Мisol

Дверь палаты открылась и вошла Антонина Викторовна.

– Марьям Руслановна, извините. Вы хотели поговорить. Я вас слушаю.

Коротко пожав плечами, и слегка улыбнувшись, я возразила ей:

– Да ничего страшного. Просто у нас появились хорошие новости. Хотела рассказать Женьке, что разрешение от Росздрава получено и завтра вы сможете сходить туда за официальным документом.

Так как лекарство выписывалось для пациента Евгении Гладковой, мы попросили ее маму поучаствовать в решении этого вопроса.

Лицо несчастной женщины буквально засияло.

– Господи! Спасибо тебе! Наконец – то! Я все ноги сбила, пытаясь достучаться до этих чиновников!

Я понимающе улыбнулась.

– Может быть, нам это и не понадобится. Не могу утверждать точно, но Саид Халилович прорабатывает иной вариант добычи препарата. Надеюсь, у нас все получится.

– Какой он все – таки хороший человек! Дай Бог ему здоровья, за все, что он сделал для моей девочки.

Я кивнула, соглашаясь с мамочкой.

– Антонина Викторовна, все же не забудьте завтра сходить в Росздрав. Нам нужно перестраховаться. Всякое может случиться, вы прекрасно это знаете.

– Да – да, конечно, я понимаю.

Я вышла из платы Гладковой с приподнятым настроением. Ну, вот, наконец, и белая полоса! У нескольких моих пациентов по плану лечения как раз значилась Эрвиназа.

Снова зазвенел телефон. Я посмотрела на экран – определился номер Саида.

– Алло?

– Мари, сегодня просто замечательный день! Нашелся доктор, готовый выписать рецепт. Наши теперь ищут аптеку в Лондоне, чтобы договориться о покупке препарата.

Я удивленно подняла брови.

– Подожди! Но ты ведь сказал, что нашел в Челябинске организацию, которая продаст ее без всяких заморочек?

– Я не успел. Они отдали его местной больнице.

– Как жаль!

Я вздохнула. Досадно.

– Ну ладно. С ними было бы, конечно, намного проще. Так значит, ты скоро приедешь?

– Нет, пока не могу. Рейс задержали – погода плохая. Я сейчас в аэропорту. Жду, когда метель закончится. Кстати, Мари – еще одна вещь.

– Да, я слушаю.

На линии постоянно были слышны какие – то непонятные трески. Они ужасно раздражали.

– Как ты знаешь, Белла сейчас в Лондоне. Она не может дозвониться мне, потому что здесь плохая погода. Поэтому, скорее всего, она будет звонить тебе. Проконтролируй, чтобы мама Жени получила разрешение Минздрава на ввоз лекарства, отдай ей в руки выписку с точным указанием количества препарата и твоей росписью, разрешение Росздрава пусть заберет завтра! И пусть встретит Беллу в аэропорту. Она не сможет без всех этих документов провезти лекарство через таможню.

– А ее пропустят?

– Да, мы уже договорились насчет этого.

– Хорошо, Саид. Я поняла.

Я отключилась и почувствовала, как улучшается настроение: внутри поднималась волна радости – это успех, Мари!

***

– Алло, Белл, все в порядке? Ты смогла добыть препарат?

– Нет, Марьям. Мы ищем аптеку. Пока безрезультатно. Но я буду отзваниваться.

Белла отключилась.

Три дня прошло с того момента, как мы смогли собрать нужные документы. Все было готово, и времени, вроде как еще оставалось, но изнутри все равно грызла тревога. А что, если не успеем? Нужно, чтобы препарат был привезен в Россию. Срок давности документов может выйти и придется все собирать заново!

Зазвенел телефон. На экране высветился номер Саида. Ну, наконец – то! Три дня не было от него вестей – не брал трубку и сам не звонил.

– Алло, Саид, почему ты не звонил? С тобой все в порядке?

– Здравствуйте. Прошу прощения, кем вы приходитесь Бугдаеву Саиду Халиловичу?

Я пришла в недоумение.

– А кто, вообще, говорит? Где Саид?

– Вы звонили на его телефон в течение трех дней. Могу я узнать ваше имя?

Внутри резко похолодело: что происходит?

