Имея историческое образование, я не раз сталкивался с людской жестокостью – вся их история состоит только из неё. Однако здесь – я не чувствовал никакого зла. Только вечное и невыразимое спокойствие, найденное и добытое в ритме городской жизни. Я дышал этим воздух, вперемешку с дымом и понимал: я никогда больше не смогу жить здесь.
Всю жизнь я хотел зарабатывать на неё путешествиями. И вот – я получил работу своей мечты; жаль, что тогда, когда она больше мне не была нужна.
Я хотел увидеть золотого дракона вновь. Вот только: что тогда? Уехать с ним, что ли? Но куда? Не важно – лишь бы подальше отсюда. Я люблю свой город – даже не знаю, как смог бы я жил без него. Но он связал меня – а я хочу свободы. Вместе с драконом. Мы уедем отсюда – и никогда больше сюда не вернёмся.
Но не сейчас.
У меня ещё есть работа. Я потерял счёт времени и обнаружил себя уже стоящим перед пассажирами туристического автобуса, произносящим стандартную речь. Мы двинулись в путь. Но как бы далеко мы не уехали отсюда – дороги всегда приводят нас обратно.
Под колёсами у нас улицы Берлина, Праги, Вены, Рима, Парижа – и нигде мы долго не задерживались. Мои глаза оставались равнодушными к жемчужинам Европы. Вечно в дороге – и всё, ради того, чтобы вернуться домой и с облегчением сказать, указывая пальцем на запад: «Я был там!». Был, был – наверное, даже полюбил. Но успел ли город, в котором ты бывал, полюбить тебя?
Мы стояли на автозаправке с круглосуточным минимаркетом. Я купил себе стаканчик кофе и встал рядом с автобусом. Водитель стоял рядом со мной и курил сигарету за сигаретой, будто тот дым, что он всасывал всем своим нутром – то эликсир жизни, если не вечной, то хотя бы настоящей.
– Жизнь, – говорил он, смотря в беззвёздное небо и видя в нём звёзды, – она ведь так похожа на те шары – ну, ты же знаешь, – те, которые продают по четырнадцать девяносто девять евро с домиками внутри. Посерединке: приятный, милый пейзаж с фигурками – но нифига внутри не произойдёт, пока как следует не встряхнёшь эту штуку и в ней пойдёт снег, которого все мы так ждём.
Он много говорил всего такого – всегда сам с собой, но обязательно хотя бы при одном свидетеле в моём лице.
Мы всегда возвращаемся на нашу жёлтую землю. Все мы больны – и я больше всех. Ни один – даже самый привередливый доктор не заметил бы её. Но ей от этого – ни холодно, ни жарко.
Я разорвал себя на мелкие кусочки и каждому месту, где я бывал – я оставил по частичке; пока ничего не осталось. Но теперь, видимо, поры было собраться. Я хотел к золотому дракону.
Я чувствовал себя рыцарем, подымающимся в гору. Меня сопровождали десять верных пажей. Раньше, их было тридцать. Мы подымаемся вверх по этому опасному пути, чтобы встретиться и сразиться с драконом. И вот, уставшие и больные, мы стоим у входа в пещеру. Из неё показывается голова ужасного зверя. Его кожа сверкает на солнце золотым цветом. Пажи, увидев, наконец, эту тварь, в ужасе бегут, бросая меня одного наедине с ним. Никто не в силах выстоять против гневного, голодного взора истинного властелина этого мира. Ты с драконом – лучше не воюй. А коль пришлось – то доставай, безумный рыцарь, меч. Щит выше! И прими гордо, воин, свою неотвратимую смерть. Расправь-ка плащ со своим гербом – надень железный шлем – и гордо шагай вперёд, ибо бежать уже нет смысла.
Дракон стоит и ждёт. Я подходил всё ближе; а он – всё не сводил с меня гневных глаз. Он зарычал на меня – хорошо, что хоть не в полную силу. Тысячу воинов он сразил одним лишь взмахом своего крыла – а я один и нет шансов у меня. Я стою с мечом наперевес – подходя всё ближе – его невозможно одолеть. Я бросаю свой меч на землю – опускаю вниз свой щит. Снимаю шлем, спускаю плащ – я всё ещё иду вперёд. Я безоружен – я смотрю ему в глаза.
