Мы ехали, болтая о всяких мелочах. Постепенно, я расслабился, и мне понемногу начинало нравиться управлять машиной. Незаметно пролетели два часа разговоров, смеха, иногда, когда попадались встречные машины – страха. Тея села за руль у въезда в город. И мне не очень то и хочется распространяться о том, как прошла наша вылазка в полицейский участок. Сажу лишь, что Тея – была не уверенна в своём решении, но я, постарался поддержать её, как умел. Покончив с этим, мы стоя у здания полиции, как мне кажется оба, почувствовали облегчение. Глоток чистого воздуха, новые силы, нет разницы, как это называется, но теперь ужасные идеи не придут в её голову. Я мечтаю, чтобы это было правдой. Возможно – это были всего лишь глупые убеждения, помутнения, и мы никогда не решились бы на это. Говорить – легко. Но всё-таки, теперь, мне тяжело допустить одну лишь мысль о том, что я не уберёг её, а она меня.
Мало кто знает, что значит по-настоящему глубоко задуматься.
Я в упор глядел на дешёвенький аквариум с серыми, почти прозрачными рыбами, а Тея бродила по маленькому уютному магазинчику, в поисках нужных вещей и продуктов. Меня занимали размышления о жизни. Одна рыбка застряла под камнями, в пластиковых водорослях. Другая, свободная, смотрела на неё то открывая, то закрывая рот. Они будто понимали, что до них нет никому дела, в этом искусственном, тесном и одиноком мире, и что кроме них самих им никто не помощник. Что за глупости говорят люди, как бездушное животное способно проявлять сострадание? Мы с тобой похожи, – подумал я. Пытался спасти того, кто не просил об этом. Или тебя просили? Мы точно, как эти рыбы, не видим ничего дальше своего аквариума. Ограничены чем-то и кем-то, боремся с ветряными мельницами, плывём по течению, или же кончаем с этим. Глупцы, безумцы, слепцы – люди, одним словом. И при том никто лучше этих рыб возможно и не понимает мир. Смеются над нами, сытые и ленивые. А мы думаем, что они наши питомцы, как бы ни так.
Тея окликнула меня. Расплатившись на кассе, я взял два пакета с покупками и отнёс в багажник. Мы сели, включили радио. Играла странно знакомая мелодия, я вслушивался в неё так внимательно, что не заметил, как она сменилась другой, а наша машина отъехала далеко за город, в сторону моря…
Я заснул. А, когда проснулся, солнце красноватым шаром висело над заливом. Через открытое окно до слуха долетали крики чаек. Я увидел Тею, стоящую у самой кромки воды, она в своём легком платье, сопротивлялась ветру, и как будто ждала, что волна обнимет её и заберёт с собой в море хаоса. Я открыл дверь, и сделал пару шагов в её сторону. Меня окутало облако солёного тёплого воздуха. Где-то над головой подала голос чайка. Галлатея обернулась и с улыбкой посмотрела на меня.
–Отличная идея, приехать к морю. Здесь нет никого, но ты не чувствуешь себя таким одиноким, каким бываешь в окружении множества людей. Спасибо.
–Тебе не за что меня благодарить. Мне тоже это было нужно.
–Не знаю, как ты, а я уже проголодалась. Разводи костёр, я начну готовить ужин.
Я достал всё необходимое из заранее приготовленного мешка и разжёг огонь.
Тея крутилась у раскладного стола на котором разложила ингредиенты для супа. Солнце медленно закатилось за линию горизонта одним боком. Закат на море – не обычный закат. В нём есть такое очарование, которое создаёт луна в полнолуние, заливая воду лунными дорожками. Я смотрел на солнце и вспоминал как был здесь в последний раз. То же море, тот же белёсый мелкий песок, те же чайки и звуки волн, бьющихся о скалы. Нам было по тринадцать, родители привезли нас в это сказочное место на летних каникулах. Мы не открыли ничего нового, подобным образом поступали многие семьи. Взять детей и спрятаться от мира. Это были мои самые счастливые пять дней в жизни. Мы купались, строили замки из песка, которые никто не собирался рушить, обследовали пещеры в скалах, кормили чаек. Однажды закопали папу пока он спал, и даже фото на память сделали…
Память. Коварная штука, живёт своей волей, независимо от желаний хозяина – помнит. Я бы хотел забыть, что Крис существует или то, что он жив, но тогда я – уже не я.