– Я еще раз повторяю – кто вы? И почему вы звоните с телефона Саида? С ним что – то случилось?

– Это медсестра отделения терапии. Бугдаев – наш пациент.

Сердце учащенно забилось.

– Что с ним?

– Он попал в наше отделение с тяжелой формой пневмонии.

Меня начало трясти.

– Девушка, скажите мне его развернутый диагноз. Я – врач.

– Двусторонняя диффузная нижнедолевая пневмония неясной этиологии*. Он в очень тяжелом состоянии. Мы пытались дозвониться до его родственников, но при поступлении он заявил, что таковых у него не имеется. А в телефоне высветился только ваш номер. Остальные все какие – то заграничные.

– У него есть родители!

Идиот!

– Увидев кучу пропущенных вызовов от вас, мы решили с вами связаться.

Перед глазами все поплыло.

– Вы правильно сделали. Я его коллега. Меня зовут Марьям Руслановна. Назовите адрес вашей больницы.

Девушка продиктовала необходимые данные.

– Я постараюсь прилететь в ближайшее время. Насколько его состояние тяжелое?

Голос мой дрожал от беспокойства, рука, державшая телефон тряслась. Мне казалось, что я его не удержу и уроню на пол.

– Очень тяжелое. Кроме того, мы сделали ему необходимые анализы, и выяснилось, что у него лейкемия.

– У него хронический лимфобластный лейкоз. Но он в ремиссии уже четыре года.

– Марьям Руслановна я не знаю, откуда вы взяли такие данные, но мы сделали запрос в больницу, в которой он состоит на учете, и выяснили, что месяц назад у него случился рецидив. У нас даже имеется выписка. Вы должны прекрасно понимать, что это еще больше усугубляет тяжесть его состояния. Пожалуйста, постарайтесь вылететь как можно скорее.

Сердце болезненно сжалось при этих словах. Сделав глубокий вдох и выдох, я еле слышно выдавила из себя:

– Я поняла. Завтра буду у вас.

Отключившись, я схватилась за голову. Она буквально раскалывалась. Да что же это такое происходит! Только подумала, что все наладится, так очередная беда на подходе! Тяжело дыша, я старалась взять себя в руки. Нужно было срочно ехать к Саиду. Но что делать с Эрвиназой? Ее еще не купили, все висит на волоске! Кому будет звонить Белла? И сможет ли она достать это чертово лекарство…

На ватных ногах, я направилась в сторону кабинета заведующей.

А что, если Саид не выживет? При этой мысли сердце превратилось в маленький комочек боли и слабо запульсировало внутри. Сейчас, когда он снова появился в моей жизни, он не может исчезнуть безвозвратно!..

Рецидив месяц назад … боже, почему он мне ничего не рассказывает?.. Хронический лимфобластный лейкоз протекает не так тяжело, как острый. Но спустя четыре года рецидив – это не шутка.

Я постучалась в кабинет заведующей и вошла внутрь:

– Алина Расимовна, мне необходимо выехать в Челябинск. Я хочу написать заявление на отпуск без содержания, потому что не уверена, сколько дней буду отсутствовать.

Заведующая в изумлении посмотрела на меня, не понимая, что происходит.

– А с чего такая спешка? Могу я узнать причину?

– Человек, который мне очень дорог лежит в тяжелом состоянии в больнице. Мне позвонили и сказали, что я должна приехать.

Заведующая проницательно посмотрела на меня и понимающе кивнула, прекрасно догадавшись, о ком идет речь.

– Хорошо. Пиши. Я отнесу его в отдел кадров. И заказывай билет.

***

– Мы смогли стабилизировать его состояние. Но это ненадолго.

Я еле очнулась от состояния оцепенения, накрывшего меня и, сквозь пелену слез посмотрела на силуэт человека, говорившего со мной. Глаза не различали больше ничего, кроме отчаяния и боли.

– Понятно.

– Мы вызвали гематолога. Он скоро будет.

– Хорошо.

Я отвечала на автомате, абсолютно не улавливая смысл сказанных фраз и слов. Окружающие предметы и люди исчезли в бесконечном потоке нахлынувших мыслей и образов. Душу сковало стальными обручами, сердце превратилось в пыль, прекратив стуки и биение внутри.

