Tasuta

Книга Извращений

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Ты возьмёшь Бо за его гордый палец и опустишь его вниз. Затем – ты вернёшься обратно в свою каюту полулюкс.

Там: ты увидишь свою любовь спящей. Ты ласково прошепчешь её на ухо:

– Ты – причина всех моих эндорфинов в крови. Без тебя – я не знал бы счастья.

Ты увидишь, как она улыбается тебе сквозь сон. Уголки твоих губ – тоже медленно направятся вверх. Всё было бы хорошо, если бы твой взгляд не упал на аварийный реактивный рюкзак в углу каюты. Мрачные мысли пронесутся у тебя в голове – но ты быстро прогонишь их.

Наконец-то, ты будешь счастлив.

Но как быстро пролетает счастье, доставшееся так легко.

В этот же миг: в комнату ворвутся несколько огромный мужчин в смокингах. От их грубых движений и угрожающих взглядов – твоя девушка резко проснётся и недоуменно начнёт глядеть по сторонам. Ты попытаешься защититься. Но противники застанут тебя врасплох, одним ловким движением сбив тебя с ног, повалив на пол, скрестив твои руки за спиной и прижав тебя тяжелым коленом.

– Так-так, – ехидно насмехаясь над твоим положением весело проговорит один из них, – вижу: голубки и подумать не могли, что их миленькое гнёздышко может стать лёгкой мишенью для коршунов.

Он засмеётся над своим остроумным сравнением.

– Что вам надо?! – зло прокричишь ты в пол, – знаете, кто я? Меня защищает сам Бернар…

– Именно поэтому – мы и здесь. Видишь ли, дорогуша, дни старого льва – приходят к концу. Это закон природы: сильный съедает слабого – старого сменяет молодой.

– Вы за это поплатитесь. Вы знаете, что весь город находится под Бернаром и…

– Хватит этих пустых разговоров, – грубо прервёт он тебя, – все джентльмены удачи согласились с тем, что Бернару – пору в декрет. Бернар – пришел к власти недостойно – как шакал. Как шакал и подохнет. Мы – гордые люди и не потерпим такого варварства.

Ты засмеёшься от иронии, но никто тебя не поддержит.

– Ладно… ладно… А зачем вам я?!

– Как будто вы не знаете, «импресарио», – легко засмеётся твой собеседник, уловив шутку, которую никто кроме него, не заметил, – хватит задавать глупых вопросов.

Но увидев твой недоумевающий взгляд, он раздражённо закричит:

– Где ключ???

– Какой ключ?!

– Который он прятал у тебя. Не претворяйся дураком – мы знаем, кто ты, художник. Зачем ему ещё было приходить к тебе каждое утро, ещё и заботясь, что бы об этом никто не узнал?! Где он?

– Я просто рисовал его портрет. У меня с собой несколько его зарисовок. Можете посмотреть – у меня нет никакого ключа…

– Это вы всё подстроили. Старый лев решил воспользоваться своим тайным оружием. Не тяните время – вам же хуже будет – как будто мы не знаем, зачем вы покидаете город.

– Я убегаю от своей сестры. Знаете, Жанна – лидер партии «Либертад»…

Страшный человек, с которым тебе придётся говорить, пронзительно засмеётся, заставляя затыкать уши всех находящихся в радиусе десяти метров. Он будто будет атаковать разумы врагов через самый уязвимый к ним путь. Так же резко замолчав и сменив выражение лица на серьёзное и решительное, он щелкнет пальцами и скажет:

– Не хотите по-хорошему?! Так будет вам по-плохому!

Дальнейшего развития событий – ты не станешь дожидаться.

Ловко вынырнув из-под расслабленных объятий громилы, ты так же элегантно проскользнёшь через прочих бугаев, не предвидевших такого поворота событий, а значит, заставленных врасплох.

Схватив реактивный ранец, ты пулей вылетишь из каюты, опустошив ум, терзаясь лишь двумя мыслями: «Как бы выжить?» и «Что делать дальше?» – ты пробежишь по коридору. Незваные гости – быстро будут догонять тебя, крича в спину неразборчивые проклятия на каком-то азиатском языке. По дороге – ты успеешь накинуть на плечи последнюю свою надежду на спасение. Ты подбежишь к краю обзорного мостика. Обернёшься назад – на стремительно догоняющих тебя демонов. Затем, ты перебросишь себя через ограждение.