Золотой дракон – могуч и горд. Но он – последний во всём своём роду. Золотой дракон – смертельно одинок. А я рыцарь. Я поклялся защитить свою родину от дракона. Но жё сьуи ше м’уа (Я дома – фрнц.). Я подхожу всё ближе – в глазах у меня нет и капли злобы. Я раздвигаю руки, чтобы обнять его. Он подпускает меня к себе. Я обнимаю его голову и говорю ему на ухо то, что убило не одного дракона и не один миллион людей:
– Я люблю тебя.
Владыка мира был побеждён. Есть слова и книги, которые сражают точнее пули; когда-нибудь – и я стану их жертвой.
Он стал жёлтым светом – цветом своей болезни. И никогда он не чувствовал себя так одиноко, когда стал любить.
Все явления в нашей жизни – все мысли в нашей голове – всё метафора.
После двенадцатидневной поездки, я вернулся в город Z и посмотрел на него совсем иными глазами, чем теми, которыми поедал его ранее. И всё же, нет дороги лучше, чем дорога домой – не помню уже, кто это сказал, но он был чертовски прав в каждом своём слове. Я говорил сам себе, что нужно уехать далеко – так далеко, что дальше уже при всём желании и возможности не добраться – и всё это только для того, чтобы понять. Нет ничего красивее родного города. Но нужно большую часть жизни отдать другим местам – к примеру, тем, в которых посчастливилось родиться – чтобы научиться любить родной дом.
До следующего тура оставалось ещё несколько дней. Воспользовавшись свободным временем, я кинулся в спальный район – к дракону. Но когда я вошел в дом, его там не оказалось. На одинокой жёлтой двери в стене висела записка:
«Я уехал. Не спрашивай – куда. Не спрашивай, как я узнал, что ты придёшь – я всё равно не смогу ответить. Ты слишком сильно полюбил меня. Приходи, когда вылечишься; мне болеть – никак нельзя. До встречи.
З.Д.»
Я не мог поверить своим глазам – но вот, они говорят мне то, что я так боялся увидеть. Как он мог вот так меня бросить?! Мы так долго были с ним вместе – почти целые сутки – как он мог так со мной поступит?! Гадина.
Я не смог сдерживать свой гнев и после нескольких сильных пинков, я выбил эту проклятую дверь. Но за ней – было лишь четыре стены жёлтого цвета – и больше ничего, даже той минимальной мебели, что у него была. Я сел у панорамного окна и прижал колени ко лбу. Я просидел в такой позе около получаса, изредка посматривая в окно. Затем, я поднял глаза к небу – ни единого облачка. День был таким же ясным, как и тот, в который мы впервые увидели друг друга. Ещё немного прохладно – но вскоре, лето окончательно войдёт в свои владения, перестав быть для жителей города чем-то далёким. Лето – как же сладко это звучит. Я ещё раз взглянул на записку, которую оставил мне дракон. Затем, я перечитал ещё в третий раз; и в четвёртый. И только тогда я разглядел фразу «трещина в стене», написанную мелким подчерком, вверх ногами, в углу другой стороны листа. Я оглядел комнату: действительно – в углу одной стены была маленькая норка. Я подошел к ней и внимательно присмотрелся: внутри был какая-то записка. Я вытащил её и прочитал маленький текст, оставленный драконом:
«Это часть повести-трактата о магии цветах. Как мне известно, это третья её часть. О двух предыдущих я знаю лишь то, что первую часть прочитал офицер королевской армии давно погибшего королевства, а вторую часть – самый старый человек на Земле, двадцать раз обошедший Земной шар. Окончание трактата, как мне кажется, утеряно на веки. Это то – что мне удалось сохранить и передать тебе. Эта часть повествует о могуществе жёлтого цвета.
З.Д.»
