Глава XXVI. Срыв плана
– Что значит «она пострадала»?! – Кандеон вскочил с кресла, не сдерживая ярости. Он схватил Данталиана за лацканы его старого, пропахшего гнилью, плаща и заставил подняться на ноги. Их лица остановились в угрожающей близости друг от друга. – Мы же договаривались, что она будет в порядке!
Красная пелена развеялась в глазах могущественного демона, и они снова стали похожими на человеческие – тёмно-серые с яркими красными налившимися капиллярами на белках. Данталиан взял мужчину за руки и, не прилагая особых усилий, отвёл их в разные стороны. Несмотря на то, что он не был сыт уже долгие века, свою силу он не растерял. Заточение в аду, видимо, никак не влияет на силу высших демонов.
Он оттолкнул Кана обратно к креслу и поправил свой плащ с самым невозмутимым видом.
– Не учи меня делать мою работу, мальчик, – угрожающе прошипел демон. Он снова сел на диван, откинувшись на спинку, и положил жилистые руки с проступающими синими венами себе на грудь, переплетя пальцы. – Она всего-то потеряла сознание, – хмыкнул он, очевидно, не понимая ярости старшего брата, сестру которого только что ударили.
Кандеон кинул на Дантаиана презрительный взгляд, потирая свои запястья: даже от непродолжительной хватки демона они болезненно ныли.
– Сейчас самое подходящее время снова встретиться с твоей драгоценной сестрёнкой, – задумчиво проговорил демон. – После нападения она точно не будет ему доверять. Хотя это окошко может закрыться, если ты будешь медлить… Насколько я могу судить, привязанность у неё к Мортему… как бы это помягче сказать… невероятная, – Данталиан злорадно усмехнулся, наблюдая за реакцией мужчины.
Кандеон заметно напрягся: на лице заиграли желваки, в глазах мерцало что-то недоброе, и даже животное, ноздри раздулись, а губы сжались в тонкую линию.
– Что это ещё значит? – выпалил он гневно.
Демон рассмеялся.
– Это значит, что, даже когда она перейдёт на твою сторону, убить его она тебе не позволит. А если ты решишься, она тебя не простит.
Бронируя билет из Лондона до Рейкьявика, Кандеон обдумывал слова Данталиана о привязанности Деми к Мортему. Он сам не замечал, с каким остервенением бьёт пальцами по клавиатуре. Злость бушевала где-то внутри и искала хоть какой-то выход.
Не могло такого быть, что бы Деметрия прониклась тёплыми чувствами к этому мерзавцу… Не могло быть и того, что любая нежность к нему не пройдёт после всего того, что Бернард натворил за последние дни… Если он и заслуживал доверия раньше, то теперь точно нет. Кан был в этом убеждён.
Как же он ненавидел сейчас Мортема!.. Подобраться к Деми в самый тяжёлый момент в её жизни, втереться в доверие, манипулировать ей, и – что самое ужасное, – стоять между ней и Кандеоном!
И Кан должен простить этого демона? Отпустить его? Живым? После всего? Руки мужчины сами по себе сжались в кулаки.
Кан сделал слишком много, чтобы убрать Мортема, и ничто и никто не сможет остановить его. Даже сестра.
Следующим утром они с Эммой отправились в Исландию. На этот раз она не отпустила Кана одного, припомнив, что в прошлый раз он вернулся со сломанной костью.
Три часа до столицы Исландии, два с половиной часа ожидания в аэропорту на рейс до Акюрейри и ещё час полёта до нужного города. Этого времени должно было хватить, что сосредоточиться и быть воодушевлённым для встречи с Деми… Так предполагал Кандеон. Но чем ближе он был к ней, тем сильнее его изнутри пожирала злость от того, что она выбрала Мортема… Чёрт возьми, она могла бы выбрать кого угодно, но выбрала его!
Эмма не старалась отвлечь его или разговорить. Она уже знала Девидсона достаточно хорошо, чтобы понимать: сейчас он только выйдет из себя, если начать его жалеть или успокаивать. Поэтому большую часть поездки они провели в тишине, перебросившись лишь парой фраз после звонка Данталиана, который сообщил Кану, что Мортема заперли в подвале после его выходки с Деми.
