Глава XXXIII. Операция «Спасение»
Эгиль, Иза, Джейсон и Генри оказались около чёрного входа в отель Ланкастер в Лондоне. Их заметил охранник, который явно только-только проснулся.
Иза (а вы знаете профессионала в своём деле?.. – нет, вы не знаете) с полувзгляда поняла, что от неё хотят её сотоварищи по несчастью, поэтому женщина только недовольно им хмыкнула, а после стремительно и уверенно направилась в сторону ошарашенного охранника. Лёгкая улыбка, чуть наигранный жест – как она заправляет локон волос за ухо, – повернуться к нему чуть спиной, вполоборота, чтобы, якобы, убедиться, что на её юбке нет никакой грязи, и – вуаля – Генри выключил сознание несчастного, ничего не подозревающего смертного.
– Чтобы вы знали… – Лейденшафт укоризненно посмотрела на каждого из сопровождающих её мужчин. – Мне это не нравится.
– Правда? – с сомнением отозвался Джейсон, всё ещё с трудом отрывая глаза от великолепного вида Изольды сзади.
Пропустив мимо сознания испепеляющий взгляд Изольды, мужчины собрались вместе, чтобы рассредоточить силы.
Есть два места, где одинакова вероятность нахождения важных для них людей. Их четверо. Нужно разделиться одинаково, чтобы в любом случае была возможность дать отпор и помочь Бернарду и Деметрии.
– Я своего сына не оставлю одного, – категорично отозвался Генри. – Я пойду с ним. Точка.
– Эгиль прекрасный теоретик, Генри, никто не спорит, но тут реальная угроза жизни, – вмешалась Из. – Он правильно направит и перенаправит силы. Но не ваши. Вы в возрасте, давайте смотреть правде в глаза, – последнюю фразу она сказала лишь потому, что увидела, с каким страшным, по-настоящему страшным, несогласием на неё смотрит старший Мортем.
– Мой сын пойдёт со мной, – твёрдо заявил Генри.
– Пап… – Эгиль глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями. – Нам нужно вытащить Деми и Берна. Верно? – получив от отца утвердительный кивок, Эгиль продолжил. – Я не смогу думать о них, когда со мной будешь ты. И ты не сможешь позаботиться о них, когда рядом я. Тебе нужно идти с Джейсоном.
Все уставились на Эгиля как на полоумного. Никто не мог понять, каким образом он пришёл к этой мысли. И почему он так уверенно заявляет, что его отец должен идти в логово зверя именно с Джейсоном?..
– Я хороший теоретик, – улыбнулся Эгиль на недоумевающие лица друзей. – Я смогу направить необузданную демоническую силу Изы. И я смогу помочь ей в случае необходимости. Но, папа… – парень склонил голову перед отцом и робко, неуверенно взял его ладонь в свои руки. – Папа, для тебя важен твой племянник, а для Джейсона важна Деми. И вы вместе сможете защитить их и друг друга… Всё же просто.
Иза и Эгиль уселись на свободные места в вагоне. Молчание было несколько напряжённым. Честно говоря, настолько напряжённым, что они оба то смотрели в телефон, то в окно, где ничего не видно. Хотелось бы зацепить взглядом людей на платформе, но поезд двигался так быстро, что никто из них не успевал сосредоточиться на новых людях. Эгиль нервно теребил подол своего распахнутого пальто, опустив взгляд на руки. Изольда быстро уловила, что настроение её друга меняется. Она хотела было что-то сказать, но как только намеревалась, тут же закусывала нижнюю губу, боясь, что вмешивается не в своё дело.
Несколько раз она ловила на себе взгляды разных мужчин. Каждый раз ей приходилось демонстративно закатывать глаза, чтобы они понимали, что она в них нисколько не заинтересована. Один из этих мужчин смотрел на неё так пристально, что Иза не выдержала и решила заговорить с Эгилем, чтобы «ухажёр» понял, что она занята, и не предпринял попытки завести с ней беседу.
