– С каждым новым воспоминанием – мы всё больше меняем сюжет, – ночные пробки на каждого будут действовать по-разному, – многие люди привыкли думать, что память – предельно логична и правдива. Часть воспоминаний – мы сочиняем сами. Я вот – придерживаюсь мнения, что человек произошел от эволюции вида, который в свою очередь произошел от союза свиньи и обезьяны. Многие со мной не согласны – но я стою на позиции человеческих воспоминаний – о тех временах, когда мы были детьми свиней и обезьян.
Ты не поймёшь ни слова из того, что он скажет. Вооружённый Философ часто будет говорить подобные вещи – и ты научишься поддерживать такие разговоры с помощью прыжков с темы на тему. Ты ответишь Монро:
– Свиней?! Я не знаю. Мне противны свиньи. Я однажды видел их – нос на уровни задницы…
– Рыло.
– Прости, что?
– У свиней рыло, нос – какая разница – на уровне задницы. Жить так: в загонах, нюхая друг друга, спариваясь у всех на виду и со всеми подряд – что это за общество такое?!
– Общество, в котором царит свободы и равноправие.
Ты ненадолго застынешь, пытаясь осознать то, что сказал Монро. Затем, улыбнёшься и начнёшь хохотать, подпрыгивая на месте, чуть не падая с сидения. Монро будет смотреть на тебя и тихо посмеиваться, прикрывая ладонью рот.
Он откроет окно и достанет вейп. Выдыхая дым в ночь, Монро скажет в пустоту:
– Если мы так легко можем менять своё прошлое по своему усмотрению: происходить одновременно из глины, от обезьян и от обезьян со свиньями одновременно – то можем ли мы так запросто менять настоящее?
Ответа на его вопрос – не будет. За окном будут только дома и машины с ветром внутри них. Не будет ничего, на чём Монро смог бы задержать взгляд. Он не станет смотреть на что-то конкретное – он будет вглядываться вглубь себя; и не будет моргать. Воздух в городе – наполовину будет состоять из пепла. Ты будешь смотреть на Монро и спрашивать себя: «Какого хрена? Вот какого?!».
Вы доберётесь до его дома лишь под самую глубокую ночь. Будет так поздно – что уже рано. Облака превратятся в капельки воды и станут падать вам на головы. Это будет то самое время, когда город сделает небольшую остановку, чтобы отдохнуть. Ведь что и говорить – города работают не двадцать четыре, а всего двадцать три с половиной часа в сутки. Уже не ночь – ещё не утро. И в это время – ты решишь для себя, что начинаешь новую жизнь. Небо будет синим.
Водитель подаст своему боссу зонт и тот раскроет его – как всегда – невыносимо изящно.
– Так ты идёшь – или так и будешь стоять здесь, как дурак? – крикнет тебе Ражаев.
Знал ли ты до этого, что такое аромат утренней автобусной остановки? Что такое пустая дорога – без всякого движения? Это время, когда не машины, не людские ноги – а сам их мир движется вперёд. И когда ты остановился – больше шансов разглядеть то, куда летит этот мир.
– Иду, – крикнешь ему ты.
Тебе покажется, что это – именно то, что ты так долго искал: созерцание мира и исследования его границ. В конце-концов – больше ли смысла во всём остальном?!
Монро зайдёт внутрь – ты будешь идти следом. В этот миг – зазвонит телефон. Каждую клетку твоего тела переполнит ужас – ты подумаешь, что это конец. Кто ещё может звонить тебе так рано, кроме мафии, которая уже рядом. Трясущимися руками – ты подымишь трубку.
– А-алло?
– Привет. Прости, что так рано. Ты дома?
– Н-нет. А кто это?
– Да это же я – Вооружённый.
– Чёрт! – крикнешь ты на всю улицу.
– Тот ещё! Я проходил мимо твоего дома – хотел попросить тебя открыть дверь. Мне хочется в туалет.
– Старый чёрт, – ты высыплешь на него все известные тебе ругательства; тем временем – он будет смеяться. И в смехе, доносившегося с той стороны – ты услышишь музыку нового мира.
– Ладно, пока, дружище.
– Давай.