Кошмар трехлетней давности повторялся вновь: коридор больницы, отделение реанимации, грань «между» и конец. В поезд сели трое. В поисках купе, где можно было бы приткнуться, путники нашли друг друга, и, крепко взявшись за руки, не отпускали до самого конца. Но судьба коварна! В момент солнцестояния, когда все залило светом и теплом, а глаза засияли радостью и блеском счастья, грянул гром, и на небе развернулась гроза – вспышка молнии и солнце исчезло …

Мой Музыкант. Саид. Столько монологов высказанных ночной тиши, объятой разрушающим дымом сигаретного яда. Несказанные слова – спрятанные в сознании мысли. Стук сердца, мысль, слово и тишина.

Жизнь совсем неоднозначна, как кажется на первый взгляд: черное не всегда – тьма, а белое – свет. У розы полно шипов, способных уколоть и заставить проснуться.

В тот самый момент, когда меня накрыла так называемая «тьма», я, абсолютно того не подозревая, двигалась к свету. Боль благословила сердце и исцелила душу. Она не позволяла моим чувствам превратиться в тлен. Она делала меня живой!.. Я не пыталась бежать от нее, потому что это бесполезно: она всегда следовала по пятам.

Перед глазами все плыло от слез: почему ты не рассказал мне всю правду с самого начала? Почему я не выслушала тебя, почему не дала шанса объясниться? Столько почему и ни одного ответа…

Как мы могли растерять самое важное и ценное, что было у нас – умение разговаривать и слышать друг друга? Вести диалог, понимая все с полуслова, когда одного взгляда достаточно, чтобы почувствовать то, о чем кричат глаза.

Слезы застилают взгляд, мои руки трясутся в страхе, что я потеряю тебя. Ты обвит этими ужасными трубками, твое тело накрыто белой простыней, напоминающей саван. Грудь еле дышит… даже на расстоянии я могу видеть, как твои легкие вздымаются в тщетных попытках схватить хоть небольшой глоток спасительного кислорода, упираясь в стену мучительной болезни. Сколько раз я видела во снах эту ужасную картину. Но реальность оказалась слишком жестока и невыносима…

Когда ты исчез на следующий день после смерти Сони, я предпочла обвинить тебя во всем, что происходит. Так было легче! Страдания обрели причину – у них появилось лицо. Я могла выплеснуть свою боль, освободить сердце.

Мне больше не приходилось просыпаться каждое утро и прислушиваться к ритму твоего дыхания. Я не вставала посреди ночи, чтобы убедиться в том, что ты не истекаешь кровью.

Мне было невероятно стыдно осознавать, что твое исчезновение принесло мне легкость и успокоение. Было гораздо проще назвать тебя предателем, выдумать оправдание горю, накрывшему меня, прикрыть страх потерять тебя обвинением в том, что ты меня бросил. Я больше не могла жить в этой боли. Не могла.

Я смотрела на бледное лицо Музыканта и застывала уже ставшей привычной глыбой ужаса и боли: каждый раз, когда я думала, что ты предал меня и бросил одну во тьме боли, маленький голосочек в отдаленном уголке сознания постоянно твердил о том, что возможно есть весомая причина твоего исчезновения. Но гордыня не могла позволить себе сдаться здравому смыслу – соратница боли, ее близкая подруга, сестра по духу – она запретила мне сделать шаг навстречу тебе, Саид и толкнула сердце в ледяные объятья равнодушия. У каждой услуги своя цена. Когда ты меньше всего ожидаешь, «былая защитница» разворачивает свое страшное лицо и показывает свою истинную природу: оскалив кривые зубы, она кровожадно вгрызается в израненное сердце с таким свирепым рвением, что отрывает все куски живой плоти.

Любовь действительно слепа: эта коварная, ненасытная гордыня, выпускающая ядовитый туман в глаза, полностью отняло мое доверие к тебе, Музыкант. Малейший неверный шаг, и я не смогла выбраться из ее капкана.

