Глава XXXI. Не общий сбор
Эгиль и Изольда спорили всю дорогу по пути обратно в пентхаус. Лейденшфт настаивала, что необходимо срочно отправляться в Англию, что она абсолютно уверена, что Мортем и Деми в Лондоне. Эгиль же предлагал для начала узнать, где именно находятся их друзья, составить план действий и собрать «оперативную группу», чтобы иметь кого-то, кто смог бы прикрыть им спину.
– Это займёт не один день! – крикнула Иза. В этот момент звоночек в лифте дал понять, что они вернулись домой. Тут же к дверям лифта подскочил Генри. Он был весь взвинченный, рассерженный и нервный.
– Что там случилось, чёрт возьми?! – с ходу завопил он, но немедленно заметил, что домой вернулось вдвое меньше людей, чем уходило. – А где?..
Иза и младший Мортем вышли из лифта, на ходу скинули верхнюю одежду и автоматически вместе направились к бару. Механическими движениями Изольда достала бокалы, в это же время Эгиль открыл бутылку и сразу плеснул в них бурбон, быстро подхватил их и передал один в руки женщины. Одновременно они до дна осушили бокалы. Ребята выдохнули.
– Кан забрал их, – ответил Эгиль на вопросительный взгляд своего отца. Генри рукой нащупал спинку дивана и сжал её.
– Нам нужно в Англию, – хриплым голосом проговорила Иза и немедленно удалилась. Эгиль убрал бокал и устало потёр глаза.
– Как это произошло? – с недоумением спросил Генри. Он побледнел и выглядел так, словно самое страшное в его жизни, самый ужасный ночной кошмар осуществился.
Пока Эгиль пересказывал отцу всё то, что ему сообщила Изольда, женщина вернулась в комнату, расстелила на кофейном столике карту, сжала в левой руке наручные часы Мортема, а другую руку выставила ладонью вниз над картой и начала водить ею над изображением Европы.
– Англия… Определённо, Англия, – заключила она, почувствовав жжение на ладони. Она убрала карту и расстелила другую – изображение одной страны. Иза продолжила свои магические манипуляции. Несколько минут она водила ладонью над Великобританией, но чувствовала только слабое тёплое дуновение воздуха на всей поверхности. Нигде не было холода или жара. Везде всё одинаково.
– Кровная печать? – предположил Эгиль.
– Конечно, кровная печать, – нервно огрызнулась Лейденшафт. Женщина откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками. Ей потребовалось собрать все свои силы, чтобы не расплакаться. Мужчины как будто почувствовали это, поэтому Эгиль снова протянул ей выпивку, а Генри попытался утешить её словами:
– С Деми они ничего не сделают, а она ни за что не позволит им причинить Бернарду вред. Если Кан кого и послушает, то только её.
– Почему ты так уверен, что она не позволит ему навредить? – уставился на отца Эгиль. – Если она снова прислушается к разуму, а Кандеон и будет к нему взывать, то Деми снова может разозлиться, как она вчера и сказала.
– Вы, дети, удивляете меня своей способностью слушать только то, что хотите слышать, – пожал плечами Генри и снисходительно улыбнулся сыну. – Как она вчера и сказала: она сделает, что угодно, чтобы оградить Берна от боли.
– Их нужно вытаскивать, – сказала Изольда, дрожащими руками снова проведя над картой. Она будто и не слышала сейчас короткий диалог двух мужчин.
– Знать бы ещё: откуда… – задумчиво проговорил Эгиль, обращая своё внимание на карту Великобритании. – Может, здесь? – он показал пальцем на точку «Хайгейт» на карте. В этой деревне близ Лондона когда-то был дом семьи Девидсон.
– Слишком просто, – помотал головой Генри. – Кандеон не глупец, чтобы затащить их в дом, где ребят стали бы искать в первую очередь.
– Или он гений, который решил, что мы так подумаем, поэтому здесь искать не станем, – пожал плечами Эгиль. И после этих слов все снова уставились в точку на карте, размышляя, какова вероятность, что Берн и Деми находятся там.
Перенести их туда было одновременно и глупо, и гениально. Но у Мортемов и Изольды не было права на ошибку, им нужно было срочно выбрать только одно место, чтобы предпринять попытку вытащить своих друзей. И каждый в гостиной Бернарда сейчас думал: насколько вероятно, что всё гениальное – просто?.. И думал ли так Кан, когда выбирал своё укрытие?