Ты бросишь трубку первым. И кинешь её со всей силы. Ты развернёшься и уйдёшь в сторону дома Ражаева раньше, чем упадёт телефон. Он разобьётся об асфальт – но ты этого даже не заметишь.
Разоблачение Третье
Первым, что увидит входящий – будет огромный табличка со словами: «Le lieu de rencontre pour les poets».
– Место встречи поэтов, – переведёт Монро, – посмотри – как здесь красиво.
– Жопа моя красивее, – раздражённо скажешь ты.
Монро улыбнётся и испытующе посмотрит на тебя.
– Не спорю, – улыбка соскользнёт с его лица так же быстро, как и появится, – но пойдём дальше.
Ты словишь носом запах нового мира. Он у тебя будет заложен насморком, но отдельные, сильные ароматы – ты уловить сумеешь. В нём – будет что-то непостижимое, что не словишь ни глазом, ни носом, ни языком – даже таким длинным, как литературный. Это – будет то, что поставит целью себя разгадать – за что ты примешься немедленно, наточив карандаш и раскрыв скэтчбук. Но как нарисовать Всё – посреди Ничего? Всегда – посреди Никогда?
Так и будет выглядеть место встречи поэтов – снаружи и внутри.
– Я уже говорил, что со всех сторон – нас окружают извращения? – донесётся до тебя эхо Ражаева, стремительно отдалявшегося от тебя, – не только сексуальные – но и социальные, – он будет подыматься вверх по винтовой лестнице, – но этот мир таков, что если есть извращенцы – то должны быть и нормальные. На этом поприще – бесконечному числу извращений – противостоит аристократия. Часто, нас самих называют извращенцами – но это не так, – последние слова он произнесёт воинственным шепотом, который будет громче его обыкновенного голоса, – разумеется – я говорю не про раздутых буржуа; к своре которых я сам, не скрою, отношусь. Я говорю про таких как ты – аристократия духа, от цинизма и лицемерия которых – таят льды Антарктиды. Аристократ – это человек, который может противостоять пошлости, в каких бы формах она перед ним не представала. Он будет сражаться с ней везде: на консервном заводе, в королевском дворце, на животных рынках, в зале заседания нобелевского комитета, ювелирных магазинах и студенческих поликлиниках, на швейцарских озёрах и на свалке пищевых отходов, – примеры так и будут литься из его рта и покажется, что им не будет конца – какая пошлость, подумаешь ты, – эти люди – один из немногих способов бороться с человеческой дикостью. Я – Монро Владимирович Ражаев – хоть и не аристократ – верный и отважный рыцарь света, который до последнего доллара поклялся бороться с человеческим невежеством и примитивностью…
Дальше, Монро сбавит шаг, позволяя тебе приблизиться к Его Святейшеству. Ты больше будешь обращать внимания не на его беспрерывный поток слов – настолько бессмысленны, что уши вянут вслушиваться в их суть – ты будешь обращать внимания на предметы вокруг тебя. Тем временем, Монро подойдёт к концу своей невыносимой, вводной лекцией в мир аристократии:
–…так и был создан «Орден Неистовых Поэтов» или ОНП. Наши недоброжелатели называют нас «Орденом Поэтов и Союзных Язвителей» – только для того, чтобы составить аббревиатуру ОПИСЯ. Но это так – просто для общего развития. Когда ты слышишь ОНП или ОПИСЯ – это всё про нас. Нашим главным достижением есть то – что мы существуем. И уже этим – даём на орехи всем прочим извращенцам.
Только вздыхать – всё, что можно будет сделать после этих услышанных слов. И почему я должен их слушать? – подумаешь ты.
Тишина. Ничему в мире ты так не удивлялся, как ей. В комнате, заставленной до потолка книгами, не раздастся ни звука, пока ты не скажешь:
– Серьёзно?! – чуть не добавив: ты замолчал?!
– Именно так, – ответит он.
Дальше, всё будет происходить как в тумане. Ещё секунду до этого – ты будешь крепко стоять на ногах; а после этого – твоё тело упадёт в объятия Морфея и ты перестанешь воспринимать мир, как единое, нерушимое целое. Ты почувствуешь себя стоящим на самом кончике – в любой момент готовый сорваться.