Несколько секунд – ты будешь находиться в свободном полёте. Но стоит тебе только активировать ранец, как ты взлетишь в небо, держа под контролем немудрённую конструкцию, однако, с угрожающе ограниченным запасом горючего. Ты подлетишь к дирижаблю, стремительно отдаляющемуся от тебя; и ты увидишь людей в смокингах, достающих пистолеты и готовившихся к выстрелу. У одного из них – в руках будет твоя девушка. Она закричит:

– Спаси меня!!!

Они начнут стрелять в тебя.

При всём желании и врождённой смелости – ты не смог бы одолеть нескольких вооружённых громил – хорошо, что ты будешь понимать хоть это. С тяжелым сердцем – ты скроешься за облаками, а затем – медленно станешь двигаться к земле. Только когда почва под твоими ногами станет твёрдой – ты упадёшь на колени, откинув от себя ставший бесполезным ранец и закричишь вслух на самого себя:

– Что я наделал?!

В действительности – ты спасёшь себе жизнь (на долго ли?). Ты сам будешь прекрасно понимать, что не смог бы спасти свою любовь ни с помощью дюжины олимпийских богов, ни даже с помощью десяти тысяч индийских.

Всё кончится довольно трагично; всё произошедшее за этот день – покажется тебе столь невероятным, что ты не испытаешь по этому поводу никаких чувств. Ты поймаешь себя на том, что тебе – абсолютно всё равно, что твоя любовь находиться в руках у самых опасных людей города. В конечном итоге – ты всегда будешь чувствовать себя одним во всём мире.

Тело и ум твои – будут опустошены, как космос. Ты сможешь лишь пустыми, непонимающими глазами осматривать простиравшееся во все стороны поле вокруг тебя. Вся боль утраты – обрушиться на тебя гораздо позже, когда любые действия, даже угрызения совести – будут бесполезными. Но в тот момент – ты будешь идти вперёд, не особо задумываясь, что ищешь там и куда собираешься попасть; с пустыми глазами, с раненным сердцем.

Вечно убегать; вечно скрываться.

Внутри тебя – будет буря из слёз, пока снаружи – будет ясная погода. Как бы больно ни было – тебе придётся признать: ты – можешь только убегать.

А пока – ты будешь идти по этому полю, в растерянном одиночестве, в невиданной тоске; вперёд.

Всемирное Движение №5

Ты сделаешь первые шаги в неизведанный мир. И каждое новое движение – предаст тебе всё больше стойкости; если не телу, то решимости. В то же время, ты испытаешь трепет перед всем, что окружает тебя: перед травой, землёй, камнями и облаками. Подобные чувства настигали раньше пионеров новых земель, когда земля была стара и ещё не изведана.

Конечно, земля под твоими ногами – уже давно будет истоптана, занесена на карты и продаваться в ближайшем киоске по доллару за метр квадратный. Но ты – человек, который всю жизнь проживёт в своём замкнутом мирке; и для тебя – эти земли и чувства будут сравнимы с высадкой на другую планету.

Ты окажешься в маленьком городке. Ты увидишь совсем иных людей. Ты остановишься у какой-то добродушной четы с тремя детьми: двумя мальчиками и девочкой. Ты увидишь, как они живут и тебе сложно будет представить, что это происходит с тобой.

Во дворе из дома – ты увидишь, как мальчик коротает время, совершая самоубийство с помощью водяного пистолета, стреляя себя в рот. После того, как он покончит со всеми своими тревогами в этой жизни, мальчик запрыгнет на мотоцикл дяди и помчит навстречу ещё неизведанному; вода, как кровь, будет стекать по его губам, щекам, шее и подбородку. И ты даже не сможешь представить, что должен чувствовать по этому поводу: ничего, плакать от тоски по утрате волшебства или смеяться над дураком до слёз.