Я теряла тебя дважды. В первый раз, когда ты рассказал о том, что болен. В тот день я мысленно похоронила тебя. Ты никогда не узнаешь об этом, ведь этот монолог будет жить только в пределах моего сознания и не коснется твоего слуха. Я не могла мириться с мыслью о том, что ты можешь покинуть меня в любой момент! Исчезнуть, раствориться, остаться лишь болезненным воспоминанием в памяти – вечно кровоточащей раной в сердце…

Но ты снова появился! Ты вселил эту ужасную нелепую веру! Что настоящее доплывет до будущего и станет вечностью для нас обоих.

Сколько всего я хочу рассказать тебе, Музыкант! Как была счастлива, когда ты обнимал меня и прижимал к своей груди. Как наслаждалась моментами нашего тепла и близости: моя голова на твоей руке, уют, легким облачком накрывающий все мое тело. Как вернуть все это?

Я всхлипнула и стиснула зубы от боли. Лицо было мокрым от слез, грудь сдавило от неудержимого страха и предчувствия неминуемой беды.

Музыкант, я дышала тобой! Сердце стучало только твоими поцелуями.

Глухие рыдания подкатывали к горлу и мое тело трясло от холода и напряжения.

Я пытаюсь поймать твою руку, Саид, но у меня ничего не получается! Ураган безжалостных событий ускользает, уносит тебя прочь от меня, и снежная буря, накрывающая мою душу, воет диким зверем, мелкими крупинками льда застилая глаза, заставляя их прикрыться опухшими от горя веками…

Рыдания буквально душат меня изнутри. В горле стоит ком, не позволяющий мне шевельнуться ни одним живым мускулом.

Шмыгнув носом, я в отчаянии смотрела на трубку легочной вентиляции, с помощью которой Саид мог дышать. Перед глазами предстала отчетливая картина, как его лицо постепенно исчезает посреди бури. Внезапно в сознании что – то щелкнуло, и я резко вскрикнула: снежная буря! О, Господи!

***

– Вы обязаны дать ему это лекарство. Я знаю, что это верное лечение!

Я была взбудоражена – каждая клеточка тела от мозга костей до кончиков пят возбужденно подрагивала.

– Мы не можем принимать такие решения без консультации гематолога.

Волнение помогало мне усилить мой напор. Мне казалось, что, если сейчас мне на голову свалится огромная лавина снега, я не обращу на нее никакого внимания.

– Владлен Георгиевич, я – гематолог! Вы же прекрасно это знаете. Дайте ему Бисептол. Я уверена – он пойдет на поправку!

– Марьям Руслановна, я все это знаю. Но вы и меня поймите – если лечение окажется неправильным, это стопроцентный летальный исход. Пожалуйста, не надо хвататься за соломинку.

Почувствовав, бешеную ярость внутри, я буквально прорычала:

– Вы что не понимаете русского языка?! Я вам четко все объяснила! Какие здесь могут быть сомнения!

Меня била крупная дрожь. Сознание было на грани нервного срыва. Я абсолютно четко и ясно понимала, что диагноз мой верен и лечение снимет все симптомы пневмонии!

– Марьям Руслановна, вы сама врач и должны осознавать, что я не могу взвалить на себя такую ответственность. У меня есть жена и маленькие дети. Я не хочу лишить их единственного кормильца.

– Я напишу расписку о том, что снимаю с вас всякую ответственность. И вы сможете не переживать за свою семью!

Я буквально выплюнула ему это в лицо.

– Она не будет иметь никакой юридической силы, вы же знаете.

– У вас есть хоть немного сердца? Вы, когда получали диплом, давали клятву, что спасете каждую жизнь, которая будет в ваших руках!

В бешенстве вырвав историю из его рук и, достав оттуда рентгеновский снимок, я подбежала к негатоскопу*:

– Смотри сюда! Видишь легкие – все черные. Это называется симптом снежной бури или облаков. Потому что пнемоцистная инфекция закупоривает альвеолы, тем самым не пропуская кислород к легким! А так как это паразит – температура остается субфебрильной, что характерно для атипичной пневмонии. Пневмоцистная инфекция у здорового человека не возникает, потому что у него есть иммунитет. Но у раковых больных, особенно после химии возрастает риск заболеваний оппортунистическими инфекциями.

Мне казалось, что у меня глаза вылезут из орбит.