– Или здесь? – задумчиво произнёс Генри, указывая на карте в точку «Ричмонд». Там был особняк Геллы, который возвели ещё в Викторианскую эпоху, а ведьма выкупила его столетие назад за баснословную сумму.
– Возможно, – пожала плечами Иза. Сейчас она выглядела какой-то отрешённой. Как будто даже незаинтересованной. Женщина прикрыла глаза, глубоко вдохнула, чтобы сосредоточиться, и продолжила мысль: – Наверное, Кандеон не захотел бы приводить сестру в дом, где никто не жил почти двадцать лет… Наверняка, он захотел впечатлить её величием дома Геллы.
– Отлично. У нас две предполагаемые точки. И ни одного права на ошибку. Нас трое, и двое сильнейших магов как раз нуждаются в нашей помощи.... – Эгиль был крайне взволнован тем, что они могут ошибиться в выборе, из-за чего последствия будут просто немыслимыми. В лучшем случае, Деми и Бернард останутся живы, но девушка примет сторону своего брата, просто потому что всем нужна семья, а Уайт так быстро потеряла всех, кроме Кандеона… В худшем случае, Мортем погибнет, а Деметрия всё равно останется на стороне Кана и всех влиятельнейших демонов, что сумели обосноваться под солнцем. А с такой силой, какой владеет Деми, демонам ничего не будет стоить, чтобы вызволить из Преисподней всех остальных своих товарищей…
И тогда на земле начнётся ад. А их, противостоящих здесь и сейчас, – как Эгиль заметил вслух – только трое, чтобы всё это предотвратить.
– Я предлагаю разделиться, – устало произнесла Изольда. Лейденшафт прекрасно понимала, что это далеко не лучший вариант, и кому-то придётся идти в логово демонов в одиночку. Вряд ли этот представитель их небольшой команды выживет, если его схватят противники…
– Тогда я пойду один, – смиренно кивнул Генри. – Вы молоды, у вас вся жизнь…
– Папа, нет, – отрезал Эгиль, и выглядел при этом так, что даже Бернард, наверное, не посмел бы сейчас с ним спорить.
– К тому же, я явно прожила побольше… – грустно улыбнулась Иза. – Одна пойду я.
– Никто не пойдёт один, – резко перебил её Эгиль. Изольда и Мортем-старший с недоумением посмотрели на молодого человека. – Если Деметрия Уайт появилась в моей жизни не просто так, то она уже успела привести меня к одному важному выводу: когда ты не знаешь, куда идёшь, проще идти с друзьями; они дают понять, что ты идёшь в неизвестность не один, – улыбнулся младший Мортем, и на задворках его сознания очень кстати всплыло лицо Деми. – Есть ещё один человек, который не позволит Деми остаться с демонами, – младший Мортем достал из кармана мобильный и быстро набрал номер. Иза и Генри переглянулись. Эгиль отошёл в кухню, чтобы спокойно поговорить со своим «запасным» вариантом.
– Ты знаешь, кому он звонит? – тихо спросила Изольда.
– Догадываюсь… – безрадостно ответил Генри.
Минут через пять в гостиную вернулся Эгиль. Выглядел он не очень счастливым или довольным.
– Следующий рейс из Салема в Лондон сегодня ночью, значит, Джейсон будет там около двух часов дня завтра, – констатировал Эгиль.
– Я очень боюсь, что мы опоздаем… – Лейденшафт опустила голову, стараясь бороться с отчаянием. К сожалению, это получалось у неё не очень хорошо.
– Других вариантов нет, – заключил Генри и разблокровал свой смартфон, чтобы заказать билеты на ближайший рейс до Лондона.
Спустя час они собирали по дому Бернарда все наличные и все кредитные карты. А этого добра было предостаточно во всём пентхаусе. Только на первом этаже наличными они успели найти около трёх тысяч долларов, что в переводе на валюту Великобритании составляло почти четыре тысячи. Но с учётом даже одной поездки в метро в Лондоне (плюс еда, вода и жильё), этого могло просто не хватить.
В конце концов, когда они искали кредитные карты в кабинете Бернарда, у Эгиля настойчиво зазвонил телефон.
– Да?.. – ответил молодой человек, прижимая плечом телефон к уху, пока сам он перебирал бумаги в столе Берна. – Откуда?.. Постой, то есть уже можно отменять бронь?.. Отлично, встретимся на полпути. – Эгиль сияющими глазами посмотрел на отца и Изольду. – Выезжаем в сторону Салема.
