– Однако, без них – не было бы и нашего поколения.
– А это – уже их проблемы. Разве мы просили, что бы нас рожали? Это – только их ошибка; и никто никого любить и уважать – не обязан – это всё ложь!
Ник грозно посмотрит на Философа, опустошившего бутылку.
– Когда-нибудь – ты тоже будешь стариком.
– Надеюсь, что не доживу… Простите…
Он быстро встанет из-за стола и побежит в известном направлении. Через несколько секунд – до всех донесутся совсем неприятные стоны человека, выпившего за единицу времени чуть больше дозволенного.
– Извините, – скажет он, вернувшись, – я – готов продолжить. Дискуссию, имею в виду.
– Ты уверен? Тебе мало? Снова захотелось в гости к белому Джо?! – засмеётся Ник.
Теперь, настанет время Философу поднять скулы.
– Во-первых: в этом заведении – унитазы не белые, а чёрные. Во-вторых: я, всё-таки, считаю, что в душе – всегда останусь молодым, даже когда мне стукнет восьмой десяток. Я – люблю молодость и ненавижу старость.
– Не понимаю, – скажет Даниэль, – какое отношение ваши ссоры имеют к революции; и как вообще мы ко всему этому пришли?!
– Самое прямое, Дэн, – Философ показательно затянется вейпом и выдохнет облако дыма, размером с него, – люди – никогда не могли поладить и договориться друг с другом. В этом: корень всех их конфликтов; когда два умных, по их мнению, человека расходятся во мнениях – жди атомного взрыва. Революции, шизофрении, непонимание: всё это – страницы одной и той же книги, Дэн Найт, подумай над этим.
Когда люди спрашивают, как рождаются книги – ответом на их вопрос является приведённая выше, сложившаяся ситуация.
– А почему ты молчишь?
Все трое обернуться в твою сторону, полностью лишая тебя возможности не говорить. Тебе ничего не останется, кроме как пожать плечами:
– А что мне сказать?! Вы все, вроде как, по делу говорите – мне и вставить нечего. Мне – просто интересно наблюдать за вами; возможно даже – что-то подчеркнуть из ваших споров – в любви и в искусстве – все средства хороши; и под конец: интересно, сколько времени пройдёт и что, в конечном счёте, послужит причиной того, что вы подерётесь?
Философ, улыбнувшись, покачает головой.
– Художник – дело говорит; он, наверняка – самый мудрый и самый опасный из нас.
– Вот только: он ошибся. Мы – не будем драться.
– Говори, – помашет пальцем Философ, – только за себя. Конечно, такие как ты – первыми в драку не лезут, а вынуждают других нанести первый удар. Правда, дружище?
Он повернёт голову к тебе, выставив в сторону Ника свои огромные кулаки. Ты, как всегда, дипломатично пожмёшь плечами.
– Сядь уже, Вооружённый и послушай: мне кажется, Художнику – просто действительно нечего сказать. Он – просто анализирует мнения других, но не имеет собственных. И ещё одна очень странная черта, которую я замечал за тобой, Художник: из малого и большого – ты всегда выбираешь малое – почему?
Ты засмеёшься.
– Я отвечу анекдотом – так будет легче всего. Вот: мальчик заходит в парикмахерскую. Парикмахер, давно знающий мальчика, говорит своим клиентам: «Смотрите: это – тот самый «самый глупый мальчик на свете», о котором я говорил. Из доллара и двадцати пяти центов – он всегда выбирает четвертак. Смотрите». Парикмахер протянул руку к мальчику. В одной был доллар, в другой – двадцать пять центов. «Что ты выберешь?» Мальчик взял маленькую монетку и все присутствующие рассмеялись. Мальчик ушел. Затем, один из посетителей догнал его и спросил, почему из большего и меньшего – тот выбрал меньшее? «Потому что, – ответил мальчик, – когда я возьму доллар – игра закончится». Вот это – и есть моя позиция, Ник. Всё ясно или повторить?
Ник несколько раз кивнёт и покачает головой.
– Мощно.
– Это – принцип homo-gamer, который сформулировал и вывел на четырёх сотнях страницах один финский социолог, – отмахнётся Вооружённый Философ, – я читал об этом. Интересно – но не более того.