К тому времени – ты уже давно поймёшь, что этот мир – не создан для того, чтобы лучшие из людей чувствовали себя в нём счастливыми и правильными. Всё тебя будет мучать – всё бросать в дрожь и доводить до слёз.

Ты будешь становиться старше с каждой секундой; чем дальше ты зайдёшь – тем сильнее в тебе будет кричать твоя внутренняя трагедия. И от этого – действительно захочется и смеяться, и плакать; а лучше просто сесть и ждать дождя, время которого настанет уже через несколько минут.

И ведь магия – медленно будет проникать в твою жизнь – в твою и во все наши. Но она исчезнет, когда ты вспомнишь про свою любовь и поймёшь, что давно уже пускаешь слёзы вниз. Другие не заметят её, как и всё остальное, что будет происходить вокруг. И тебя – никто не заметит и не обратит своё вечно рассеянное внимание.

Но тебе – будет известна правда. И не важно, сколько сгорит звёзд, а душ будет сброшено в преисподнюю; сколько дел будет заброшенно на полпути, а детские грёзы – отправлены ко всем чертям в тартары – твоя жизнь на этом не кончится; и тебе полезно будет это запомнить. Пусть старый ты – упадёт с того дирижабля и разобьётся вдребезги. Но пусть на землю ступит новый ты – спасшийся от смерти, хоть и потерявший свою странную любовь, как это уже бывало раньше. Но уничтожишь все эти мгновения в слезах дождя забвения.

Ты давно уже будешь знать, что он что-то скрывает. Наконец, покинув его, ты сможешь увидеть это. Наконец, ты сможешь это выразить – пусть и не вслух. Скрывалось: за ним, за домами, за всемирным движением, превращающим город в глагол… Только тогда у тебя появится возможность понять то, что ты видишь. Ты перестанешь зависеть от всех этих извращений. И тебе откроется твоя собственная история. Ты пойдёшь путём осознания этого мира, который лежит за правдой и справедливостью.

Ты поймёшь всё сам.

И если и можно будет как-либо назвать его, то я бы сказал, что это: «любовь к жизни». В ней нет: ни зла, ни добра; ни правильности, ни ошибки – одновременно.

Но ты, конечно же, сможешь использовать какие угодно слова для выражения вечности – уж прости скромного литератора за его наивность и любовь к метафорам. И ты ведь – не очень будешь любить все эти смыслы, замкнутые в строчках, как в тюремных камерах, не так ли?

Действительно – зачем они, когда есть холст, кисти и краски, купленные на последние, что останутся у тебя в карманах. Зачем нужны слова и буквы, когда есть возможность ничего не говорить и всё показывать?! Не буду тебе мешать – я ведь стараюсь как можно меньше встревать в твою жизнь; ведь пресловутая «Игра в бисер» – у каждого своя, верно? И мы играем в неё прямо сейчас, хоть это и выглядит так, будто и ты, и я играем сами с собой, находясь по разные стороны занавеса; и мы будем играть до самого момента, пока не встретимся и не погибнем вместе.

 

Мне не захочется мешать тебе – ведь я вижу, как много у тебя работы. Поэтому, я просто предпочту испариться, как делал это уже не раз, стоило твоим глазам на краткий миг только уловить мой полёт. Ведь это – будет твоя жизнь – и я здесь совсем не при чём.

Ты посмотришь на холст. И ты, наконец-то, спустя столько месяцев, знаешь, что делать.

Как нарисовать портрет тайного лидера этого мира – человека, настолько высокого, что при желании он смог бы пролезть через собачью дверь?

Как нарисовать мир, который принадлежит ему, восстал против него и уничтожил? – города, затерянного в сонном чаде своих заводов и выхлопных газов машин, которые запечатлены в вечности в дневных снах его поэтов, музыкантов и художников.

Портрет Бернара – должен быть равен самому Бернару и его миру.

Да – ты поймёшь, что нужно делать. Хоть я и знал, как всё будет с самого начала – всегда интересно, какими путями ты придёшь сюда. Так преступай же – чего ты ждёшь?