– Объясни? – нахмурилась Лейденшафт.
– В доме мистера Митчелла нашлась ключ-карта от номера в Ланкастере около Гайд-парка, – радостно ответил младший Мортем. – Нужно встретиться с Джейсоном на полпути, он через час выезжает в сторону Нью-Йорка. В лучшем случае, через два часа мы будем в Лондоне. В худшем – через три с половиной.
Глава XXXII. Слишком запутанная правда
Деметрия проснулась в роскошной спальне, стиль которой, скорее всего, относился к арт-деко, выполненном в приятных пастельных тонах с оттенками жёлтого и коричневого. Окно было закрыто тяжёлыми шторами, поэтому Деми не могла понять, какое время суток на дворе.
Девушка села на огромной кровати и встряхнула головой, чтобы припомнить, где она и как здесь оказалась. И когда она вспомнила, Уайт тут же вскочила на ноги. Дверь оказалась заперта, и она стала барабанить по ней со всей силы. Деми кричала, пинала дверь, колотила по ней руками, звала Бернарда, но не было никакого отклика. Спустя, наверное, полчаса, девушка плача сползла вниз по стене.
– Кан… – тихо позвала она брата. За дверью тут же послышались быстрые шаги, потом скрежет ключа в замочной скважине, и вот на пороге оказался он. Молодой человек присел на корточки перед Уайт, легко улыбнулся и большим пальцем вытер со щёк девушки слёзы.
– Теперь всё будет хорошо, – успокаивающим тоном произнёс Кандеон.
Дверь была незакрыта, поэтому Деметрия слышала где-то там туда-сюда тяжёлые шаги. Она слышала взволнованный шёпот, но не улавливала слов, чтобы понимать, о чём идёт речь, и что там всех всполошило.
Кандеон обнял её за плечи так по-родственному, так тепло, как будто исполнилась мечта его жизни. Сначала он приобнял Деми аккуратно, нежно, а когда понял, что сестра не отталкивает его, он сжал её в объятиях так сильно, как только мог, чтобы она при этом не почувствовала боли.
Это было странное чувство. На долю секунды Уайт онемела от шока и чуть не задохнулась от нахлынувших на неё эмоций, а затем – внезапно для самой себя, – она охватила Кана руками, прижалась к нему и разрыдалась, как ребёнок. Девушка почувствовала себя защищённой. В голове пульсировала мысль, что её предупреждали; что Кану нельзя доверять; что это демон. Но сердце… Сердце прыгало от радости, что она нашла семью. Что брат – вот он здесь, осязаемый, оберегающий и любящий. Сколько бы нотаций и предупреждений не проскальзывали сейчас в памяти, Уайт просто по-детски радовалась своей семье. И эта радость, проясняющаяся через слёзы, нашла себе выход в утешительных объятиях Кана.
Она всё никак не могла унять рыдания, поэтому Кандеон стал укачивать её в своих руках и тихо напевать:
– Спи, мой цветочек, моя малютка-дочка. Спи-засыпай, глазки крепко закрывай. Фиалки, розы и ромашки – все заснули под песнь пташки. И ты спи, цветочек мой, глазки милые закрой…
И чем дальше Кан нашёптывал ей колыбельную, тем больше она успокаивалась. И когда он закончил второй круг, Деми уже не плакала.
– Мама пела тебе эту песню перед сном, – тихо проговорил брат, продолжая укачивать девушку в своих руках.
Девушка немного судорожно вздыхала, оставаясь в объятиях Кана и продолжая обнимать его в ответ. Слёз не было, только паника тихо нашёптывала, что нужно убираться отсюда. Как бы Кандеон не любил её, как бы не оберегал, в этом доме наверняка полно демонов, которым уж точно доверять нельзя. И нужно найти Бернарда, уводить его отсюда, спасать, чего бы ей это ни стоило…
В комнату вошла молодая девушка, на вид ей было около двадцати с небольшим. Посмотрев на неё, Деметрия подумала, что она едва ли старше её на пять лет. Эта незнакомка выглядела очень усталой, как будто не спала несколько суток: под глазами залегли тёмные круги, лицо казалось осунувшимся и неестественно серым. Но тем не менее она улыбнулась Уайт и протянула ей стакан с какой-то бледно-розовой жидкостью.
