела на него она.
– Ну, если хочешь. Обычно не хотят.
– Как чудесно! Тогда обняться надо, Рун. По дружески, – озорно произнесла Мияна.
Лала в немом изумлении уставилась на неё.
– Мои объятья только для одной. Прости, никак, – ответил Рун сдержанно.
Лала одарила его благодарным взглядом. Потом перевела посуровевшие глаза снова на Мияну.
– Ну, Лала, не сердись! Я же шутя. Он твой, я знаю. Я бы не посмела, – рассмеялась та.
– Коварная, – с мрачным юмором подвилась Лала.
– Хотите есть? – предложил Рун. – Я быстро разогрею.
– Не нужно, спасибо, – вежливо отказалась Мияна. – Я здесь по делу. Лала, ты не могла бы отлететь немного. Чтобы нам с Руном побеседовать наедине. А то мне ходить трудно.
– Но чур не обниматься, – серьёзным голоском сказала Лала.
– Ладно, ладно, – разулыбалась Мияна.
Лала вспорхнула. Рун озадаченно наблюдал, как она отдаляется, летя вдоль берега.
– Рун, Лала хочет примиренья, – сообщила Мияна негромко, когда Лала оказалась шагах в тридцати. – Но не знает, как это сделать. И хочет, и обижается на тебя. Зачем ты её обижаешь, Рун?
– Я виноват, – вздохнул он. – Сам не пойму, почему мы ссоримся. Это уже не в первый раз. Я вообще-то толстокожий, что касается обид. Меня обидеть просто нельзя. Что ты не говори, как не обзови, я и бровью не поведу. Мне будет всё равно. А с ней всё ровно наоборот. Прям жжёт огнём внутри, если что не так. Проблема в том, Мияна, что я бы может и стерпел, подождал немого, и отлегло бы. Но она же чувствует. Ведь когда я расстроен из-за неё, так сразу магия из объятий исчезает. Никак не скрыть. И тут начинаются выяснения отношений. Приходится открывать всё, что на душе. А там в этот момент не самое позитивное настроение. Я всегда в подобных ситуациях до конца честен с ней. Говорю без утайки, что да как. Не могу ей врать. Одно дело промолчать, и совсем другое соврать прямо в глаза. К тому же мне кажется, у меня и не выйдет ей соврать.
– Да, сложно всё у вас, – задумчиво молвила Мияна. – Ты, Рун, на неё так остро реагируешь, потому что она тебе дорога. На тех, кто не важен, какой смысл и обжаться. А отношение к тебе того, кто дорог, имеет значение для сердца. Вот оно и печалится, даже как будто из-за пустячных поводов. Это доказывает, что Лала тебе очень дорога.
– Я её люблю, – кивнул Рун. – И совсем не как подругу. Она считает, мы просто близкие друзья. Для неё так и есть. Для меня нет.
– Но неужели ты правда хочешь её бросить? Одну, – с укором и непониманием посмотрела на него Мияна. – Жестоко это. Ужасно! Ты ей очень дорог, Рун. Ты этим делаешь ей больно. И как можно хотеть бросить девушку одну, когда влюблён?
– Ну, я же её мучаю. У нас ссоры бывают. Довольно часто. Мне жалко её мучить. Зачем всё это? Она же не влюблена. Ей проще будет с кем-нибудь другим.
– Так ты из-за этого с ней хочешь расстаться? Чтобы не мучить? Не чтобы наказать, не потому, что надоела?
– Она так думает?! – ужаснулся Рун. – За что мне её наказывать?! И как она может надоесть. Если быть с ней всегда – моя мечта. Я вовсе не хочу с ней расставаться. Но я готов. Чтобы ей было лучше и легче.
– Ох уж эти мужчины, – покачала головой Мияна. – Рун, как же ей станет легче, если расставанием ты вырвешь ей сердечко? Ты думаешь, ты ей не дорог? Она улыбается, рассказывая о тебе. Даже теперь, когда вы в ссоре, улыбалась, описывая мне, какой ты хороший.
– Но я её обижаю часто, – с грустью возразил Рун. – Из-за того что люблю. Каждый раз кажется, уже всё, свыкся с её природой, принял это, и каждый раз повторяется. Нет-нет, да обожжёт внутри. Это не закончится. Мы будем ссориться опять. Если останемся вместе.
– Рун, ну и что, вы же миритесь. Ты лишь не говори ей, что хочешь бросить или расстаться. Ей это очень больно. Раз хочешь быть с ней, так будь. Она обиды стерпит. Но не такие страшные, как эта. Это уже предательство, Рун. Она не хочет расставаться, даже когда вы ссоритесь. Понимаешь ты это?