Ник покачает головой, сощурив нижнюю губу и пару раз хлопнет в ладоши.
Игры, как социологическое, а не как психологическое явление – вот ещё одна причина революции. Впрочем, не будем забрасывать в далёкий чулан и теорию о том, что само ваше правительство ставит вам подножки и палки в колёса.
Вокруг: будет играть музыка. Темноту будет разрывать – лишь блеклый неоновый свет вдалеке. Музыкант и Философ – вновь начнут о чём-то возбуждённо спорить. Ты мог бы вмешаться и сказать парочку своих слов, но вместо этого – просто обратился к Нику:
– Если кто-то не согласен с твоим мнением – не стоит из-за этого переживать. Тебе не обязательно переубеждать Философа или кого-либо другого – что тебе и не удастся. Тебе, Ник, не обязательно думать о нём: о том, как это неправильно или какой он неправильный. Тебе не обязательно думать о том, что ты можешь ошибаться; тебе необязательно нужно сомневаться в своих собственных взглядах, только потому, что кто-то другой думает иначе.
Вы будете сидеть пьяные и наслаждаться жизнь и победой; а ты – всё будешь говорить:
– Если кто-то высказал тебе своё мнение, просто прими его, как некое мнение другого человека. В мире: огромное количество разных точек зрения – и нельзя переживать из-за каждой.
– Точки зрения – они как звёзды в ночном небе, – скажет Философ, – сияют… Так выпьем же за это.
Ник будет слушать тебя через слово; что и говорить: вино – лучше любых слов.
– Слушайте, – скажешь ты, – кто сам говорил, что у нас есть только это мгновение?! Так, какого хрена мы тратим его на философию?! Кто будет танцевать!
Услышав эти слова, ди-джей переключит музыку с бородатого жирного блюза на зажигательный фокстрот.
Ты выйдешь на танцпол и подойдёшь к одинокого вида женщине, которую видишь в первый раз; ты предложишь ей потанцевать с тобой.
– Я, вообще-то, не одна. Мой парень в баре, – она повернёт голову в сторону бара, выискивая кого-то глазами, – а впрочем, да пошел этот мудак туда, откуда он вылез. Пойдём.
Ты возьмёшь её. И с первых секунд, с самых ранних твоих прикосновений к ней и движений – она поймёт, кто стоит перед ней. И больше – она ничего не сможет сделать. Только отдаться тебе – и полностью оказавшись в твоей власти, она пойдёт за твоими движениями. А ты поймёшь: вся твоя сила и уверенность теперь – зависят от одной неё. С ней – ты мастер; без неё – ничто. И ты – никогда не перестанешь удивляться, какую власть над мужчинами имеют женщины, которые следуют их движениям и идут за ними. Ты поймёшь: какими бы они ни были – женщин нужно опасаться.
Так будет длиться минут двадцать, пока будет играть музыка и продолжаться танцы; и ты – не заметишь ничего, что происходило вокруг. Резко, музыка станет невыносимо громкой. Но даже сквозь этот шум – ты услышишь:
– Это что ещё такое?!!
Её парень – огромный как бык – с разбегу, кулаком, врежется в твоё лицо, приложив к удару всего половину своей силы – но этого будет более чем достаточно, чтобы сбить тебя с ног. Раздадутся крики; но ты их – всё равно не услышишь. Чудом, взяв себя в руки, ты встанешь на ноги, чтобы взглянуть мерзавцу в глаза. Но того быка к этому моменту – уже разорвёт на части тираннозавр – Вооружённый Философ. Ник поможет тебе удержать равновесие и протянет тебе неизвестно откуда взявшийся мешочек со льдом. А твоей партнёрши по танцам, к тому времени – и след простынет. Странно, а ведь на какое-то мгновение, запечатлённое в вечности в виде танца – тебе покажется, что ты был с любимой, которую искал всю жизнь и потерял навсегда. Ты снова вспомнишь тот дирижабль. Ты вспомнишь портрет Бернара. Где он теперь?..
– Всё в порядке, – спросит Музыкант.
– Ник, ты когда-нибудь любил?