Дальше был текст, выведенный на тончайшей бумаге тончайшим пером. Я сложил листок и отправился с ним к себе домой. Там – я взял лупу и принялся расшифровывать каракули, оставленные чьей-то древней рукой. Я до сих пор не знаю: правда было в том тексте или вымысел?! Спустя много лет – я помню его, будто он и сейчас у меня перед глазами. Вот он:
«…Когда она вернулась, я всё так же бродил по бесконечным лабиринтам своего одиночества. Я удивился перемене в её взгляде – она смотрела на меня со страхом и отвращением. Мне было больно видеть эти чувства в зеркалах её души. Но сделав вид, что ничего этого не замечаю, я задал ей вопрос: «Что ты узнала от крестьян?». Она ответила: «Я поняла, что от них помощи не дождёшься. Одни боялись меня, когда узнали, что я пришла с далёких и неведомых им берегов. Были и те, кто хотел моей смерти и подговаривал других расправиться со мной. Они окружили меня. Я испугалась и сказала, что человек, живущий во дворце у самого берега моря отомстит за меня, если хоть кто-нибудь из них посмеет меня тронуть. Ты ошибся, когда говорил, что они тебя не замечают. Нет ничего в подлунном мире, чего они боялись бы больше, чем чудовища во дворце у скал. Они накормили меня. А один старик, одет на турецкий манер, рассказал мне о тебе и запретил возвращаться. Но я нарушила его слово и больше – никогда не смогу вернуться в деревню». Я удивился: «Зачем же ты лишилась покровительства крестьян ради меня? Чем же я смогу тебе помочь?». Она объяснила: «Старик долго рассказывал всякие небылицы, которыми лишь детей пугать на ночь о твоём прошлом. Не смотря на то, что только одно из десяти его слов было правдой, я вспомнила древнюю греческую легенду об Атлантиде. И тогда я догадалась, что ты такое». Она говорила с гневом, но не продолжала: «Ты точно ничего не помнишь?». Я подтвердил: «Это и есть одна из моих вечных пыток – забвение. Словами описать не могу, как буду тебе благодарен, если скажешь: что я такое и чем я был?». И тогда, она рассказала мне легенду о человеке жёлтого цвета: «Четыре тысячи лет назад, жители острова Атлантида завоёвывали весь мир. Город за городом падал перед их могуществом. На всей Земле не осталось и пяди, которую не топтали сандалии атлантов, и на которой не пролилась бы кровь солдат. Только один город продолжал подчиняться своему царю – а не господину атлантов. И был это – великий город Хараппа. Царь Атлантов послал лучших убийц свергнуть царя священного города, но тот отправил ему гонцов с головами убийц. Войны избежать было уже невозможно. Царь Атлантов собрал всё своё грозное войско. Жители Хараппы призвали к помощи союзников из разных частей света, недовольных гегемонией Атлантиды – и получили ответ. Со всего мира, лучшие мужи и сильнейшие войны собирались в Хараппе. Они говорили на разных языках, поклонялись разным богам, носили разные одежды и имели разный цвет кожи – но их объединяла ненависть к узурпаторам. Войско атлантов вёл полководец, бросивший под ноги своему царю весь мир и владевший тайным магическим искусством, перед которым содрогались даже боги. Полководца звали Я. и вызывал он страх и ненависть даже у жителей Поднебесной. Когда армия атлантов подошла к стенам великого города людей, с небес спустились сто сторуких богов, в каждой своей руке державших по смертоносному оружию; а из Ада вышло бесчисленное воинство демонов, желавших уничтожить Я. – а потому, выступивших защитниками города. Из лесов вышли звери, чтобы вместе со своими старшими братьями сразиться с истинными врагами всего живого. От взмахов миллионов мечей содрогнулась земля. Атланты сорок раз штурмовали город и сорок раз воинству богов, людей, зверей и чудовищ удавалось выстоять. И тогда, Я. приказал атлантам пойти в последнюю атаку и взять город, или умереть у его стен – в противном случае, он – Я. – будет убивать непокорных тысячу раз в год до гибели солнца. Сила атлантов возросла в десять раз, ибо безгранично могущество тех, кто осознал, что у них нет