Многие извращенцы верят, что транс достигается культурой наркотиков; они ошибаются – есть и другой путь. Наркотики ведут к свету в конце тоннеля, который проходит каждый, кто жил когда-либо на земле. Многие не понимают извращенцев. Они сами не понимают себя. Но ты – будешь жалеть их – так как сам когда-то был одним из; и ты, как никто другой, будешь знать – иногда, свет в конце тоннеля – нужно чем-то поддерживать; иначе: пустота и мрак. И если у человека нет сил – держат этот свет нужно хоть чем-нибудь.
Ты снова почувствуешь невыносимую лёгкость всей скуки этого мира. И куда от неё деться?! Можно – только падать вниз, до дна, чтобы оттолкнуться от него и взлететь. Хоть это и будет трудно. Но слабость – слишком дорогая роскошь. Путь истинного извращенца лежит в великой силе преодолевать всякую потустороннюю волю, ходить без костылей, выдерживая вес собственного тела – только своими двумя.
Ты уйдёшь. В твоём окне погаснет свет. В то утро – тебе приснится твой город. Сон, который ты забудешь прежде, чем успеешь записать; но который подарит тебе бесценный краткий миг понимания. Ты испытаешь это чувство в следующий раз – только когда закончишь свой истинный шедевр, глубину которого никто не познает до конца и не сможет повторить ни один художник на Земле.
Но всему своё время. Пока: ты – слишком молод. И пока – у тебя будет ещё шанс свернуть в другую сторону. Но извращения – уже зовут тебя.
Надрыв Пятый
На разных этапах своего пути – те придётся иметь дело с разными людьми
Поль будет сидеть прямо напротив тебя, глядя в некую воображаемую точку у тебя за затылком; о сигарилле между указательным и средним пальцем – он, кажется, совсем забудет. Некоторые люди сочли бы повисшее между вами молчание – неловким; но ты никогда не понимал: что плохого в тишине?!
История о том, как вы встретитесь – совсем не из ряда вон; в какой-то миг, стоя на светофоре между первой и второй улицей, никуда особо не торопясь, ты случайно заметишь кондитерскую, о которой будешь хорошо наслышан из рекламного поста в соцсетях. Ты просто решишь зайти внутрь; в зале: посетителей не будет, а пекарь-кондитер-бариста – окажется твоим старым знакомым по имени Пьер.
Ему нравятся оригинальные идеи; больше всего в этом мире он ненавидит: приторные пирожные и коррупцию. И вся сфера его интересов кончается на сладостях и политике. Правда, ты запомнишь его болтуном; а сейчас – он молчит. Ты начнёшь беспокоиться и прокручивать у себя в голове массу идей для начала разговора. Но боже: как это трудно!
– Ты ведь не коренной житель, – начнёшь ты, сделав глоток кофе, – мы с тобой – давно знакомы; но я не знаю о тебе ничего.
Он улыбнётся.
– Ну, коренной-некоренной – это вопрос философский. Сам я – уже семнадцать лет как штруделя кручу здесь; а родители мои… А, впрочем, родина – она там, где за спиной и в сердце тепло.
Он предложит тебе свои новые конфеты, рецепт которых пришел к нему в позавчерашнем сне.
– Будешь первым дегустатором.
– Надеюсь – не первой жертвой.
– Это – кто знает; возьми.
– А что там внутри? – спросишь ты, подозрительно разглядывая, казалось бы, самый обычный шоколадный шарик.
– Сюрприз, – его заговорческие глазки как-то странно вспыхнут; он вдавит окурок в пепельницу так, будто вместе с ней стирает в прах всех своих конкурентов и коррупционеров, – пробуй, давай.
Одним махом – ты проглотишь её, стараясь не сильно распробовать вкус, прекрасно зная всю творческую извращённость этого сумасшедшего кондитера. Но то, что ты почувствуешь – будет вкусом взорвавшихся у тебя во рту тысячи атомных бомб.
– Ну – и как тебе?
– Даже не знаю, что и сказать, – ты вытрешь рот салфеткой и выпьешь два стакана воды, – это нечто… мощное, убийственное… что это?