– Клиническая картина при этой пневмонии ужасная, потому что у больного нет макрофагов* и интерферонов*, чтобы истребить эту тварь. Но если дать больному Бисептол, выздоровление наступает уже через несколько дней. Пятый курс медицинского университета! СПИД, ВИЧ, РАК. Все сопровождается оппортунистическими инфекциями*. Включи мозги!

Если бы он посмел снова мне возразить, я бы набросилась на него с кулаками.

– Имей в виду – если он умрет, я тебя не то, что по судам затаскаю.

Угрожающе смотря на него, я медленно добавила:

– Я тебе каждую ночь в кошмарах сниться буду.

***

– Влад, прости. Мне ужасно стыдно за свое поведение.

Доктор кратко усмехнулся, и с иронией в голосе, ответил:

– Да я бы на твоем месте сделал тоже самое, Марьям. Хорошо, что ты снимок в негатоскоп поставила, я только тогда понял, что твой диагноз верен.

Я слабо улыбнулась в ответ и на усталых ногах пошла в сторону ординаторской. В эту ночь Владлен любезно предложил мне опочивальню всех дежурящих врачей больницы. Зайдя внутрь, я присела на диван и с невероятным облегчением откинулась на его спинку. Каждая клеточка моего тела ныла, будто после стокилометровой пробежки.

Неожиданно, зазвонил телефон. На экране высветилось имя Беллы. В голове словно прояснилось что – то. Эрвиназа!

– Алло. Прошу тебя, Белла, порадуй меня хорошими вестями.

С учащенно бьющимся сердцем, я умоляюще посмотрела перед собой.

– Алло. Привет. Прости, но не могу.

Резко выпрямившись, я села так, словно внутри закачалась стальная пружина.

– Что опять случилось?

– Мы в аэропорту. Ждем разрешения на ввоз лекарства.

– И в чем проблема?

– Не хватает десяти тысяч, чтобы оплатить пошлину. Десять процентов от стоимости препарата.

– У вас, что нет таких денег?

– Нет! Просто есть вещи, которые выше всяких планов. Называются – обстоятельства!

– В смысле?

– Машина, которая везет деньги, застряла в пробке. На дороге, к аэропорту произошла авария.

Белла устало вздохнула и добавила:

– Мы уже четыре часа здесь торчим.

– Что? Какая еще к черту авария, Белла! Этот препарат нельзя долго держать в таких условиях! Ты же прекрасно знаешь!

Сердце бешено билось о грудную клетку. Да что же это такое! Судьба решила проверить на прочность мою стрессоустойчивость за эти дни?..

– Знаю, Марьям!

Голос Беллы перешел на повышенные тона. Даже сквозь трубку телефона, я смогла почувствовать, насколько она взвинчена.

– Но, что я могу сделать! Мы не рассчитали немного с деньгами. Такое бывает! Тем более мы впервые всем этим занимаемся! Их уже везут. А препарат в контейнере. Я тебе отзвонюсь, как что – то измениться.

Белла так резко отключилась, что я вздрогнула от неожиданности. В недоумении уставившись на телефон, я подумала о том, что это, наверное, никогда не закончиться: только справишься с одной проблемой, на подходе уже другая. Почувствовав неимоверную усталость, я тяжело провела рукой по лицу.

Неожиданно, дверь в ординаторскую открылась и вошел Владлен.

– Марьям, твой пациент пришел в себя. Состояние стабильное.

Повернув голову при звуке его голоса, я почувствовала, как нервы буквально заскрипели от пережитых волнений. Слезы резко брызнули из глаз, и, не выдержав, я заплакала прямо в присутствии постороннего человека.

– Марьям Руслановна! Что я такого сказал? Ира – валерьянку!

Слезы буквально душили меня изнутри. Нервы сдали окончательно. Я почувствовала руку Владлена на своем плече.

– Марьям, все хорошо, успокойся, пожалуйста. Саид пришел в себя. Черт, если бы знал, что эта информация вызовет такую бурную реакцию, не стал бы говорить.

Стараясь сдержать поток своих рыданий, я еще больше поддавалась им и не могла остановиться. В ординаторскую вошла медсестра и протянула мне стакан с водой:

– Выпейте. Это успокоительное. Вам станет легче.