иного выхода. Но и в этот раз, ценой многих достойных жизней, защитники города отбивали атаку за атакой. Тогда, бессмертный Я. применил самое грозное из всех оружий, которое когда-либо видел свет. Ему была известна тайна самого могущественного из цветов – жёлтого – цвета Солнца. Но только истинный безумец отважится применить его. Призвав на помощь силу своего великого острова и силу бессмертного рода, Я. обрушил на своё и на вражеское войско всё безумие Атлантиды. И свет от его удара – был ярче тысячи солнц. Вся цивилизация была стёрта с лица земли; вымерли многие виды животных. Боги и демоны была разорваны на частицы и разбросаны в отдалённые уголки безграничной Вселенной – та же участь постигла и верных родине атлантов. Убийство своих же солдат, а так же целой людской цивилизации – ещё можно было стерпеть. Но убийство богов – было непростительно. На другом конце Земли, славный город Афины поднял восстание и освободил все города, подчинённые атлантам. Империя пришла в упадок – сама Атлантида оказалась под угрозой вторжения. Последней надеждой острова – был бессмертный Я. – но грех его не могла снести земля. Могущественнейшие из богов объединились против него и победили его. Они заставили его смотреть на гибель цивилизации атлантов, погибшей в самом своём расцвете. Затем, они лишили его памяти и заточили его в темницу вне времени, где до конца веков он будет страдать от одиночества и горя, объяснения которому не сможет найти никогда…».
На этом месте – рукопись обрывалась.
Я сделал из этого плотно исписанного листа бумажный самолётик и запустил его в окно. Если он не желает меня видеть – то имеет на это полное право. С какой это стати он должен делать что-либо, если сам этого не хочет?! Не должен. И всё равно…
Я дошел до границы в полном одиночестве – только шум машин и ветер были моими спутниками. С рюкзаком наперевес – я отправился в степь. Я не мог больше выносить всё это. Просто не мог. Я не хотел быть с другими – а быть с драконом у меня не получилось. Поэтому, я ушел – просто так, не предупредив никого – даже себя. Ничего никому не объясняя – я и не должен этого делать.
Дойду ли я до той стороны поля или вечно буду скитаться по нему, не имея ни единого шанса выбраться?
Целую вечность плюс один час я шел по морю травы. Но я верил, что когда-нибудь, я смогу добраться до берега. Я ночевал в спальном мешке под звёздами. Не повезло – дождей так и не было. Я ел сушенное мясо и фрукты, запивая их чаем. Я шел каждый день, почти не делая привалов, доводя себя до истощения, а затем – лишь ускорял свой шаг. И не смотря на это – я никогда не спешил. Я стремился усталостью прогнать навязчивые мысли из своей головы. И вот, я смог дойти до окружной дороги города. Он был не такой большой как мой, но всё равно – довольно внушительных размеров. Так и закончилось моё долгое и короткое путешествие по степи, отменившее мой собственный миф о том, что она – бескрайня. Я дошел до своего берега – здесь я и сойду. Может быть, смогу забыть себя. Я стану другим: более лёгких и более прочных.
Так прошло ещё четыре года. Не скажу, что я был счастлив. Как ни крути – а человек и в раю найдёт, на что подать жалобу. Я жил в общежитии рядом с самими низкими из каст. Больше всего досаждало то, что не смотря на всё моё отвращение к людям с узким кругозором, которые не способны самостоятельно изменить картину своего мира и думающих только о бутылке – в скором времени, я осознал, что совсем неплохо чувствуя себя в их компании. Я стал заметно больше пить и курить; я совсем перестал брезговать междометиями. Единственным, что спасало меня от культурного дна, была моя работа на полставки, но на полный рабочий день в еспрессо-баре с ультрасовременным декором. Можно было полдня умиляться зелёной траве, росшей из стальных горшочков. В промежутках от заказов на чашку другую, я доставал дешёвый блокнот и мелким подчерком хозяйской ручкой, экономя бумагу, писал рассказы – часто, по четыре штуки в день.