– Так что, отправил отца ближе познакомиться с Джейсоном, да? – усмехнулась она. На самом деле, вопрос прозвучал более резко и дерзко, чем она надеялась. Эгиль поднял на неё недоумённый взгляд, а через секунду уже смотрел на Лейденшафт с некоторым осуждением. И она быстро осознала, что действительно влезла туда, куда не просили. – Извини, – поспешила оправдаться женщина. Но младший Мортем снова опустил взгляд и горько усмехнулся:
– Наверное, отчасти ты и права, – он неуверенно пожал плечами. – Хотя я думаю, что и моя первоначальная версия имеет право на существование.
– Эгиль, ты не можешь заставить Генри принять то, чего он не понимает, – с сочувствием проговорила Изольда, протянув ладонь к своему другу. К её огромному удивлению, парень сжал её изящные пальчики в своей руке. – Но, поверь мне, если Генри этого не понимает, это ещё не значит, что он стал тебя меньше любить.
– Хотелось бы в это верить…
Иза положила голову на плечо друга, промолчав. Она знала, что никакие уверения не помогут Эгилю поверить в незыблемость родительской любви. Ей самой сейчас только оставалось быть рядом и лишь одними жестами давать понять ему, что так или иначе он никогда не будет одинок.
В отличие от Изы и Эгиля, мистер Мортем и Джейсон вызвали машину, чтобы добраться до дома, некогда принадлежавшему чете Девидсонов. Во-первых, на метро им пришлось бы делать две пересадки, и всё равно после этого вызывать такси, чтобы доехать до поместья. Во-вторых, мистер Мортем всегда чувствовал себя неуютно в подземке. Честно говоря, он спускался в метро только пару раз в жизни, и каждый раз был при этом вместе со своим сыном. Без Эгиля Генри не чувствовал необходимой уверенности в окружении огромного количества незнакомых ему людей.
Мистер Мортем старался не смотреть на своего спутника. Он максимально сосредоточенно смотрел в окно машины, но изредка не удерживался и всё же бросал косые взгляды на Джейсона. К огромному сожалению, Генри всё понимал очень хорошо. Понимал вещи, которые не принимал, которые отвергались всеми его взглядами на жизнь в целом и на будущее его сына в частности. Конечно, старый Мортем предпочёл бы делать вид, что ничего не замечает и не понимает, но он не был спецом или глупцом. Хотя сейчас, конечно, он бы с радостью принял на себя такое бремя неведения.
Эгиль был его единственным ребёнком, и это в свою очередь возлагало на юношу определённые обязательства. Фамилию и честь семьи должен был продолжить именно он, передать знания и достоинство будущему поколению предписано ему. Но сын Генри родился другим. Мир изменился с тех пор, как сам Генри был молодым, он это осознавал, но никак не мог примириться с тем, что противоречило его собственному существу.
Впервые Генри понял, что его сын не похож на него, когда в их доме появился Бернард. Признаки были не прямолинейными, но между строк их общения становилось ясно, что Эгиль проникся искренней симпатией к Бернарду. И несмотря на категорическое и предельно явное пренебрежение со стороны последнего, на чувства Эгиля это едва ли как-то влияло. Напротив, иногда Генри думал, что чем больше Мортем отвергает Эгиля, тем сильнее его сын к нему привязывается.
Мистер Мортем видел, как тяжело было его сыну. Часть самого Генри искренне ненавидела Бернарда за то, сколько боли он причинил Эгилю.
Когда по нелепому недоразумению погибла жена Генри, он решил, что для его сына муки неразделённой любви закончились. Он совершенно не ожидал, что косвенно Эгиль продолжит защищать Бернарда, и даже в конце концов простит ему смерть матери. Сердце его сына было полно любви и всепрощения. Конечно, после Бернард вызвал Эгиля на откровенный разговор и расставил все точки в их взаимоотношениях, ранив тем самым юное сердце парня. Молодой и ещё не совсем разумный юноша, разумеется, был глубоко подавлен, но всячески старался держать лицо, – такая выдержка воспитывалась в нём с самых малых лет. Когда ему представили Изу, Эгиль всё понял правильно, и как бы он ни старался, ревность всё равно ярко проявлялась в его общении с женщиной. Генри оставалось только надеяться, что рано или поздно это пройдёт… И в самом деле, чем меньше Бернард и Эгиль пересекались, тем меньше последний вспоминал первого, следовательно, постепенно чувства гасли и уходили на задний план. Но каждый раз, когда Мортем снова объявлялся, Генри видел и ни разу не обманывался, понимая, сколько боли это приносит его сыну.