Дрожащей рукой, взяла стакан и, всхлипывая, осушила его до дна. Во рту прошелся вкус горечи, и я сморщилась с непривычки. Спустя некоторое время, по телу прошлась волна «затухания». Я никогда раньше не пила успокоительные средства – не было острой необходимости. Но эффект от них был впечатляющим. Спустя несколько минут рыдания прекратились, и я вытерла опухшие и красные от слез глаза. Взглянув на ошарашенного Мишу, уже более спокойным голосом, сказала:

– Извини. Просто слишком много всего навалилось за эти дни. Нервы не выдержали.

– Да, ничего. Бывает.

Он выдохнул и, слабо улыбнувшись, добавил:

– Я понимаю все прекрасно. Все мы люди. Хоть и доктора.

– Спасибо огромное. И прости, пожалуйста, еще раз за все оскорбления и неудобства, которые причинила.

– Забудь об этом.

Вытерев остатки слез, я подошла к раковине и, включив кран, плеснула на себя холодной водой. Промокнув лицо, висевшим на стене полотенцем, повесила его обратно и вышла из ординаторской.

Саид пришел в себя. Я тихо шла по коридору отделения и старалась пригладить растрепавшиеся пряди. Может лучше накраситься и привести себя в порядок, чтобы он не видел моих ужасных опухших от слез глаз? Он все еще пребывал в тяжелом состоянии, и я не могла позволить ему нервничать. Но подумав, все же, я решила, что не стоит скрывать от него ситуацию с Эрвиназой. Хватит вранья и недосказанных слов. Их время ушло.

Подойдя к его палате, я остановилась возле двери и, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, постаралась успокоиться и взять себя в руки. Нацепив улыбку, потянула ручку вниз и вошла внутрь. Саид лежал на кровати и смотрел в противоположную от меня сторону. Остановившись, с минуту я разглядывала его, не веря, что только несколько дней назад он был на грани между жизнью и смертью. Лицо его все еще оставалось бледным, под глазами пролегли темные круги. Но его легкие дышали сами – а значит, кризис прошел.

По телу вновь прошлась волна облегчения, и я прикрыла на долю секунды глаза. Успокоительное делало свое дело.

Саид повернул голову в мою сторону:

– Мари! Привет!

Я медленно подошла к нему.

– Привет.

Он закрыл глаза и замолчал на некоторое время. В наступившей тишине было слышно лишь его ритмичное хриплое дыхание. Легкие расправились и сейчас Саид восстанавливал их жизненную емкость, дыша самостоятельно без трубок.

– И долго я так?

– Три дня.

Он медленно поднял веки, словно они давили на него тяжелым грузом.

– Долго.

Голос его прозвучал очень глухо, словно в горле у него страшно пересохло. Не отрывая взгляда от его лица, я прошептала:

– Не очень.

– Ты в очередной раз спасла жизнь. Мою жизнь.

– Это моя работа, Музыкант. В конце концов, я давала клятву Гиппократа.

Он слабо улыбнулся краешком рта. Прикрыв глаза, он медленно произнес:

– Как там Эрвиназа? Привезли?

Я проглотила комок, застрявший в горле:

– Да. Белла отзвонилась, сказала, что она в аэропорту.

– Все нормально?

Мне очень хотелось соврать. Сказать, что все в порядке, скрыть свой страх, тревожность, чтобы не давать ему лишнего повода для беспокойства. Но пересилив свое малодушие, я возразила:

– На таможне возникли небольшие проблемы. Белла пытается их решить. Но думаю – все будет в порядке.

Он слабо кивнул и закрыл глаза. Казалось, он уснул.

– Ты из – за меня плакала?

Вопрос застал врасплох и я, неосторожно выпалила:

– Нет, конечно!

Но вспомнив данное себе несколькими минутами ранее обещание, сказала:

– Да. Я плакала из – за того, что могла потерять тебя.

Все также, держа глаза закрытыми, он улыбнулся краешком рта и медленно прошептал:

– В тот день, когда звонил тебе – остался в аэропорту. Холодно было. Наверное, тогда и подхватил.