– Хрен, – засмеётся он, – добрая порция самого настоящего хрена в шоколаде.
– И ты увидел это во сне?!
– Посмотри на таблицу Менделеева: у меня – далеко не самые параноидальные сны.
– Этим – водку нужно закусывать, а не с кофе в обед медленно покусывать.
– Про водку – это ты вовремя сказал.
Пьер зашел за барную стойку и вышел с бутылкой упомянутого напитка в руках.
– Всё равно – скоро закрываемся и к нам в такое время – точно никто не придёт.
– А если всё равно: кто-нибудь зайдёт за булочкой на ночь?
– С нами выпьет – в обиду не дадим.
Наполняя две рюмки до краёв, кондитер скажет:
– В этом мире – без водки нельзя. Ни то: сколько самого невыносимого мусора прямо на голову свалится. Особенно сейчас: когда вокруг – сплошная неразбериха и люди не знают – доживут ли они до завтра. А если и доживут – не пожалеют ли? Когда несколько дней назад Жанну выпустили из тюрьмы, – на этом месте он перейдёт на шепот, – в эту стерву – будто демон вселился. Её сторонники избивают несогласных с ними прямо на улицах – при людях, дескать, другим в назидание. Не знаю я, конечно же, что это за «Либертад» такой. В моём понимании, демократия должна быть такой: «Я – не согласен с вашим мнением; но я положу жизнь для того, чтобы вы могли его высказывать» – таким должен быть мир; в другом – я жить отказываюсь. Я так решил: сегодня же уволюсь и соберу вещи; а завтра – уеду из города – ну его к чёрту эту столичную жизнь. Все эти демонстрации, теракты и шумы – я долго думал: на какую конфету это похоже? Знаешь, изобретению хрена в шоколаде – я обязан именно нашей глупой революции.
– Да?!
– А каким ещё на вкус может быть наше время?! Ты можешь быть со мной не согласен – но моё мнение таково: я ненавижу революции и ненавижу систему – вот такой я трудный человек. Наша страна, наш город и время, в котором мы живём: всё это – сплошной хрен в шоколаде, который запивать нужно, исключительно, напитком не меньше сорока градусов. Взрыв во рту и кулаком в морду – вот такая вам конфетка.
Ты подумаешь: действительно – какой ещё может быть вкус у всего происходящего?!
– Развитие кондитерства, – продолжит он, – это – как и история искусства, литературы и музыки – это история развития общества. Во все времена: нам – нужно сладкое. И мы, кондитеры, знаем время постольку, поскольку знаем, что нужно людям в нём. Наша цель: дать людям увидеть своё время и дать им его почувствовать на кончике языка.
Таким – будет мир глазами гениального кондитера, который всю жизнь посвятит изготовлению сладостей; сам же больше предпочитая водку с сигариллами. Куда ни глянь – со всех сторон – извращения.
Вы ещё долго будете сидеть и говорить; как правило, в памяти остаётся не содержание разговора, а множество мелких деталей, скрашивающие эти незабываемые моменты – потому что из них твоя жизнь и будет состоять. Всё испортит Вооружённый Философ, бесцеремонно вошедшего и до ужаса напугавшего бедного кондитера.
– Извините, мы уже закрыты, – потупившимся голосом пробурчит он.
Вооружённый Философ сделает вид, будто не услышал этого и сядет радом с тобой. На какой-то момент вновь повиснет неловкое молчание. Кондитер, разучившись моргать, будет смотреть на огромного Вооружённого Философа; тот будет смотреть на тебя. А ты – будешь смотреть на кусок пирога на твоей тарелке, уменьшающийся по мере того, как ты отправлял вилку за вилкой его в рот. Наконец, Пьер просто нальёт гостю водки и попытается забыть о нём; ведь он – будет типичным Пьером и не сможет быстро привыкнуть к новым знакомствам.
Философ окинет взглядом стол и засмеётся.
– А слышал, что у тебя совсем нет денег – как же наш художник собрался расплачиваться за всё это?
– А я пока не знаю. Зато я знаю, что когда уйду отсюда – денег у меня будет более чем достаточно, чтобы купить всё это здание с потрохами и всеми его рабами, правда Пьер?