–Ну, вот, опять!
–Тебе достаточно позвать по имени.
Я обернулся.
–Три раза, но ты не вышел из комы размышлений. Ужин готов.
Мы поели супа, он был неотразим, как всё, чего касается Тея. Мы сели у костра, ночь обступила
всё вокруг, но нам было светло и тепло.
–Почитаешь?
Она протянула мою книгу. Не дело это, и почему я не придумал названия?
–Ложись поудобнее.
Мы залезли в спальники и устроились прямо на песке. С моря дул тёплый ветер, волны баюкали.
«Он сидел за столом и с увлечением рисовал чьё-то красивое лицо. За окном, перед ним, лил весенний дождь, была та самая часть весны, когда вокруг одна лишь слякоть. Он поднял глаза, проследил за каплей, стекающей по стеклу слишком быстро, и вновь опустил глаза на портрет девушки. Мыслями он был далеко отсюда. Где-то там, в той вселенной, где жила она. И пока он не знал, что она существует, у него легко получалось перетерпеть эту любовь, и даже вдохновляться ею. Он мог просидеть так до вечера. Не замечая наступления ночи, утра. Забывая есть и пить. Словно его тело здесь, рисует мягкие скулы, пухлые губы, большие глаза, а он сам, живёт другую жизнь. И сейчас он продолжал бы сидеть не меняя положения, но в дверь неожиданно постучали. Он выронил карандаш, тот покатился по столу и глухо упал. Киан подошёл к двери и открыл, немедля. На пороге стояла девушка. Она, обхватив себя руками, промокшая до нитки, дрожала, по её одежде текла вода. В тонком белом платье, её кожа казалась ещё бледнее. Киан не ожидал чего-то подобного.
Он смотрел на неё, для мира миг, а для него целую вечность. Несомненно, это та самая незнакомка, недорисованный портрет которой он оставил на столе. Киан сделал шаг, и через секунду она обрушилась в его объятия и обмякла. Он кое как закрыл входную дверь и отнёс бездыханное тело в ванную. Вода текла на них максимально горячая, Киан обнимал девушку, грел своим теплом, как цветок замёрзший на морозе, хрупкий, слабый, но ещё живой. Она жива. Он чувствовал своей шеей, как бьётся кровь в её сонной артерии. Она жива. Уговаривал себя Киан, а вода стекала по ней, холодея с каждым сантиметром. Она жива. Заклинал он, и мечтал, чтобы всё это не оказалось сном, снова.
И то был не сон.
Он закрутил кран, отнёс её на постель и укутал полотенцами, по полу всюду разливалась вода. Она лежала, как фарфоровая кукла, белая и хрупкая, а на её щеках проступал лихорадочный румянец. Незнакомка резко вдохнула и открыла глаза.
–Не бойся, это я. Но, кто – я,– пронеслось в голове у Киана. Она и не боялась, только по её щекам текла вода. Солёная вода.
–Почему ты плачешь? Что с тобой стряслось?
Она молчала, а он гадал – это творит его фантазия и одиночество или же он сходит с ума, что вполне вероятно. Прошло около часа, хотя, кто знает, рядом с ней время совсем теряло привычные очертания, и всё остальное обретало смысл. Девушка изучала глазами потолок, её лихорадило. Киан принёс одеяло и горячий чай, она приняла их и села. Они встретились глазами, и он утонул в серо-голубых омутах. Стало трудно дышать, незнакомка отхлебнула чай и всё смотрела на него, пристально, и глубоко.
–Как ты попала сюда?
Её руки перестали дрожать, она заговорила крутя кружку в руках и не сводя с него глаз.
–Я знаю тебя, Киан, мы уже встречались.
–Разве, что во снах.
–Меня зовут Вера.
Вера. Её зовут Вера.
