Различные миры моей души. Том 3. Сборник повестей

Я продиралась сквозь дебри букв, пока не сдалась. Когда девушка принесла мне счёт, я наградила её весьма щедрыми чаевыми. А в услугу попросила мне объяснить каракули полицейского. При виде денег девушка перестала метать на меня яростные взгляды и весьма мило объяснила, как мне найти эту треклятую гостиницу. Я поблагодарила её и неторопливо стала собираться.

– Сеньора, – обратилась ко мне девушка. – Если вы пять минут меня подождёте, то я провожу вас до половины дороги: мне в ту же сторону.

– Вы очень любезны, – ответила я.

Ждать её пришлось недолго: она как раз собиралась закрываться, когда этот неприятный инспектор притащил меня сюда.

Выйдя из дверей кафе, мы направлялись по сумрачной улице, непринуждённо болтая о пустяках. Дойдя до какого-то перекрёстка, девушка указала на пятиэтажный дом, слабо подсвеченный вдалеке, и распрощалась со мной. Я взяла курс в указанном направлении и вскоре остановилась у старинного дома. Хотя фонари и светили, а вывеска была подсвечена огнями, подробностей мне рассмотреть не удалось. Я решила осмотром окружающей местности заняться завтра, и потянула на себя тяжёлую резную дверь.

Недовольный консьерж за стойкой сразу протянул мне ключ и уткнулся в телевизор. На мой вопрос о бумагах он буркнул, что «инспектор уже всё оформил». Я удивилась – весьма любезно с его стороны избавить меня на ночь глядя от этих хлопот. И, зажав в руке ключ, я пошла искать свой номер.

Войдя и включив свет, я выругалась: нет, этот чёртов полицейский – инспектор он там или комиссар, а может генерал от инфантерии – любезным не был: он выбрал для меня самый дешёвый, простой, тесный и неудобный номер. Сомневаюсь, чтобы в этой глуши было засилье туристов и поэтому не оказалось более приличных свободных номеров. А значит он сделал это сознательно.

Я снова выругалась и бросила сумку на кровать. И только тут я вспомнила, что чемодан с вещами остался в машине. А её, как и его сейчас осматривают полицейские. Я выругалась снова: мне после душа даже не во что будет переодеться! В тесной ванной я разыскала халат. Ну хоть что-то. Ополоснувшись, я направилась к кровати: спать придётся в одних трусах, поскольку моя пижама тоже осталась в чемодане. Я махнула рукой и нырнула под одеяло. Со всем разберусь завтра. А сегодня мне надо поспать…

Я поворочалась с боку на бок и, наконец, сон одолел меня.

Проснулась я довольно поздно для меня – часов в девять, и удивилась, что меня не разбудила горничная с завтраком. Но, как следует придя в себя, я вспомнила, где я. Скорее всего, в этой дешёвой гостинице такие изыски не предусмотрены.

Я с раздражением откинула одеяло и направилась в душ. С недовольством натягивая на себя свою вчерашнюю одежду, я подумала: соблаговолит ли этот полицейский инспектор пригнать мою машину или мне идти за ней самой? Свой телефон он мне любезно не оставил, где находится участок – я понятия не имела. Да и есть хотелось.

Я спустилась вниз. За стойкой стояла молодая женщина в очках. Я вежливо осведомилась у неё, где в это время можно позавтракать. Она, пару раз поправив мои грамматические ошибки, попыталась объяснить, куда мне идти. Я поблагодарила её и предупредила, если к ней меня придёт искать полиция, то я завтракаю. Женщина сделала круглые глаза, но я улыбнулась.

– Я всего лишь свидетель, – и не стала уточнять, что полицейский подозревает меня, по крайней мере, в наезде на неизвестного пешехода. К чему давать повод для сплетен? Тем более, в маленьком городе все всё итак узнают.

Я вышла в солнечное утро и вдохнула полной грудью. Жаль, конечно, что я без машины. Но, с другой стороны, так я могу спокойно осмотреть этот городок, раз уж судьба принудила меня здесь остаться.