Нельзя сказать, что Кандеона эта новость обрадовала. Он-то планировал разделаться с Бернардом как можно скорее… На напоминание Эммы, что его сестра не позволит ему этого сделать или просто не сможет потом просить его, Девидсон только ответил:
– Чем скорее она с ним распрощается, тем менее болезненным это для неё будет.
Эмма понимала, что это не совсем рассуждения любящего старшего брата. Но беря в расчёт его нынешнее состояние, она предположила, что, если дойдёт до дела, Кан не исполнит задуманное, потому что сестра сумеет его остановить.
Спустя целый день в промозглом исландском городе Эмма настояла на том, что им нужно найти гостиницу, чтобы передохнуть. У них не было возможности попасть в дом Мортемов без приглашения, несмотря на то, что несколько часов они следили за самой дверью. Генри поставил защиту дома на совесть, ничего не скажешь. Но и изводить себя на холоде в ожидании, что кто-нибудь выйдет на улицу, – просто глупо.
Девидсон долго не соглашался покидать свой «пост», но, в конце концов, женщина уговорила его нанять на ночь тех же Светобоязненных. Зелье она привезла с собой, так что оставалось только найти демонов. Глубокой ночью она всё же вернулась к Кану в сопровождении одного из Тёмных. Странно сказать, но демон был невероятно удивлён, озирался по сторонам и с трудом сдерживал свой восторг. Проведи всю жизнь в полном мраке, а потом впервые выйди на свет, – пусть даже уличных фонарей – это событие всей жизни. Только Девидсон не разделял этого добродушного настроения Эммы. Выдав чёткие инструкции по действиям в случае, если из дома напротив кто-то покажет нос, он пошёл со своей спутницей в ближайший мотель. До восхода солнца оставалось восемь часов, а это значит, на сон можно было потратить только семь, чтобы сменить Светобоязненного.
Кандеон долго не мог уснуть. Он дёргался от каждого шороха, надеясь, что это была вибрация телефона с сообщением, что кто-нибудь покинул дом Мортемов. Но каждый раз он разочарованно возвращался на подушки, осознав, что это только проезжающая машина или хлёст веток по окну.
В его голове пульсировала только одна мысль: он должен забрать её домой. Туда, где её любят и будут оберегать. Туда, где она сможет быть самой собой без ограничений. И эта мысль никак не позволяла Кану расслабиться и провалиться в сон.
Мужчина всё вспоминал и вспоминал своё прошлое.
Как родители принесли малышку в розовом одеяльце. Такую крохотную, что было страшно касаться её.
Вспоминал, как Деми училась ходить. Падала, вставала, снова падала. Но плакала так редко, что казалась просто непробиваемой. Он вспомнил, как гордился ею, когда сестра сделала больше двух шагов.
Вспоминал, как читал ей сказки перед Рождеством. Она, конечно, мало понимала из того, что ей говорят, но Кан тогда на родительской кровати под пледом он чувствовал себя, действительно, счастливым сыном и братом. И он мог бы поклясться, что с тех пор никогда больше не пил такого вкусного какао.
Кан даже дословно вспомнил колыбельную, которую мама пела для Деметрии…
«Спи, мой цветочек,
Моя малютка-дочка.
Спи-засыпай,
Глазки крепко закрывай.
Фиалки, розы и ромашки –
Все заснули под песнь пташки.
И ты спи, цветочек мой,
Глазки милые закрой…»
Он вспомнил, как отец тогда, сидя у Кана на постели, смотрел, будто заворожённый на свою жену. И как папа легонько тогда сжал ладонь мальчика, тем самым показывая, что он сейчас счастлив – безусловно счастлив, абсолютно счастлив, – потому что его семья рядом с ним.
Мужчина вспомнил и то, что отец тем самым преподал ему самый важный урок. Ты не можешь быть счастливым без семьи.
Утром, кутаясь в пальто от этого противного влажного исландского ветра, Кан и Эмма подошли к Светобоязненному и опешили от его не терпящего противоречия тона:
– Я абсолютно уверен, что в доме никого нет.