Я скрывался в своей крепости духа от всего самого низкого, что есть в этом мире и что начинаешь видеть, только оказавшись на дне. Литература – в практическом плане – вещь совершенно бессмысленная. Оно приносит больше пользы и наслаждения самому творцу, чем читателям. Однажды, я прочитал свой коротенький постмодернистский рассказ знакомому, сразу после чего, я был поднят на смех. Тот свой рассказ я сжёг, а с тем знакомым больше не общался никогда. Я уничтожал девять из десяти своих сочинений – и убийства я совершал самыми разными способами. Я писал только для себя – мне не нужны были читатели – у меня был свой собственный читатель. И каждый день – я укреплял стены своей духовной крепости.
Проблемы внешнего мира меня уже совсем не касались. Я жил только своей рутиной: кофе, перекуры, литература, одиночество в компании на дне бутылки. Я всем был недоволен – но в тайне про себя знал, что мне этого – более, чем достаточно. Я променял свою старую жизнь на это – и ни о чём не жалел. Я трижды перечитал роман Селина «Путешествие на край ночи» – и смеялся, и лил слёзы от бесконечных страданий бедного доктора, застывшего в своей безграничной жалобе и приговору миру. Я продолжал сжигать свою «плоть и кровь» с тройным упорством. Мне было достаточно жить так ещё долгие годы. Рано или поздно, меня бы вышвырнули из еспрессо-бара и я нашел бы себе работу бармена в каком-нибудь клубе; пережить десять соседей по комнате и сто по коридору. И всё своё время посвятить эгоизму и литературе – эгоистичному творчеству, только для себя – для самых сумасшедший моих обитателей. А позже – умереть – и сказать напоследок: «В жопу» имея ввиду все глубокие смыслы, заложенные в эту фразу.
Но жил я так четыре года. Потом, я снова встретил его. Так банально и совершенно случайно: золотой дракон, после долгих странствий, попал именно в этот город, именно на эту улицу и зашел именно в эту кофейню. Я оторвал перо от бумаги и поднял глаза, когда услышал, что зашел посетитель. И увидел его. Он совсем не изменился за эти четыре года – чего совсем нельзя было сказать обо мне.
Поначалу, он упорно отказывался меня узнавать – даже, когда я начал вспоминать ту ночь в его старой квартире. Но вскоре, что-то переменилось в его голосе удивлённого столь большим интересом бариста к своей персоне гостя; и он улыбнулся, а затем громко – на весь бар – рассмеялся.
– А ты немного изменился, – сказал он наконец.
Так естественно и так непринуждённо. В тот же день, меня уволили с единственного источника моих скромных доходов. А всё из-за того, что я, видите ли, избил «ни в чём не повинного клиента и испортил этим безукоризненную ранее репутацию еспрессо-бара». Я получил свой жалкий расчёт и больше никогда не возвращался на ту улицу.
А дракона я, всё-таки, хорошенько ударил: четыре раза – прямо в лицо. Я, вообще-то, ярый противник всякого насилия. Наверное, жизнь рядом с низкими сословиями действительно хорошо поработала со мной. Но эти тяжелые времена, хвала эволюции, подходили к концу. И начинается ещё более тяжкий период моего шествия от помойки к помойке – а потом – моей мучительной, голодной смерти.
Но я чувствовал себя прекрасно.
«Жизнь чудесна и удивительна!» – как говорил товарищ Маяковский накануне самоубийства.
Я дал в рыло «старой жизни». Чего мне тосковать и жалеть об этом?! У извращённой интеллигенции в обществе – всегда один конец – помойка. Только единицы доходят до Олимпа. Но всегда неизменно – ценой жизней всех остальных: неизвестных и забытых. Таких, как я.