Ты чуть не упадёшь; но Монро вовремя придёт тебе на подмогу и усадит в диван.
– Что – опять? – спросит он.
– Не знаю, – только и найдёшь, что ответить ты.
Глаза смотрели прямо, но видели всё как в аквариуме.
– Дамы и господа – позвольте вам представить нового рыцаря нашего ордена – мой друг Художник.
Эти слова приведут тебя в чувства. Ты упадёшь лицом себе в ладони, пытаясь спрятаться от внешнего мира; но безуспешно.
– Эй, эй; очнись, – закричит Монро, – ты видишь меня? Сколько у меня пальцев?
Ты будешь чувствовать себя как никогда хорошо – но не нужно признаваться в этом другим.
– Со мной – всё в порядке, – скажешь ты, подымая голову, – всё в порядке.
Ты разглядываешь людей, вошедших в комнату.
Из них – ты узнаешь только одного. Лолол Лололович – звезда местной богемы будет сидеть прямо напротив тебя и дружественно улыбаться. Ты подумаешь: что меня затянуло сюда? Разве будет тебе дело до тех глупостей, которыми занимаются эти люди?
– Знакомься, – Монро сделает вид, что ничего не произошло, – это Василий.
Огненные волосы, татуировка дракона на щеке, щегольской свитерок и чёрная ручка за ухом – это он назовёт Василием.
– Очень приятно.
Он пожмёт тебе руку и одарит улыбкой, от которой растаяло бы даже самое холодное сердце. На секунду, тебе даже захочется ему понравиться – ты был бы рад видеть его своим другом. Но ничего хорошо из этого не выйдет – и ты не станешь строить себе иллюзий.
Ты встанешь со своего места и плавно перейдёшь на свободное, одинокое кресло – поближе к графину с коньяком. Тогда, тебе останется только выяснить, что будет дальше – и к чему всё это тебя приведёт.
– Это – Станислав Коров, – Монро поставит ударение на второй слог, – он поляк. Он дирижер симфонического оркестра; так же отличный пианист и композитор – ты наверняка о нём слышал раньше.
Абсолютная противоположность Василия – Станислав. Элегантность и манерность, и скромность в одном коктейле. Его легко можно было спутать с капельдинером Гайдном.
– Гашваро Имре, – Монро произнесёт это имя жирным, как гуляш, голосом, – он приехал сюда из Будапешта только три года назад – и уже стал местной звездой. Ты тоже, наверняка, где-то слышал это имя.
Ты подумаешь: как же много людей я знаю – и даже не подозревал об этом. Тебе захочется первым начать поглощать жидкость из графина рядом с тобой – на уютном газетном столике.
– А это, – Монро укажет пальцем в сторону девушки, – художница. Настолько скверная и бездарная, что её можно назвать первым гением нашего века – Мюриэль, – он ещё долго будет смаковать её имя, – Мюриэль – скажешь хоть слово?
Вместо ответа – он запустит в Монро книгой. Увернувшись, Ражаев спрячется за спинкой стула как за щитом и скажет:
– Это – лучше любых слов. Спасибо.
Девушка кивнёт и прошепчет ровным, чистым голосом:
– Не верьте тому, что говорит этот дурак. Я сама не знаю, что забыла здесь – но рада снова вас всех видеть. Надеюсь, это продлиться ненадолго – потому что Монро, видимо, не скоро успокоится.
Тебе понравится эта девушка. Ты скромно будешь поедать её глазами из-под своего угла; какая она без одежды? Какой она выйдет на бумаге?
После этого, ты будешь слушать Монро вполуха. Тебя не будут интересовать прочие шатуны, которые соберутся в тот день в большом зале с книжными полками. Всё своё внимание – ты посвятишь этой девушке. Она будет красивой – ты любишь таких. Что-то в чертах её лица – напомнит тебе о той фигуре, фотография которой – всегда будет у тебя в кармане – вот она. Она – будет той единственной спасительной веточкой, за которую ты будешь держать во всех своих долгих странствиях по реке жизни – сказал бы поэт. Но ты – просто видишь красоту; это – тебя и спасёт.
Но сделаешь ли ты первый шаг?