– Все, хоть раз в жизни, но любили кого-нибудь – и сильно. Даже если их избранники не знали об этом.
– У меня болит голова.
– Ты выпил лишнего, полез танцевать и подрался – если бы она у тебя не болела, я бы вызвал доктора.
– Скажи, как ты думаешь, одинокий человек в этом мире – сможет ли найти когда-нибудь настоящую любовь?
– Может быть. Но ты, в любом случае, не волнуйся – оно того не стоит.
– Ты говоришь теперь, как чёртов Вооружённый Философ.
– Знаю, тише, я знаю.
Он укачает и убаюкает тебя, как маленького, пьяного ангела.
Музыкант ещё что-то будет говорить и объяснять тебе; но ты – просто не будешь слушать его болтовню, хоть ещё час назад – вслушивался бы в каждое случайно брошенное слово. Как быстро и нелепо меняются люди. Вы выйдете на улицу. Вокруг: будет происходить ночь. Сердце города – уже оправится от безумия толпы и теперь – вновь будет гонять кровь машин по артериям проспектов и улиц. Но самое интересное, лучшее и яркое – как и положено – будет происходить здесь и сейчас. Философ предложит тебе скорую. Ты ответишь, что прекрасно себя чувствуешь и не нуждаешься в помощи душегубов; на что твой лучший друг – просто пожмёт плечами.
Какая-то местная рок-группа, уместившись на одной из множества лавок – будет давать концерт для всех желающих, за скромное вознаграждение, размер которого – определят сами слушатели. Соберётся человек тридцать, которые окружат группу из трёх человек: двух парней с гитарами в руках и сигаретами во рту, и дядечку на барабанах с элегантной сединой и байкерским видом.
– Лучший из них – это ударник, – скажет тебе Ник, – хоть он просто отбивает ритм – партитуры и слова – придумывает именно он. И это у него – действительно получается круто. Странно, ведь он – тридцать лет работал адвокатом, а теперь…
Немножко пьяные, выигравшие войну, завоевав и потеряв красавицу, ночью, попивая крепкий кофе, который даст тебе Вооружённый Философ, со словами:
– Настоящий еспрессо – это допио; настоящий допио – это трипл. Так что, пей настоящий «двойной допио».
Этот напиток – вполне мог послужить топливом для космического корабля. Ты будешь вслушиваться в музыку и шум ветра, которые не услышишь больше никогда и не переживёшь – как и это мгновение.
Той ночью, несмотря на сильную головную боль – ты почувствуешь себя счастливым; а музыка – будет продолжать играть.
Именно так – ты ощутишь эту жизнь. Вполне возможно, что все твои воспоминания; весь твой опыт – просто галлюцинация. Но даже если у тебя никогда не было того, что ты пережил, ты бы не почувствовал гнева, страха или жалости к себе – только спокойствие, с неким скрытым ликованием. Иногда, как будто на пустом месте, у тебя будет возникать настроение – такое особое мироощущение, что ты – капля, частица, падающая с высоты Ниагарского водопада. В этот миг: пространство и время – неотделимы друг от друга, составляя одно единое целое. Каждая секунда твоя – пройдёт, как нечто материальное и неповторимое. Жизнь, как любят говорить некоторые поэта – остановится. Но нет – даже наоборот. Ты почувствуешь каждое её невольное движение. Это не твоя жизнь, а мир за твоей спиной – остановится. Ты увидишь: прошлое, будущее и неповторимое настоящее – сольются в одно целое; ты поймёшь, что так – было и будет всегда.
Ты ускоришься до пределов возможного и станешь двигаться ещё быстрее – ты увидишь застывший, неподвижный свет и фотоны – и станешь двигаться дальше, всё набирая скорость. Ты познаешь бесконечность в абсолютном движении. Как это произошло? И самое главное: как передать это на холсте, чтобы подтолкнуть воображение зрителя к тем ощущениям, которые ты познаешь на себе???
Ты вспомнишь каждый миг истории. Ты разоблачишь этот мир, сняв с него последние маски и одежды. Настанет твой собственный апокалипсис – время, когда будет снят занавес и разоблачены все актёры. В тот миг – у него не останется тайн. У тебя – уже не будет тайн перед собой. Познав себя – как сможешь ты жить дальше? Но ты – проживёшь ещё очень много лет, которые, однако, пролетят так же быстро, как один солнечный летний день, после которого – сразу наступить самая холодная зима.