Ты будешь работать весь вечер. Затем – всю ночь. А под утро – пустота примет свою окончательную форму. Портрет Бернара будет готов; и это – будет вторая по значительности твоя работа, которую ты нарисуешь за свою долгую жизнь. Критики сойдутся во мнениях, что в этом облике есть часть того, что есть в каждом из нас; а общий смысл работы стремится к бесконечности – каждый раз бросая взгляд на эту картину, которая появится в музее современного искусства имени тебя только через полвека – каждый находит часть самого себя. Именно это – и будет великий Бернар.

Ты будешь смотреть на свою работу; у тебя не будет сил отвести от неё глаз. Затем, ты услышишь, как кто-то робко стучится в твою дверь; а затем – ещё более нерешительно – в комнату зайдёт хозяин. Мужчина в клетчатой рубашке с пятнами, сгорбленной спиной, длинной бородой и грустным взглядов предложит тебе остаться здесь, если ты хочешь, так как ты покажешься ему честным, порядочным человеком.

– Можешь работать в моём магазине. Мы уже давно ищем нового сотрудника. Места у нас много и тебе будет комфортно жить здесь.

– Спасибо, – скажешь ты, смущённо улыбнувшись от искренней благодарности, – но я не могу. Меня ждут дела в столице.

Хозяин дома нахмурился.

– Я слышал, что дела там – совсем идут неладно. Многие уезжают оттуда. Вы – первый из тех, кого я видел, хотите попасть туда в такое время.

– А что там?

– Революция, говорят.

Ты вздохнёшь.

– Понятно. Но мне действительно нужно обратно в город. И если вам не сложно, как бы мне лучше добраться туда?

– Я отвезу тебя до окраины на своей машине. Но в город – я не поеду. Говорят: попав туда – оттуда больше не выедешь.

– Я готов. Если можно, прямо сейчас.

– Даже не позавтракаешь?! Леня напекла блинчиков.

– Я не голоден. Я поем на месте.

Хозяин бросит восхищённый взгляд на холст, стоящий на стуле в углу твоей комнаты. После – понимающе кивнёт и жестом позовёт за собой. Ты возьмёшь холст и выйдешь во двор, где заведённая машина распахнёт перед тобой двери.

По дороге – ты станешь рисовать по памяти рисовать портреты каждого их членов приютившего тебя семейства в своём скэтчбуке; чёрным чернилами, используя только прямые линии разных размеров и десятиградусные дуги.

Когда машина затормозит на одной из широких и пустых улицах окраин города, ты вырвешь пять рисунков их скэтчбука и вручишь их водителю в знак благодарности. Тот с радостью примет подарки. Тогда, ты оставишь ему и картину, рассудивши, что вряд ли Бернару теперь она нужна. Хозяин даст тебе немного денег, крепко пожмёт тебе руку, пожелает удачи и затем – исчезнет в пустоте дырявой дороги. Ты же – направишься в город.

Этого короткого путешествия – вполне хватит для того, чтобы ты соскучился за всем, что ты когда-либо знал. Короткий вояж – всё равно приключение. И ты вряд ли будешь делать то же, чем ты занимался, когда был прежним. Да и зачем? Хоть и чувство надорванности в твоей душе – ещё долго не будет покидать тебя.

Впереди – будет дорога. В её конце…

Разоблачение Шестое

Ты подумаешь, что чашка кофе в полночь на кухне «хостела» или современной коммуналки – не такая уж плохая идея. Затем, ты поймёшь, что это – отличная идея, не смотря ни на что – прочь утомительный сон. Ты сделаешь глоток крепкого, чёрного напитка, в который раз перечитывая надпись на стене с потрескавшейся зелёной штукатуркой: «Всё, что было до меня – забудь жизнь – это море – ща поныряем». Надпись настолько же маленькая, насколько загадочная. Ты подумаешь, нужна ли после «забудь» запятая? Наверное, нет.

Вокруг тебя натюрморт: девушка, то ли сомнамбула, то ли полуночник, в одних трусах и безразмерной майке станет закидываться снотворным, запивая его остывшим чаем; она попытается завести разговор с тобой, но ты вовремя поймёшь, что для неё – ты уже снишься, а потому – направишь её обратно в кровать просыпаться обратно в сон.