Он затаил дыхание, и Вера начала свой рассказ. Она поведала ему о том, как попала сюда. Вчера она проснулась в лесу, среди сухой прошлогодней листвы. Казалось, за её плечами целая жизнь, но Вера ничего не помнила. В её голове было только имя. Киан. Босиком, в тонком платье, она бежала сломя голову, ноги стёрлись в кровь, Киан заметил это, когда нёс девушку в спальню. Сегодня пол дня она брела под дождём, по холодной и мокрой земле, люди оборачивались ей в след. А ноги несли куда-то. Несли, несли, пока, наконец, Вера не пришла в себя у высотного здания. Внутри она стучала в каждую дверь, поднимаясь всё выше, потому что одна за другой перед ней открывались и тут же закрывались двери. И, когда силы почти покинули её, дверь отворилась и на пороге появился Киан. Ноги сдались. Вера почти на сто процентов была уверенна, что это он.
–Может ты ангел.
Он не желал говорить это вслух. Но получил в ответ нежную и светлую улыбку. В комнате как будто потеплело.
–Я знаю, что моё имя – Вера, а твоё – Киан. Я не могу вспомнить тех, кто любил меня, не могу вспомнить кого я любила, понятия не имею, какие у меня таланты. И, что самое страшное я знать не знаю, что делать дальше.
Люди приходили в сознание совершенно без воспоминаний, в незнакомом месте, они не признавали родных, забывали имена, но она помнила. Киан множество раз слышал такие истории, читал о них, но, как и многие люди считал это больше исключением, чем правилом. И теперь такой призрак без прошлого сидит перед ним попивая остывший чай.»
День 4
Знаете, несчастные люди говорят, что всё хорошее когда-нибудь заканчивается. И сегодня я пополнил их ряды. Открывшись, мои глаза упёрлись в небо, серое и недружелюбное оно смотрело на меня с насмешкой. Подул ветер и сон прошёл окончательно, если он вообще был. На попытку встать моё тело отозвалось болью в мышцах, голова гудела. Вокруг меня были одни лишь скалы, песок, да, море, и они не казались мне такими улыбающимися, как вчера. Покрутив головой в разные стороны, я побрёл на право, огибая огромный валун в водорослях. Для меня в подобной ситуации не было ничего удивительного, не стоило надеяться на милость ночного светила. Я шёл по мокрому песку, боль волнами разливалась по телу, ноги немели, на душе гулял ветер. Утро начинается не с кофе – это верно, оно начинается с определения собственного места нахождения. И с этим мы пока ещё не определились. Кто в силах сказать мне, как много я прошёл за ночь? Может ты? Я взглянул на дохлую медузу, прыгающую в прибое. Или ты? Я запрокинул голову, обращаясь неизвестно к кому. Где-то в этой вселенной должен быть тот, кто знает ответы. Иначе…
–Не знаю, что лучше, когда ты молчишь копаясь в себе или разговариваешь сам с собой по среди пустынного пляжа с утра по раньше.
–Утро доброе.
Тея стояла недалеко от потухшего кострища укутавшись в плед. Никогда не понимал, зачем желать именно «доброго утра»? Что если оно не доброе, и бывает ли оно у кого-нибудь добрым? Почему нельзя пожелать просто «утра», если оно обычное или ты не хочешь придавать ему какую-то окраску.
–Доброе, ты уверен?
По её лицу я понял, как много она желает сказать, обвинить меня в том, что я лунатик, ударить за то, что я ушёл не предупредив, или ещё за что, но мы смотрели друг на друга понимая всю бессмысленность подобных рассуждений.
–Тебе холодно?
–Нет.
Мои до дрожи бесчувственные руки говорили об обратном. Я сам сейчас только заметил, как плохо выгляжу. Песок под ногтями, штаны порваны, руки и ноги изодраны в кровь – в целом, складывалось ощущение, что ночью я с закрытыми глазами пытался покорить Джомолунгму. Галлатея стянула с себя плед и укутала им несчастного покорителя гор. Мои плечи мгновенно расслабились от тепла шерсти. Она задрожала как тростинка на мокром солёном ветру. Я открыл шерстяные объятья, и Тея юркнула под крыло. Мы стояли обнявшись и смотрели вдаль бушующих волн, думали ни о чём и обо всём сразу. Рядом с ней я забыл о боли. И физической, и душевной. И снова захотел послать всё к чёрту. Что со мной? Со стороны картина напоминала счастье во плоти. Но так ли это? Ещё три дня назад я не знал о существовании этой девушки, и со мной была лишь пустота и одиночество. А сегодня мне плевать, что я не помню свою ночь, что моё тело истощено, и погода испортилась.
–Едем отсюда, надвигается шторм.