Глава XXVII. Доверие – лишь вопрос веры
Чуть больше суток до этого Деметрия проснулась в спальне в полной темноте. Сначала она даже не сообразила, что случилось, и где она находится.
Всё тело страшно ныло, и она с большим трудом повернула голову в сторону часов. Была почти полночь. Оставалось буквально несколько минут до нового дня. Сперва Деми разозлилась, потому что проспала весь свой день рождения. Но потом воспоминания к ней вернулись…
На ключице давал о себе знать синяк, но Уайт поднялась с кровати. Нужно было промочить горло. Странно, но завтрак от Изы не стоял на тумбочке.
На негнущихся ногах Деми спускалась вниз, крепко держась за перила. Уайт всячески избегала глазами лопнувшие шары и опавшие фото в холле. Но вдруг, проходя мимо, она замерла и подняла снимок: «Нет никого рядом с ней. Только он. Объясняет что-то о косточках винограда. Там было что-то важное, наверное, но важнее в тот момент для неё было найти способ избавиться от магических сил и вернуться к простой человеческой жизни…»
Кое-как ватными ногами Деми дошла до кухни. Датчики движения среагировали, и она услышала:
– Уайт?
Девушка сделала ещё шаг на кухню. И замерла.
– Уайт? – повторил голос. Деметрия огляделась – в кухне никого не было. Она прислушалась.
За дверью кладовки кто-то медленно передвигался. Деми шагнула в сторону двери.
– Не открывай, – устало сказал Бернард. По звукам стало понятно, что он прижался к двери.
– Как ты понял, что это я? – осипшим голосом спросила девушка.
– Ты топаешь, – спокойно отозвался Мортем. – Ты всегда топаешь, – и в его голосе послышалась улыбка. Деми положила ладонь на ручку двери. – Не открывай, – ещё раз повторил молодой человек. Уайт только ещё хотела узнать, почему он не собирается выходить, но он опередил её: – Не хочу снова сорваться.
Деми прикрыла глаза. Она понимала, что он прав, и ему не стоит выходить. От Мортема сейчас можно ожидать чего угодно, и она не чувствует себя в безопасности, находясь с ним в одной комнате… Тем более наедине. Но в то же время, девушке было сложно позволить ему оставаться в запертой комнатушке, как будто он какое-то дикое животное.
Она машинально сжала ручку крепче, но Бернард, словно прочитав её мысли, остановил девушку:
– Уайт, пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы ты снова пострадала.
Странно, но его голос никогда ещё не был таким тёплым. На секунду Деметрия даже признала скоропалительность своих выводов… Что, если Эгиль был прав с самого начала, и Бернард не контролирует свои поступки? Что, если кто-то нашёл способ влезть в его разум и подчинить себе? Мортем защищал её ото всех, даже от самой себя, и внезапно, без каких-либо объективных причин, он стал сам не свой…
Деми уткнулась лбом в дверь кладовки. Решение оставить Мортема там или открыть дверь давалось ей мучительно сложно.
В конце концов, она может сейчас просто уйти. Вряд ли, конечно, она уснёт потом, понимая, что оставила человека в «клетке»… И если сейчас Деми уйдёт, это будет прямым и однозначным ответом на вопрос – доверяет ли она Бернарду? И если нет, то не будет дальше и смысла притворяться, будто это не так.
Но если она откроет дверь, назад пути уже тоже не будет. Открыв дверь, она признает, что за Мортемом нет вины, и всё то, что он творил на протяжении последних дней, – не его ответственность. Уайт не была уверена, что она готова просто закрыть на всё это глаза.
В конечном счёте, это лишь вопрос веры…
А этот чёртов тоненький голосок внутри почему-то никуда не девается.
И Деми открыла кладовку.
– Почему ты никогда меня не слушаешь? – устало вздохнул Мортем, глядя на девушку. В темноте кладовой его глаза лукаво горели бледно-синим светом. Деметрии показалось, что он с большим трудом сдерживает улыбку.