Ты же в ту ночь – спать будешь совсем мало; впервые сомкнув глаза далеко за полночь – проснёшься на рассвете. Ты усядешься на краю кровати и повернёшь голову в сторону балкона, где будет стоять парень с гладкой причёской, в чёрной футболке и зелёных шортах. Он будет смотреть на рассвет сквозь свои оранжевые очки. «Мне нравится смотреть на небо в них». Конечно, в реальности – оно будет не таким уж и красочным, не настолько уж и завораживающим. Но реальность – это всё, что у тебя останется. Все эти вещи – действия из быта – будут составлять её и угрожать ей тем, что ничего кроме девушки со снотворным в полночь, и парня в очках на рассвете – не будет.

Город опустеет. Люди будут покидать его семьями. Все выходы из города будут забиты машинами, автобусами и пешими беженцами. Но всё, на самом деле – будет не так уж и плохо. Те, кто останутся здесь – мечтатели, романтики, храбрецы и безумцы – не сильно будут отличаться друг от друга.

Затем, ты захочешь совершить открытие. Путь и не научное, но магическое.

Ты выйдешь из «хостела» с единственной целью – наблюдать – как будто иных целей в этой жизни у тебя не останется. Ты скажешь себе, что не вернёшься обратно, пока не поймёшь самого главного и самого очевидного, проскользнувшее у тебя сквозь пальцы; но поймав которое думаешь: «Как это можно было не понимать раньше?!».

Ты окажешься на старом вокзале, где давно уже не будут останавливаться поезда с пассажирами, а стоять будут только углевые составы, прибывшие с севера. В ржавых, старых грузовых вагонах – ты увидишь целый мир, случайно возникший и застывший на застарелой металлической поверхности этих впадин с углём. «Три птицы возвращаются домой в лучах гибнущего солнца»; «огромный маятник мечтает о Фуко в объятиях лунной пустоты»; «голубка поёт песню самоубийце и тот решает всё же…». Все эти абстрактные истории возникнут случайно; и смысла в них будет столько же, сколько воображения и смотрящего, так как кому ржавчина да коррозия; а для кого – необъятные и волшебные миры. Это картины, где холст – мир; краски – мы; а кисти – время.

Все эти образы и смыслы – возникнут у тебя в голове; они выйдут из твоего сознания в процессе самых невероятных размышлениях. Хотя, известно, что ничего не приходит и не возникает в мозгах у людей просто так – ничего само там родиться не может – только новые комбинации из уже виденного.

Возможно, в тот миг – ты станешь сумасшедшим; вполне вероятно, что ты – уже давно таковым был, если зашел уже так далеко в путешествии по страницам своей книги.

Но более вероятно, что ты – всего лишь смотрящий. Ведь другие увидят в разнообразии миров – лишь уродство ржавчины; а ты же – сможешь заглянуть куда дальше. И всё это – люди увидят на твоих превосходных полотнах, заменивших тебе реальность. Люди будут восторгаться ими. Но искусствоведы поймёт: все эти множественные работы – были лишь ступеньками, которые ты преодолевал на пути к своему главному шедевру, потрясшему весь мир. И с каждым днём – ты будешь становиться всё ближе к нему.

Бархатное пёрышко падает на рельсы, где на него уже движет многотонный состав, с разъярённым лицом локомотива. Поезд заглотнёт его своей тяжестью и скоростью. Но лёгкость пера одолеет тяжесть. Оно вылетит из-под вагонов и ветром устремится к небу, невредимым.

Ты будешь наблюдать это куртину. Затем, развернёшься и зашагаешь прочь.

Ты поймёшь, что всё, что тебе нужно – это глоток «Вечной Жизни».

Коктейль «Вечная Жизнь» будут подавать в баре «Камю`изм» на проспекте Гроссесштрассе, 46. В нём: всегда играет громкая музыка, изрядно поднадоевшая старику, живущему этажом выше. Когда ты зайдёшь в бар, он как раз будет заниматься медитацией, пытаясь вспомнить название таинственного предмета, неизвестно как оказавшегося у него в туалете. В голове у старого вдовца, на десять лет пережившего своего внука будет идти ненавязчивая бегущая строка мыслей: «Нечто среднее между молотом Тора и копьём Валькирии – что же это?». В следующий же миг – он широко раскроет глаза и закричит громче музыкантов этажом ниже, окончательно подорвав нервы посетителям, за что хозяин бара попросит своего соседа сверху не шуметь после полуночи:

– Валькирия! Тор! Это же – вантуз – да! О, да! Тор! Валькирия! И вантуз.