Я шел по центральному проспекту города, возможно – в последний раз в чистой одежде. У меня не было никаких планов на будущее – как всегда, я позволил судьбе решить всё за меня. Вот всё моё имущество: «Так говорил Заратустра», исписанный неразборчивым подчерком блокнот рассказов и сказок, фотоаппарат и всякие тряпки. Я понятия не имел, что будет со мной дальше. Голод, нищета. Но сейчас, в данный момент искреннего безумия – ярко светило золотое солнце. Я улыбался. Я готов был уже смириться со всеми неудачами, к которым был приговорён заранее, когда жестокое колесо Фортуны только начинало свой оборот; как чья-то рука – коснулась моего плеча. Я обернулся: битое и гордое лицо золотого дракона смотрело на меня:
– Я знаю, ты всё ещё злишься. Но давай, ты пока поживёшь у меня; до тех пор, пока мы не отыщем тебе работу и крышу над головой. Я знаю – тебе ничего от меня не надо. Но позволь мне не дать тебе окончательно погубить себя.
Я должен был бы послать его к чёрту – я бы с удовольствием так и сделал. Но вместо этого, я улыбнулся, как последний дурак:
– На что мне злиться? Посмотри на своё лицо – можешь считать, что мы с тобой в расчёте. А твоё предложение – я с радостью приму.
Он улыбнулся ещё шире и ярче. Он совсем не изменился.
– Тогда, пошли.
Я вновь испытал жаме вю – когда мы очутились на окраинах, но уже другого города; когда мы снова зашли в почти пустую квартиру с жёлтыми стенами.
– Ты что, взял квартиру с собой? – спросил я.
– Нет. Так выходит: она сама следует за мной. Я всегда считал декор материальным отображением внутреннего состояния жильца.
Я ещё раз обвёл взглядом комнату-квартиру, хоть и смотреть здесь было не на что.
– Да уж, у тебя состояния души – константа Будды.
Он улыбнулся.
– Не совсем.
Он начал делать чай. Я, как и в прошлый раз, сел у окна. Когда чай был готов, золотой дракон поставил чайник между двумя маленькими пиалками и прижал зубами длинную курительную трубку.
– Знаешь, твоё поведение – совсем не вяжется с обще-людским, – заметил я.
Он пожал плечами.
– А что значит «обще-людским»?
– Это значит – вездесущий. Ну, знаешь, было у меня в школе ещё два брата по разуму. Всё было хорошо – мы общались о жизни и прочем, и длилось это несколько лет; и в это время – я совсем забыл о своём одиночестве. Но потом, что-то переменилось. Я стал замечать, что те, кто был мне жизненно необходим – просто безразличны ко мне. И знаешь, я слышал, что человек становится взрослым, когда впервые сталкивается со смертью; можно считать – это и была моя смерть. Затем, я только усиливал своё одиночество. Я стал понимать, что никто никому не нужен и никто в этом мире и пальцем не пошевелит ради нас – так себе истина – но это было отличная идея выживания. Я стал каким-то «совсем уж грустным», хоть и любил смеяться. Но после этого, я принял вещи такими, каким они есть – ничего ни от кого не требовал и жил в своём одиночестве много лет. И тут, я встречаю тебя. Мне привлекло в тебе то, что я понял, что ты можешь быть совсем не обще-людским.
– Люди – слишком разные. А ты – просто слишком много имел дел с художниками. Творческие люди – самые ненадёжные существа в изученной вселенной. Они могут быть хоть сто раз гениями – но это не делает их хорошими людьми.
– Но в итоге – я сам стал художником.
Дракон выпустил из пасти облако белого дыма.
– Так не будь, как они. Будь собой. Что я нового тебе сказал?! Если ты кого-то любишь – делай для него то, что считаешь нужным, даже если он сам бы никогда не сделал бы этого для тебя. Если ты не можешь – не надо. Если тебя не хотят и ты не хочешь – уходи – что тебя держит?! Если ждут – приходи. Это простые истины, известные человеческому разуму ещё тысячи лет назад – но ты, почему-то, вечно их забываешь и таким, как я, вечно приходится их тебе напоминать.
– Ты абсолютно прав, дружище, – я сделал глоток чаю и добавил на выдохе, – как и всегда.
Он затянулся трубкой и выдохнул ответ:
– Не всегда. Я тоже часто ошибаюсь – но точно не в вопросах элементарных правил социальной гигиены.