Ей нечего было ответить на это, поэтому девушка отошла к раковине и налила себе, наконец, воды, ради которой и спускалась вниз. Бернард вышел на кухню, но остался у стены, будто боясь приближаться к Деми.
– Уайт, – позвал он её неуверенно, когда она поставила стакан на стол. Девушка обернулась и вопросительно вскинула брови. – Тебе нужно уехать в Салем, – тихо проговорил Бернард, потупив взгляд. Деметрия только вздохнула и устало потёрла переносицу. – Там ты будешь в безопасности. Возьми с собой Эгиля. До границы города вас проводит Изольда. Там вас встретит Джейсон. В Салеме безопасно, – затараторил Мортем, не дождавшись от девушки реакции. – Там никто тебе не навредит. Ни демоны, ни…
– Ни ты? – усмехнулась девушка, но не было в её голосе никакого веселья. Их взгляды встретились. И, казалось бы, Бернард смотрит на Деми вполне уверенно, только вот где-то в глубине его глаз читалось что-то отдалённо похожее на чувство вины. Молодой человек ничего на это ответил. Поэтому ответила ему Деметрия: – Я не хочу бегать и скрываться, Мортем. Иначе я проведу в бегах всю жизнь.
– Лучше в бегах, чем в одной лодке с демонами, – уверенно заявил Бернард.
– И чем это будет отличаться от моего нынешнего положения? – рассмеялась девушка.
Поначалу она, действительно, смеялась абсурдности всей ситуации. Смеялась нелепости своего положения и его альтернативе – никакой же разницы! Но потом сквозь этот смех из глаз Деми потекли слёзы. Как будто, позволив выбраться наружу одной эмоции, она открыла ход для всего остального: для усталости, которая не проходит уже которую неделю; для обиды на родителей, которые не были честны с ней до конца; для злости на Мортема, который не способен понять её растерянность; и для самой этой растерянности, ведь она понятия не имеет до сих пор – стоит ли ей верить словам Мортема и Изы, или стоит всё же поверить единственной семье, которая у неё осталась…
Бернард видел, как накатила эта волна. Он даже не удивился. Как только Деми начала смеяться, он уже понял, что в итоге на неё нахлынет вся боль и отчаяние, которые она так усердно скрывает. Так всегда бывает, когда человек держится очень долго…
И вот она уже сидела на полу, тихо всхлипывая и пытаясь унять слёзы. Мортем дёрнулся в её сторону, но тут же передумал, испугавшись, что, если он подойдёт ближе, он снова может причинить ей вред. А этого он точно не хотел. Ни сейчас, ни сегодня днём, да никогда вообще… Но глядя на неё теперь, Бернард вдруг вспомнил, что она только подросток, на долю которого за очень короткий промежуток времени выпало так много испытаний и трудностей. Он вдруг понял, что она толком даже не оплакала своих родителей. Она не успела узнать своего брата, как её буквально заставили от него отказаться. И тут Мортем, совершенно неожиданно для себя понял, насколько он был несправедлив к ней. Стараясь научить её защищаться и сражаться, чтобы она была в безопасности физически, он совсем забыл, что самым уязвимым местом всех смертных является сердце…
– Ну, и какого чёрта? – Бернард и Деметрия неожиданно проснулись от голоса Генри, появившегося рано утром в гостиной. Всю ночь Мортем спал сидя, а Деми в какой-то момент уснула, положив голову ему на колени. Она не помнила, чтобы закутывалась, но на ней с утра заботливо лежал плед. – Мы его заперли, чтобы ты не пострадала, и ты же сама его и выпустила! – негодуя, воскликнул старший Мортем. – Просто немыслимая глупость.
Уайт не стала оправдываться или объяснять свой поступок. Она только пожала плечами.
Всё утро было посвящено сборам. За ночным разговором Деми и Бернард решили всё же сбежать. Последний раз сбежать всем вместе. Вернуться в Нью-Йорк и там решать проблемы, свалившиеся на всех. Разделяться не было смысла. Вместе у них больше шансов выяснить, что такое с Мортемом, и как это исправить. Также у них вместе куда больше шансов попробовать спасти Кандеона. Именно спасти – Деми настаивала на этом до последнего. Если Бернард и Иза смогли выбраться из лап зла, то и её брат точно сможет…
Пока Эгиль учил девушку открывать портал, Изольда и Бернард увели подальше вчерашнего вора, стёрли его память и отпустили с лёгким сердцем.