– Не переживай, это лёгкое успокоительное. Тебе стоит немного прийти в себя после твоего героического поступка, – произнесла она. Кандеон молча кивнул, подтверждая, что напиток ничем не опасен.
Деми выпила лекарство залпом, даже не понимая, каково оно на вкус. И немедленно спросила:
– Где мой друг?
– Твой друг? – с недоумением спросил Кан.
– Бернард.
– О… Ты считаешь его другом… Как мило, – недовольно хмыкнул мужчина и немного отсел от сестры.
Несколько мучительно долгих секунд Уайт смотрела на своего брата, ожидая ответа на свой вопрос. Но почему-то ни Кан, ни милая незнакомая девушка не спешили ничего рассказывать.
– Кандеон! – послышался резкий, несколько гортанный голос снизу. Молодой мужчина немедленно поднялся на ноги, попросил свою знакомую остаться в комнате с Деми, сам же помчался вниз, предварительно закрыв за собой дверь.
Девушка подала Уайт руку и помогла ей пересесть на кровать. Сама устроилась рядом и представилась:
– Меня зовут Эмма.
– Что ж, Эмма, может быть, ты мне скажешь, где Бернард? – устало вздохнула Деми, подумав, как удачно вовремя позвали её брата, и он смог уйти от ответа. Но ответ получить ей всё-таки нужно.
– Он наверху, – спокойно отозвалась девушка, заправляя прядь светлых волос за ухо.
– Живой? – уточнила Деми.
– Разумеется, – Эмма ответила таким тоном, будто вопрос её оскорбил. – Мы же не монстры какие-то. Твоего друга здесь вообще не должно было быть. Но так как он держал тебя в нужный момент, он переместился вместе с Каном. Никто не собирался брать его с собой, – хмыкнула она.
– А «здесь» – это где? – уточнила Деметрия, оглядывая комнату.
Эмма тяжело вздохнула, как бы стараясь подобрать нужные слова. Она выглядела так, словно прикидывала, что можно сказать, а что – нет.
– Ты много знаешь о своём, так называемом, друге? – прищурившись, спросила девушка.
– От него самого? Практически ничего. От других? Практически всё, – хмыкнула Уайт, скрестив руки на груди. Девушка внезапно ощутила, что чувствует себя чересчур уверенно для сложившейся ситуации.
– Очень сомневаюсь, – чуть вскинув брови, проговорила Эмма. Она скользнула глазами по лицу Деми, а потом уставилась на зашторенное окно. – Этот дом должен был достаться твоему другу за последнее дело, которое он провалил. Пентхаус в Нью-Йорке за дело во время Первой мировой он получил. А вот за дело во время Второй мировой – нет.
Деметрия замерла, уставившись на Эмму, надеясь, на продолжение рассказа, но её новая знакомая не торопилась говорить. Она снова как будто взвешивала каждое слово.
– Если ты сама не уверена в своём рассказе, то, конечно, лучше вообще не говорить, чем подбирать слова, чтобы выдвинуть свою версию событий… – заметила Деми, укоризненно взглянув на Эмму. Светловолосая девушка хохотнула:
– Ты думаешь, я поэтому молчу? Хочу тебе наврать? – она рассмеялась. – Ой, милая девочка, я просто боюсь ранить твои чувства… Но если ты настаиваешь…
И она рассказала.
– В расцвете силы Бернарда прозвали отцом отступников. Он мастерски путал людей столетиями. Он убеждал наркоманов, которые поклялись больше не употреблять ничего крепче чая, продавать своих детей за дозу. Он заставлял праведников отказаться от покровительства над упавшими на самое дно людьми, чтобы этим низам никто не смог помочь, и чтобы этот человеческий мусор продолжал падать всё ниже и ниже. Он был гением в своём деле. Врачи убивали своих пациентов, хотя могли ещё им помочь. Монахини становились обычными шлюхами после воздействия Мортема. Он сумел подорвать у армии Российской Империи веру в себя, и они оставили Польшу в 1915-м году. А сколько ведьм предали свои идеалы из-за него – и не сосчитать…
На его примере до сих пор учатся молодые демоны. К сожалению, никто его так и не превзошел в этом тонком искусстве манипуляции человеческим разумом. Мортем был лучшим в своем дело. Ни до, ни после – никто не может с ним сравниться, как бы ни пытались.