– Почему ты не сказал, что у тебя месяц назад случился рецидив?

Я не могла пройти мимо этой темы. Открыв глаза, он ненадолго сощурился и взволнованно посмотрел на меня. Затем, тяжело сглотнув, медленно ответил:

– И как ты себе это представляешь? Мари, у меня снова бласты в крови и я сижу под капельницами в дневном стационаре?..

В его словах прозвучали неприкрытые сарказм и боль.

– Да. Именно так я себе это и представляю.

По лицу скатилась одинокая слеза и исчезла где – то в ложбинке на груди. Протянув руку, я ласково провела по его лицу, и устало вздохнула:

– Я имела право знать правду.

Он снова отвернулся к стене.

Долгое время мы не говорили друг другу ни единого слова, сохраняя молчание. Подойдя к окну его палаты, я посмотрела на деревья, окружавшие больницу – они были припорошены серебряной дымкой снега. Неожиданно на ветку опустилась ворона и повернула голову в мою сторону.

В груди екнуло и сердце бешено застучало. Я вспомнила наш разговор в ординаторской, когда он пытался рассказать о том, что с ним произошло.

– Я не хотел, чтобы ты видела меня таким. Думал, что будет намного лучше для нас обоих, если я исчезну.

Я проглотила комок.

– Это случилось после нашего разговора?

Ответом мне было молчание. Я поднесла руки к лицу и почувствовала груз вины на своих плечах:

– Мари, ты не при чем. Такое могло произойти, когда – угодно!

– Но произошло именно тогда! Господи… когда же я научусь слушать тебя. Тогда проблем будет гораздо меньше.

– Я не могу…

Неожиданно, у меня зазвонил телефон. Я посмотрела на экран – Белла. Не дослушав Саида, я с нетерпением подняла трубку:

– Алло!

– Все отлично!

Голос Беллы звенел от радости.

– Мы едем в больницу! Доставка по месту назначения осуществляется быстро и своевременно.

Негромко рассмеявшись, я воскликнула:

– Ну, наконец – то! Молодцы. Наша служба спасения сработала, как часы.

Белла отключилась, и весело взглянув на Саида, я сказала:

– Все нормально.

Он опустил веки и облегченно вздохнул.

– Саид, спасибо тебе, что ты рассказал мне свою историю. Прости, что я так нелепо себя вела. Я должна была догадаться.

– Ты ни при чем, Мари. Я не хочу, чтобы ты винила себя за это.

– Взгляни на меня, Саид.

Ответом на мою просьбу было молчание.

– Я хочу рассказать тебе правду. Я хочу, чтобы ты знал, что я на самом деле чувствовала к тебе.

Неожиданно, тело накрыло мантией спокойствия, и с плеч упала огромная ноша.

Он нахмурил брови и снова отвернулся к стене.

Улыбнувшись, я подошла к нему и легко сжала руку, радуясь тому, что все закончилось благополучно. Он слабо выдернул ее и прижал к груди. Улыбка медленно погасла. Не говоря больше ни слова, я лишь пристально смотрела на него, изучая каждую знакомую черточку.

– Мари, прости, но я не могу дать тебе того, о чем ты мечтаешь.

Он повернул ко мне свою голову – в глазах стояла знакомая боль.

– У нас с тобой никогда не будет «вместе и навсегда», как судьба обещает остальным счастливчикам.

– Прошу тебя, Саид, не надо! Мы сто раз обсуждали это.

– Ты же не можешь потратить свою молодость и красоту на калеку, вроде меня! Я могу исчезнуть из твоей жизни в любой момент, оставив тебя с кучей проблем, а возможно и огромных долгов!

Мне захотелось влепить ему пощечину! Но я сдержала себя. Вся нежность, скопившаяся внутри за годы одиночества, хлынула из сердца наружу.

