Возвращаясь к игре в шахматы, Сергея и Тарасенко можно было охарактеризовать так. Сергей – импровизатор, выдумщик и новатор. Он не боялся рисковать в поисках нового решения. А Тарасенко – ремесленник. Ему проще запомнить десяток отличных комбинаций, чем придумать что-то новое. Методичное использование старых, проверенных хитростей и ловушек рано или поздно приводило его к победе над менее усидчивыми соперниками.
И сейчас… Кто в итоге победил, умник? Тебя нет, а твои дети – вот они. Оба, на расстоянии вытянутой руки и, судя по всему, даже не знают, что они брат и сестра. Не догадываются, что для них приготовлено и сколько дней им осталось жить. Как тебе такая комбинация, дружочек?!
*
Дорога устелена бетонными плитами. Сквозь щели и трещины пробивается трава. Сухие кустарники цепляются за одежду костлявыми пальцами.
Обходя заросли, Тимур рассмотрел административное здание, подземный комплекс, хранилище для химических отходов и бомбоубежище. Местами из земли торчали проржавелые вентиляционные трубы. Тимура одновременно пугала и влекла эта старая заброшенность.
После пожара на стенах здания остались чёрные следы от копоти. На земле валялись такие же чёрные куски шифера и рубероида.
Он поднялся на крыльцо, толкнул входную дверь, но открыть не смог – заколочена. Окна первого этажа забиты деревянными досками. На втором окна открыты, но лезть туда не хотелось. Незнакомые здания могут таить скрытую угрозу в виде гвоздей, гнилых досок и осколков. Такие крепости лучше брать подготовленным. И уж точно не с голыми руками.
Тарасенко через монитор наблюдал, как Тимур побряцал навесным замком, потоптался на месте, посмотрел по сторонам.
– Ну, что ты? Просто так сдашься?
Тимур смотрел вдаль. Задний двор… Удивительно, насколько все подобные учреждения похожи своими задними дворами. Место, куда редко заходят люди, хаотично наваленный хлам и как-то жутковато. С другой стороны, в таких местах хоть немного можно побыть в тишине.
В интернате у Тимура было такое тихое место, тоже на заднем дворе. Когда другие дети шумно играли, Тимур предпочитал сидеть в стороне, не участвовал в общей толкотне. Как это могло повлиять на отношение остальных к нему? Одиночки в стае не выживают. Ты либо участвуешь в игре, либо играть будут против тебя. Если ты не часть системы, она сделает тебя изгоем.
На задний двор интерната мало кто ходил по делам. В основном курить. Иногда Тимуру тоже предлагали, он не отказывался. Но чаще просто прогуливался вдоль забора.
Однажды в начале марта, когда зима только-только начала отступать, Тимур наблюдал за туманом, висящим над тающим снегом. Этот процесс не имел никакого отношения к тому, что происходило в стенах интерната. Законы природы стояли над всем этим бредом взаимоотношений подростков, оставшихся в замкнутом пространстве, как пауки в чёртовой банке с собственным дерьмом.
Тимур ненавидел это время. Ненавидел себя за то, что не решался сбежать. Да, задний двор окружён лесом. Но забор не так уж и высок. Они часто ходили в самоволки. Часто прогуливали уроки на поляне неподалёку от забора. Но никто не решился бежать. Никто.
Он уже собрался уходить, когда заметил пролом в дальнем окне. Две доски покосились, образуя узкий проход в чёрный коридор этого здания.
– Хм… Добро пожаловать, сталкер! – сказал Тимур самому себе и полез внутрь.
*
В нос ударил застоявшийся запах сырости. Тимур пожалел, что не взял с собой фонарь. Пришлось дожидаться, пока глаза привыкнут к темноте. А потом шагать медленно, глядя себе под ноги, чтобы ненароком не наступить на гвозди или осколки.
Краска на стенах облупилась, всё разворочено, кабинеты нараспашку. Ящики раскрыты, повсюду валяются колбы, химикаты, банки с какими-то растворами. В полной тишине каждый шаг отражался тягучим эхом. Тимур прошёлся по первому этажу, обнаружил лестницу, поднялся на второй. То же самое. Ничего в рабочем состоянии не осталось.