Некоторое время Генри даже думал, что Бернард – это единственное сильное увлечение Эгиля. И надо сказать, что мистера Мортема это несказанно радовало, потому что он точно наперед знал, что ничего между ними не будет и быть не может. Но в жизни появился Джейсон Аллен. Нравилось ему это или нет, но Генри понял, какую роль этот парень играет теперь в жизни его единственного сына. Поэтому сейчас, когда они остались наедине, мистер Мортем не мог не поглядывать на этого юношу, задаваясь одним вопросом: стоит ли ему пойти на уступки и начать какой-нибудь разговор? Стоит ли ему переступить через себя ради своего сына?
Как Генри не старался, на данный момент он не мог ни сделать этого, ни даже ответить саму себе на эти вопросы.
Машина остановилась в деревушке Хайгейт, совсем недалеко от дома Девидсонов. Дальше водитель проехать не мог, так как дорога вся была в ямах и выбоинах. К счастью, идти до самого особняка пришлось лишь полмили.
Генри и Джейсон остановились перед небольшим, но очевидно удобным домом, и хоть краска давно потускнела, было видно, что когда-то он был красивым светлым бежевым домом в два этажа. Вероятно, при грамотных хозяевах, его ещё можно было восстановить и привести в надлежащий вид. Но сейчас дверь с трудом держалась на петлях, а пара стёкол первого этажа были выбиты. Джейсону совсем не представлялось возможным, что Деметрия могла жить здесь, хоть и недолго. Но где-то очень далеко, в подсознании, парень понимал, что она стала такой упёртой, смелой, прямой и честной, – ровно потому, что когда-то давно с её домом, её семьёй случилось нечто страшное. Этот ужасный разрушенный дом словно в кривом зеркале показывал саму суть Деми. С точностью до наоборот.
Сумерки уже сгущались, но в доме нигде не было света. Генри и Джейсон хмуро переглянулись, молча приходя к выводу, что всё «веселье» достанется Эгилю и Изольде. На всякий случай они всё же решили обойти дом, чтобы убедиться, что там нет никаких признаков жизни. Мистер Мортем предложил осмотреть первый этаж, отдавая Аллену на осмотр второй. Но Джейсон не желал и слушать о том, чтобы им разделиться. Дом, может, и пуст, но от ловушек никто не застрахован. А его отправили с Генри именно за тем, чтобы он мог ему помочь при необходимости.
Поднимаясь на второй этаж дома по ветхой лестнице, Джейсон от неожиданного звонка чуть не скатился вниз. Он, действительно, испугался. Этот звонок в полной тишине заставил все его мышцы напрячься, а сердце, казалось, пропустило пару ударов. Чертыхнувшись, он увидел на дисплее имя Эгиля. К сожалению, ответить на вызов он не успел, так как наверху лестницы – из ниоткуда – появился человек с мертвенно бледной кожей и красными, налившимися кровью, глазами.
– Вас сюда не приглашали, господа, – каким-то утробным рыком проговорил он. Аллен машинально поднялся вверх на пару ступеней, чтобы Генри оказался за его спиной. – Нельзя приходить в гости без приглашения хозяев, – оскалился мужчина.
– Но, если вы так хотите их видеть… – послышался голос сзади. Генри и Джейсон резко обернулись и увидели, что внизу лестницы стоят не меньше десятка демонов, каждый из которых хищно скалился.
Мужчины успели бросить около пяти склянок, уничтожая этих тварей, но как только один сгорал заживо, на его место из разных комнат дома приходили ещё несколько. Если бы было время, Генри бы сейчас пошутил, что Кандеон сдал свой дом в аренду без хороших рекомендаций. Но на это не было ни времени, ни возможности. И в конце концов, операция спасения Бернарда и Деми превратилась в операцию спасения Бернарда, Деми, Генри и Джейсона, так как двух последних окружили, оглушили и доставили в Ричмонд.
– Не отвечает, – Эгиль сбросил второй звонок, прекрасно понимая, что всё это значит.