Оставшийся чай – мы допивали в тишине; и сердца наши были полны молчания. Каждый – в храме собственного одиночества из золотых и солнечных стен. Так длилось долгие часы, пока не настала глубокая ночь.
– Думаю, самое время ложиться спать, – сказал золотой дракон и лёг на бок.
Я выключил свет и меня охватило мрачное предчувствие. Я прошептал на ухо дракону, будто боялся, что нас могут услышать:
– Ты ведь бросишь меня утром – исчезнешь, оставив после себя только записку. Я чувствую это, дракон – я не могу удержать тебя.
Его глаза были закрыты. Он помотал головой, отрицая все мои слова и призывая меня ко сну. Я сказал ему:
– Дракон, я люблю тебя.
Он и глазом не шелохнул. Я закрыл глаза и упал в сон…
Проснулся я от лучей солнца, бивших мне прямо в глаза. Я лениво встал с твёрдого пола, мучаясь от болей в спине. Как я и предполагал, кроме пустоты, жёлтых стен и записки на полу – в квартире не было ничего – я опять почувствовал себя обворованным. Я поднял прощальную записку дракона и начал читать:
«Ты был прав; впрочем – ты редко оказываешься таковым. Но на этот раз – я не оставлю тебя ни с чем. Квартиру я выкупил у хозяйки, которая живёт этажом ниже – я уже поговорил с ней – она готова отдать тебе квартиру. С ней можешь делать, что хочешь – заполнить мебелью или оставить всё как есть; или спалить её – чего я не очень рекомендую. Ниже написан адрес – приди по нему и скажи секретарше Наташе: «Мне к шефу». Зайдя в кабинет, сурово и уверенно скажи (можешь даже немного порепетировать), что намерен здесь работать и приносить фирме пользу; что веришь в эту газету и не представляешь своей жизни без неё – ну и т.д.. Он будет возражать и, наверняка, кричать, угрожать и вызывать охрану. Но не бойся – никто не посмеет вывести тебя оттуда силой – они будут пробовать только угрозы. Начальник будет говорить, что ему не нужны сотрудники без образования и что газета на грани разорения из-за таких, как ты. Но, как мантру, повторяй ему: «Я хочу здесь работать». Я знаю старика не один год – если он видит решительную настойчивость – он уступает; он примет тебя на работу. Можешь не благодарить. Дальше, я справлюсь сам. И больше – мы никогда не встретимся – даже случайно. У нас с тобой – совсем разные дороги. Ты, хоть уже и не молодой, должен построить свою жизнь. Если для тебя это важно – то я тоже люблю тебя. Но я должен найти свой океан – и задохнуться в нём. А когда я смогу сделать это – я выполню свой жизненный долг, шанс исполнить который выпадает одному из сотни – изменить себя. И уже никто не сможет увидеть меня… У золотого дракона – свой путь – и это небо; у рыцаря – свой – и это земля.
З.Д.»
Я перечитал это послание, достал зажигалку и сделал с ним то же самое, что делал с лучшими своими стихами – сжёг. Ни один нерв на моём лице не дрогнул. Я был слишком утомлён эти умиранием. Я сделал себе кофе и яичницу из одного яйца – всё, что я нашёл в холодильнике.
Затем, я заглянул под матрас и обнаружил спрятанную там довольно приличную сумму денег. Я оделся – собирался купить что-нибудь более внушительное себе на завтрак. Перед тем, как выйти, я произнёс вслух для самого себя:
– Эх, мой дракон…
И долго о нём не вспоминал.
Работу я получил, как и говорил наш беглец. Это оказалось намного проще, чем он обещал и чем я думал. А шефу я понравился и не прошло много времени, как я обнаружил себя в кресле его заместителя – общие интересы всегда сближают людей. Ещё через полгода – его посреди бело дня сбила машина. Трагедия для тех, кто любил его – и выигрыш в лотерею для меня. Наверняка вы догадались, что долго хозяйское кресло не пустовало и скромный совет директоров не нашел более подходящего кандидата на него, чем я.