Очередное кафе я нашла довольно быстро и, расположившись, заказала лёгкий завтрак. Оглядывая немногочисленных посетителей, я прикидывала, распространились ли уже слухи о необычном пациенте в местной больнице. Но, судя по тому, что на меня не косились, как на говорящего сурка – ведь я была на сегодня единственной иностранкой, которая могла бы заинтересовать их, да ещё таким происшествием, – то слухи, если и начали появляться, то среди близких родственников персонала больницы. Я спокойно поела и неторопливо потягивала кофе, когда ко мне обратился молоденький полицейский в форме.

– Инспектор Силва ждёт вас в участке, – вежливо сказал он, поздоровавшись. Я ослепительно улыбнулась, чем ввергла его в минутное смятение. Но он тут же взял себя в руки и уверенно улыбнулся в ответ. Он галантно предложил мне руку и, всё так же улыбаясь, повёл меня к двери. Ни дать, ни взять, парочка хороших знакомых!

Сидя в его машине, я попыталась выяснить, зачем я понадобилась инспектору. Хочет ли он вернуть мою машину с вещами или задержать меня еще на какое-то время?

Но лейтенант ничего не знал, кроме того, что инспектор пригнал мою машину и среди ночи поднял на ноги лабораторию. А с утра был зол, как чёрт.

– Так он не уходил домой? – удивилась я.

– Вполне возможно, – кивнул лейтенант. – Когда ему вожжа попадает, он может неделями не спать-не есть и не ночевать дома.

– И как это терпит его жена? – покачала я головой.

– Он в разводе, – легко ответил лейтенант, неторопливо поворачивая руль. – Его жене не нравилась его такая фанатичность в работе. И она от него ушла.

– А дети у него есть? – поинтересовалась я.

– Дочь. Сейчас ей лет пятнадцать. Живёт с матерью. Но она – та ещё штучка. Инспектор столько раз из всяких заварух её вытаскивал…

– Так что же, он женился сразу после школы? – удивилась я.

– Да. Это была школьная любовь. Но всё скоро закончилось. Они вместе и пяти лет не прожили…

Ясно. Маленький городок, школьная любовь, работа – приличная только в полиции… Как банально! Но почему он так фанатеет от работы? Это же не Лиссабон, не Мадрид, даже не город на побережье, забитый туристами и как следствие, ворами, жуликами, извращенцами и убийцами. С чего ему становиться фанатиком?

Пока я недоумевала, разговорчивый лейтенант рассказывал о своих сёстрах и младшем брате, спрашивая о семье меня. Я машинально отвечала, коротко пересказав семейную легенду. Лейтенант страшно заинтересовался и с энтузиазмом стал выдвигать свои теории и предположения. Постепенно я отвлеклась от мыслей об инспекторе и включилась в эту глупую игру. К участку мы подъехали вполне довольные друг другом.

Подходя к кабинету своего патрона, лейтенант пытался придать лицу серьёзное выражение. Но глаза его смеялись.

– Инспектор, – сказал он, постучав, – я привёл ту сеньору.

«Та сеньора», надо понимать, это я. Я чуть улыбнулась. Ну не говорить же всем и каждому, что я сеньорита в свои тридцать с небольшим! Видят во мне сеньору, ну и ладно. И я вошла вслед за лейтенантом.

Инспектор сидел за столом, заваленным бумагами. С первого взгляда я поняла, что никуда он не уходил: взъерошенные сальные волосы, щетина, несвежая мятая рубашка и красные от бессонницы глаза. Я пожала плечами: моё дело не такое уж важное, чтобы из-за него ночи не спать. Так что, то, что он торчал всё это время здесь – его выбор. А я не обязана его жалеть.

Видя, что предложения сесть от него мне не дождаться, я прошла к свободному стулу и без слов уселась на него. Взгляд полицейского похолодел. А как ты хотел? Не потерплю хамства в свой адрес: ты хамишь мне – получай то же в ответ.

За моей спиной лейтенант фыркнул. Инспектор одарил его злобным взглядом, и тот мгновенно ретировался. Тогда он перевёл свой угрожающий взгляд на меня и буравил глазами с минуту. Я молчала.

Наконец мне надоела эта игра в гляделки, и я несколько раздражённо сказала:

– Если вы хотите прожечь во мне дыру – дохлый номер. Если хотите запугать – зря: я ни в чём не виновата. Если хотите вернуть мою машину и вещи – делайте это побыстрее.