В том же баре будет сидеть утомлённый веком учитель истории, с которым ты однажды познакомишься на собрании философского клуба, куда приведёт тебя один раз Вооружённый Философ и куда ты продолжишь ходить по причине бесплатного чая с печеньями, а вовсе не из-за компании сумасшедших, которых – и в остальной твоей жизни будет хватать.

Школьный учитель в соответствующем ему пиджаке – методично, со знанием дела, будет попивать через трубочку молочный коктейль. Напротив него – будет сидеть его непутёвый брат близнец в типичном виде байкера а-ля стереотип, не снимающий тёмные очки даже в подвальных помещениях. В левой руке он будет сжимать горлышко початой бутылки с виски, представляя, наверное, что это курица, которой был намерен свернуть шею; в правой – стимер. Имея идентичные лица (даже идентичную щетину) они будут походить на доброго и злого жителя параллельного мира, случайно встретившие друг друга в этом баре, на названном проспекте, где будут подавать «Вечную Жизнь» и где ты будешь её пить и наблюдать за миром.

Они о чём-то усердно будут перешёптываться между собой. Лишь бы не молчать – быстро догадаешься ты. Сквозь волны японского шугейза, наполнявшего для этих мест пустоту – до тебя будут доноситься неоновым свечением отрывки из странного диалога однояйцовых братьев с полярными судьбами, извращённых обстоятельствами:

–…возможно, большой ошибкой было поворачивать в ту сторону, – задумчиво станет объяснять байкер, – так или иначе – я ни о чём не жалею. Это, попросту – бессмысленно. А если меня и замучает совесть – то я всегда имею при себе вот это, – он театральным жестом продемонстрирует брату стакан с виски, после чего, до дна опустошит его.

После этого героического глотка, победивший в неравном бою свою совесть – станет смотреть на мир вокруг себя так, будто познает истинную его сущность.

– А как там твои ученики? – поинтересуется он.

– Всё плохо, – ответит учитель и поправит свисающие с носа очки, – кофеин, в последнее время – стал одним из крупнейших кулинарных мейнстримов; особенно – среди молодёжи. При этом, со всеми вытекающими последствиями. Смокинг брейки – с которыми я только-только научился бороться – самая меньшая из зол.

– Молодёжь совсем сбилась с пути.

– Так теперь ещё – эти кофе брейки; против них – нет никакой управы. Вот как им противостоять?

– Не знаю; не запрещать же, в самом деле, кофе?

– А стоило бы. Народ становится всё более нервным и меланхоличным. Не зря всю эту ересь в средние века называли «чёрной желчью».

– Ну да. Мои пацаны – дети гаражей – и те нормальнее будут.

– А надписи на стенах! Помнишь граффити с письками, закорючками и каракулями?!

– Ну?

– Так они вымерли! Вместо них, каждый день, как я иду в школу, я читаю красным выведенные строчки: «Кто мы?», «Откуда мы?», «Куда мы идём?», «Кто ты?», «Кто я?». Ты даже не представляешь, как это выводит меня из себя – я на грани нервного срыва.

– Жуть – это современное хулиганьё.

– Я не понимаю: что с этими детьми не так? Они разговаривают со взрослыми, которые лет на двадцать старше них.

– А это не их родители.

– Представь себе – нет. Просто друзья, которые старше тебя в два, в три раза! Они сидят с ними, пьют свой кофе; и ведь девочки – тоже. Они понимают, чем это грозит им?! Я никак не могу понять.

 

– Это только в этом городе, – покачает головой байкер, – в соседних городах подростки продолжают курить, говорить только со сверстниками и разрисовывать письками все, что видят вокруг.

– Я думаю уже о том, чтобы переехать.