Они с Изольдой шли по дороге к дому Геллы. И если женщина была настроена весьма решительно, то юноша на данный момент совершенно не владел собой. В какой-то момент он всерьёз заявил, что Лейденшафт дальше идёт одна спасать их друзей, а он сам разворачивается и спешит выручать отца и Джейсона. Иза этого стерпеть не могла, поэтому резко остановилась, обернулась на плетущегося позади Эгиля и от души влепила ему пощёчину.
– Приди в себя! – крикнула она. Парень схватился холодной ладонью за щёку, ошарашенно глядя на женщину. – Даже если ты прав, а я склонна и сама так думать… Как ты думаешь, какие у тебя шансы их вытащить? Если они попались, значит, будем решать проблемы по мере поступления. А первыми попались Деми и Бернард. Значит, сначала спасаем их, а потом вчетвером надираем задницы тем, кто сделал больно Генри и Джейсону.
– Их могут убить, Иза. А Бернард и Деми в этом плане точно будут в порядке, – закричал Эгиль, с большим трудом сдерживаясь, чтобы не ответить ударом на удар. Лейденшафт прикусила губу, понимая, что, конечно, её друг прав. Но она искренне верила, что всем демонам дан чёткий указ не причинять физического вреда людям, которые связаны с Деметрией какими-либо отношениями. Нет, Иза не была в этом уверена, но она очень на это надеялась. Если Кан желал доверия своей сестры, он не стал бы избавляться направо и налево от тех, кто ей по-настоящему дорог. И Изольда незамедлительно поделилась своими мыслями с младшим Мортемом, стараясь воззвать к голосу его рассудка.
– Нам нельзя в последнюю минуту менять план действий, – закончила свою мысль Иза. – Он и так у нас не безупречен.
Молодые люди дальше до поместья шли в полном молчании. В конце концов, им представился невероятной красоты вид на особняк Геллы. Поместье было отреставрировано и передавало всю прелесть архитектуры середины XVIII века. Выложенный жёлтым кирпичом дом в два основных этажа и дополнительными комнатами на третьем, особняк был, наверное, одним из самых очевидных представителей неоготики в Англии. Белоснежная лестница приводила к огромным входным дверям из дуба. Окна блестели чистотой и разнились формой: окна в комнатах и спальнях были прямоугольными, а окна, находящиеся в коридорах, были вытянутыми овальными. Посередине над центральным входом наверху был, видимо, чердак, из которого выходила широкая терраса. По всему периметру поместья с интервалом в три ярда стояли изящные уличные фонари, которые уже освящали путь к дому. Особняк был удачно расположен на западе Ричмонда, поэтому летом, наверняка, жители дома не изнывали от жары, а зимние вечера не были столь холодными, так как солнце заходило именно на этой стороне поселения, обогревая стены этого внушительного поместья. Дорожка из щебня разветвлялась и была достаточно широкой, чтобы по ней могла проехать машина. А дальше, на заднем дворе, она сужалась, позволяя гулять по тропинкам максимум вдвоём.
Если бы эти двое не знали, кому принадлежит этот дом, они могли бы предположить, что здесь живёт некий мечтательный романтик, который может выйти на улицу в тёмное время суток, закутавшись в тёплый плед, сесть в кресло-качалку на террасе и насладиться приятным вечером с бокалом вина и поразмышлять о чём-то ненасущном, спокойном, не имеющим никакой ценности для таких как Иза и Эгиль. Да, определённо этот дом не мог бы принадлежать никому из них: ни Лейденшафт, ни Эгилю, ни Генри, ни Бернарду. Такой дом не мог бы принадлежать даже Уайт, потому что, какой бы наивной и даже порой глупой она ни была, последние месяцы её жизни навсегда вытеснили из её натуры какую-либо мечтательность.
Поэтому осознание факта, что поместье выкупила Гелла, вызывало, по меньшей мере, когнитивный диссонанс. Это нисколько не похоже на её натуру, на её привычки и на её стиль жизни.
– Ну, и что дальше? – вздохнул Эгиль, уставившись перед собой. Изольда сделала полшага назад и взяла его руку в свою ладонь, чтобы ощутить хотя бы каплю поддержки, потому что сейчас – в данную секунду – ей стало немыслимо страшно от открывающейся перспективы погибнуть. – Дурацкий был план, – шепнул младший Мортем, признавая, какую непростительную ошибку он совершил, предлагая всем разделиться.