Когда Монро замолчит – в зале вновь на какое-то время установится мёртвая тишина. Ты заметишь, что вещи – окружили тебя со всех сторон. Книги, вазы, мёртвые цветы, пустые места на полках. Гости одновременно полезут в карманы и достанут сигареты – каждый свои; Монро призовёт всех угощаться. Один ты – не будешь курить – это покажется тебе лишним. Ты выдохнешь, разве что, облако персикового дыма из вейпа Василия – но этим и ограничишься.
Собравшиеся гости разделятся на группы по два-три человека и будут сплетничать о том, о сём. Что такое искусство? У кого лучше издать новый сборник стихотворений? Где можно выгодно продать картины? Чем вы питаетесь? – фасолью. Я слышал – в супермаркете “Les Parisian” акция… Кто-то будет говорить по-русски, кто-то: по-английски, по-немецки, по-французски и на суахили. Про последних: ты поймёшь лишь то, что ничего не понимаешь – и это более чем тебя устроит.
Стулья, книги, столы, статуэтки, картины – всё будет одно, как и люди здесь. Всё это смешается в один сплошной водоворот мыслей и смыслов, достигнув того самого качества – когда ты забываешь, что просто – смертный.
Улыбка Мюриэль в твою сторону под звон бокалов с шампанским – вы будете здесь и останетесь живы; что в этой жизни покажется тебе тогда невозможным? Разве что – скрыть покрасневшие щеки. Вас окружат вещи коричневого цвета, контуры которых – сотрёт алкоголь.
Натюрморт с какао и хлебом будет висеть на стене. Вазы, лимоны, шумные поэты, чьих слов ни разобрать, ни понять. Так может длиться бесконечно долго. Ты не станешь слушать их разговоров.
Японец джазмен по имени Му попросит Мюриэль спеть. Ты злобно покосишься на него. Твоя новая подруга скромно откажется. Но все подхватят идею – они прервут свои бесконечные разговоры и закричат все в один голос:
– Песню! Песню! Песню!
– Я рисую лучше, чем пою.
Но все продолжат настаивать и в конце-концов – она согласится.
Все предметы застынут в воздухе. Глаза и уши – все будут направлены только в одну точку – на неё. Вот-вот должен будет раздаться ядерный взрыв; если и не для всех – то для тебя. Он должен будет снести весь этот город, здание, бандитов, убийц, философ и художников, заполонивших этот город. Но вместо смерти – будет музыка. Когда она идёт на спад – вступает мягкая женская вокальная партия. Затем – Мюриэль начнёт петь – и весь мир исчезнет…
Она поёт на французском: «Под небом Парижа – родилась эта песня…» – о седых философах, миллионах зевак и о любви, которой не будет конца, пока стоят небеса – дождливые или разукрашенные в радугу.
Когда музыка смолкнет – все ещё долго, секунды три, не смогут прийти в себя. Что-то точно произойдёт – ничто в мире так не поражает как красота. Приговор к казни через катарсис – вот что можно прочесть на их лицах. А затем – последует волна бурных аплодисментов. Она собьёт Мюриэль с ног – так, что она чуть не упадёт. И тут – её поможешь ты.
Но что будет дальше?
А дальше – после всего – будет не смерть, но брат её – сон. Мозги превратятся в кашу. И всё, что будет нужно вам всем – это покой. Ражаев проведёт тебя в спальню – ты не заметишь, как уснёшь. А когда ты проснёшься – на боку твоей кровати будет сидеть голая она. Во рту у неё будет сигарета; а на шее и на груди – следы твоих губ.
Побег Второй
Ты зайдёшь в лифт. Он двинется с места. Одна из его стен – полностью будет сделана из стекла. Тебе нужно будет подняться на верхний этаж. Лифт будет покорять метр за метром – а перед тобой: раскинется панорама на город зеркальных дворцов, бетонных башен и кирпичных трущоб. Ты достанешь свой новый айфон – последняя модель – и включишь на полную громкость песню Сиксто Родригеса «Sugarman». Ты будешь смотреть на город и чувствовать себя мятежным интеллигентом, живущим в далёком Кейптауне чуть ли не полвека назад. Музыка – это мрамор времени. Тебе не нужно будет произносить лишних слов – просто смотреть на город и слушать песню о нём. Красота будет вокруг.