Что остаётся после истории? Что делать, если жить долго и счастливо – не с кем? Или – это время для новой?..
Ты обнаружишь на себе обеспокоенный взгляд Философа. Он всегда знал, как правильно смотреть, чтобы любые слова – стали лишними; он всегда знал, как правильно говорить с тобой. И одного единственного друга на этой Земле – тебе хватит, чтобы ты почувствовал всю теплоту дружбы, согревающей даже в самые холодные дни. На твоих глазах застынут слёзы – вперемешку с пошлыми, алкогольными – будут идти настоящие – слёзы, маленькие бриллианты искренности. Было бы в этом мире больше таких безумцев, как Вооружённый Философ – в нём бы не было столько сумасшедших; в нём было бы больше места для добра.
– Тебе есть, где жить? Не думаю, что уместно и удобно будет проситься переночевать у Даниэля, который, конечно же, скоро снова куда-нибудь исчезнет; жизнь писателя – сплошное движение.
– Можешь не волноваться за меня. Мне кажется, я повзрослел. Странно, да? Я думал, что взрослеют годами – капля за каплей. А оказалось, что нет. Раз – и всё. До этого – я был ещё таким молодым. Теперь – я старый художник.
Ты опустишь голову вниз, а затем, продолжишь:
– Сегодня – я переночую в отеле. Завтра – буду искать себе квартирку под жильё и новую мастерскую. В свой старый дом – я не хочу возвращаться – лучше забыть о нём и избавиться навсегда, как я поступил с родительским домом – ну, ты помнишь.
Вооружённый Философ кивнёт.
– Я буду рисовать, Фрэнк – но буду делать я это только для того, чтобы не бросать бомбы. У меня – есть один незаконченный шедевр – так что, работа на многие годы в поисках совершенства мне обеспечена. А когда и с ней будет покончено… Что ж, Фрэнк, скажи – это правда была весёлая жизнь.
– Ты, в кои-то веки, начал называть меня по имени, чего я не очень люблю. Но я рад за тебя; я уверен, что ты – со всем справишься. Ты – действительно изменился за это время; ты только начинаешь жить по-настоящему. Удачи тебе.
Он развернётся и уйдёт. Ты останешься стоять всё на том же месте. Ночь продолжалась…
Надрыв Шестой
-…тогда, вопросов больше нет; квартира – ваша. Можно только один вопрос для личного интереса: зачем вам всё это?
Ты снимешь пустую квартиру в центре города с огромным, звуконепроницаемым окном – таким, чтобы внутри не было слышно вечного шума машин и людского крика; а снаружи – не было слышно, что происходит внутри.
Риелтор – молодая и уверенная девушка – скажет:
– Тут, конечно, нужен небольшой ремонт…
– Меня всё устраивает, спасибо.
– Вы точно не хотите просмотреть другие варианты.
– Нет; этот – меня более чем устраивает.
– Тогда, как и говорила, учитывая ваши идеальные банковские счета – квартира ваша.
Она подойдёт к тебе чуть поближе.
– Если у вас есть вещи, которые нужно перевести, у меня знакомый работает в службе доставки – может сделать вам большую скидку; вообще, наша фирма таким не занимается, но для вас…
– Спасибо. Но у меня – нет вещей.
– У вас, вроде, местная прописка.
– Всё верно.
– Я не должна спрашивать; да и вы – не должны отвечать, но… как вы можете иметь такие превосходные во всех смыслах банковские счета, иметь прописку, но не иметь при этом ни недвижимости, ни каких либо личных вещей?! В физическом плане, это – полностью невозможно. Извините, пожалуйста, если я вас обидела; но вряд ли я хоть раз ещё в жизни встречу такого человека, как вы…
– Странного?! На всё есть свои причины.
– Я так поняла, покупать дом вы не хотите?!
– Не люблю покупать недвижимость; кто будет жить здесь после моей смерти?! А ведь намного выгоднее снимать жильё – всегда можно уехать и найти себе что-нибудь получше и поинтереснее.