Пожар начался в лаборатории, а она, кажется, располагалась в подвале. Он спустился по лестнице на нижний этаж. Здесь не разворочено, здесь всё сожжено. Тимур подтолкнул ногой дверь лаборатории и вошёл внутрь.
В пустом коридоре наступила тишина, а потом что-то зашелестело. В одном из дверных проёмов появился человек в камуфляже.
Тимур осмотрел лабораторию. Здесь разбирать и воровать особо нечего. На стене план помещения на металлическом щите. На столах склянки с химикатами, весы, стенды с обгоревшими остатками ватманов. Всё чёрное, всё в копоти. Он прошёл было мимо. Но остановился, вернулся. На одном из ватманов большими буквами заголовок “ДЛ-2”.
– Да ладно… – пробормотал он растерянно.
*
– Откуда это у тебя? – спросила Полина. Она очень оживилась, увидев документы.
– Из заброшенного корпуса. – ответил Тимур – Там в старой лаборатории такого добра навалом. Подумал, что тебя заинтересует.
– Да… Ты можешь отвести меня туда?
– Конечно. Только тебе придётся переодеться. И надо раздобыть фонарь.
*
После ужина Тимур привёл Полину в сгоревшую лабораторию. Она осмотрела предметы, лежащие на столах среди гор пепла и пыли. И через несколько минут нашла в одном из ящиков журналы с расчётами, графики и общую тетрадь синего цвета.
– Да ладно… – проговорила она, переворачивая страницы. – Это же расчёты по проекту ДЛ-2. Как это всё сохранилось здесь? Столько лет…
– Бумажки, это же не металл. Ценности они не представляют, воровать никто и не брал.
– Это не просто бумажки. Это разработки того же самого средства, над которым мы работаем сейчас. Только эти расчёты были сделаны ещё до пожара.
Тимур радовался, что их прогулка сюда оказалась не напрасной. Полина долго изучала графики, просматривала документацию. А потом начала рассказывать. Вот здесь они двигались параллельно. А вот расчёты разошлись в стороны.
– Давай-ка возьмём всё это с собой. – сказала Полина – Надо хорошенько изучить записи… Только просьба, ты пока не рассказывай нашим о находке, хорошо?
– Да, конечно. Я помогу отнести. – Тимур сложил бумаги в свой рюкзак.
*
– Успокаивает? – спросила Полина, глядя на чётки в его руке. Они шли по бетонным плитам назад к спальному корпусу НИИ.
– Да, это… В детстве вырезал… Из стула.
– Из стула?
– Ага, из спинки. Там были такие деревянные палочки. Я стул разобрал, палочки вытащил. И нарезал из них бочонки.
– Долго, наверное, вырезал?
– Долго. Месяца два-три. Осенью.
– Сколько тебе лет было?
– Тринадцать, кажется… Или около того.
– Необычное занятие для подростка.
– В интернате времени много. И лучше уметь находить себе занятие по душе. Тогда и время летит незаметнее и не так тоскливо.
– Прости, я поначалу тебя… как-то не разглядела.
– Все нормально. Кому приятно смотреть на вечно пьяное тело. То пьяное, то под таблетками.
– А я свой детский дом почти не помню. Родители забрали в три года. И много лет не говорили об этом. Но нашлись добрые люди, рассказали…
– Добрые люди, это да… Они могут. Однажды я упал с простыней – благодаря этим самым добрым людям.
– Упал с простыней?
– Да.
– Это как?
– У вас в самоволку не ходили?
– Не знаю, я маленькая была.
– А, ну да. Так вот, ночью двери в спальный корпус закрывали. А спальни на втором и третьем этаже. Чтобы пойти в самоволку, нужно связать покрывала. У нас они были крепкие, не рвались. Получался длинный канат с узлами. Привязываешь один конец к ножке кровати, а другой бросаешь в окно. Ну и по покрывалам лезешь вниз.