– Вы спешите? – Он откинулся на спинку стула, удовлетворённо сложив руки на груди. – Куда-то торопитесь?

– Особенно никуда, – спокойно сказала я, закинув ногу на ногу. Небрежно раскрыв сумку, я достала сигареты. Инспектор скривился. Видимо, бросает курить, решила я. А и чёрт с тобой. Был бы ты повежливее – я бы не стала тебе хамить.

Я щёлкнула зажигалкой и выпустила дым в его сторону. Его перекосило ещё больше.

– Ключи я вам пока не отдам, – ядовито сказал он. Было видно, что ему нравится издеваться надо мной. – По крайней мере, пока не получу отчёт из лаборатории и показаний врача, что его оперировал.

– Кого? – невинно спросила я.

– Того, кого вы сбили на дороге.

– Прежде всего, сеньор, – произнесла я, подавшись к нему. – Я никого не сбивала…

– Этому у меня пока нет подтверждений, кроме ваших слов, – парировал он.

– А во-вторых, – ответила я, не обратив внимания на его слова, – я иностранная подданная. И осталась здесь просто из любезности. Но могу и перестать быть любезной. – Его лицо сморщилось, как будто у него заболел зуб. – Мне следует затребовать консула? – ехидно спросила я. Его передёрнуло.

– Нет, – сквозь зубы выдавил он.

– Тогда прекратите вести себя, как скотина, и верните мне хотя бы чемодан с вещами. Я же не могу чистить зубы пальцем и спать голой, – сказала я и мстительно затушила сигарету о его столешницу.

Его лицо побагровело так, что я испугалась, как бы кровь не брызнула у него из глаз. То ли я его разозлила до предела, то ли он, услышав слово, представил меня без одежды.

– К тому же, – невозмутимо сказала я, – показания врачей вы вчера отрядили добыть вашего лейтенанта. Только не говорите мне, что это не так, – тут же сказала я, заметив его протестующее движение. – Я видела и ваше шептание с ним, и его переговоры с медсестрой за стойкой. Неужели он не доложил вам об их результатах?

Инспектор молчал, хмуро глядя на меня. Я легонько побарабанила пальцами по столу. Отвечать он мне не намерен, объяснять что-то – тоже. Так какого чёрта я тут делаю?

– Итак? – невинно поинтересовалась я после непродолжительного молчания.

– Сейчас ваш чемодан принесут, – сквозь зубы выдавил он.

– О, не беспокойтесь, сеньор, – с очаровательной улыбкой легко сказала я. – Окажите любезность, прикажите доставить его в ту гостиницу, что вы порекомендовали.

– Надеюсь, вам там вполне удобно? – ядовито поинтересовался он.

– Вполне. Спасибо за заботу, – проворковала я, и снова улыбнулась.

Лицо инспектора снова перекосило.

– Ведь вы окажете мне эту услугу? – ворковала я, слегка наклонившись к нему. В вырезе моего платья ему очень хорошо была видна моя грудь. Я нежно прикоснулась к его сжатой в кулак руке. Он резко вскочил. Я тоже встала, невинно хлопая глазами.

– Что ж, не буду вам мешать, – нежно сказала я, и направилась к двери. За моей спиной я слышала тяжёлое дыхание инспектора, как будто он сейчас разгружал вагоны вручную.

Подойдя к двери, я вспомнила, что ведь это он меня вызвал, и хихикнула. Не смогла удержаться. Уж больно смешно было смотреть на его бешенство.

Когда я уже выходила, он вдруг опомнился.

– Погодите! – крикнул он. – Вернитесь!

Я повернулась с нему с лёгкой недоумённой улыбкой.

– Пожалуйста, – выдавил он, словно давясь этим словом.

Я закрыла дверь и вернулась к столу. Сев, я снова закинула ногу на ногу, демонстрируя свои безупречные коленки. Он с минуту глядел на них, но потом, словно очнувшись, медленно сел. Краска с его лица столь же медленно сходила. Бесцельно перебирая бумаги, он словно собирался с мыслями. Наконец он поднял на меня глаза. Злобы в них не было. Была бесконечная усталость.