– В этом вы – совершенно правы, – улыбнётся риелтор, – ладно: что-то я совсем замучила вас всеми своими расспросами и вопросами – уж простите мне – не могу сдержать любопытство.
– Ничего страшного.
– Вам, наверное, хочется отдохнуть. Всю бумажную работу – доверьте мне. Вам вызвать такси до отеля?
– Спасибо, но я – останусь здесь.
– Тут же совсем нет мебели?!
– Скоро появится – мне не так уж много и нужно.
– Как скажете.
Она развернётся и уже у самого выхода развернётся и неожиданно заговорит:
– Я вас вспомнила: вы – тот самый художник, помогавший полицейским во время беспорядков.
– У меня такая запоминающаяся внешность?!
– У меня – всегда была хорошая память на лица.
– Это что-то меняет? Из-за того, что я пенсионер – возникнут какие-то проблемы?
– Нет, – улыбнётся она, – даже – наоборот.
Уже в тот же вечер – ты будешь пить вместе с ней вино. А на следующее утро – ты обнаружишь её у себя в кровати.
Ты никогда так и не поймёшь, что притягивало тонкие женские души к твоей скромной персоне; и почему оттого, чем миллионы мужчин во всё мире мечтают обладать – ты не получишь никакого удовольствия?!
«Куда всё это катиться?!» – грустно подумаешь ты, лёжа голым со спящей девушкой в обнимку после утомительной любви.
Конечно же: ни о каких серьёзных отношения и речи быть не могло. Для тебя она – всего лишь пустышка, которую можно использовать и выбросить без всяких сожалений и укоров совести. У тебя – будет ещё множество таких мини-романов с кем попало и где попало. После очередной студентки, с которой ты познакомишься в кофейне, ты даже начнёшь подумывать: не завести ли тебе тетрадку. Но в конечном итоге – ты откажешься от этой затеи.
Таковой уже – будет твоя одинокая натура степного волка. Но женщины, какими бы бесполезными и глупыми тебе не казались – всегда забирали с собой, оглушительно хлопая входными дверями, какую-то часть твоей души – всё больше и больше делая тебя замкнутым в себе и одиноким. В конечном итоге: ничего, кроме искусства – тебя интересовать уже не будет. Ты будешь взрослым. Ты станешь художником. Ты найдёшь смысл жизни. Но до истинного счастья – тебе будет как до луны.
Спустя годы такой развратной жизни – девушки станут тебе просто неинтересны. Ты вконец отчаешься найти ту, с которой можно было бы по-настоящему поговорить по душам. Может быть, ты не один раз встречал на своём пути таких девушек: в метро, в супермаркете, в галерее, за одиноким столиком в углу – но каждый раз: ты просто будешь разворачиваться и проходить мимо. А дело ты будешь иметь с теми, кто кроме своего тела на ночь и чашки кофе под утро – ничего предложить не смогут. Но ты – станешь убеждать себя, что так и должно быть; и что большего – тебе и не нужно.
Конечно, следуя такому образу жизни – ты наживёшь немало врагов. Первое время, когда ты ещё будешь выходить на улицу больше одного раза в неделю – ты каждые несколько минут будешь ловить чьи-то глаза у себя на плече. И всё это – огромное множество твоих знакомых, которых ты хотел бы забыть и которые с огромным удовольствием хотели бы никогда не знать тебя.
Как художника – тебя удивительно быстро забудут. В твоей жизни – не будет происходить историй: ни тех, которые можно будет рассказать, ни даже тех, которые можно было бы просто вспомнить в какой-нибудь из многих одиноких вечеров. В твою жизнь войдёт магия; ритуалы и обряды одинокой жизни – станут единым целым с тобой.
Ещё через несколько месяцев: от заурядного шизофреника – тебя невозможно будет отличить. Ты станешь много пить. Вокруг тебя – постоянно будут болтаться люди. Ты станешь бисексуалом и будешь наслаждаться и мужчинами, и женщинами в полной мере, выжимая из них все соки; а затем – просто заменяя другими. Твоей природной харизмы – хватит на многих.