– В окно?
– Ага.
– А обратно как?
– Так же по покрывалам. Только вверх.
– И куда вы ходили по ночам?
– По-разному. За сигаретами, выпивкой. Или за чипсами. Рядом стоял небольшой круглосуточный ларёк. Там можно было найти если не всё, то много чего.
– И ты тоже туда ходил?
– А чем я лучше остальных? Правда, чтобы ходить в ларёк, нужны деньги. У меня их никогда не было. Ну, почти никогда.
– Но ты все равно сбегал по ночам?
– Да. Гулял по городу. Смотрел на машины, на окна домов. Представлял, что у меня тоже есть семья, дом… – он осекся. Нахмурился. Посмотрел на Полину. Но не увидел в её глазах осуждения, продолжил. – В одну из ночей я слишком загулялся. Когда вернулся, все уже спали. Но канат висел. Я дёрнул – вроде все нормально, крепко…
– На какой этаж?
– Второй. Ну и полез. Когда я уже добрался до подоконника второго этажа, канат оборвался.
– Оборвался?
– Я не знаю, что именно произошло. Но тот узел, который был внутри спальни, вдруг развязался. Я упал на асфальт. Отключился и пролежал там до утра. Надо мной потом ещё долго смеялись: «отряд не заметил потери бойца»6. А вообще, я так и не понял, каким образом попал сюда, к вам. За какие заслуги?
– Тарасенко сказал, ты хорошо играешь в шахматы.
– Шахматы? И всё? Разве это основание брать на работу?
– Не знаю. Он нас особо в подробности не посвящал.
– Интересно…
– Ты действительно хорошо играешь?
– Ну, не знаю. Мне просто это нравится.
– А кто научил?
– В интернате. Мужичок один. Мы его называли Вахтёр. Он меня подкармливал, а я с ним играл.
Эй, ушастый! – говорит – в шахматы будешь?
Я соглашался. Просто, чтобы хоть как-то скоротать время. Потом втянулся. У Вахтёра был чайник. И всегда такой хороший вкусный чай с сахаром. Вечером после ужина, когда он был дежурный, сидели у него в каптёрке. Он заваривал чай, и я всегда выпивал по несколько кружек.
И ещё у него было печенье. Нам его тоже давали, но по три кусочка. А у Вахтёра на столе лежала пачка. Целая пачка печенья. Мы играли в шахматы. Пили чай, ели печенье.
Вахтёр никогда не поддавался. Первое время я только и слышал: шах и мат! Шах и мат! А потом думаю – поле одно, фигуры одни, количество фигур одинаковое. Неужели я не смогу? Ну и взялся. Стал думать. Запоминал его ходы, приёмы. Иногда он повторялся. И я начал повторять за ним. И однажды выиграл. Не знаю, то ли устал Вахтёр, то ли повезло мне… Один раз выиграл. Потом второй, третий… Так и пошло.
Тимур заметил движение в темноте у забора.
– Эй! – окликнул он.
Фигура замерла. Потом рванулась в сторону. Мужчина в камуфляже. Тимур не то, чтобы хотел погнаться за ним, но сделал несколько шагов в его сторону. Мужчина пробежал вдоль забора, а потом исчез. Тимур только сейчас заметил, что в заборе есть дыра.
*
Стас подкараулил Тимура на лестнице, когда он уже проводил Полину. Снова материализовался из темноты, как призрак.
– Ну что, новенький, понравилось чужих баб гулять? – голос низкий, хриплый.
– Чего? – У Тимура было слишком хорошее настроение, чтобы конфликтовать. Но Стас быстро перешёл от слов к делу. Удар в нос. Тимур от неожиданности попятился назад.
– Сука… – пробормотал он, проверяя носовой хрящ. Тот вроде остался на месте, но сильно болел.
– Сука?! Кто сука?! – Стас, видимо, только этого и ждал. Подлетел к Тимуру, схватил за волосы и, осыпая ударами, попытался столкнуть его вниз по лестнице.