– Ваш чемодан и ваши вещи я обыскал ещё вчера, – начал он. – Как и машину. Немного крови только на заднем сидении, где вы и говорили. Техники рассматривают машину на предмет повреждений, что могут образоваться при наезде. Вечером и ночью я связывался с полицией Швейцарии. Криминального за вами ничего нет, кроме просроченных штрафов за парковку и одного – за превышение скорости. Вы убийственно законопослушны, – произнёс он с таким видом, как будто это был порочный недостаток, и поднял на меня пронзительный взгляд.

Я вздохнула, состроив смиренную физиономию.

– Мне некогда планировать противоправные деяния – у меня другая работа. А воплощать их в жизнь не остаётся ни того же времени, ни сил.

– И кем вы работаете? – спросил он, всем видом показывая, что любое название, какое бы я сейчас ни сказала, недостойно называться работой. Я откинулась на спинку жёсткого стула и сложила руки на груди.

– Название вам ничего не скажет, – презрительно сказала я, отбросив маску показного смирения. Какого чёрта! Он меня на лжи подловить хочет? Он ведь запрашивал обо мне сведения! – Слишком много пришлось бы объяснять и пояснять. А у меня нет такого желания.

Я сверкнула глазами и надменно вздёрнула подбородок. Вот ещё! Стану я тут распинаться перед таким хамом!

Он глумливо улыбнулся и что-то записал. Затем, повертев ручку в руках, откинулся на спинку стула.

– Итак… – начал он.

А дальше пошёл форменный допрос. Он поглядывал на бумаги на своём столе, словно старался поймать меня на лжи и противоречиях. Я спокойно отвечала на его, градом сыпавшиеся вопросы, хотя всё это я ему рассказывала вчера. При чём, сама. Меня стала постепенно раздражать такая его манера: я не преступница, не подозреваемая, никаких обвинений мне не предъявлено, чтобы так себя со мной вести! Я потихоньку закипала и стала отвечать резче и грубее. Видимо, он к тому и стремился – довести меня, чтобы я со злости, потеряв бдительность, проговорилась о чём-нибудь. Но нового я ему всё равно не сказала. Чем его явно разочаровала. И после часового блиц-опроса он, наконец, меня отпустил. Я была зла, как чёрт. Закрывая за собой дверь, я была готова накинуться на первого же полицейского. Знакомый лейтенант случайно попался на моей дороге, когда я шла к выходу. С озабоченным видом он пытался прочитать сразу несколько бумажек на ходу.

– Вы не могли бы мне сказать, – прошипела я над его ухом, схватив за рукав. – Почему ваш инспектор видит во мне… Бог знает, кого он видит. Но обращается так, как будто я ограбила его, изнасиловала и убила его дочь! В чём дело?

Лейтенант нервно помял бумаги в руках. Я сильнее сжала его руку и встряхнула. Он поморщился. Глядя на его лицо, на котором читалась борьба между желанием рассказать мне, безвинной жертве произвола своего патрона, и лояльностью к нему. Я глубоко вздохнула и отпустила его.

– Я понимаю. Вы меня не знаете. Но и я вас не знаю. Однако, одно знать должна: почему ваш инспектор относится ко мне, как к матёрой злостной преступнице? На какую мозоль я ему наступила, что он так злобствует?

Лейтенант переступил с ноги на ногу. Наконец, коротко вздохнув, произнёс:

– Я вам говорил о его бывшей жене. Они плохо расстались…

– Но при чём тут я?

– Вы на неё немного похожи…

Я чуть не задохнулась от злости. Ну надо же! Видя моё лицо, лейтенант на всякий случай отодвинулся от меня, испуганно теребя бумаги в руках. Я сжала кулаки и стиснула зубы, со свистом процедив витиеватое немецкое ругательство. Потом я глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Медленно сосчитав до десяти, я открыла глаза и царственно посмотрела на него.

– Не волнуйтесь, – величественно произнесла я. – Я вас не выдам. Но, согласитесь, – я вся пылала гневом, еле сдерживаясь, – из-за обиды на одну женщину вести себя как скотина с другими! Да он псих!