– Сейчас многие так делают.

– И я их понимаю. Вот только не знаю – куда?

– Когда я впервые сбегал из дома – я тоже не знал, куда податься. А потом – как-то само собой всё наладилось. И посмотри на меня теперь, – он широко разведёт руками, чтобы брат мог лучше его разглядеть, – всё лучше, чем продолжать учить этих недоносков, которые направо-налево цитируют Маяковского, парят вейпами, крутят стимеры и пишут на стенах свои ужасные стишки.

Ты давно уже заметишь, как кислотные рисунки, оккупировавшие городские окраины – станут бурной струёй просачиваться в центральные районы. Даже полицейские башни, с их устрашающей архитектурной тавтологией, подверглись непреодолимому арт-обстрелу.

Несмотря на это, ты заметишь вокруг себя атмосферу гнетущего разрыва между центром и окраинами. Их последние сходства превратятся в основные их различая. И там, и здесь – будет царить абсолютная анархия. Полицейские башни, растущие в каждом квартале – окончательно потеряют последние крохи своего влияния и значения. Город, несмотря на всю свою гордыню, станет одиноким и избитым; страдающим от многочисленных неврозов со смещённым центром тяжести.

Его постоянно будут мучать кошмары.

Ты допьёшь свою «Вечную Жизнь» и посмотришь на дно стакана. В нём – будут две тоненькие трубочки. Ты поймёшь, что насладиться вечностью можно только тогда, когда есть с кем её разделить. А сидеть одному за барной стойкой со стаканом в руках – в этом будет гордость – но не будет никакого смысла и человеческого счастья.

Ты выйдешь из бара. По пути – пройдёшь сквозь призраки дворов. Окружённый внутренними лицами жилых домов, космос заброшенных детских площадок откроет перед тобой свои двери. Ты забредёшь в совершенно незнакомый тебе район; и остановишься под навесом одного из киосков, чтобы выпить кофе, послушать музыку и оглядеться вокруг. Ты услышишь разговор двух незнакомцев, стоящих за стойкой кофейного киоска; пьющих еспрессо и дымящих сигареты.

–…так же возможно, что всё это, – он многозначительно взмахнёт рукой, указав на все предметы вокруг, – лишь проекция реальности…

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Если ты посмотришь в зеркало – ты не увидишь себя. Ты лишь краем глаза сможешь заметить, как ты выглядишь – всего лишь проекцию твоей внешности. Но это – будешь не ты. Это – пустая оболочка. И всё, что ты можешь увидеть вокруг – та же «натура морта» – антураж, за которым природа прячет свой позор.

– Почему позор?! – возмутиться его собеседник, – мы – живём в лучшем городе на Земле. Нигде, повторяю, нигде ты больше не встретишь такого удивительного места. Здесь – нам платят в три раза больше, чем, – он неопределённо махнёт рукой в сторону, – сам знаешь, где. Разве можно, в таких замечательных условиях, быт чем-то недовольным?!

Он постучит пальцем по сигарете, стряхивая пепел; сделает ещё один глоток остывшего кофе и бросит окурок на землю.

– Зарплаты здесь – отличные. Вот только – заметь, в любом деле есть это вредное «вот только» – вот только ни на что путное эти деньги потратить нельзя. Казалось бы – дают много. Но ведь за продукты берут ещё больше.

– Это да, – печально кивнёт пару раз его собеседник, отводя глаза в сторону.

– Последние деньги уходят на то, что бы забыть, что денег нет – так было всегда; так есть и теперь. И всё равно: в нашей с тобой метафизике – есть что-то проникновенное, что-то настоящее…

– Хрень всё это, – сделает вывод его собеседник, отправляя скомканный бумажный стакан в мусорный бак, – признай.

Тот снова грустно вздохнёт.

– Да.

– Ещё кофе?

Он посмотрит по сторонам: бетон, асфальт, горизонт, с медленно подающим в чёрную пустоту синим небом. Он ответит:

– Да.