Иронично, что отец отступников сам предал свою семью, свои цели и принципы. Иронично, что он сам сбежал, но продолжал жить на те средства, что заработал, пока был на этой стороне.
Его банковский счёт забит деньгами, которые копились десятилетиями: за сорвавшихся алкоголиков, за распущенную пуританку, за ведьму-предательницу…
Сложно соревноваться с Бернардом Мортемом в лицемерии.
Этот дом, в котором все мы сейчас находимся, был куплен для него. И Мортем обязательно бы его получил, если бы сумел обезвредить Соединённые Штаты во время Второй мировой, чтобы они не смогли помочь Европе. К сожалению, он не просто не смог этого сделать, но ещё и предал всех, кому был дорог. Более того: предал тех, кому был обязан буквально всем, что имел.
На самом деле, многие до сих пор удивляются поступку Бернарда. Ведь он действовал во благо, а потом вдруг решил, что его поступки – это зло. Странно. Он сам всегда прекрасно знал (и знает до сих пор), что человеку нельзя доверять свободу, выбор. Люди слишком слабы для такой ответственности.
Сначала он доказывал это вместе со своим отцом. Доказывал этим пресловутым Высшим. Мортем был прекрасен в этом, просто не превзойдён! Ведь каждое его дело показывало, что человек слаб, что он падок на удовольствия, что он не ответственен за себя. Нужно признать, что это была гениальная стратегия Падших: наглядно показать своим собратьям, что из себя представляет человек; дать им понять, что изначально они ошиблись, наградив людей свободой воли.
Потом, к счастью, после достаточного долго затишья, появились обычные люди, которые поняли, что, действительно, человечеству нельзя доверять свободу. И наша сторона их поддержала. Это было правильно. Наша сторона всячески помогала (и Бернард, конечно, тоже) этим странам-завоевателям достичь своей цели: объединить под одним флагом всех, прописать единую приемлемую форму жизни, чтобы все подчинялись одним и тем же законам. А всех несогласных – вон.
Честное слово, я и сама не понимаю, почему твой друг отказался от этого. Всего одна война – да, с жертвами, – зато потом пришёл бы покой. Почему все считают, что мы – зло?.. Мы просто хотим, чтобы этот бардак в мире закончился.
И твой друг тоже в это верил. Стремился к порядку, к спокойствию, к правилам.
Потом на задании он встретил женщину. Элеонор или Элен, точно уже и не вспомнить. Мортем должен был убрать её. Эта красавица использовала свою магию, чтобы помогать солдатам как физически, так и морально. Иными словами, она была противоположностью Бернарда: он должен был их сломить, а она их поддерживала. Казалось бы, очень романтично, что они полюбили друг друга… Но мир, на самом деле, не оставляет тебе права на выбор, кого любить. Потому что, если двое придерживаются разных взглядов, находятся, так сказать, по разные стороны баррикад, то, как бы сильно они ни любили, ничего хорошего из этого не выйдет.
А Мортем повёл себя так, как будто этого не знал. Мало того, что он не убил её, хотя должен был, так он ещё и старался матери помешать сделать это. Неблагодарный.
Но Гелла справилась всё же. А её дорогой сынок почему-то решил, что теперь станет поддерживать утопичные идеалы жизни этих заступников свободы. Он отчаянно надеялся и надеется до сих пор, что Боги увидят его мнимую праведность и простят его. И тогда прощённый демон после смерти сможет упокоиться с миром и воссоединиться со своей драгоценной возлюбленной.
А как проще всего завоевать прощение Богов?.. Вряд ли сотни погибших от руки Бернарда демонов вразумят Высших. На фоне-то тысяч простых смертных, которых он ранее погубил. И тогда у гения-Мортема родился план.
«Спасти» ото «зла» воплощение Абсолютной Силы. Спасёт тебя – получит прощение – упокоится с миром.
Я ведь сказала, что никто не сравнится с ним в лицемерии?
Ты, дорогая, только средство для достижения его цели. Не по доброте душевной он прятал тебя от брата все эти месяцы. Нет между вами никакой дружбы.
Что бы он ни делал, на чьей бы стороне ни был, внутри он такой же. Гений манипуляции.
Обидно только, что такая сила предала свои – наши – идеалы. Останься он на этой стороне, я думаю, в мире давно воцарился бы порядок.