Спустив чемоданы вниз, Деми ещё раз осмотрелась. Генри довольно быстро убрал беспорядок, устроенный ею накануне. Но все фотографии он сложил в аккуратную стопочку на камине. Рядом с ними лежала и коробочка с подарком Мортема. Уайт покрутила в руке браслет, почему-то не решаясь его надеть. Он был очень красивый, утончённый и элегантный, и внутри Деми что-то повторяло, что она не заслуживает его.
Рядом появился Бернард. Он взял из рук Деми украшение.
– Не можешь справиться с замком?
– Не в этом дело, – пожала плечами девушка.
– Видишь, разводы внутри камней? – Мортем аккуратно расстегнул замочек браслета перед самыми глазами Уайт. Девушка молча кивнула. – Это моя кровь, – парень осторожно взял левое запястье Деми и, несмотря на ужас в её глазах, застегнул браслет. – Не снимай его.
– Почему? – дрожащим голосом спросила Деметрия.
– Я нашёл тебя перед Рождеством только потому, что ты была в моём пальто. С моей кровью на твоей руке я всегда смогу тебя найти.
Деми подняла на него глаза и застыла на месте. Что-то странное, наэлектризованное было в воздухе. Со стороны кто-нибудь мог сказать, что сцена кажется слишком личной или даже интимной. Но они двое, глядя в глаза друг друга, легко соприкасаясь ладонями, понимали, что это что-то чистое. Новое и необъяснимое для обоих, но точно лишённое грязи, тьмы или пошлости. Секунда длилась дольше, чем ей положено.
Бернард отошёл, подхватив чемоданы девушки, и бросил через плечо:
– Нам пора.
Деми взяла с собой стопку фотографий, убрала их во внутренний карман куртки и поспешила на выход.
Покинув Акюрейри в одиннадцать часов, в Нью-Йорке они были ранним утром в шесть. Компания оказалась сразу на подземной автостоянке дома Бернарда, и охранник никак не отреагировал на их внезапное появление из воздуха. Он лишь кивнул Бернарду, вызвал швейцара, чтобы тот забрал их вещи, и открыл для них лифт.
Глава XXVIII. Нью-Йорк
Понадобились сутки, чтобы прийти в себя после смены часовых поясов. Лейденшафт спала с Деми, и именно поэтому она выдернула девушку из постели несколько раньше. И только поэтому они обе спустились вниз в халатах поверх ночных рубашек.
Раньше Деми не замечала, что за завтраком её все встречают «при параде». Сейчас все, точно так же, как и Лейденшафт с Уайт были в халатах. И только теперь она поняла, что эти люди спят намного меньше, чем она… В этом случае остался только один вопрос:
– Зачем вы так рано встали? – Уайт только успела приложиться к апельсиновому соку.
– Так всегда, – равнодушно отозвался Генри, которому, кстати, уже подали кофе.
– Каждое утро нам есть, что обсудить, – вмешался Эгиль, пальцем водя по ободку бокала с соком. Понятно, что он решил смягчить резкость своего отца. Но вид при этом у него был неловкий. – Особенно сейчас… – неуверенно добавил он.
Деми заметила, что и Изольда тоже предпочла смотреть в пустую тарелку. Уайт прищурилась и всех обвела подозрительным взглядом.
Эгиль водил свой бокал по кругу, внимательно изучая, как переливается жидкость внутри.
Генри старательно разглаживал свою салфетку под столовыми приборами.
Иза нервно теребила прядь своих каштановых волос. Да ей только в рекламе шампуней сниматься…
– И что это значит? – поинтересовалась девушка.
– В Британии что-то происходит, – вздохнула Иза.
– И нас это беспокоит, потому что?.. – уточнила Деметрия, переводя взгляд с одного на другого за столом.