Лейтенант быстро закивал, подхватив меня под руку и потащив к выходу. Видимо, он боялся, что я продолжу орать на весь отдел или кинусь на кого-нибудь с кулаками. Я позволила себя увести, мрачно замолчав. Чуть не выкинув меня за дверь, лейтенант быстро заговорил, поглядывая за спину:

– Он, конечно, хам и грубиян, но он наш герой. На его счету множество спасённых жизней и раскрытых преступлений. Он не заслуживает…

– Вот как? – надменно сказала я, вырвав свой локоть из его рук. – Только потому, что он ваш местный герой, он имеет право не считаться с другими и вести себя, как ему вздумается? Может, вы так считаете. Может, в вашем городе так принято. Но я-то не обязана подчиняться вашим возмутительным порядкам.

Я помолчала.

– Вашему инспектору я уже говорила про консула. Теперь прошу вас, передайте ему мою не просьбу, но требование: либо он предъявляет мне обвинение, всё равно в чём, и я вызываю консула, либо меняет своё отношение ко мне. Я не преступница. И ничего противозаконного не совершила. Любить меня он не обязан. Но он обязан относиться ко мне, как к свободному человеку. Вне зависимости от того, кого я ему напоминаю. Он представитель власти, а не мой сосед по этажу. Пусть вспомнит, что он полицейский. А преступником человека признаёт не он, а суд.

Я смерила нахмурившегося лейтенанта с ног до головы.

– И вам не мешало бы это не забывать, – едко заметила я. – И не забудьте напомнить ему про мой чемодан. Мы о нём говорили. Но мне сдаётся, что он с большой охотой оставит меня без необходимых вещей навечно. – Я повернулась, чтобы уйти. – Я сыта по горло хамством вашего начальника, – надменно бросила я через плечо и, вскинув голову, гордо прошествовала вперёд. Спиной я чувствовала, что он смотрит мне в спину. А я, дойдя до дороги, столь же царственно и невозмутимо повернула в сторону. Куда идти я совершенно не знала. Как не знала, чем заняться. Но не показывать же этому желторотому прихлебателю, как меня бесит поведение его патрона!

Я медленно прогуливалась по городу, рассматривая старинные дома. Может, посетить в больнице моего незнакомца? Нет, пожалуй, не надо. А то этот псих-инспектор обвинит меня в воздействии на свидетеля. Я вздохнула. Надо было бросить этого клоуна на дороге. Из-за него у меня неприятности. А отпуск подходит к концу. И я бы не хотела эти последние его дни провести в этой дыре в обществе невзлюбившего меня полицейского. Может, стоило, всё же, позвонить консулу? Я махнула рукой – успеется. А пока хоть поброжу по этому захолустью. Можно же тут на что-то посмотреть? Я снова вздохнула. Весь этот городок я смогу обойти медленным шагом за день. А всё остальное время мне что делать?

Когда я вернулась в свой номер, мой чемодан уже был занесён внутрь. Заглянув в него, я выругалась: этот поганый хам засыпал порошком всю мою одежду. Интересно, какие отпечатки пальцев он хотел снять с хлопковой блузки? Не говоря о том, что уложенная мной аккуратной стопкой одежда была сейчас свалена в кучу, а разложенные по кармашкам вещи валялись по всему чемодану. Я начала методично раскладывать своё барахло на кровати. Что можно было отмыть с пластиковых конвертов и косметичек из кожзама я отнесла в ванную. Но чёрный порошок на одежде… Я понятия не имела о его составе и не знала, отойдёт ли он при стирке. Разыскав чёрно-белое платье, на котором порошок не бросался в глаза, я его встрянула, сбрызнула водой – утюга у меня не было. За то время, что я навожу порядок с остальными вещами, оно должно немного отвисеться и перестать выглядеть так, как будто я вырвала его из собачьей пасти. Затем подхватив своё пластиковое барахло, я расположилась в ванной его отмывать. Пожалев, что в номере нет плитки, на которой я могла бы прокипятить свою зубную щётку – чёрт знает, что с ней мог сделать этот мстительный хам? – я решила от греха подальше купить новую. Тюбик с пастой, мыльница, пластиковый пакет с туалетными принадлежностями, баночки с кремами и бутылочки с лосьонами всё это я отмывала в горячей воде. Нет, я не скупая, и вполне могла бы купить это даже в такой глуши. Просто я привыкла к определенной марке. И не хотела проверять, есть ли что-то подобное в этой дыре.