Иногда, ты будешь думать, что поступаешь жестоко. Но как бы они сами поступили с тобой? И, к тому же – зачем они тебе?! Зачем тратить на них больше времени, чем это необходимо, чтобы затащить их в постель?
Однажды, ты проснёшься с похмельем; рядом с тобой: будет лежать какой-то парень. Тебе станет дурно – и ты зальёшь его рвотой.
О тебе – будет ходить самая дурная слава, которую только можно представить. И люди – постепенно перестанут цепляться за крючки твоей харизмы. Ты подумаешь, что истощил себя; но на самом деле – ты просто перестанешь быть интересен всем людям, как все люди – уже много лет, перестали быть интересными тебе.
Такое однообразное существование – сложно представить; ещё труднее – вынести. Ты закроешься в своей квартире и совсем не будешь оттуда выходить. Твои лучшие друзья – те, что останутся – три дня подряд будут пытаться тебе оттуда вытащить; пока не сдадутся.
Когда ты выйдешь оттуда – ты поймёшь, что у тебя – больше нет друзей; а солнце в тот день – будет светить как никогда ярко.
Твои рядовые собеседники, чтобы не забыть человеческую речь – никуда не денутся. Но всё останется по-прежнему: пьяные, пустые разговоры без темы, которые могли длиться часами, начинаясь неоткуда и кончаясь ничем. И так день за днём будут уноситься вдаль, пока ты будешь работать, пачкая полотно за полотном, скрывая их от солнечного света.
Однажды, ты встретишь Вооружённого Философа. Вы будете долго гулять с ним, как когда-то очень давно. Вокруг вас будут: старая и новая архитектура, безумный городской трафик, величественные небоскрёбы, уютные кофейни и дирижабли, летающие в небе. В одном из еспрессо-баров – вы станете мешать кофе с коньяком; и такие разговоры по душам – будут для тебя, словно праздник. В такие минуты: ты будешь чувствовать себя абсолютно здоровым – исцелённым от сотен болезней, которые ты придумаешь себе сам.
Выйдя из очередной кофейни, вы – два пьяных друга – будете стоять на перекрёстке, любуясь всем самым прекрасным, чем только мог похвастать перед зрителями центр города. Вооружённый Философ, держа тебя за плечо, будет смеяться, тряся сединой:
– Ты помнишь ты весёлые времена.
Ты кивнёшь:
– Их невозможно забыть!
– Бывало такое, что на меня – набрасывалось сразу десять человек – и не с голыми руками! И посмотри на меня: я всё ещё жив – и в самом рассвете сил. И ни одна тварь в этом мире: ни одна пуля, ни один яд, ни один легавый – меня не достанет. Это – мой город; я – здесь король, – он опустит руку и шагнёт на зебру, убедившись, что впереди горит зелёный свет.
Он повернёт голову в твою сторону:
– Знаешь, дружище, я – настолько счастлив, что мне кажется, что я – буду жить вечно.
И в тот же миг – его собьёт машина.
Под вечер, выйдя из операционной, доктор скажет без лишних церемоний:
– Он умер. Мои сожаления. Вы – его родственник?
Ты вздохнёшь.
– Нет. Друг.
И ты уйдёшь.
Похоронят его – так же без особых церемоний; все будут знать, что он – никогда не любил всех этих показательных представлений для живых.
На поминки пришло всего три сотни человек – включая тебя и Ника; ты не знал всех этих людей – и не особо расспрашивал о них, поскольку помнил, какое социальное положение занимал Вооружённый Философ. В зале будет темно. У большей части мужчин, собравшихся там – вместо волос на лбу – будут татуировки. Невозможно было оглядеть их всех; единственным светом – будут только свечи и их отражения в бокалах красного вина, на вкус – такого же, как и сама смерть. Тишину будут рассеивать только шорох и стук вилок о блюда, и приглушенный звук рояля, играющего тихую, атональную мелодию забвения – такую же, как и сам свет свечи, сияющей во тьме.