Деметрия сидела на кровати, прижав колени к груди, обхватив голову ладонями, и никак не могла понять. Ничего из этого. Когда Изольда, Бернард и Мортемы говорили, что демоны опасны, они ни разу не упомянули, что рядом с ней в одной комнате, возможно, самый опасный из них.
И бог с ней, с Изой, она сама демоница, ещё и влюблённая в Мортема, – она бы в жизни не сказала ни слова, которое могло бы скомпрометировать Берна. Но Эгиль и Генри?.. Особенно Эгиль и Генри? После того, что Мортем сделал с их родным человеком и, зная, что он творил до этого, как они могли его защищать?..
Значит, должно быть что-то ещё. Есть что-то ещё, что оправдывает Мортема сейчас, после всего этого.
– Это лишь ваша история, – невнятно промямлила Деми. На секунду она даже подумала, что Эмма её не услышала, потому что, казалось, что девушка никак не отреагировала. Но Эмма резко обернулась к Уайт, каким-то хищным оскалом улыбнулась и произнесла:
– А я могу доказать, что это не просто история. А самая настоящая правда.
Эмма привела её на первый этаж, где по гостиной и холлу сновали демоны всех видов и мастей. Пока девушка тащила Деми за руку, та еле успела разглядеть оживших мертвецов с красными глазами, подобные которым убили её родителей; увидела кого-то, кто на первый взгляд вызывал ассоциации с вампирами; увидела неких крылатых созданий с острыми зубами и заметила, как в полутьме под большим навесом прятались Светобоязненные.
В конце концов, обойдя кухню, девушки оказались в комнате, которая очень напоминала лабораторию. Здесь стоял странный запах: от резкого аромата лилий до тошнотворной серы.
– Я специализируюсь на алхимии, – сказала Эмма, усадив Деми за стол. – И я могу дать тебе зелье, которое позволит тебе прочитать мысли твоего друга.
Эмма положила перед Уайт небольшой клочок бумаги с парой строк текста, а сама принялась смешивать различные жидкости из своего арсенала.
В прозрачную жидкость было влито что-то чёрное, странно похожее на нефть. Но почему-то вместе это превратилось в густую субстанцию красного цвета.
Эмма провела рукой над горлышком колбы, прошептав: «Ixonta Paraglene», и субстанция стала совершенно жидкой, а цвет сменился на оранжевый. Девушка взболтнула содержимое в сосуде, добавила туда какой-то красный порошок, от чего жидкость задымилась, затем поставила колбу на стол, а сама обратила внимание Деми на клочок бумаги.
– Перед тем как выпить, тебе нужно прочитать это, но в начале обязательно произнеси имя того, в чью голову пытаешься попасть, – Эмма говорила это чётко, как приказ, давая понять, что инструкция должна быть выполнена неукоснительно. – И самое главное: не потеряй себя. Это очень важно. Помни о себе, когда попадёшь в чужую голову.
– С чего бы мне вообще это пить? – возмутилась Уайт.
– Ну, скажи мне, ты нервничаешь? Только честно.
– Нет, – отрезала Деми, думая, что её пытаются поймать на страхе и неуверенности.
– Вот видишь, успокоительное отлично действует, и никто не умер, – пожала плечами Эмма. Она поболтала стеклянной палочкой в колбе и пододвинула «напиток» ближе к Уайт. – Только если ты действительно хочешь знать правду…
Деметрия задумалась на несколько секунд. Если всё так, как говорит Эмма, то будет лучше, если Деми точно в этом убедится, ведь тогда её больше не смогут использовать. А если нутро Уайт подсказывает истину, то она тем более должна прочитать мысли Бернарда, чтобы утереть нос этой светловолосой псевдоиспытательнице и доказать ей, что дружба, доверие и уважение существуют на самом деле.
Деми взяла в руки клочок бумаги, пробежалась по нему глазами. Она тихо усмехнулась глупой рифме, но всё-таки взяла себя в руки и произнесла заклинание.
– Бернард Мортем, открой свои мысли,
Путь к себе для меня расчисти! – и девушка махнула всё содержимое колбы одним глотком.
Уайт обмякла на кресле, сон нежно и мягко принял её в свои объятия.
Она очутилась в незнакомой пыльной комнате с очень низкими потолками. Деми стояла в полный рост, но почему-то ей казалось, что она вот-вот заденет головой разбитую люстру или зацепится волосами за щепки деревянного потолка.