Беря в руки крем для лица, у меня мелькнула мысль: не капнул ли этот скот туда серной кислоты, чтобы мне разъело лицо, а он бы смог им вдоволь налюбоваться. Я открыла баночку и понюхала – пахнет кремом. С другой стороны, как пахнет серная кислота, я не знала. Но иных примесей в баночке я не заметила. Закрывая её, я одёрнула себя – это уже паранойя. Не дурак же этот Силва совсем? Если он мне как-то навредит, я же ему устрою вселенский скандал. Пусть он меня невзлюбил, но вряд ли у него настолько нет мозгов, чтобы развязывать Третью Мировую. И без того на эту роль любителей предостаточно…

Кое-как наведя порядок, я решила поискать химчистку в этой дыре. Однако, не застав консьержа за стойкой и бесцельно побродив по городу, я её так и не обнаружила. Вернувшись, я застала консьержа и обратилась к нему, вчерашнему парню за стойкой. Он не спешил с ответом, оглядывая меня с ног до головы. А меня взяло бешенство: каждый в этом чёртовом городке хочет с меня что-то поиметь. Если я туристка, это не значит, что у меня полны карманы денег или я переодетый гангстер!

– Если будешь продолжать пялиться, спрошу кого другого, – прошипела я, сжимая руку в кулак. Очень уж хотелось врезать по его наглой морде.

Он ухмыльнулся. Я молча развернулась и пошла к выходу. За спиной я услышала его фыркание. Никаких чаевых этот скот от меня не получит, когда буду съезжать из этого клоповника!

Выйдя на улицу, я разыскала вчерашнее кафе, где меня обслуживала милая девушка, проводившая потом до этой гостиницы. На моё счастье она работала и сегодня. Мой вопрос она встретила недоумением:

– А разве Фернанду не сказал вам? В той гостинице, внизу есть прачечная.

– Этот подлец ждал от меня подачки, – сквозь зубы сказала я.

– Странно, – произнесла девушка. – Обычно он не такой…

– К тому же, – как можно спокойнее сказала я, – я не знаю, возьмёт ли обычная прачечная, те пятна, что наоставлял мне ваш Силва.

Девушка улыбнулась.

– Жоао упрям, как бык, – произнесла она. – Ему нужно все сто, чтобы изменить мнение. Даже девяносто девять его не убедят.

– Баран, – буркнула я.

Девушка снова улыбнулась.

– Принесите свои вещи завтра. Я найду вам химчистку, – предложила она.

– Хорошо, – ответила я. – Только предупрежу: времени у меня мало, а вещей – ещё меньше. Если что-то испортится или потеряется, я буду просто голой.

Девушка опять улыбнулась.

– Не беспокойтесь. Химчистку держит моя тётя. Я прослежу за всем.

– Вы очень любезны, – вежливо ответила я и принялась за свой ужин. Надеюсь, «по знакомству» она не сдерёт с меня втридорога.

Я наверно прождала дня два, пока полицейский Силва соизволил до меня снизойти. Всё то время, пока я бездельничала, оказалось, настырная упёртость инспектора давала более быстрые плоды, чем я считала. И благодаря его одержимости, моё вынужденное заточение в этой дыре оказалось не таким уж долгим, как я считала.

В рекордные сроки полицейский мобилизовал собственные пародии на судебно-медицинские лаборатории, отослал что-то в более продвинутые места. Связался со Швейцарией и допросил свидетелей – врачей, санитаров и медсестёр. Помимо этого, как я могла предположить, он заполнял чёртову уйму бумаг на всевозможные запросы и разрешения. Удивительно, он спал в это время вообще?