– Откуда мне знать.
– А ты Вооружённый Философ – что думаешь – я прав?
– Как ты это делаешь? Я думал, ты спросишь меня: как я нашел тебя и всякое такое. А ты: даже не удивился – а как будто всё это время ждал меня. Ты ясновидящий?
– Я – просто по опыту знаю, что стоит мне только засветиться в близости от одного из городских центров, как неприятности, все подряд, сами начнут находить меня. Говори уже, что хотел.
– Только не здесь.
– Почему?
– Слишком много лишних ушей.
Он подозрительно посмотрит на Пьера, у которого от изумления – брови взлетят до ушей. Ты же – громко рассмеёшься.
– Ладно, Пьер, рад был повидаться и спасибо за угощение; но ты видишь – мне действительно нужно бежать. Удачи тебе во всех твоих новых городах.
– И тебе – куда бы этот сумасшедший тебя не завёл.
Вы выйдете из кондитерской. Твой старый знакомый бомж поведёт тебя в неизвестном направлении. Дело будет ближе к ночи.
– Скажи, ты что-нибудь слышал про Даниэля Нюи?
– Нюи? Нюи-Нюи… Нет, но имя – ужасное.
– И не говори. Он писатель. Их сейчас много в городе – понаезжали из разных мест вести хронику упадка; но этот – особенный. Я только недавно познакомился с ним – странный и туповатый чуток, конечно, но и я – не подарок. У него есть главный труд – все жизни, как говорят – это трактат «Об искусственном пути», не слышал о таком?
– Нет. Я совсем мало читаю в последнее время.
– С ним связана одна история. Над трактатом он работал десять лет и объездил на завещанные ему деньги чуть ли не сто стран. Но закончил он его здесь – в какой-то деревне под городом. На следующий день после того, как он поставил точку в своей рукописи, но собрал все сорняки и сухую траву со своего огорода, и сложил их в металлическую бочку. Затем, он её поджёг и в пламя бросил работу последних десяти лет своей жизни; и просто пошел гулять по деревне. Но вечером, сосед, который помогал немного по дому несчастному писателю за символическое вознаграждение – заглянул в эту бочку и среди гор пепла увидел листы нетронутой бумаги. Некоторые фрагменты рукописи – чудесным образом уцелели. Сосед прочёл их там же – и ничего в них не понял, кроме одного – творцу отдавать их нельзя. И он забрал их себе и даже попытался издать.
– И как?
– Писатель вмешался. Оригинал уцелевших фрагментов забрал себе и выпустил ограниченным изданием в несколько экземпляров, которые оставил на книжном рынке, где они быстро разошлись по всему городу и никто не знает где они теперь.
– И что в этом такого?
– Просто интересно – что же в этих рукописях такого. Какое-то время – только о нём и говорили; о нём быстро забыли, но потом пошел слух: он вернулся сюда и выкупил у разорившегося предпринимателя какой-то склад где-то в недрах городского лабиринта. Все кто говорили со мной на эту тему – смеялись, дескать, что творит этот чумачечий?! Затем, на каждой стене, буквально за одну ночь появились надписи: «Приносите книги сюда «…» мы – сделаем библиотеку». Тогда даже я подумал, что он – немного не в себе. Это было три месяца назад. А два месяца назад – Даниэль собрал десятки тысяч книг, накупил для них шкафом и открыл-таки в том складе «Свободную Библиотеку». Люди могут приходить на этот склад и видеть лица таких же извращенцев, как они; брать книги, читать, возвращать и приносить их по желанию. Но для тех, кто решил устроить там сходку – входной билет – одна книга, поставленная на полку.
Он достанет из внутреннего кармана груду листов в старой бумажной обложке – такое раньше называли, вроде, покетбуком.
– Не буду рассказывать тебе об авторе этого шедевра; но поверь: этот роман – гениален. А для тебя я приготовил вот этот. Не художественная литература, но тоже сойдёт.
Он протянет тебе книгу; ты даже не посмотришь на обложку, а только скажешь, заворачивая в очередной тёмный угол, где пахло бензином, стиральным порошком и ещё чем-то мёртвым:
– Звучит, как чья-то наивная мечта.