Но когда ты выйдешь на крышу – извращения снова набросятся на тебя. Ты подойдёшь к самому краю. Включишь «You Can’t Get Away», будешь смотреть вниз и улыбаться. Когда песня доиграет до конца, ты отойдёшь от края и ляжешь на холодный бетон – и крышей тебе будет только небо.
Ты зайдёшь в кофейню. Напротив тебя – будет сидеть Мюриэль. Твоя жизнь лишиться сюжета и станет ещё одной историей, которая сотрется из памяти даже её героев. А для художника – нет ничего страшнее.
Ты заглянешь в глаза ей – по ту сторону холста. Ты возьмёшь в руки мастихин и покончишь с этим уродством. Затем, возьмёшь кисточку и примешься исправлять ошибки. Ты попытаешь подавить извращения внутри себя. В твоём творчестве наступит розовый период. Критики со всех сторон будут расхваливать твои произведения, набивая им цену. Величайшие художники современности, на которых раньше ты мог только ровняться, станут посещать твои выставки и пожимать тебе руки. Только однажды, когда ты будешь прохаживаться по залам музея современного искусства – ты увидишь, как какой-то старик в потрёпанном пальто из прошлого века десять минут будет вглядываться в одну из недавнишних твоих картин. Он повернёт голову, заметив, что ты наблюдаешь за ним. Затем, плюнет на пол и скажет:
– Этот тип – не настоящий художник.
И уйдёт, ограничившись одним выставочным залом из двенадцати.
До конца жизни – ты будешь его помнить. И до конца жизни – ты будешь пытаться доказать самому себе, что этот старик – ошибался.
Ты будешь рисовать вместе с Мюриэль и открывать ваши общие выставки; ходить на её концерты – водить её в рестораны. По ночам вы не будете спать – вы будете заниматься самыми увлекательными исследованиями, которые только посильны для слабого человеческого существа. Стоны, вопли и вмятины на кровати, диване, полу. Всё остальное время – ты будешь работать; каждый день, пытаясь воссоздать свой шедевр. Но каждый раз – тебе будет не хватать какой-нибудь детали. Останется только – выбросить твою работу в список произведений искусства и продолжить поиск.
Ты заработаешь много денег – но это не тем, что нужно будет тебе. Ты примешь их – но без радости от выполненного долга. И тем не менее – ты будешь чувствовать себя почти счастливым.
Но в один момент – всё может измениться
Ты признаешь своей девушке в любви; она признается тебе. Но на самом деле – вам обоим будет всё равно. Никогда не стоит портить хорошие дружеские отношения такой бесполезной штукой, как любовь. Вы придёте к этому выводу одновременно, когда будете шутить и сплетничать на фоне огней квартала всемирно известных отелей – и оба вы промолчите об этом.
Ты поведёшь Мюриэль в одну из своих мастерских – ты покажешь ей свою последнюю работу, над который ты трудился не жалея чашек с кофе и красок – никак не меньше нескольких дней. Она скажет то же самое, что и всегда:
– Это шедевр.
Ты покачаешь головой.
– Почему тебе так не нравятся мои картины?
– Я же сказала – это шедевр!
– Этого – не-до-ста-точ-но – недостаточно, – по слогам выговоришь ты, пытаясь ей это донести.
– Кхм, – вздохнёт она, – какой же ты зануда. Ты видел мои последние работы?
И так без конца. И почему ты выберешь себе этот путь в жизни?