– Потому что по всем пунктам это Светоненавистники, – вставил своё слово Генри. – Из-за этого и уехала Изольда… Просто всё странно. Нападения на смертных и сами убийства подходят под этих демонов.
– Но как они выбрались из тьмы? – продолжил за отца Эгиль. – Людей находили под утро на освещённых улицах. Светоненавистники не могут выходить ни под какое освещение. По показаниям судмедэкспертов убийства происходили в рассветные часы… – парень повёл плечами, как бы признавая своё поражения. – Но ведь не сходится…
Деметрия обвела их всех взглядом. Генри мял свежую булочку так, как будто искал внутри начинки что-то ещё. Эгиль поджимал губы и рефлекторно сжимал ладони в кулак. А Из поманила к себе графин с джином и плеснула его в свой утренний чай.
Всё происходящее явно подавало им какой-то знак. Но Уайт не могла понять… Она старательно прикидывала варианты, которые могли бы послужить такому развитию событий. Что могло бы заставить Светоненавистников выбраться из тьмы? Лечения от сущности этих демонов нет. Нет и силы, которая могла бы их защищать. Соответственно, всё это было в высшей степени странно и необычно.
Тревогу Мортемов и Лейденшафт она понимала. Но, как и они, она не могла найти решения.
– К тому же Бернард… – глотнув своего алкогольного чая, сказала Изольда.
– Что значит «к тому же»? – полюбопытствовала Деми.
– Это значит, что я не контролирую себя, и всех это очень беспокоит, – отозвался внезапно появившийся из кухни Бернард, которой привёз на тележке гору блинчиков и все виды джемов, которые вообще известны человечеству. И тут Уайт почувствовала укол совести, потому что до того, как он подал голос, она даже не заметила его отсутствия…
Пару минут Мортем раскладывал всем завтрак, пренебрегая своими горничными. Это было странно… И когда он спросил, нужно ли кому-то передать клубничный джем, Эгиль не выдержал:
– Ты же понимаешь, что это ненормально, да? – он вскинул брови, глядя на Берна, и застыл, ожидая его ответа.
– Что ж… – Мортем, наконец, присел за стол и довольно выдохнул. – Приятного аппетита.
Деми опять обвела взглядом всех за столом. Генри поджал губы, явно борясь с желанием либо накричать на Бернарда, либо отвесить ему хороший подзатыльник. Лейденшафт устало потёрла глаза, потому что привыкла к тому, что её ближайший друг не принимает помощи и не признаёт собственных проблем. Эгиль продолжал смотреть на Берна, теперь уже просто не понимая, слышал он вопрос или нет.
И никто из них больше не набрался смелости открыть рот, поэтому именно Деметрии пришлось это сделать.
– Это же ненормально, да? – она поймала на себе облегчённый взгляд Эгиля и поняла, что всё делает правильно. – Судя по тому, что ты встал и приготовил всем завтрак, ты, действительно, себя не контролируешь, Мортем…
– Я не могу контролировать свои срывы, – признался Бернард, нарезая свой блин на тонкие кусочки. – Зато я могу контролировать свои хорошие поступки… Я же проконтролировал украшение дома ко дню твоего рождения, – он поднял взгляд на Деми и легко пожал плечами. – И отвёл тебя в кофейню…
– И всё это было бы прекрасно, если бы потом ты всё не испортил, – заметила Деметрия. Она смотрела Мортему прямо в глаза. На секунду она почувствовала благодарность и тепло по отношению к нему, но потом… Как наваждение всплыли обида и злость за всё, что он сотворил. За истерику в кофейне, за физическое насилие над незнакомцем по имени Итан. За тот чёртов мусорный бак. За удар Генри… За грабителя тоже. За то, что он наговорил Изольде. За нападение на неё саму…
Бернард же, будто почувствовав, что Уайт испытывает противоречивые эмоции, тут же взял контроль над ситуацией.
– Слушайте… – он глубоко вздохнул и опустил глаза. – Я понимаю, как всё это выглядит.
– Вряд ли, – буркнул Генри.
– Нет, я понимаю, – настаивал Бернард. – И всё, что я могу – это извиниться.