– Да, однако, которая – ужа стала реальностью. Ты скажи мне три месяца назад, что среди развалин и гаражей вырастет мощнейший в столице культурный центр – я бы сам знаешь, что подумал. Но теперь: этот писатель из мусора строит храм.
– С чего бы это он стал уже писателем? Может, он просто общественный деятель. Что он такого написал, чтобы заслужить звание писателя? Писатели – трактаты не пишут.
Он достанет ещё одну книгу из-за пазухи:
– Посмотри на это.
Ты прочтёшь в темноте: «Конец Времён».
– Странное название.
– Почитай как-нибудь – тебе понравится.
– Уже интересно посмотреть на него.
Вы войдёте в неблагоприятную зону. Вокруг вас: горы токсичных пустырей и домов, непригодных для жизни. И здесь тоже жили люди – в каких-то паре километров от центра города. Всё вокруг – пахло тоской. Вооружённый Философ заметит:
– Именно здесь – рождается искусство.
Хотя – откуда ему будет знать?!
– Первое время, писателю помогал его старый знакомый – выпивали вместе, пока были молодыми.
– И что за знакомый?
Вы будете подыматься вверх по какой-то старой каменной лестнице.
– Ник. Полицейский. А ещё и виртуоз фортепиано и полиглот. А говорил с ним однажды – он владеет датским, мальтийским, сербским и даже молдавским.
– А последняя где вообще?
– Где-то под Украиной. Не знаю точно.
– А – значит в той стороне.
– Именно. Где-то там.
Философ засмеётся.
– Вот видишь: он знает язык страны, находящийся под задницей у неизвестности. Правда, кто-то пустил слух, что Ник сдал чуть ниже среднего тест на IQ. Многие верят, что он специально провалил тест; мне тоже так кажется.
Ты тихо покачаешь головой над наивностью Философа.
– Ну, знаешь, я считаю, что у этого твоего Ника – интеллект, действительно, ниже среднего. Но не будем забывать, что это – нисколько не уменьшает его талантов. Так же не забывай, что, по сути, эти «экзамены» созданы с целью доказать то, что умны те, у кого интеллект такой же, как и у составителей тестов. А ведь все люди – разные – и нельзя запихнуть всю их индивидуальность в рамки каких-то цифр сомнительного коэффициента.
Теперь – смеяться будет уже Вооружённый Философ.
О таких вот странных и отвлечённых вещах вы будете говорить в ту ночь, когда твой Философ приведёт тебя к какому-то складу, чтобы навсегда изменить твою жизнь. Единственную черту, которая отличала это здание от сотен таких же вокруг – ты никогда и не заметил бы, если бы Вооружённый Философ не ткнул твоё лицо прямо в неё:
Здесь – кончается ваш дикий мир
– Это – вместо вывески: «Библиотека», – объяснит Философ.
– Трудно догадаться с первого раза; мне – нравится.
– Пойдём уже.
Вы попадёте вовнутрь. Там: к стенам прижмутся огромные полки с книгами, а посередине, как на автовокзале, будет размещено некое подобие читального зала. Всё это больше было похоже на перемещение в другие миры – один эффект расширения пространства чего стоил – ведь снаружи это сооружение совсем не казалось таким же огромным, как и оперный зал.
Вас встретит странная личность – лет сорока, с первого взгляда. У него будут длинные, чёрные волосы и шляпа.
– Моё имя Даниэль, – представится личность, – я много слышал о вас – не могу поверить, что наконец-то смог увидеть самого загадочного художника в городе.
– Загадочного?!
– Если хоть половина легенд, что ходят о вас правда – то более чем; мы много говорили о вас с Вооружённым Философом.
Ты повернёшь голову в левую сторону – твой спутник пожмёт плечами.
– Да.
– Вам нравится моя библиотека?.. Ой, извините, конечно, присаживайтесь.
Вы займёте места с краю свободного ряда. Ты окажешься посередине: между двумя вооружёнными людьми, которым вряд ли можно доверять. И ты не раз ещё спросишь себя: как вообще сюда попал?! У тебя начнёт сосать под ложечкой.