Когда музыка стихла, хоть и могла бы продолжаться в таком же тоне ещё много часов, не зная конца – Ник подойдёт к тебе, сядет и начнёт говорить:
– Больше всего, – он возьмёт в руку чернослив, – меня поражает то, что я пережил. Мы давно не виделись, знаю; ты изменился – и я тоже. Но прошлое у нас – остаётся прежним. Вооружённый Философ – был хорошим человеком и я рад, что ушел со службы; потому что иначе – нам пришлось бы быть врагами. Но, а так, завтра: я лечу в Сидней – давать концерт в одном из самых знаменитых оперных театров в мире. У меня впереди – ещё долгая жизнь, в которой – уже не будет места ни для Философа, ни для Вооружённого. Мы с тобой – пережили эту войну; и теперь – будет внимательнее оглядываться по сторонам, переходя дорогу. И нам с тобой, мой друг Художник – приказано жить ещё очень долго.
Однако концерт Музыканта в Сиднее – придётся отменить из-за внезапной смерти исполнителя. Ник – подавится черносливом; его не успеют вовремя спасти и он быстро и благополучно скончается, отрезанный от воздуха. Его тело – упадёт на стол. Ты посмотришь на тело, тщательно прожуёшь свой чернослив; затем – проводишь мертвеца до его последнего приюта на земле живых, в сопровождении сотрудников морга – и вернёшься домой.
На следующий день: ты завесишь свою квартиру холстами. Со стороны, в твоей жизни – больше ничего не будет происходить: вино, одиночество, стихи, картины. Но на самом деле, с этой секунды – каждый день, подымаясь с кровати, ты будешь отправляться в путешествие в другие миры; и каждый день – в разные. И тебе начнёт казаться, что в твоей голове, помимо тебя – живёт ещё одно маленькое человечество, каждый день сменяющее друг друга.
Те немногие, которые увидят тебя в этот период твоей жизни, скажут, что в твоей мастерской: стены залиты мазками, брызгами и подтёкам краски сотен оттенков десятков цветов; что ни на секунду в твоём доме – не прекращает играть музыка. Они будут говорить, что ты как заворожённый сможешь часами слушать «Адажио» Альбиони, а затем – подойти к холсту и работать. Они скажут, что ты – произведёшь на них впечатление человека, которые вот уже много лет, как разучился спать. Ты не потеряешь своё чувство гостеприимства, хоть и утратишь разум. Жорж, сын Антуана, скажет мне, что безумие – пойдёт тебе на пользу; в мастерской Пабло Пикассо он встретит тех чудес, которые откроются ему по ту сторону твоей двери.
– И, к тому же, он – по-прежнему хорошо варит кофе, – заметит Жорж, будто все прочие аргументы – не будут иметь никакого значения.
Если ты и будешь выходить на улицу, то только для того, чтобы немного побродить по парку; и делать это ты будешь только в том случае, если время слонялось уже к отметке «далеко за полночь». Люди, у которых тоже будет странная привычка околачиваться в парках поздно ночью – скажут, что побаивались тебя и старались держаться подальше.
– Скажите, – спросит меня одна из тех личностей, которые бродят ночью по паркам, – а это правда, что он – оборотень и по ночам: ищет, чем бы поживиться?
– Нет. Он – просто познал себя.
Пройдёт двадцать долгих лет; и двадцать холодных зим спустя – ты найдёшь её.
Это произойдёт, как и всё в твоей жизни – случайно. Эта старуха в старомодном платье – будет стоять, прижавшись к колонне оперного театра, не имея денег на входной билет; она будет слушать эхо камерного оркестра: плачь трубы и дыхание виолончели; горе скрипки и надежду флейты. Ты, тяжело переставляя ноги – подойдёшь к ней. Он повернёт морщинистую голову в твою сторону; её ярко-красные губы спросят:
– Кто вы?
– Мне кажется, я понял, как тебя зовут.
Твоя любовь улыбнётся:
– И как же? Ведь помни: у тебя – только одна попытка.
– Аза.
Её брови поднимутся до лба.
– Верно. И как же ты догадался?
– Твоё имя значит тоже – что ты значишь для меня. Ты – моё успокоение; ты – моя стойкость.
– Верно. Это значение моего имени на арабском. Сколько времени тебе понадобилось?
– Двадцать пять лет. Ты не злишься на меня?
– Уже семь лет, как нет. Я забыла, кто ты за это время. Но, кажется, начинаю вспоминать.