– Я уверена, что около всех ходов стоит по несколько демонов, которым даны чёткие указания, – кивнула Иза. Выждав пару секунд и не получив никакой реакции от своего собеседника, она крепче сжала его ладонь и смело шагнула вперед – навстречу неминуемой смерти.
Они прошли примерно пару метров, когда наткнулись на воздух. Именно так: никакой преграды перед ними не было, сам воздух будто затвердел и просто не позволял пройти дальше – между ними и домом возникла прозрачная стена. Молодые люди переглянулись, быстро соображая, что это какое-то новое заклятие или заговор. И они оба прекрасно поняли, что эта невидимая стена оснащена чем-то вроде сигнализации. Их догадка оправдалась спустя долю секунды, когда из дверей поместья вывалилось полдюжины демонов.
– Ненавижу новшества, – прошипел Эгиль и потянул Изу за собой, чтобы постараться скрыться где-нибудь.
Стоило им пробежать пару десятков ярдов, как перед ними возникли двое. Мертвенно бледная кожа, которая была настолько тонкой, что просвечивали синие вены и кости, обтянутые красными мышцами; горящие красным огнём глаза, клыки, раздирающие их собственные губы. Чёртовы вампиры уже могли выйти на улицу после заката солнца.
Двое вампиров перед ними, позади ещё шестеро демонов… Попытка сбежать провалилась, как и попытка спасти своих друзей.
Вампиры хищно оскалились. Но до того, как Эгиля и Изольду настигли товарищи этих выродков, Лейденшафт успела вытащить склянки и заставить гореть этих тварей вечным пламенем ада.
Как жаль, что этого было мало.
Упав лицом вниз, Лейденшафт и младший Мортем долго сопротивлялись натиску, но, в конце концов, число победило. И когда им сковали руки наручниками, которые неестественно жгли кожу запястий, один из демонов радостно сказал:
– Вот и весь набор.
Иза и Эгиль переглянулись, прекрасно понимая, что это значило. Джейсон и Генри тоже попались.
Их буквально приволокли в дом: именно приволокли, потому что они брыкались, пинались, старались сбежать, пытались выкрутиться. Но в итоге их всё равно бросили на полу в огромном холле, где оказалось абсолютно тихо. Только послышался слабый смешок от дальней стены. Подняв глаза, Эгиль увидел отца, на лице которого было до боли много ссадин и запёкшейся крови.
– Ну, по крайней мере, все живы, – ободряюще заметил Джейсон, которого привязали к колонне у правой стены.
– Ненадолго, – огрызнулся один из демонов и ногой ударил Аллена по лицу. Джейсон сплюнул кровавую слюну с половиной своего зуба и широко улыбнулся своему обидчику.
Глава XXXIV. На границах сознания
Долго, очень долго Деми стояла в полной темноте. Ни блика света, ни теней, ничего. Она старалась отыскать себя саму на обратном пути, но никак не могла нащупать что-нибудь осязаемое, важное, принадлежащее только ей. Она вспоминала своё детство, своих родителей, друзей, школу; вспоминала самые счастливые моменты своей жизни, потом – самые печальные, но всё равно никак не могла выбраться.
В какой-то момент Уайт подумала, что не совсем точно выполнила инструкции Эммы. Это напугало девушку. Она металась в темноте и звала на помощь изо всех сил, но не слышала даже своего голоса. Деми запуталась, заплутала. Снова и снова она заставляла себя думать о себе, о своём мире, о своих чувствах; она плакала, молилась и кричала. Но ничто не помогало ей вернуться.
Внезапно Деми будто парализовало, из ниоткуда в её сознание просочилась страшная мысль: что будет, если она не сможет выбраться из этого неосязаемого тёмного небытия?.. Что будет с Бернардом? Его убьют, и он обретёт покой? А точно обретёт? Кто тогда утешит Изу и Эгиля? Кто вообще сообщит им, что бороться больше нет смысла?
Уайт представила лица своих друзей в миг, когда они всё узнают: Мортем погиб, а она сама просто уснула и никак не может очнуться.