Даниэль с Философом о чём-то возбуждённо будут спорить, когда к вам подойдёт четвёртое лицо и останется стоять над тобой, перекатываясь с ноги на ногу.
– Ник, – только и сказал он, – много слышал о вас. Очень приятно.
Пожав друг другу руки, Даниэль спросит:
– Философ уже рассказывал вам, зачем мы встретились?
– Нет. Я думал, что мы идём на какую-то вечеринку.
– В каком-то смысле – так оно и есть.
Вооружённый Философ несколько раз искусственно прокашляется.
– Дело в том, – начнёт он, – что твоя сестра – недавно оккупировала городскую мэрию. Это было той искрой, которая окончательно свела весь народ с ума. Демонстранты уже начали строить вокруг центральных районов баррикады – ты был уже там.
– Не успел.
– Центр города, наверное – теперь самое опасное место на Земле. Более-менее спокойно только в этих районах – на окраинах – поэтому мы и собрались здесь. Понимаешь: я не знаю, что эти сумасшедшие такого съели, но они повсюду развесили свои флаги и кричат во все стороны, что началась революция. И на это невозможно больше обращать внимания – даже я не могу. Те полицейские, которые не заявили об отставке, когда увидели, чем всё это кончилось – перешли на их сторону, якобы, защищать народ, а не лжевластей; и попробуй им объяснить, что никакой власти и в помине нет – есть только бунт в чистом виде. А это – всегда катастрофа.
– А что с Бернаром? Мафия тоже взбунтовалась против правительства?
– Бернар – если не умер – засел на дно и сидит там ниже травы, тише воды; и я его – прекрасно понимаю. Наш бандитский мир – тоже переживает трудные времена. Гражданская война началась в “Fort Liberte”; скорее всего, та империя, которую строила наша семья на протяжении стольких лет – развалится, а останутся только мародёры – самые гнусный и подлый сброд. Меня – все вокруг знают; я тоже пользовался уважением Бернара, как и ты – мы с ним тоже много говорили о тебе. Я собрал вокруг себя банду хороших ребят, которым не нравится вся эта игра в революцию. И когда всё это закончится – мне нужно будет восстановить разрушенную империю свободных людей, если угодно.
– Преступников, – поправит Ник.
– А с этим, – он укажет пальцем на Ника, – я связался только потому, что у нас с ним – общие враги и общие цели. Ник у нас – что-то вроде честно полицая, который хочет восстановить порядок. Да, шериф Ник?
– В других условиях, – он улыбнулся, – я бы всех вас под суд пустил. Но Вооружённый Бомж прав – город изолирован от мира и только мы – можем восстановить правосудие.
– А военные? Где они.
– В городе – чрезвычайное положение. Как военные могут войти сюда – на танках?! А если армия взбунтуется?! Гражданская война? Годы разрухи, нищеты и упадка? Всё лучше – но только не это. Военные – не должны войти в город; я уже говорил об этом с представителями власти, которые остались в городе. Мы должные успокоить людей и посадить террористов. Те же цели у Вооружённого; поэтому, мы заключили с ним небольшой договор.
Ник и Вооружённый Философ кивнут друг другу.
– Почему ты привёл меня к полицейскому? – спросишь ты.
– Полковник – не столько полицай, сколько артист, – попытается объяснить Философ, – слышал бы ты, как он играет на фортепиано.
– А вы зачем здесь? – спросишь ты у Даниэля.
– Я? Я – всего лишь наблюдатель. Скорее всего, из этого – выйдет отличная книга, вам не кажется? Писатели, обычно, редко вмешиваются во всеобщую истерику. Я знаком со многими людьми с той стороны – они не знаю, чем я тут занимаюсь. Я – тоже противник всех этих глупостей, которыми в последнее время все вокруг только и занимаются. Поэтому, я помогаю вас; такие дела.
– И каким же боком ко всей этой истории привязан я? – вскрикнешь ты.
– Ты – брат Жанны. Тебе – больше остальных должно быть известно об её логике, поступках и прошлом. Только ты – можешь помочь нам предугадать её действия, – станет разглагольствовать Философ, – я прав? Или я что-то упускаю? Да, чёрт возьми! Разве ты не видишь, что начинается война?!