Тимур едва успел схватиться за перила, присел и рывком развернулся. Оставаясь под градом ударов Стаса, он махнул кулаком куда-то в сторону его лица. Сделал это не глядя, наугад. Кулак попал во что-то мягкое. Раздался чмокающий звук. Стас отступил на шаг и чуть ослабил хватку. Тимур воспользовался паузой, встал поудобней, сцепил левую руку на его предплечье, а правым кулаком стал бить – пока Стас не заскулил.
Чем сильнее он пытался вырваться, тем крепче Тимур сжимал пальцы. Чем отчаянней он закрывался руками, тем точнее Тимур бил.
*
Проснулся ночью от ощущения, что в комнате кто-то есть. За окном тусклый свет фонарей и всё как обычно. Что за бред? Тимур повернулся на другой бок и закрыл глаза. В нос ударил запах костра и сырой земли. Будто он не в гостинице, а в лесу на поляне.
Он развернулся, нажал на кнопку выключателя и вскрикнул от неожиданности – в кресле сидел человек. Сидел и смотрел на него. Тёмно-зелёный камуфляж, чёрная шапочка на голове.
– Какого хрена?! – просипел Тимур. В голове закрутились мысли о том, кто это может быть. Домушник? Но это не его дом. В номере у Тимура из вещей – две тряпки, да рюкзак. Денег особо нет. Ценностей никаких. Тогда что за ночной визит? Может, это Стас направил мстителя за своё подретушированное лицо?
– Ты хотел со мной поговорить? Я пришёл. – спокойно ответил гость.
– Ты кто?! Когда я хотел с тобой поговорить?
– Успокойся, – сказал он. – У тебя вид, как у котёнка, которого застали за непотребством.
– Ты, может, номером ошибся?
– Вечером у старого корпуса.
– Что вечером у старого корпуса?
– Ты окликнул меня у забора.
– Я? А, так это был ты? Тьфу, блин. И… зачем ты пришёл сейчас?
– Мне уйти?
– Не знаю… – Тимур сел. – Что ты делал там, у забора?
– Следил.
– Следил? За кем?
– За тобой.
– Чего? Зачем ты следил за мной? Ты охранник?
– Нет.
– Тогда кто?
– Я следил за тобой потому, что ты сын своего отца. – Гость достал из кармана фото, протянул ему. Тимур увидел нескольких человек в белых халатах.
– И кто из них мой отец?
– Вот. А это – твой нынешний начальник.
Тимур ещё раз сфокусировался на фотографии. Сделать это оказалось непросто. Спросонья глаза никак не слушались. Да и пальцы ни с того ни с сего начали подрагивать. Но вот он разглядел в силуэте молодого мужчины нечто похожее. Посадка плеч, форма бровей действительно напоминали Тимуру его собственные полечи и брови. А рядом с ним действительно стоял Тарасенко. Конечно, моложе, да и волосы потемнее и погуще.
– Мой отец работал с ним?
– Да.
– А Вы кто? – спросил Тимур, но уже другим тоном.
– Я тоже работал в НИИ до пожара. – он указал на одного из людей в халатах. – Пошли! Мне не желательно показываться в лагере. И уж тем более, чтобы кто-то увидел, как я общаюсь с тобой.
– Почему?
– Узнаешь. Всему своё время. Собирайся.
– Почему я должен Вам верить?
– Не должен. Можешь оставаться.
– Как Вас зовут то?
– Михал Юрич.
Он встал с кресла, направился к окну, но остановился у тумбочки. Пригляделся, поднял тетрадь. Ту самую, что они с Полиной нашли в сгоревшем корпусе. Взял её как что-то драгоценное. Аккуратно открыл, пролистал страницы.
– Знакома? – спросил Тимур.
– Да. Возьми с собой.
*
Голова вжата в плечи, как у крота. Михал Юрич оказался значительно ниже Тимура. Передвигаясь по территории НИИ, он выбирал тёмные участки, не освещённые фонарями. Не смотря на полноватую фигуру, двигался он очень проворно, так что Тимур с трудом поспевал следом.