– Я каждый день ждала, что ты напишешь мне слова прощения. Я видела непринятые звонки от тебя. Я злилась, очень сильно злилась на то, что ты ушел. Не сказав ни слова, растворился, исчез! Каждый раз, когда я хотела позвонить тебе, мой разум останавливал мои чувства и держал сердце в жестокой узде. Мне было жаль себя. Я настолько зациклилась на своем горе, что предпочла обидеться на тебя, чтобы не думать о причине твоего исчезновения. Я воображала, как ты войдешь с цветами или подарками, обнимешь меня и утешишь своими нежными объятьями. Я представляла, как тону в твоих объятьях и сердце мое снова начинало жить. За все это время, я ни разу не вспомнила о том, что ты болен. Ты настолько казался мне неуязвимым. Супергероем, которому все нипочем. Когда ты стоял в ординаторской, и я видела в твоих глазах усталость и боль, я упрямо продолжала убеждать себя в том, что во всем виноват ты. Мой спаситель, гора, защищавшая меня от бури, моя железная несгибаемая стена не способна была сломаться под натиском жизненных невзгод. Я превратила тебя в робота. Даже в свою игрушку…

Жестом остановив возражения Саида, я твердо продолжила:

– Я забыла о том, что ты человек. Я была невероятной эгоисткой – думала только о себе и своих чувствах. И дело было не только в том, что ты болен. Ведь ты тоже потерял ее. Мне всегда казалось, что твое сердце способно преодолеть любую боль. А мое… сжалось и не смогло утешить тебя тогда, когда тебе это было так необходимо… прости меня, Музыкант!.. ты мне всегда казался фениксом, возрождающимся из пепла, но я забыла, что даже фениксы могут не пережить боль и сломаться…

Слезы лились тяжелым градом, дыхание перехватило от рыданий, но с души опадала тяжелая броня и мне становилось легче и спокойней. Я вытерла глаза руками и отвернулась от Саида.

Он взял меня за руку, привлек к себе и поцеловал. Сердце затрепетало маленькой птичкой, превратившись в крылья колибри, неустанно выписывая восьмерку бесконечности. Я всецело отдалась его власти и жадно вкушала сладость его губ, истосковавшись по его мучительным ласкам и обжигающим мое тело прикосновениям. Близость наслаждения опьяняла, и я совершенно забыла о том, что мы в больнице, а Саид только недавно начал самостоятельно дышать. Опомнившись, я оторвалась от него и покраснев, стыдливо огляделась по сторонам. По счастью никого не было.

Я бережно с любовью провела рукой по его лицу и тихо прошептала ему на ухо:

– Вера, Доверие, Любовь, Гармония и Благодать. Пять граней звезды, по имени Счастье. Ты помнишь ее слова?

Глаза Саида горели пламенем. Он отвернулся, чтобы скрыть это, но я мягко повернула его голову к себе. По венам разливался сладкий нектар чудесного света любви:

– Я дважды теряла тебя, Музыкант. И больше не позволю этому случиться. Отбрось все свои сомнения и страхи. Держи мою руку и не отпускай никогда. И Болезнь не посмеет забрать твою бессмертную душу! Ведь я рядом с тобой. Поверь мне, Музыкант, я прогнала ее сейчас, смогу прогнать и в другой раз, если она посмеет к нам приблизиться.

По его лицу скатилась крупная слеза. Я протянула руку и нежным прикосновением смахнула ее. Он накрыл ее своей рукой, и, мягко поцеловал:

– Я никогда не переставал любить тебя, Мари!

– Я знаю.

Моя душа всегда взывает только к Тебе!..

Слышишь ли Ты мой голос,

развеянный слабым дуновением мягкого соленого бриза

в безмолвии пустых ночей?

Каждый день я ищу знакомый взгляд в потоке серых будней среди толпы безликих лиц. И всякий раз, когда нахожу Тебя, Ты становишься моим исцелением…

Мы едины. Мы – гармония друг друга.

Чудо разливается по струнам Твоей виолончели лучами вновь зарождающегося Солнца, благословляемое улыбкой Девочки с удивительными голубыми сияющими глазами, нашедшей приют в безбрежных просторах серебряной Луны.

Две влюбленные души обрели, наконец, долгожданный покой в счастливых объятиях друг друга. Я танцую под Ми и Соль, прекрасное созвучие нашей с тобой любви, исполненные Твоей рукой, мой Музыкант!..

Не разорвать уз, скрепивших наш с Тобой союз. Не отнять миг счастья, что вечен в памяти. Конечная станция поезда — короткий полет жизней… в бесконечность…