Однажды, когда ты бросишь из школу, ты будешь мечтать о собственной кофейне. Тебе удастся открыть её только спустя пять лет – когда тебе уже придётся бриться. Ты будешь работать по четырнадцать часов в сутки без единого выходного. Сколько бы трудностей и идиотов ни встало на твоём пути – ты будешь работать и добиваться своего. И, наконец, ты сумеешь открыть третью кофейню своей сети – а это уже будет означать победу. Тебе может показаться, что многие года крови и пота – были не напрасны. Поначалу, ты действительно будешь так думать. Но потом – ты поймёшь, что это – не твой путь. Ты продашь бизнес, который приносит довольно приличный для кофейни доход. Ты бросишь всё, ради чего готов был потерять всё – и только ради одного – чтобы быть художником. Нужно было много раз споткнуться и облажаться, чтобы понять, чем ты действительно захочешь заниматься до самого конца твоей бесполезной жизни – что будет нужно только для тебя. И ты – станешь художником. Хоть и останешься ещё совсем ребёнком – с бородой и грубым кадыком под подбородком. Потом – ты будешь вспоминать то, как было тебе тяжело делать свои первые шаги. Ты будешь знаменит. Посмотри на свою девушку.
Будет непонятно только одно. Ты будешь смотреть на мир с крыши под музыку семидесятых годов прошлого века и думать: «Как это вообще возможно: я живу – и мафия до сих пор меня не укокошила?!». И всем нам – стоит задуматься над этим вопросом.
Хоть вы с Мюриэль – и будете часть так называемого ОНП или аристократии духа – вы поставите перед собой единственную цель: сражаться с тоской и дикостью этого мира. Только это, покажется многим – и будет удерживать вас так долго вместе, несмотря на бесчисленные измены и скандалы, которые так любят художники.
Наверное, – станешь думать ты, обнимая Мюриэль, – каждый, кто решит сражаться с извращениями – сам станет одним из тех, кто будут делать их сильнее. Единственное, чем можно победить пошлость – это не замечать её – этого она не вынесет. Извращениям нужно внимание – без неё они быстро увядают, как цветы в пустыне.
На очередное собрание ОНП придёт всего несколько человек. Монро окинет вас печальным взглядом.
– Мы несём потери, – с горестным вздохом протянет он.
У Монро – никогда ничего не получится. Он станет самым неудачливым человеком из всех, кого ты когда-либо будешь знать. В то же время – он будет очень богат. «Богатый человек – это всего лишь упрямый неудачник» – будет говорить он. После собрания, ты скажешь Мюриэль, что задержишься ещё ненадолго. Ты поцелуешь её в щёку и она уйдёт. Вы останетесь с Монро наедине. Он не минуту выйдет из комнаты и вернётся с двумя чашками изумительного кофе. Вы будете сидеть так несколько часов, вспоминая былые времена. От души посмеявшись над старой шуткой, понятной только близким друзьям, ты скажешь:
– Монро, – ты переведёшь дух после смеха, – я давно хотел тебе это сказать.
– Говори, дорогуша, – он искренне улыбнётся, – какие между нами могут быть секреты?
– Я не хочу больше быть знаменитым художником, – улыбка спадёт с твоего лица, – я не хочу больше быть членом ОНП. Я не хочу участвовать во всех тех фестивалях. Я не хочу больше ходить на все эти богемные встречи, где собираются всякие богатые посредственности, которые называют себя художниками. Настоящие художники – живут в бетонных домах и каждое утро ездят на работу в забитом вагоне метро или стоят под проливным дождём на остановке, дожидаясь маршрутки. Многих – такая жизнь ломает. Художников – она делает сильнее и помогает найти себя. Так я нашел себя. И я хочу снова продавать свои работы на улице и пить дешёвый кофе по скидке для артистов в кафе «Ротонда» или «Де Фльор».
Монро ничего не ответит. Он станет молча смотреть на тебя в течение трёх минут – редко, когда Ражаев будет молчать так долго. Затем, в его кармане раздастся мелодичный щелчок. Ражаев достанет свой ксиоми и просмотрит сообщение. Ещё минуту – он будет читать его. За два часа до этого – вы будете смеяться и веселиться. Но всё – так быстро изменится…
Монро бросит ксиоми твою сторону. Ты едва успеешь увернуться. Телефон пролетит над тобой, ударится об стену – от него останется только куча мусора. Монро подскачет с места. Он подбежит к книжным полкам – и начнёт грубо разбрасывать их в разные стороны. Драгоценные и редкие книги он будет рвать всеми десятью пальцами и двадцатью восьмью зубами. Редкие вазы будут разбиты. Монро толкнёт шкаф, битком набитый книгами. Он упадёт – от него останется только гора сломанных досок и униженных книг.