– Вы хотите, чтобы я взял дубинку и полез на баррикады? Чтобы я стал вашим боевиком?
– Скорее, стратегом.
– Стратегом?! – недоверчиво переспросишь ты, переводя взгляд с одного члена этой странной банды на другого и натыкаясь на многочисленные кивки, – но я же – не военный. Да и с какой стати я должен помогать вам?! Она ведь, не смотря ни на что – моя сестра. По замыслу, всё должно быть совсем наоборот.
– Кто тебе сказал, что есть какой-то замысел, – покачает пальцем у виска Даниэль, – я – что-то о таком не слышал. Мы – действием, исходя из необходимости.
– Если ты не хочешь помогать нам – зачем ты вернулся в город? Ты ведь и сбежал только потому, что предчувствовал такую развязку событий.
Ты вздохнёшь и посмотришь на друга, которого помнил так же давно, как и себя; но который – так и не сумел понять тебя.
– Я говорил, что последняя надежда – это побег. Я верил в это. Я до сих пор считаю, что так оно и есть. Но банда ублюдков-врагов-ублюдка Бернара – похитила мою девушку. Я не знаю, где она теперь. Я оправился от случившегося и думал о том, что бы попытаться найти её. И что-то подсказывает мне, что она где-то тут. Наверное, поэтому и я здесь. Из-за предчувствия.
Все трое непонимающе переглянутся.
– Значит, я ошибся, – сделает вывод Философ.
– Эта ошибка стоила нам дорогу. И как нам теперь победить этих сумасшедших?! Какие у нас шансы?! Пять сотен полицейских да банда босяков – против всей обезумившей толпы.
– Толпа – так же напоминает войско, как груда камней и палок – напоминают дом, – вспомнишь ты слова одного античного философа, – революция моей сестры – анархична. Я и сам раньше был таким и могу её понять. Однако то, чего она хочет – далеко не самый лучший выход из положения в стране. Последняя надежда – это бегство; но мы – не можем убегать вечно, даже от самих себя.
Ты посмотришь себе под ноги.
– Да, я помогу вам, чем смогу. Это – мой город; и я не видеть его таким. Но взамен – вы должны позволить ей уйти.
– Суд решит. Сам я – ничего не решаю, – пожал плечами музыкант, – но я сделаю всё возможное, чтобы люди смогли отнестись к ней спокойнее. Я обещаю, что никто не сможет сделать ей хуже, чем она сама может сделать с собой.
– Тогда – я помогу вас, – решишь ты, – я просмотрю планы бунтов в опасных районах и скажу, что нужно делать. Я составлю стратегию.
– А я – могу предоставить нам убежище, – кивнёт писатель, – они не найдут его. В конечном счёте – это всего лишь библиотека в гараже. Это может быть нашим штабом. Я найду место, где мы можем обговаривать вопросы наедине.
– Из десяти тысяч полицейских – осталось всего пять сотен – последние, верные своему долгу ребята, – скажет музыкант-полицейский, – вместе – мы восстановим мир и порядок.
– А мой свободный народ – будет сражаться плечом к плечу вместе с полицейским – будет хоть, что вспомнить, – засмеётся Вооружённый Философ, – этот город – принадлежит нам. Кто бы мог поверить?!
– Вместе: мы – против террористов. Какие из них революционеры?! Это – просто бандиты, грабящие дома и строящие баррикады на улицах, прикрывая всё это идеологией. Вместе – мы победим.
Все четверо – вы сложите руки в знак нерушимого союза.
Музыкант, Философ, Художник и Писатель вместе… против обезумевшей толпы и вей дикости этого мира.