Воцарилось молчание за столом. Ни у кого не было слов, мыслей, хотя бы малейшей идеи… Один туман. Сплошные вопросы, нет ответов.
Они ели блины, передавали друг другу джем и сливки, попивали свой сок. Но в конце концом, Эгиль не выдержал:
– Знаешь, я не верил до последнего… Я искал и искал всякие причины, почему с тобой это происходит… – в его голосе слышалась боль. И если бы Деми не знала о чувствах младшего Мортема к Бернарду, она бы сейчас опешила. Но теперь она понимала, что этот парень, действительно, искренне переживает за Берна… – Но ничего не нашёл. Так, может быть, это ты и есть? И папа прав? Твоя демоническая натура рвётся наружу?
– Тогда и моя рвётся?! – вспылила Иза, звякнув столовыми приборами, которые она бросила на опустошённую тарелку.
– Ты и прожила меньше, чем он, – вдруг подал голос Генри, который явно хотел поддержать единственного сына, но всё же не намеревался сжигать все мосты.
Пока разгорался спор о демонической сущности, её влиянии и невозможности противостоять ей, Деметрия поворачивала свой браслет вокруг запястья и думала… Она даже не заметила, как все перешли на крик.
«Человек представляет собой совокупность множества факторов. И гены – только один из немногих аспектов, которые определяют личность», – это прокручивалось в сознании Деми несколько раз.
И что, если Мортем сам себя определил давным-давно? Разве справедливо винить во всём его родителей? Перед нами здоровый самосознательный человек. И не может быть, чтобы акты агрессии объяснялись генами. Так не бывает. Человек либо агрессивен в принципе, либо не агрессивен.
В то же время Деметрия знала, что Берн закрыт и упрям, но не жесток. Он твёрд и временами жёсток, но он не агрессивен. И резкие вспышки гнева не оправдываются ничем.
Если бы он действительно хотел причинить вред Уайт, он не просил бы оставить кладовку закрытой…
Эгиль изучил многое, но не всё. Кое к чему он не прислушался.
А что, если?..
– А что, если это взаимосвязанные события? – перекричав всех, спросила Уайт. Они уставились на неё, как на умалишённую. – Вы только подумайте об этом, – с мольбой в голосе произнесла девушка. – Не может же быть, чтобы Светоненавистники выбрались из тьмы в то же время, как Мортем слетел с катушек…
Генри, Эгиль, Изольда и Мортем переглянулись. Они как будто бессловно что-то сказали друг другу и пришли к одному и тому же выводу.
– Как бы мне ни хотелось всё скинуть на других, я не готов принять твою сырую версию, – хмыкнул Бернард, при этом посмотрев на Уайт, как на глупого ребёнка с разыгравшейся фантазией.
За столом снова все возобновили спор.
В этом мини-хаусе Уайт старательно пыталась сосредоточиться. Пыталась сложить два и два.
Это не контрольная по литературе или химии. Даже тогда было сложно взять себя в руки и найти ответ, потому что все переговаривались или тихо листали учебники и конспекты.
Сейчас было сложнее, потому что вокруг буквально кричали.
И если в школе можно было получить неудовлетворительную оценку и всё исправить, то теперь на кону жизнь её друга.
Деми подбирала пазлы, один за другим. «Если бы Бернарду требовалось туда попасть, он бы нашёл лазейку», - крутилось в голове Уайт.
И тут до неё дошло.
– Данталиан! – стукнула она по столу и бросилась наверх. В глубине души ей бы хотелось, чтобы кто-нибудь обратил внимание на это, но на деле же все продолжали спорить и проклинать друг друга на чём свет стоит.
Первым делом Деми переоделась потеплее и забрала волосы.
Всё оказалось просто. Главное теперь – доказать всем, что она была права с самого начала.
В голове едва укладывалась теория, возникшая так внезапно: Данталиана невозможно призвать без жертвы невинной души и дара потустороннего мира. Что насчёт жертвы и дара – Уайт не понимала. Но потусторонний мир был объяснён ей ещё Генри в первую неделю знакомства: туда нельзя попасть без приглашения; но, если ты знаешь, как пересечь «порог»…
Порогом можно назвать многое: порог двери, раму окна; порог суток, полночь, когда мы переходим из одного суточного дня в другой; порог жизни и смерти, та самая секунда, когда человек умирает; порог света и тьмы – тень.