Ты ничего не сделаешь, чтобы его остановить. Наверное, ты будешь последним человеком в мире, который постарается его понять – и сделает это. И встанешь, подойдёшь к Монро – положишь руку ему на плечо и скажешь:
– Пока.
И уйдёшь. Монро останется один.
После этого – ты вернёшься в свой новый дом. Тебя встретит Мюриэль.
– Курьер только что привёз ужин. Тебе разогреть?
Ты не скажешь ни слова. Ты набросишься на неё и станешь шаг за шагом стаскивать с неё и с себя одежду – шаг за шагом.
– Ладно, – только и скажет она, – разогреем еду позже.
В следующую секунду – поцелуй заткнёт вам обоим рот.
Тишину фабрики искусства будут разрывать – только страстные вздохи. Вы не будете торопиться – в каждом вашем движении будет желание растянуть это мгновение подольше. Вы погрузитесь в пороки с головой – и они перестанут для вас существовать. Вы просто полюбите друг друга – и пусть другие будут называть это извращением. Да что они на самом деле понимают?! Разве объяснить им, что между возвышенным и грязным – столько же, сколько между любовью и ненавистью. Один шаг – так сделай же его – и извращение станет слаже. Всегда приятны две вещи: сливаться с волной – и идти против неё.
Ты уже здесь – среди извращений. Но не обращай внимания на этот текст – смотри в глаза своей любимой, сожми руки у неё на шее. Дотронься до её души.
Через несколько часов – ваши силы угаснут. Вы будете просто лежать, обнимая друг друга, медленно погружаясь в сон во мраке. Только боги знают истинный вкус любви. И тогда – ты почувствуешь, что как никогда – подошел близко к богам. Ты подумаешь: только ради этого – и стоит жить.
Но как художник – может быть счастлив? Чтобы быть великим – ему необходимо страдать. Что он есть – как не вся людская грусть под маской?
Ваши вздохи перейдут в резонанс дыхания двух тел, которым не о чём говорить – не о чём спрашивать друг у друга.
– Это было – невероятно, – едва произносит она со вздохами и упадёт на спину, выставив грудь к небу.
Она кое-как подымится – ты останешься лежать. Она возьмёт в руки сумочку и достанет сигареты. Лучше них – только сигареты после секса. Она сядет на пол, чиркнет зажигалкой, закурит и выдохнет облако дыма в лунную темноту комнаты. Будет глубокая ночь. Ты захочешь говорить – но не найдёшь в себе слов.
Оба вы – будете одиноки. Одиночество, – подумаешь ты, – живёт друг в друге. Поодиночке – оно чахнет и наконец – гибнет. И нет ничего печальнее, чем – одиночество в одиночестве – оно имеет в себе всю боль слова «всегда», смешивая её с тоской «никогда».
Ты подползёшь к Мюриэль и положишь свою голову ей на колени. Тебе захочется раствориться в этом моменте – когда она нежно начнёт перебирать твои волосы. Почувствуй себя вечностью.
Но ты – фатально конечен. И, ещё молодой – уже чувствуешь себя стариком. Даже после стольких побед и наслаждений – посмотри на свою жизнь: что о ней можно сказать? В ней – ничего не произойдёт. В ней – не будет магии. И всё, что останется – наблюдать не за мыслями, а преследовать чувства.
Всё это – извращение. Слишком человечное. Ты будешь страдать.
И то, что другие – будут страдать сильнее, чем ты – ровно ничего не будет значить. У тебя – будет только то, что будет у тебя. И тебе – станет больно от этого не меньше, чем от пустого живота. Но, правда – так легко говорить, когда в банке – полный бак бабла.
Ты не захочешь того, что имеешь – ты это и не заслужишь. И ты – всё глубже будешь падать в извращения.
С верхнего этажа будут доноситься мелодии молодого композитора. Музыка, одиночество и любовь – всё станет одним целым. И останется – только красота вокруг. А если покажется недостаточно – всегда можно сделать её своими руками.
Ты встанешь с пола и включишь свет. На тебе – по прежнему не будет одежды; на ней – тоже.
– Что ты делаешь? – спросит она.