Сражение Первое
«Научи меня летать» – надпись, которую ты прочтёшь раз семь, написанная на одной из стен библиотеки – она подействует на тебя так же, как и кружка крепкого кофе в полночь, пролитая на лицо. От совершенной скуки – ты будешь долго сидеть и раздумывать над всем глубоким смыслом, заложенным в этих трёх словах – в одной маленькой фразе. Тот, кто сформулирует её – выведет на экран реальности всю свою тоску, запечатанную в слова – будет, однозначно, ещё одним безымянным гением, которых полон этот мир. В голове у тебя: снова будет играть музыка, защищая тебя от реальности, которая, хоть и не хотела того – каждый день будет топтать тебя ногами. Ты даже не заметишь, как начнёшь рисовать – все эти рутинные мелочи, связанные с выведением художественными приборами линий на куске бумаги – слишком много раз повторятся в твоей жизни, чтобы до сих пор заслуживать место в твоём всегда сосредоточенном внимании. По большому счёту: что именно ты рисуешь – не имеет значение; важно само действие, которое шаг за шагом, каковыми мелкими они ни были – ведут тебя к созданию твоей лучшей работы и самой великолепной картины в мировой истории.
Осознав, что работа кончина (хоть она – никогда таковой быть не может) ты станешь разглядывать свой рисунок. Выдохнув, ты почувствуешь то же самое, что и неизвестный, написавший фразу на стене, а после – взглянувший на мир своими новыми глазами.
Музыкант спросит тебя:
– Что ты собираешь делать?
На этот вопрос – у тебя всегда будет один ответ:
– Выживать.
Он засмеётся, даже не желая думать о том, что ты – всегда говоришь серьёзно и не важно, что в сознаниях людей – это воспринимается за шутку. К счастью: ты быстро поймёшь, что приставшему к тебе копу нужно и ответишь правильно:
– Как я понимаю, Жанна уже знает, что главным стратегом в нашей армии – буду я. Уверен, она считает, что сможет предугадать каждый мой шаг, а если у неё это не получится с первого раза – она попытается понять логику моих действий; и рано или поздно – она будет знать, что мы сделаем ещё до того, как идея что-либо сделать возникнет в наших мыслях.
Произнеся этот монолог – ты прислушаешься к себе, оперевшись подбородком в ладонь. Музыкант, тем временем – будет вслушиваться в каждое твоё слово и поедать тебя глазами.
– Так, скажи мне: как обмануть того, кто умнее тебя и кто легко может предугадать ход твоих мыслей? Как одолеть, по сути, настоящую машину – гения, который чуть ли не читает мысли из твоей головы – она ведь всегда знает своих врагов и может точно сказать, что они будут делать, что ей нужно сделать.
– Ты слишком много говоришь.
– Я пытаюсь понять.
Ты сожмёшь и разожмёшь кулак. Твой взгляд – случайно упадёт на пол и с лежащей на нём монеткой. Ты наклонишься и подымишь её. Ты перевернёшь орла на решку – затем обратно. Решение придёт к тебе чуть ли не внезапно.
Случайность – пробежит мысль в твоей голове.
– Ник, – обратишься ты к полицейскому, – мне кажется, что у меня есть идея. Где сейчас Вооружённый?
– В библиотеке – его нет. Террористы собираются вокруг последнего полицейского участка в центральных районах города. Философ со своей бандой, скорее всего, узнав об этом – направились туда, чтобы остановить их. Без хорошей драки – точно не обойдётся – но думаю, что мы победим.
Ты задумаешься.
– А что насчёт остальных участков в центре? Ты можешь показать на карте те, которые уже заняли люди Жанны?
Насколько удивлённый, Ник, всё-таки, раскроет перед тобой карту городу и фломастером пометит крестиками занятые участки.
– А вот эти – наши.
Он обведёт кружками несколько точек на самом краю карты.
Ты бросишь монетку.
«Орёл – все силы бросить на защиту нашего участка в центре; решка – мы делаем ход и, внезапно, нападем на одно из занятых зданий».
Решка. Решение – принято. Осталось только – случайно, наугад, выбрать один из занятых участков и освободить его.
Закрыв глаза, ты укажешь на один из помеченных крестиком участок в центре города.
– Ник, я знаю: тебе будет трудно это понять, но ты должен собрать сто каких-нибудь крепких ребят, чтобы отбить вот этот участок.
Музыкант в недоумении посмотрит на тебя, не понимая – сошел ли ты с ума или пока нет.
– Это невозможно. Я должен быть вместе с Философ и защищать собственность государства. Мы потеряем позиции.
– Зато – получим больше.
– Откуда у тебя такая информация?