Я сказал это и от правды, от факта в котором я уверен, в голове посвежело. Мы направились к машине собирать остатки лагеря. Мы. Приятно говорить «мы», «нас», двое лучше, чем один, осмысленнее. Собирается буря. Может и не на море. Внутри нас. Затишье сделало из меня мизантропа, а что сделает со мной буря? Куда приведут меня волны и ветер? Что сотворит с моей душой молния?
Я всегда философствую с утра, если проснулся не там, где засыпал. Мой мозг начинает судорожно заполнять опустевшее пространство памяти. Но сегодня я был рад, что это не изменилось. В глубине души я надеялся, что продолжу лунатить, потому что тогда я точно буду знать жив он или нет. Мне должно быть всё равно, он оставил семью, дом, друзей, но я продолжаю не верить собственным ушам, глазам и здравому смыслу – я чувствую что-то не ладится между ними и моим сердцем.
Когда мы уезжали из этой маленькой бухты с воспоминаниями ветер уже не сдерживал порывы. На трассе нас настиг дождь. Он хлестал так, что дворники не справлялись, впереди на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Здесь такое бывает раз-два за лето, и если уж придёт шторм, то с пляжа лучше бежать. На море моя семья ездит редко, но привычки здешней природы не знает разве что турист.
–Не безопасно ехать в слепую.
Она заёрзала и крепче схватилась за руль.
–И это говоришь мне ты?
Тея рассмеялась.
–Ты? Кто ты? Скажи, давай.
–Да, ты прав, лучше остановиться и переждать пока стихнет дождь.
Вода шумела заглушая наши голоса. Мир вокруг исчез за пеленой тяжёлых капель. Остались двое сидящие в машине посреди океана.
Она сказала, что не хотела меня обидеть, что смеялась не надо мной, а над собой. Она говорила и говорила, а я не слушал её, я слушал дождь. Разве может быть что-то более прекрасное, чем звук дождя? Её голос взывал к моим глубоким мыслям, но я не мог слушать то, что выходило из её уст. Я слушал песню дождя, сливающуюся с голосом в дивную композицию. Расцветали картины иных миров, в которых фантазии дают волю, и она берёт своё изображая высокие сосны с синим отливом, ледяные озёра из серебра и красивую девушку с голубыми глазами.
–Не слушаешь. Смотришь сквозь меня.
–Я слушаю.
Твой голос.
–Ты много думаешь и всегда не о том.
–О чём же думать?
–Не знаю. О девушках, машинах, спорте, но точно не о смерти.
–С чего ты взяла, что я думаю о смерти?
–У тебя было такое лицо будто ты её увидел.
–Если смерть – синие сосны и ты, то да. Я думаю о смерти прямо сейчас.
–Синие сосны? Серьёзно?
То есть второе тебя смущает меньше, чем синие сосны.
–Совершенно. Они настолько зелёные, что отливают синевой. И зеркала озёр. Чистых и холодных.
Ты на берегу. Почему? С каких пор она заполняет мои мысли?
–Прохладно стало, не замечаешь? Достану плед.
–Он в моём рюкзаке. Сверху лежит.
Тея залезла на заднее сидение, перевалилась через него и начала рыться в багажнике. Вдруг шуршание прекратилось. Она с пледом в руках вернулась на своё место.
–Нат?
–Что?
Тея протянула мне фотографию, которую я нашёл в кладовке. Да, вы угадали, я вернулся за ней. Чёрт меня дёрнул взять его с собой. Не собираюсь оправдываться, я сделал то, что сделал.
–Поедем к нему? Не верю, что ты не хочешь знать правду.
–Нет. И не будем об этом.
–Почему? Ты помог мне, я хочу помочь тебе.
–Может я не хочу, чтобы мне помогали! Как ты не понимаешь?!
–Но тебе ведь…
–Не лезь не в своё дело!
Мой крик заглушил дождь. Не ожидал, что получится так грубо. Я хотел избавиться от привычки бродить по ночам, хотел помощи от кого-нибудь, хотел избавления, но люди полны противоречий, и я не исключение. Не знаю, что меня с подвигло на такую реакцию – фото? То, что принять помощь означает признаться в своей слабости. То, что мне предлагает помощь именно Тея? То, что она жалеет меня, но так ли это плохо, и может причина не в том, что я жалок, а в том, что она…