Таким образом, весьма скоро он перестал смотреть на меня как на преступницу. Ну, или мне стало так казаться. Однако теперь он вцепился в пострадавшего, терзая всевозможные инстанции запросами по всевозможным каналам связи. Учитывая разницу во времени, он прямо ночевал на работе, как я слышала из сплетен в кафе рядом с той дырой, где вынужденно поселилась. Больше всего его бесило, что надо ожидать ответа. И злобу он срывал весьма нетривиальным способом: он стрелял по мишеням в полицейском тире. Очень хороший способ повысить свою меткость. Однако он стрелял не в цель, а делал из дырок от пуль рисунки. Что ещё сложнее. Рисунки были весьма примитивны, надо сказать, но пусть хоть это, чем грызться со мной или бить кому-то морды. Как я слышала, он довольно часто пытался навестить пострадавшего, который называл себя графом, и каждый раз уходил весьма недовольный. Врачи тоже не скрывали своего недовольства его посещениями – он отрывал их от работы. Но он с нахальной невозмутимостью игнорировал их.

Однажды ему пришло в голову предложить мне самой пойти к пострадавшему, чем вызвал у меня недоумение. Он нашёл меня греющейся на солнышке летнего кафе рядом с той дырой, куда он меня поселил. Я нянчила в руках бокал с вином, иногда прихлёбывая из него. Он остановился прямо перед столиком, загородив собой солнце. Ну прямо Александр Великий! Я спокойно посмотрела на него и поднесла бокал к губам.

– Вижу, вам тут понравилось? – ядовито спросил он, без спроса отодвигая лёгкий плетёный стул и усаживаясь на нём.

– Если бы я могла выбирать, то, прежде всего, не выбрала бы вашу компанию, – сказала я как можно равнодушнее, хотя внутри у меня всё уже закипало.

Его перекосило. Он нахально отставил от меня бокал с вином и сурово уставился мне в лицо.

– Вы в состоянии трезво мыслить? – спросил он, нависая надо мной, спрятав руки в массивной груди.

– Конечно, – ответила я, взявшись за бокал и откинувшись на спинку стула. – Этот только первый. И его, как вы видите, я недавно начала. – Я снова пригубила из бокала, игнорируя его вновь перекосившееся лицо. – А если вы снова начнёте мне указывать или хотя бы прикоснётесь к бокалу, я вылью его вам на голову, – холодно произнесла я, глядя мимо него. Он недоверчиво посмотрел на меня. – Хотите проверить? – Я посмотрела на него и с силой сжала бокал, что пальцы побелели. Не знаю, что он увидел в моём лице, но, откинувшись на спинку стула, он демонстративно сложил руки на груди.

– Я допросил врачей, – бесстрастно начал он, не спуская с меня глаз. Я молчала. Подождав немного, он продолжил: – Повреждений, которые случаются при наезде, на нём не зафиксировано.

Я кивнула – а как иначе? Я им всем твердила, что не сбивала этого клоуна.

– Я осмотрел вашу машину, – продолжал Силва, сверля меня глазами. – Тоже ничего…

– Так я свободна? – холодно спросила я, отпивая из бокала. Меня вовсе не интересуют полицейские процедуры. Меня интересовало, как скоро я могу выбраться из этой дыры и добраться до аэропорта: мой отпуск истекает. Я итак уже звонила на работу с предположением, что мне придётся задержаться. Не хотелось бы, чтобы мои слова оказались пророческими.

Полицейский раздражённо посмотрел на меня.

– А ещё я допросил пострадавшего, – сказал он, делая вид, что не слышал моих слов. – Документов при нём нет, говорит он по-испански, но как-то странно, несёт какую-то околесицу о войне и требует, чтобы я дал ему возможность поговорить с генералом Шомбергом. Это кто такой?

Я уставилась на него: он шутит?

– Вы издеваетесь? – Он сурово смотрел на меня. Нет, он не шутил. Он действительно не знал. – Грешно не знать собственной истории. – И я прочла ему краткую лекцию о битве под Порталегро, резюмировав информацию из интернета, добытую мной, которую я прочитала, когда маялась вывихнутой ногой. Силва вытаращил на меня глаза.

– Так этот… человек считает, что он в восемнадцатом веке? – изумлённо спросил он.

– Или что он сам из восемнадцатого века, – ответила я, снова отхлебнув из бокала. Он снова поморщился.

– Или вы оба из каких-то своих целей сговорились дурачить полицию, – веско сказал он.