Буквально за пару минут они оказались в старой части НИИ, а дальше он шмыгнул в уже знакомый Тимуру провал между бетонными плитами забора.
И начался лес. Прохладный ночной лес. Тимур пробежал несколько метров, получил веткой по лицу и понял, что не видит Михал Юрича. Встал на месте, стараясь расслышать его шаги. Тщетно. Абсолютная тишина вокруг. Только ветер шелестит в кронах деревьев.
Ну, прекрасно! – подумал Тимур. Что теперь? Нож в печень? Специально вытащил меня в лес, чтобы кончить по-тихому? Какой-нибудь местный маньяк?
– Чего встал? – голос слева и тут же кто-то сжал рукой его запястье.
– Не вижу ни хрена.
Михал Юрич включил фонарь, прикрыл луч ладонью, оставляя только слабый отсвет между пальцами. Но и этого вполне хватило для того, чтобы следовать за ним.
Дорога петляла между деревьями. Тимур не мог понять, как Михал Юрич ориентируется. Вскоре под ногами возникло что-то твёрдое, асфальт или бетон. Да, усыпанная листвой и ветками старая бетонная дорога. Чуть изогнувшись, она повела в сторону и вниз под холм. В лицо повеяло прохладным воздухом. Сквозь редеющие деревья Тимур увидел серебристую дорожку луны на воде. Что это? Озеро? Река?
Здесь Михал Юрич замедлил шаг и уже открыто светил фонарём по сторонам.
– Ну что, прибыли – сказал он.
– Что это за место?
– Старое бомбоубежище. – с этими словами Михал Юрич посветил на холм и Тимур увидел металлическую дверь.
– А… так это не холм?
– Нет. Бомбоубежище с маскировкой под пейзаж.
– А почему не на территории НИИ?
– Там основной блок. Сюда ведёт тоннель на случай эвакуации золотых мозгов страны. Там зашли, отсюда вышли и на лодках вниз по реке. До ближайшего посёлка пять километров.
Тимур вгляделся и увидел небольшой мостик у реки и лодку в кустах.
– О как… – он остановился – Вы здесь живёте?
– Не совсем. Подержи-ка. – Михал Юрич передал Тимуру фонарь, затем навалился плечом на металлическую дверь, и она нехотя двинулась в сторону. – Ну, что, проходи.
*
Насколько можно было разглядеть в свете фонаря, бомбоубежище оказалось довольно просторным. По бетонному полу рассыпан мусор, осколки бутылок, шприцы. Вдалеке два тёмных пятна – металлические двери, покрытые густой ржавчиной.
– А куда именно этот тоннель ведёт?
– В сгоревший корпус. Там в подвале рядом с лабораторией аварийный выход.
– То есть мы прямо отсюда можем пройти туда?
– Да. И даже особо не запачкаться.
Судя по количеству углей в кострище, Михал Юрич проводил здесь далеко не первую ночь. У груды ящиков привалены пара рюкзаков, топор, бушлат, алюминиевый котелок и даже старый матрац.
Он повесил над огнём чайник и сел на один из деревянных ящиков.
– Садись. Сейчас согреемся.
Во время разговора Михал Юрич часто трогал себя за бороду, при этом его глаза время от времени поднимались вверх и описывали круги. Иногда он производил неясные движения руками, иногда улыбался каким-то своим мыслям.
Пока вода закипала, он достал из рюкзака жестяную баночку с чаем, отсыпал немного заварки в глиняный заварник. На столе, сооружённом из пары ящиков и доски стояли чашки. Михал Юрич смешал чай с какой-то травой и залил всё это кипятком.
– Что за травка?
– Чабрец, мята, ещё кое-что… Все для пользы.
Оказалось, этот человек не просто знал родителей Тимура, а несколько лет работал с ними в одной команде. Он достал из рюкзака и показал ещё несколько фотографий. Тимур долго смотрел на своих родителей – таких же молодых, как и он сам. Были на этих фото и Михал Юрич, и Тарасенко.