Едва ли они справятся с потерей одного близкого человека. Потеряй они обоих, – этого не вынести. Девушка в нигде опустилась на колени, чувствуя, как что-то холодное сжимает её сердце. Представив боль и отчаяние, в которое повергнутся её друзья, Уайт не смогла сдержать вопль бессилия. Самое страшное, что может произойти – это, если она будет неспособна помочь людям, которых любит больше всего на свете.
Деми продолжала кричать от бессилия и знать на помощь. Но…
Мортем точно не знал, сколько прошло времени. Но солнце за окном подсказывало, что минимум сутки его заточения уже позади.
На пороге комнаты показался Кан, лицо которого не предвещало ничего хорошего. Мистер Девидсон выглядел так, словно ему предстояло самое отвратительное действие в жизни. Действие, которое раздирало отвращением всю его душу, разрывало его нутро мыслью, насколько это всё неестественно. Да, именно так – Кан принёс Бернарду еды.
Был ли в вашей жизни человек, которого вы ненавидели всей душой? Если да, то представьте, что вам пришлось покормить его. Этот человек уже взаперти, уже обезоружен, и вы сами ликуете и смакуете этот триумф. Но уморить его голодом – уже чересчур. И именно вам приходится, как слуге, носить ему пищу, чтобы этот кретин, изрядно подпортивший вам жизнь, смог протянуть чуть дольше. Обидно?
Кандеону было очень обидно. Часть его была в восторге от вида Мортема: беззащитный, загнанный, уставший, неспособный бороться. Это бессилие врага было чем-то вроде бальзама. И Кан не смог сдержать улыбку.
Щель в камере Бернарда была достаточно широкой, и Девидсон без усилий передал ему тарелку. Мортем не обратил на неё никакого внимания.
– Где она? – надтреснутым голосом спросил он Кана.
– Спит, – отрезал тот, развернувшись и собираясь покинуть чердак.
– Не верю, что за всё это время она не захотела поговорить со мной.
Как хлыстом эти слова ударили по сознанию Девидсона. Желваки заиграли, и он с трудом сдержался, чтобы не открыть клетку и не выпотрошить этого жалкого ублюдка голыми руками. Но он сдержался и хмылкнул:
– Но её не было, верно? Этого тебе должно быть достаточно для ответа.
Ответа не было. Только чувства, обнаженные до гола. Когда капля любви – это болезненный трепет в сердце. Когда малейшее сопереживание – это дьявольская тошнота. И когда злость – это только неминуемые болезненные судороги мышц. В этом чёртовом бреду всё нутро Деметрии показывало ей, что все чувства стали неправильными, гиперболизированными, доведёнными до своего апофеоза. Где-то внутри девушки от этих чувств плакала маленькая Деми – беззащитная перед этим ужасом, напуганная. Она плакала, чуть ли не скулила, признаваясь себе, что эти чувства не её, что ей их как будто подкинули, наказывая этим за что-то.
Уайт показалось на долю секунды, что она выплыла из темноты и поднялась на сырой постели: её лихорадило – била крупная дрожь по всему телу, холодный пот обливал лицо, дыхание было прерывистым, сфокусировать взгляд на чем-то конкретном было практически невозможно. Переборов себя, Деми сбросила мокрое одеяло, и холод пронзил её до костей. Кто-то рядом аккуратно и бережно накрыл её чистым и сухим пледом, усиленным движением рук уложил девушку обратно на подушки и положил ей на лоб холодный компресс. Деметрия закричала: ей стало страшно горячо, как будто на лицо полили кипятком. Она заметалась на кровати, уворачиваясь от этой пытки.
– И долго это продлится? – в сознание Деми ворвался чей-то резкий голос.
– Не знаю, – послышался ответ более мягкого и мелодичного голоса. – Я предупреждала её, что нельзя уходить глубоко. Она запуталась, – тот, кто это говорил, был к девушке ближе – скорее всего, этот человек и заботился о ней, уложил обратно, накрыл одеялом, старался унять жар.
– И где она сейчас? – со злобой произнёс первый голос.
– Она уже ближе к себе, чем к нему, – стараясь успокоить собеседника, ответил второй голос, точно женский. – Она пришла в сознание, нашла путь. Нам остаётся только ждать её обратно.