Рун понуро опустил взгляд. На его лице отразилось выражение глубокого виноватого раскаяния.
– Пойду просить прощенья, – тихим голосом произнёс он. – Только не знаю, простит ли.
– Нет, Рун, подожди. Давай, сначала я к ней схожу, – мягко предложила Мияна. – Девушка девушку лучше поймёт. Я ей в деталях передам, как ты переживаешь, и сожалеешь, и любишь. Тут она и оттает. Тогда и подойдёшь. Так надёжней будет.
– Спасибо, Мияна, – с искренней признательностью поблагодарил её Рун.
Она лишь улыбнулась в ответ. Осторожно поднялась и медленно пошла в сторону Лалы. Рун наблюдал, как девушки встретились. Как Лала замерла, слушая Мияну. Как они довольно долго стоят рядом на месте. До него доносились отдельные еле различимые звуки их голосов. Но вот они вдруг обнялись. И после Лала полетела к нему. А Мияна направилась к воде, забрела в озеро, нырнула и исчезла. Взволнованный, он пошёл Лале навстречу. Вскоре они уж были в шаге друг от друга. Остановились оба в нерешительности. Лала смотрела на него печальными глазками, в которых затаились доверчивое ожидание, капелька обиды и надежда светлая. А Рун смотрел на неё, не ведая как выразить ей всё, что было у него сейчас на сердце.
– Лала, давай сразу обниматься, – почти взмолился он. – Иначе я боюсь, ты меня не простишь. Я не знаю, почему мы ссоримся. Но я тебя очень люблю. Это я точно знаю, даже когда мы в ссоре.
Она не ответила. Стояла и ждала. Тогда он подошёл и обнял её, чувствуя, как радостно колотится сердце оттого, что она не оттолкнула.
– Я тебя тоже очень-очень люблю, Рун, – прошептала Лала. – Держи только меня покрепче, пожалуйста.
***
Наступило новое утро. Двое лежали в шалаше из веток. Юноша и девушка. Рун и Лала. Лала вздохнула счастливо, прижалась к Руну посильнее.
– Пробудилась, солнышко моё? – с тихой нежностью спросил он.
– Пробудилась, суженый мой, – отозвалась она сонным исполненным ласковой приветливостью голоском.
– Как же ты сияешь, – тёпло и восхищённо подивился Рун. – К этому нельзя привыкнуть. Так люблю эти наши утра с тобой. Открываешь глаза, и тотчас словно озаряет ослепительно. Сразу на весь день настроением отличным заряжаешься. Эх, всегда бы так пробуждаться. Нехорошая ты, не хочешь за меня замуж.
– Я очень хорошая, – возразила Лала с улыбкой. – Вот посватай меня у папы, и ежели он согласие даст, то так быть, не пойду против его воли.
– А есть шансы, что он согласится? – добродушно полюбопытствовал Рун.
– Есть, – лукаво ответствовала Лала. – Только их не больше, чем у тебя шансов научиться летать, мой дорогой.
– Я умею летать, – с комичной горделивостью похвалился Рун. – Если прыгну с горы, то какое-то время проведу в полёте. Чем выше гора, тем дольше.
Лала рассмеялась.
– Ну, значит пробуй сватать. Я бы хотела на это посмотреть. На изумление папы, когда он твою просьбу услышит.
– А ты расстроилась бы, если бы он согласился? – вдруг стал серьёзным Рун.
– Заинька, не мучай себя, – с мягким участием попросила Лала. – Всё равно так не будет. Я не знаю, Рун. Наверное всё же не расстроилась. Я бы хотела познать чувство влюблённости. Но отцовская воля есть отцовская воля. Гарантии-то нет, что познаю, за кого он меня не выдай. А так счастлива буду гарантированно. Я бы стала ужасно радоваться, устроит тебя такой ответ?
– Ну ладно, – буркнул Рун довольно. Ну как тут горевать, когда с тобой самая чудесная девушка на свете. Да ещё и счастлива бесконечно от того, что ты с ней. – Какие у нас планы на сегодня?
– Планы? – Лала призадумалась. – Ещё подремать часок вот так. В шалашике уютно. И романтично. Теперь для меня не просто слова «с милым рай в шалаше». Со мной это происходит. Сейчас. Потом покушаем. Потом… Рун, надо ягодки набрать для русалочек. Сделать им приятное. Они очень любят. Мияна вон как нам помогла. Мне хочется отплатить ей. Ну и просто. Пусть полакомятся.
– Ну, набрать-то не сложно… было бы. Но ежели мы станем делать это так же, как хворост собирали, ничего мы не наберём, – поделился соображением Рун.
– Я потерплю, любимый, ради них. Не буду тебя обнимать, пока собираем, – пообещала Лала.