Всё это возникло в голове Деми так просто, так легко, что она понимала – другим это объяснить будет невозможно. Это бредовая гениальная идея. Наверное, именно так создавали ядерную бомбу… «Чушь. А если сработает?..»
Девушка нервно перелистывала все книги, которые ей были даны для обучения, в поисках того самого заклинания.
Она давно на него натыкалась раз за разом, но не придавала ему значения. Но кровь есть кровь… Если Мортем может найти её из-за пальто, то и она может найти брата, чтобы напрямую его спросить…
И вот оно, то самое.
Если нужно найти то, что утрачено, позаботься о том, чтобы был путь к этому. Вещь или запах, или воспоминание. Просто отдай свою часть, чтобы найти целое.
Внизу всё ещё кричали. Деметрия сильнее прижала к груди книгу и прошмыгнула в лифт… Как вдруг…
– Куда это ты?
Мортем схватил её за локоть, и в его глазах снова было что-то не то. Что-то страшное, бесчеловечное, жестокое. Но на этот раз девушка не испугалась. Она дёрнула рукой так сильно, что Берн влетел в кабину лифта, и она уже спокойно вошла следом, нарочито спокойно нажав на цифру 1.
– Не в этот раз, – хмыкнула Деми и, чуть поведя головой в сторону Бернарда, добавила: – Не в этот раз, Данталиан.
Мортем схватил её за горло, толкнул к стене и начал душить. Книга из рук Уайт выпала. Девушка вцепилась в пальцы мужчины, пытаясь ослабить его хватку, но делала тем самым только хуже себе.
Она брыкалась. Не в силах кричать. Или дышать. Условные защитные рефлексы вызывали тошноту. Всё, что Уайт могла, – посмотреть ему в глаза. И она посмотрела. Как в последний раз.
– Мортем… – из последних сил, сквозь хрипоту, выдохнула Деметрия.
Понимая, что она теряет сознание, ей оставалось только позвать его и верить, что настоящий Бернард её услышит.
Уже без сознания девушка упала на пол.
– Это уже ни в какие ворота! – кричала Изольда, но её голос был приглушён туманным сознанием Деми.
– Ты хотел убить её?! – Уайт слышала нотки паники в голосе Эгиля.
– Вы знаете, что нет, – с какой-то глухой усталостью отозвался Бернард. – Вы же знаете… Я скорее сам умру…
И Деми призвала на помощь все свои силы.
Эгиль, Иза и Генри готовы были растерзать Мортема прямо здесь и сейчас, и только Деметрия могла этому помешать. Только она догадалась, и только она может им всё объяснить.
Поэтому она взяла себя в руки, взмолилась всем богам, сосредоточилась и сказала лишь то, на что хватило сил:
– Это Данталиан.
И снова упала в мир грёз.
Вечером ей дали тарелку фруктов и бокал красного вина, чтобы она пришла в себя.
Учебник, который она взяла с собой, чтобы найти Кана, лежал около дивана в гостиной, на котором девушка провела весь день.
И теперь она полусидела-полулежала под пледом, откусывая кусочек арбуза или поглощая дольки апельсина. Уайт чувствовала, что ей было лучше, но, чтобы подняться – сил не было.
Девушка посмотрела на Мортема, который смотрел на клавиши своего рояля. Машинально она погладила свою шею, покрытую синяками.
Казалось, что все молчали целую вечность. И когда Эгиль принёс Деми кружку чая, она благодарно приняла её робко, тихо сказала: «Спасибо». И это было единственное слово, произнесённое в этом доме за последний час. Поэтому все: Мортем, Иза, Генри и его сын так резко и удивлённо посмотрели на девушку, но не произнесли ни слова.
Спустя минуту полного и угнетающего молчания Деметрия не выдержала.
– Дай сюда, – с повелительным тоном она взглядом указала на учебник, валяющийся на полу.
Эгиль покорно передал девушке книгу.