В комнату пробивался свет через цветное стекло окон, свет приятно переливался из голубого в бирюзовый, из красного в розовый. Девушка протянула руку к свету, чтобы ощутить тепло, но лучи солнца её не согревали. Как будто она была только тенью.
В следующее мгновение она увидела Мортема, который смотрел на свои крепко сцепленные ладони. Деми страшно испугалась за него, сделала шаг навстречу, но тут же остановилась и попятилась назад, заметив между собой и ним решётку.
Бернард выглядел глубоко несчастным. От этого его вида – который был неприятно непривычен для Деметрии – ей стало не по себе. Ей стало ещё страшнее, чем было секунду назад. Если сам Мортем напуган, загнан… Есть ли у них хоть какой-то шанс?
В конце концов Бернард начал думать.
Как хорошо я помню, насколько трудно было тогда отказаться от семьи, своего племени, своих привычек. Это разрывало сердце на куски, даже когда я прекрасно понимал, что поступаю правильно.
И Уайт не стоит проходить через это. Я сам с трудом выдержал это испытание, вряд ли это юное сердце справится с такой болью.
Я сделал всё, чтобы оградить её от этого. Скорее всего Уайт ненавидит меня, потому что я всеми силами препятствовал их с Каном встрече… Но я не жалею об этом, пусть ненавидит. Она не поймёт, но я защищал её.
Защищал как мог, хотя мог бы догадаться, что рано или поздно мы всё равно окажемся здесь. Смех – да и только. Возможно, чем сильнее ты стараешься защитить что-то, тем больше вероятность, что ты это потеряешь.
Кандеон, сам я, сама Деми… Так или иначе мы бы всё равно были здесь. Наверное, это то, что другие называют судьбой. Я предпочитаю говорить, что это что-то неминуемое. Судьба-то в наших руках. А неминуемого не избежать. Хотя я пытался. Видят Боги, я пытался…
Внезапно между Деми и Бернардом возникла фигура. Уайт видела её только со спины, но даже так было понятно, кто это.
Красивое струящееся белое платье в пол, забранные в косу русые волосы, длинные ноги, тонкие руки… Женщина повертела головой, осмотрев комнату. Деми успела рассмотреть её профиль: тонкий нос, кончик которого был чуть игриво приподнят, пухлые губы, светлая с лёгким румянцем кожа и совсем немного веснушек. Она улыбалась так блаженно, спокойно, что даже Деметрия, глядя на неё, подумала, что, возможно, смерть – не такой уж плохой вариант, раз там души настолько легки и безмятежны.
Элеонора прошла сквозь решётки и опустилась на колени рядом с Мортемом.
– Бежать больше некуда… Бернард, пожалуйста, не пытайся сбежать. Возможно, это наш шанс снова соединиться в вечности.
– Я очень скучаю по тебе, ты знаешь… Но я должен спасти её. Я обещал спасти её.
– Верно. Ты обещал её родителям это. Но, я боюсь, для спасения уже поздно. По крайней мере, её спасение уже не зависит от тебя. Ты сделал всё, что мог. И возможно, даже больше.
Где-то далеко тонкий голос интуиции пытался заставить Деметрию очнуться. Но она не понимала, почему должна проснуться, ведь не происходит ничего страшного. Она, как заворожённая, смотрела на эту прекрасную женщину и внимала каждому её слово.
– Я думаю, что ты сделал достаточно, чтобы заслужить покой. И боги это знают.
Что-то внутри как будто стало говорить громче, чуть ли ни кричать.
Элеонора и Мортем выглядели романтично. В какой-то степени даже слащаво, учитывая, сколько лет прошло с их последней встречи. И было в этом что-то противоестественное.
Деметрия стояла неподвижно. И это вовсе не потому, что она боялась спугнуть призрачное подсознательное видение Мортема. Она просто не могла пошевелиться от пронизывающего всё её нутро чувства, что её друг готов от неё отказаться… Её как будто парализовало от мысли, что Эмма говорила правду: она была лишь средством достижения цели для Мортема.
Деми страшно захотела вырваться из головы Бернарда, она мысленно просила все всевышние силы вернуть её в реальность.
И когда она допросилась, когда её выбрасывало обратно, Элеонора увидела в углу комнаты что-то светлое, тускло светящееся. А когда призрак повернул голову, последнее, что увидела Уайт – горящие алыми капиллярами глаза страшного монстра.