Чего? Я и этот клоун сговорились? Он с ума сошёл? Видимо, я поторопилась с предположениями, что он отцепился от меня…

– У меня предложение: я хочу, чтобы вы посетили его вместе со мной, – сказал он.

Я прищурилась: никак он хочет свести нас вместе, чтобы увидеть нашу реакцию? Да он маньяк просто – с чего вдруг такие извращённые фантазии о незнакомых людях? Возомнил себя великим детективом, или в детстве в следопытов не наигрался?

Я нахмурилась. Он с явным интересом ждал моей реакции.

– С какой это стати я должна туда идти? – спросила я, подозревая какой-то подвох – с него станется.

– Может, хоть в обществе женщины он потеряет бдительность и расскажет, наконец, правду, – недовольно ответил он.

Я выразительно посмотрела на него, не говоря, однако, что я думаю о его глупом предположении. Но на него это не подействовало: он просто проигнорировал меня.

– Считать женщин глупыми курицами, в обществе которых можно расслабиться – это доказать свою умственную неполноценность, – всё же сказала я.

Он поморщился, но отмахнулся от моих слов, как от жужжания мухи.

– Давайте не будем начинать феминистических споров, – нетерпеливо сказал он. – Будь у женщин хоть капля мозгов…

– Будь у женщин капля мозгов в понимании этого мужчинами, – резко перебила его я, – то от мужчин даже воспоминаний не осталось. Вы правы, – иронично продолжила я, – женщины настолько глупы, что мужчины со всем их умом до сих пор не могут их понять и постоянно на это жалуются. Интересно, почему?

Я с минуту ждала его ответа. Но, видя его налившееся кровью лицо и злобный взгляд, решилась не углубляться в этот вопрос.

– Так вам угодно, чтобы я поехала с вами к нему? Хотите нам очную ставку устроить? – Меня позабавило это предложение. – Сколько угодно. Но после этого я уеду. Меня уже достали ваши беспочвенные подозрения. – Я встала. – Поехали.

Полицейский неторопливо поднялся вслед за мной, что-то бормоча себе под нос.

– Уж очень быстро вы согласились, – наконец ехидно сказал он.

Тут уже я не выдержала.

– Вы бы определились, кто я: злостная преступница, которая задалась целью вместе с молодым любовником морочить вам, величайшему детективу всех времён и народов, голову, хитроумная гонщица, сбившая офигевшего от травмы участника костюмированного боя, или безвинная жертва вашего же произвола, как считаю я? – Я была в гневе и очень хотела вцепиться ему в лицо ногтями, чтобы разорвать на части. Веселье от его дурацкого предложение моментом покинуло меня. – Что вам от меня надо? С какой стати вы так хотите видеть во мне преступницу? Если у вас какие-то проблемы с женщинами, то причём тут я? Делайте свои запросы куда угодно и кому угодно, и убедитесь, наконец, что я ничего противозаконного не совершала!

На нас уже стали оглядываться редкие посетители этого местечка. Но мне уже было плевать.

– Хотите вести меня к вашему пришельцу – ведите. Нет – оставьте в покое! Что вам от меня надо?

Я представляла, как выглядела со стороны. Мне не раз говорили, что в гневе я похожа на фурию: сверкающие глаза, растрепанные почему-то волосы, раздувающиеся ноздри, оскаленные зубы… Да, не хотела бы я быть на месте тех, кто видел меня такой. Вряд ли это приятное зрелище.

Но Силва смотрел на меня без отвращения, с каким-то удивлением и даже, мне показалось, с восторгом или уважением. Впрочем, это могло мне и привидеться. Вряд ли я могла вызвать какие-то другие эмоции, кроме отвращения у этого полицейского. Ведь я похожа на его бывшую жену.

– Что вы так беспокоитесь? – спокойно спросил он. – Вам есть что скрывать? – Он подался ко мне.

– Нет! – гаркнула я ему в лицо, и сдёрнула сумочку со спинки стула. Чёрт с тобой! Собирать мне было нечего, и он под локоток проводил меня к своей побитой жизнью машине. Не то, чтобы я хотела выполнить нелепый приказ полицейского. Но мне вдруг стало любопытно: наглый хам Силва мне ничего не говорил о том, что он выяснил. А тут я узнаю всё из первых рук.