Монетка.
– У меня – тоже есть много друзей в этом городе. Я не буду сейчас называть имена.
– Я не буду этого делать.
– Больше некому. Вооружённый Философ – будет держать позиции у нашего участка, не давая подойти подкреплению к вот этому пункту, – ты постучишь пальцем по крестику на карте. – Знаю: тебе трудно это понять. Но ты сам хотел, что бы я был вашим стратегом. Ты должен слушать, что я тебе говорю. Я знаю Жанну – это застанет её врасплох. Делай, что я тебе говорю, либо делай, что хочешь – и сам отвечай за это.
Музыкант заглянет прямо в твои глаза: в них будет уверенность; а в его – только злоба.
– Я позвоню Философу. Скажу всё. Последнее слово – останется за ним, потому что он – рискует больше всех.
Ник достанет рацию и отойдёт на небольшое расстояние от тебя. Он начнёт о чём-то громко спорить с Философом. Даже не слыша слов – ты поймёшь, что Ник – обвиняет его в чём-то. Наконец, выслушав ответ с той стороны, Музыкант положит рацию обратно в карман. Некоторое время он потратит на то, чтобы прийти в себя. Затем, он подойдёт к тебе и скажет:
– Так и быть. Но если из-за тебя мы все окажемся у этой стервы в подвале – последним, что я сделаю в этой жизни – это лично пристрелю тебя, Художник.
– Весь этот театр – обязателен?
Твой спокойный голос добьёт его. Он просто уйдёт, кому-то названивая в рацию – направляясь в сторону склада с оружием.
– Эй, подожди, я хотел ещё кое-что сказать тебе, – крикнешь ты ему в спину.
– Чего ещё?
– Эти ребята, которые будут драться с тобой – ты ведь знаешь, что всем им просто гормоны в голову бьют – они ведь совсем ещё дети. Может быть, они просто не могут найти себе приличную девушку; или у них просто нет друзей, или родители их не любят. Так или иначе – однажды, они поймут, что совершают большую ошибку, когда удовлетворят свою вечную извращённую потребность всё уничтожать. Знаю: сейчас – они наши враги; но только потому что мы – в их глазам стали консерваторами. А молодость – для того и нужна, чтобы бороться с ними. На самом деле: эти ребята – просто запутались и примкнули к первому, кто позвал их, заразил своей идее и заставил встать на баррикады. Но за это – их винить нельзя. Мы – все такие. Все мы – извращенцы; а они – просто устали от рутины. Их жизни просто сложились так; окажись мы в тех же условиях, что и они – сами стояли бы вместе с ними.
– Да. И чего ты хочешь?
Ты тяжело вздохнёшь.
– Не убивай их. Никого. Можешь сломать парочке-другой руку, там, ногу. Но не более того. А лучше – вообще без этого. Просто растолкайте их и займите здание. Нельзя применять насилие над людьми. Особенно – над детьми.
– Ты понимаешь, что они – без малейших сожалений отправят нас на тот свет; и будут всеми силами добиваться того – и без всякого гуманизма.
– Знаю.
– И как ты собрался выиграть войну, даже никого не покалечив?! Я не могу отвечать за них – в ходе дело всякое может произойти. В конечно счёте: они – преступники.
– Они не злодеи – они просто слишком молоды. Когда всё это индонезийское «Соревнование Смеющихся Петухов» кончится – им надо будет вернуться домой, закончить школы или университеты. А когда станут постарше и будут сидеть в своём сером офисе в свой такой же серый очередной день рождения – они улыбнуться и вспомнят все эти времена, как свою «безумную молодость».
– «Когда Марс говорит – Минерва молчит». Ты понимаешь, что мы ведём войну, в которой не выиграть без насилия – здесь нет места гуманизму. Я сам предпочёл бы сейчас играть Шопена со своей женой на каком-нибудь концерте – а не заниматься сейчас всем этим дерьмом!
– У тебя есть жена?! Ты не рассказывал об этом.
– Да есть, – он причмокнет губами, – она уехала из города – я так сказал ей – здесь не безопасно. Поэтому, я хочу, чтобы всё как можно скорее закончилось и она смогла вернуться.