И больше – ничего не станет говорить. Его спутник улыбнётся и скажет своему метафизическому другу:

– Это то, о чём мы мечтали. Но не то, к чему мы стремились…

На этой ноте – ты покинешь их и снова собьёшься с пути. Ни с одним из них тебе больше не суждено будет встретиться. Вокруг: всё будет пропитанно теплотой летних ночей, со всей их мягкостью. Дома будут полны спокойствия; небеса затянет вечерней дымкой. Тебе захочется передать всё это словами. Но затем, ты вспомнишь, что ты – не поэт. Тебе переполнит дух. А значит – останется только показать.

Совсем недавно до того – ты решишь покончить со всеми наркотиками, до этого, составляющими обыденную картину твоей жизни. Ни кокаин, ни снафф, ни даже кофеин в больших дозах – больше никогда не попадут тебе в кровь. Ты почувствуешь депрессию. Ту самую, от которой многие сходят с ума и начинают мечтать о виселице. Но ты будешь лечить подобное подобным. И полное отсутствие эндорфинов в сочетании с мрачностью небес – ты перемешаешь со всеми тревогами этого мира. Ты переживёшь депрессию. Но это будет – очень нелегко.

Проходя по давно знакомому тебе кварталу ночью, ты заметишь, что из сотен окон дома – только в одном будет гореть свет. Ты услышишь, как пьяные подростки во всю глотку поют популярные песни, перебивая самих себя матами и пиная ногами пустые бутылки. Но вскоре – их голоса смолкнут. Последний свет в доме погаснет. Ночную тишину будут разрывать лишь надоедливые и шумные моторы редко проезжающих мимо машин. Свет неоновых рекламных вывесок в ночной темноте будет перекликаться с лунным светом, выглядывающим из-за облаков и падающим на смутные силуэты деревьев, кустов, домов, длинных дорог…

Придя домой, ты ещё сможешь созерцать ночных странников, которые смогли найти себе место в этом мире только под луной. Ты – совсем не главный герой этой истории. По крайне мере, в тот миг – ты нисколько не почувствуешь этого.

Старик, который вместо слов сможет издавать лишь какое-то рявканье – да и то у него получится совсем плохо. Его будут и не любить, и не призирать. Он просто будет. Здесь. Всё его лицо займут морщины: странные овраги и курганы непривлекательной даже для мух плоти, больше походившую на ходячую объёмную карту Тибета, чем на избитое временем людское тело. Он всегда будет держаться стойко – даже когда станет валиться с ног. Не останется в этом городе бродяги, который не видел бы его пьяным до смерти; но никто и никогда не увидит его потерявшим достоинство, даже в самые трудные из времён.

Он появится на миг перед твоими глазами. А затем, так же неожиданно и бесследно, исчезнет.

Его место займёт толстяк-полуночник, только что познавший истину; ты поймёшь это по его глазам, излучающим свет мудрости и спокойствия в темноте. Ни один вопрос – не тревожил его. А это – почти, что познать истину. Ты отвернёшься от него; а он – продолжит смотреть в пустое тёмное небо, сколько позволит ему подбородок.

Чёрная фигура с револьвером в руках застынет в проходных вратах, затаившись, дожидаясь чего-то. Может быть, он придёт и по твою душу? Если это так, то волноваться – не уже никакого смысла.

Фигура исчезнет так же быстро, как и появится. Появится другая, которая попытается скрыться от неминуемой смерти. Оставаться не месте – будешь только ты, смотритель. И призрак вновь вынырнет из тени, выпрямив руку. Он будет стрелять разумом и убивать сердцем – а не жалким пистолетом.

Выстрела так и не последует. Очевидным останется лишь то, что история, начала которой ты не узнаешь никогда – только что кончится на твоих глазах.

Есть несколько способов выстроить картину города в своём сознании. Он – будет состоять из извращений – аномий. Он не захочет и не сможет подчиниться правилам, смыслы которых для него – слишком абсурдны. Город состоит из ряда волн, которые ощутить можно впав в некоего рода транс; делать это можно и днём, и ночью – но в зависимости от времени суток – результат будет разным. И в особое время ночи, впавшие в этот транс – смогут прикоснуться в самым сокровенным и интимным уголкам кислотной культуры, в которую медленно, но верно – будет скатываться наша нация.