– Я тоже потерплю, коли так, – проронил Рун деланным страдальческим тоном.
– Потом, после сборов ягодки, я сильно соскучусь, и мы будем много-много обниматься. Очень много.
– Ненасытная, – усмехнулся он.
– На то у нас и свидание, – поведала Лала с улыбкой. – Между прочим, котик, у нас из-за тебя пропал один денёк. Мы теперь должны остаться ещё на один лишний. Вчерашний не считается.
– Это бесспорно, – кивнул Рун без тени шутки.
– Вот это да! – поразилась Лала, воодушевлённо заблестев глазками.
– Думаешь, я этого не хочу? Проводить здесь время с тобой, – посмотрел он на неё с юмором. – Просто в отличие от некоторых я помимо объятий ещё и озабочен тем, как помочь тебе вернуться в твой мир. Вчерашний день частично пропал. И вина тут моя. Поэтому он не в счёт, ты права.
– Как замечательно! Ещё целых три денёчка! Ой-ёй-ёй! – восхитилась Лала. – Получается, опять всё только начинается у нас. Наше свидание.
– Пожалуй верно. Всё с чистого листа. Как бы, – согласился Рун. – Сегодня снова будет знойно, я думаю. Знаешь, Лала, ты сходи днём опять с русалками искупаться. Всё полегче будет в жару. Я потерплю один без тебя. Только уж поласковее будь при расставании, тогда мне будет страх как в радость сторожить твою одежду.
– Спасибо, мой хороший, но всё же я не хочу оставлять тебя. Когда ты так горюешь без меня, – разулыбалась Лала. – В шалашике тенёк, в жару в нём будем отдыхать в объятьях.
– А что если я дам тебе свою рубаху? – озарился мыслью Рун.
– Зачем? – удивилась Лала.
– Она не просвечивает мокрая. Может всё же сможем вместе купаться тогда.
Лала крепко призадумалась.
– Боязно, – проговорила она робко. – Очень романтично. Чересчур. Я в рубашке. А ты… без рубашки, выходит?
– Наконец увидишь мой голый торс, – весело заметил он.
Лала снова призадумалась.
– Ой, как в животике холодеет, – произнесла она. – Не знаю, милый, решусь ли. Страшно. Даже в рубашке быть… А тут ещё и ты полураздетый. Хотелось бы конечно. Мечтала об этом. Но страшно.
– Могу куртку надеть, если что, – предложил Рун. – А ты не можешь наколдовать платье, которое не просвечивает?
– Не знаю, феи колдуют только из шёлка. Ежели несколько слоёв сделать.
– А если тебе материей моей обмотать себя под платьем? – выдвинул новую идею Рун.
– Так хочешь со мной обниматься в водичке? – поиронизировала Лала.
– Да, – чистосердечно признал он. – Ты как-то заразила этим. Теперь хочется, чтобы у нас это было. Раз тебе это так важно, мне бы было приятно сделать это для тебя. И для себя.
– Я подумаю, Рун, – пообещала Лала. – Может и решусь. Хочется очень. Рун.
– Что, лебёдушка моя?
– Мне надо кое-что у тебя узнать, – её голосок зазвучал нотками грусти и нерешительности.
– Спрашивай, – с готовностью откликнулся он.
– Ты… правда мало видел, когда… платьице стало прозрачным?
– Да, – уверенно заявил Рун. – Почти ничего.
– Ну… слово «почти» как-то смущает в данном случае, – с мягким опечаленным сожалением промолвила Лала.
– Я же не могу сказать, что не видел ничего, – пожал плечами Рун. – Но я не рассматривал и не приглядывался. Понял, что… просвечивает, и сразу отвернулся. Лала, ну зачем ты себя и меня мучаешь этими вопросами? Раз мы долго вместе, всё равно какие-то конфузы происходят. Со всеми. Это нормально. Неизбежно. Наверняка ещё что-нибудь будет, со мной или с тобой. Стыдно конечно, но что сделаешь. На то мы и друзья, чтобы бережно относиться к чувствам друг друга, не потешаясь над неудачами, а поддерживая и приободряя в них. Знаешь, что с моим дедушкой случилось? Однажды ему надо было плыть на ладье. В молодости. А он проспал. Побежал скорее к реке, и плохо завязал штаны. Вот бежит он, слышит, что ладья уже сейчас отчалит. Там сигнал подавали колоколом небольшим. И тут у него штаны и упали. На бегу, полностью. Ну вот, он схватил их, а одевать-то некогда, прижал спереди, и так и бежал с голым задом. А народ вокруг хохотал, со смеху падал. И ещё долго потом, когда люди его узнавали в том месте, смеяться начинали. И такое бывает. Пережил же как-то. Деваться некуда.