– Молчи, – заткнёшь её ты, – я хочу сделать этот мир красивее – я нарисую твой портрет.
Она игриво улыбнётся и примет позу.
– Давай, покажи мне больше страсти.
Она будет танцевать, петь, говорить телом.
– Ещё, ещё больше, давай…
Листок за листком – ты будешь откидывать в сторону.
– Этого – мало; мне нужно больше…
Ты станешь работать так, будто от этого – будет зависеть твоя жизнь. И ты – превзойдёшь самого себя. Ты не сможешь нарисовать больше ни одной картины – если сейчас не нарисуешь то, чем мог бы гордиться. Несколько часов беспрерывной работы – пройдут для тебя как пара минут. Наконец, ты сможешь перевести дух и вытереть пот со лба. Ты берёшь конечный результат своей работы в руки – никогда ты не занимался любовью с таким усердием. И вот он – результат. Ещё один шедевр. Ты покажешь его той единственной, кто увидит его. Она внимательно всмотрится в него, улыбнётся и спросит:
– А… а кто это?
Ты посмотришь прямо ей в глаза.
– Как… это же ты!
– Я?!
Это скажет та, которая увидит все твои работы. Увидит все – но, видимо, не поймёт ни одной.
– Это шутка?! – она разозлится, – что это за пятно с сиськами?! Я действительно выгляжу так?
– Говоря откровенно – любой прохожий видит именно это.
– То есть, – она перейдёт на крик, – все, кто хоть когда-либо видел меня – видели пятно с сиськами? Подожди… Почему у меня пять сосков?!
– Ну-у-у… это метафора.
– Чего?
– Пяти сосков.
Она схватит свой рисунок и разорвёт его на мелкие куски. Затем, возьмёт все сделанные тобой наброски – и начнёт беспощадно кромсать их ногтями и зубами.
На рисунке будет изображен кусок мяса с лицом, курящим сигарету; и ногами, застывшими в безумном танце извращений. Ты не раз обратишься к этой теме; но Мюриэль больше – никогда этого не увидит. Ты сумеешь сохранить только один набросок, спрятав под его под шкафом.
Вашей любви придёт конец.
Позднее, Монро, попивая бокал с бордо, будет задумчиво разглядывать «Портрет Мюриэль» – набросок, ставший окончательной версией. Он будет смотреть на него минут пять, а после – скажет:
– Знаешь, а ведь она не совсем похожа на неё.
– Ерунда, – ответишь ты, бросив быстрый взгляд на картину, – вскоре, она сама будет похожа на свой портрет.
– Так или иначе – в нашем маленьком обществе – она ещё долго не появится. Пора бы начинать поиски новых членов.
– Сначала – тебе стоило бы прибраться в «месте встречи поэтов».
Монро осмотрит свой зал: горы мусора, облезлые обои, поцарапанные станы, разорванные книги, разбитые статуэтки и вазы – их никто так и не уберёт после погрома, который устроит Монро.
– Да, пожалуй, – задумчиво ответит Ражаев, всем своим видом показывая, что пребывает сейчас в совсем другом месте.
– Зачем ты вообще делаешь это? – задашь ты вопрос, который долго будет тебя интересовать, – ты ведь понимаешь, что все люди, которые приходят к тебе – извращенцы, а не аристократы.
– Все мы – в той или иной степени – извращенцы. Нормальность – противоречит жизни.
Он опустит глаза.
– Понимаю ли я это?! О да, прекрасно пониманию, – он посмотрит прямо тебе в глаза и улыбнётся, – я – просто люблю искусство. К тому же, мне интересно узнать – что произойдёт дальше. Мне всегда нравилось сводить самых разных людей вместе и смотреть, что они будут делать – я играю в это ещё с детства.
Тебя начнёт тошнить от Ражаева – да кем он вообще себя возомнил?!
Ты молча встанешь и выйдешь из кабинета. Монро крикнет тебе вслед:
– Эй, милый, подожди!
И потом, когда ты закроешь дверь:
– Я тебя обидел?!
Нет. Тебе он надоесть. Один и тот же человек – очень быстро перестанет тебя интересовать. Поэтому – у тебя будет много знакомых, но совсем мало друзей.