– Так Вы здесь живёте или проводите выходные? – спросил Тимур
– Я живу далеко отсюда. А здесь база. Пока не закончу дело.
– Дело?
– Об этом чуть позже.
– Хорошо, а как вы узнали, что я здесь?
– Есть у вас в лагере один человек. Химик. Частенько с ним встречаемся в баре.
– В баре?
– Да, в посёлке. У нас тут один бар.
– А как он выходит с территории? Тут же охрана.
– А как мы с тобой вышли?
Михал Юрич разлил чай себе и Тимуру.
– Тетрадь не забыл?
– Да.
– Можно?
– Угу.
Тимур достал из рюкзака тетрадь и передал её Михал Юричу.
– Странно, как это она пролежала там столько лет… Не находишь?
– Не знаю… я об этом как-то не думал… – ответил Тимур.
Михал Юрич буквально погрузился в тетрадь. Перелистывал страницы, что-то бубнил себе под нос.
– Вот! Вооот! Смотри! – он развернул тетрадь – что ты здесь видишь?
Тимур присмотрелся. Что он видит? Какие-то расчёты… несколько раз обведённые, а потом зачёркнутые.
– Это формула?
– Да. Формула DL-2. Та самая, над которой вы сейчас работаете. Только теперь вы работаете над проектом DL-4. Вот она, готовая!
– А почему она перечёркнута?
– Твой отец специально это сделал.
– Для чего?
– Хм… Тут в двух словах не расскажешь. Когда я пришёл, твой отец был начальником, а Тарасенко его замом. Надо сказать, они очень разные люди. Сергей романтик, светлая голова, открытый, очень щедрый. Соображал быстро, как никто из нас. Подчинённые его любили, а это о чём-то да говорит. Любили, как руководителя, как лидера, который именно ведёт, а не понукает. А Тарасенко жадный тугодум. За рубль душу вывернет. Я не знаю, почему твой папа работал с ним и как они работали. Тарасенко ведь не понимал ни хрена. Людьми руководить – это да. Организатор он, наверное, хороший. И то, методом кнута, но без пряника. А вот в науке полный ноль.
Михал Юрич ещё раз показал Тимуру фото всей команды НИИ того времени.
– Вот видишь, я был тогда одним из младших. Но мы с твоими родителями как-то доверительно общались. Однажды вечером мы засиделись в кабинете твоего отца. Он достал тетрадь. Вот эту. И показал мне формулу. Тогда она ещё не была зачёркнута. Это решение всех задач, которыми занималось НИИ и в то время, и сейчас. Она – ключ к препарату, над которым все эти люди работают столько времени. Что ты видишь?
Тимур присмотрелся. Долгая цепочка расчётов вела к формуле. Сама формула обведена несколько раз, но – зачёркнута.
– Ну, всё правильно. Правильно, что зачёркнуто. Здесь ошибка. Формула неверная.
– Да-да… Теперь перелистываем на шесть страниц назад – подсказал Тимуру Михал Юрич – и смотрим внимательно. Очень внимательно.
Тимур перелистал тетрадь на шесть страниц назад. Перечитал каждую строчку. Один раз. Затем второй.
– Здесь вроде всё верно. Так, а почему тогда там такой результат? Это какая-то новая формула? Не пойму… И что за несчастный случай у вас там случился?
– Твоего отца часто вызывали наверх, к начальству. В последнее время – всё чаще. Каждый раз после этих вызовов он возвращался угрюмый. Тарасенко ездил с ним. Он тоже был напряжён, но как-то не так, по-другому… – Михал Юрич задумался, помрачнел. – После очередного визита они приехали сами не свои. Сергей несколько дней не появлялся в лаборатории.
– А Тарасенко?
– А Тарасенко как раз работал, активничал, распоряжался. Именно тогда в его голосе стали появляться эти начальственные нотки. Я решил навестить твоего отца. Пошёл к нему после работы. Я не знал, чего ждать. Увидеть его больным или пьяным… Хотя, нет, он особо не злоупотреблял.