Под моим руководством, как бы странно это ни было, газета расцвела. За три первых года – я смог провести слитие с двумя сильнейшими нашими конкурентами в стране. Ещё спустя пять лет – мы были по престижу уже чем-то, вроде “THE TIMES”. Мы могли позволить себе печатать миллионные тиражи на пяти мировых языках.
Вместе с карьерой у меня наладилась и личная жизнь. Хоть я был уже не молод, ежедневные многочасовые практики йоги и цигуна – действительно творят чудеса – незнакомец мог подумать, что мне нет и сорока. С прогрессивным, богатым, красивым и образованным бизнесменом хотели иметь отношение представители всех классов, рас и полов. Я менял любовниц и любовников чаще, чем нижнее бельё. А сколько раз мне предлагали руку и сердце… Но я с улыбкой посылал их куда подальше – я научился уважать и ценить одиночество.
Когда мне перевалило за шестой десяток, я окончательно сошел с ума – как это и должно происходить с интересными людьми – и в любом возрасте не поздно. Я полностью передал управление газетой своему замдиректору, который, спустя двадцать лет службы – наконец, избавился от раздражительного «зам-». Себе я оставил лишь скромную семизначную сумму в зелёной валюте.
Я вернулся в родное поле, в которое вышел однажды и пересёк пешком. Я построил там небольшой домик. На периферии цивилизации – я не имел даже телефонного кабеля и много лет прожил так в одиночестве, только раз в неделю встречая молодого курьера, завозившего мне продукты и за дополнительную плату – напоминавшего мне, что я ещё жив и полон сил. Каждое новое десятилетие – ко мне приезжал новый курьер. Они привозили мне книги, которые я перечитывал, забывал – и перечитывал ещё раз. Так и проходили дни и годы.
Спустя тридцать лет после своего грандиозного побегав пустоту, я решил снова сбежать – надоела мне такая жизнь. Нормальному человеку – она уже через месяц насточертела бы. Но из-за врождённой лени – я решил не торопиться. Я чувствовал приближения смерти и понимал, что так и не прошел, и не переплыл, и не перелетел Земной шар – ни разу.
Я надеялся встретить свою смерть в пути, как и подобает истинному кочевнику духа.
Налюбовавшись закатом, я лёг спать, твёрдо уверенный в том, что проснусь завтра – и отправлюсь в своё последнее путешествие и встречу конец своей жизни – такой же, как и сама жизнь. В дороге – заснуть со спокойным, свободным сердцем.
Но судьба жестоко надо мною посмеялась. Я проснулся парализованным – не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. До ближайшего телефона – двадцать километров. Я оказался запертым в ловушку собственного тела – в этой проклятой лачуге. Всё, что мне оставалось, это смеяться над этой ситуацией и транслировать разумом все свои воспоминания о жизни, которую я прожил. Я мог бы ещё долго прожить – знаю я себя. А так – придётся умирать от жажды, мучаясь голодом. И как человек опытный – я примирился с судьбой и стал терпеливо дожидаться смерти. Но она всё не приходила.
Я мучился – и на второй день этого лежания, я понял, что обезвоживание моё, наконец-то, достигнет своего апофеоза через несколько часов; и я смогу увидеть, что скрывается под покровом смерти. Я мечтал о стакане воды – ставил его выше всех земных благ. Я мог думать только о воде. Лишь изредка мне удавалось отбить у агонии несколько минут, чтобы подумать о той столь долгой и столь короткой жизни, которая случилась со мной. Я чувствовал, что схожу с ума – и боролся, чтобы уйти из этого мира, хотя контролируя свой ум – больше, мне ничего уже не надо было.
Я слышу, как в дом кто-то входит – мне уже всё равно. Но этот «кто-то» напоил меня водой и прогнал смерть с порога – хоть и ненадолго. Меня стошнило водой, которую я выпил – почти такое же, как я её и принял. Это был миг необычайного блаженства – чувствовать, что ты можешь ещё хоть что-то. Я был готов продать душу, чтобы хоть как-то отблагодарить своего милосердного гостя. Мне удалось поднять глаза на него – это был золотой дракон, который сиял как великий Кармапа. Он нисколько не изменился за эти годы – он всё был таким же молодым.