– У тебя были другие мужчины?
– Конечно – сотни! А у тебя были другие женщины?
– Тысячи.
– Вот видишь. А пришел ты ко мне – почему?
– Потому что все остальные – в аду и тянут меня за собой.
– Я тоже там; и ничего хорошего со мной – тебя не ждёт.
Вы обменяетесь улыбками. Вы пойдёте гулять по мостовой: пить красное вино и кофе с молоком; танцевать под фальшивую музыку мальчика аккордеониста, который под утро, благодаря вам, смог бы купить себе машину. Твоя девушка, Аза, скажет тебе, что мафиози отпустили её только через три дня после того, как поняли: ты не собираешься договариваться с ними о встрече, на которой устроили бы тебе ловушку.
– Они изнасиловали меня и отпустили; и принялись самостоятельно искать тебя, пока все не погибли в перестрелке.
Аза зажмёт сигарету между ярко-красными, старческими губами в тоннах помады и чиркнет зажигалкой. Вы будете в баре «Утомлённое Солнце», что на перекрёстке. Саксофонист будет выигрывать джазовые мелодии начала старого доброго двадцать первого века. Над вашим столиком будет висеть облако дыма: у Азы – сигаретного, у тебя – вкуса апельсина.
– Когда они меня, всё-таки, выпустили на волю, как какую-нибудь собаку – я выживала, как могла. Мне не очень хочется вспоминать сейчас те времена. Как, впрочем, и всё своё прошлое – до и после короткой жизни с тобой. Ты всегда был каким-то особенным. Что-то было в тебе, что привлекало меня; что исцеляло.
Затем, ты начнёшь рассказывать ей о своей жизни, как ты будешь любить это делать и как нужно рассказывать эту историю, или читать книгу: развалившись на мягком диване, с вейпом в руках, с облаком над головой, со всей своей жизнью за спиной, бесконечностью в сердце и немного пьяной головой.
Когда рассказ окончится, Аза спросит:
– И что потом?
Ты пожмёшь плечами.
– Только воспоминания. Как видишь: я – уже старик. Но я рад, что теперь мы снова можем быть вместе, хоть теперь – и слишком поздно.
Она покачает головой.
– Нет, не можем.
Ты не сразу поймёшь смысл её слов; ты машинально спросишь:
– Почему?
– Вот, почему, – она продемонстрирует тебе пачку сигарет и лежавшую на столе пепельницу, – у меня – рак. И ты прав: у меня, действительно, ничего не осталось, кроме воспоминаний, – она скажет это с такой болью и горечью, что ты, наконец, поймёшь её и спрячешь вейп.
– Раз так, почему ты куришь?
– А смысл? Мне уже всё равно. Я не думаю, что это из-за сигарет; все эти надписи о вреде курения – я всегда считала только дополнительной рекламой. Дело не в курении; просто, мне никогда не нравилась жизнь. Хотя, ладно, вру: совсем недолго я любила её, когда ты был ещё рядом со мной и рисовал. Надеюсь, ты всё ещё рисуешь.
– Конечно.
– Это хорошо, – она потушит сигарету и достанет новую, прокашлявшись, едва держа её дрожащими руками, – я рада, что мы встретились. Но мне – пора идти.
– Куда?! Зачем?! Останься со мной ещё немного – нам ведь так мало осталось.
– Просить меня о нескольких минутах – значит просить меня о нескольких годах, в моём случае.
Она закатит глаза и долго, с наслаждением, затянется. Затем, выдохнет. Ты будешь терпеливо ждать.
– Не могу, – наконец, произнесёт она, – мне – слишком больно находиться рядом с тобой, зная, что в любой момент – могу потерять.
– Так и что?! Это лучше, чем, если не иметь ничего!
– Разве?!
Она потушит сигарету и сделает глоток кофе. Музыкант будет на пике своей виртуозности.
– Куда ты поедешь? – спросишь ты.
– Знаешь, я всегда мечтала увидеть Тибет. Может быть, ещё успею. У меня вылет сегодня утром – через пару часов. Я все деньги, что у меня были, потратила на это путешествие – только в один конец. Видишь, как мало времени у нас осталось.