Кто-то резко хлопнул дверью. Уайт не знала, сколько прошло времени между хлопком и тем, как чужие тёплые руки начали убирать мокрые от пота волосы с её лица: секунда, час или вся её жизнь. Деми сделала усилие и смогла приоткрыть глаза на долю секунды; увидела она слишком мало – только силуэт человека со светлыми волосами, света в комнате было мало, и он точно был искусственным. Но это была хоть какая-то информация в небытие: с ней сидела Эмма, а на улице был вечер.
Эгиль, Генри, Изольда и Джейсон оставались внизу недолго. Примерно через час к ним спустился Кандеон, он широко улыбался, даже распростёр руки, как будто намеревался обнять столь долгожданных гостей. Спускаясь по лестнице, он весело сказал:
– Безумно счастлив видеть вас! – обойдя всех по очереди, Кан разорвал верёвки, связывающие руки пленников за их спинами.
Компания недоверчиво переглянулась, они стали растирать свои запястья, ожидая дальнейших действий Девидсона. Не могло быть, что он освободил их по доброте душевной, надеясь, что они будут ему благодарны и не нападут.
Почувствовав смятение своих «гостей», Кан хохотнул:
– Нападайте, если хотите, – он даже развёл руками, показывая, что, как добрый самаритянин, готов после подставить вторую щёку.
– Redluse! – выбросив ладони вперед, крикнула Иза. Заклинение должно было откинуть Кандеона назад, но не произошло абсолютно ничего. Лейденшафт попробовала снова. Девидсон весело рассмеялся. Эгиль осмотрел свои запястья и заметил, что у всех они покрыты будто волдырями ожогов.
– Вы же не думали, что мы пригласим вас к себе без подстраховки? – пожал плечами Девидсон и повертел в руке одну из разорванных верёвок. – Действие зелья не очень долгое, зато эффективное. И пока вы не можете колдовать, я могу провести вам экскурсию.
По щелчку пальцев Кана из дверей появились четверо демонов. Скорее всего, не особо сильные, вероятно, не так давно продавшие душу или перебежчики от добрых сил. Но их совсем небольшой силёнки было достаточно, чтобы держать четверых пленников так, чтобы у тех не было возможности сбежать.
Изольду, Эгиля, Джейсона и Генри вели строго за Кандеоном наверх, они прошли три этажа, испытывая на своих спинах острие кинжалов. Что, кстати, было совсем лишним, потому что никто из них не собирался покидать этот дом.
Всю дорогу до чердака они молчали, лишь переглядываясь и надеясь в глазах друг друга прочесть какую-нибудь гениальную идею о том, как вытащить отсюда своих друзей.
Неожиданно, перед старой деревянной дверью, Кан остановился и резко обернулся к ним.
– Никто не причинит вам вреда, – спокойно произнёс он.
– Что так? – со злостью выпалил Джейсон, дёрнувшись, но его руку немедленно заломили за спиной почти до перелома. Аллен вытерпел, из его рта вырвался только ожесточённый рык.
– Не хочу портить настроение своей сестре, – отозвался Девидсон. Он внимательно обвёл взглядом Джейсона, Изольду, Генри и Эгиля. – Повторяю: вам никто не причинит вреда. – Кан открыл дверь комнаты, и пленников грубо затолкали внутрь. – А вот за него я не поручусь…
Дверь тут же захлопнулась, и они услышали, как снаружи на комнату накладываются всевозможные заклятия, препятствующие выходу людей отсюда и проникновению звуков изнутри.
– А я так и знал, что вы облажаетесь, – устало произнёс за их спинами Бернард.
Изольда первая кинулась к решёткам. Мортем успел только вскрикнуть. Он искренне хотел предупредить её, обезопасить. Но она была так уверена и стремительна, что его вскрик был оглушен её воплем. Стоило Изе коснуться прутьев, как ладони будто ошпарило кипятком. Лейденшафт и хотела бы стерпеть, но наложенные ранее браслеты ослабили её, поэтому боль от прутьев была сравнима лишь с адовым огнём. Ей ни на долю секунды не было страшно, хоть и очень больно.
Следом за ней побежал Эгиль. Стоило Изе закричать от прикосновения к решёткам Бернарда, ему стало страшно. Но младший Мортем замешкался только на секунду. Когда Изольда упала на пол, закричав от боли, держа ладони перед своим лицом, он только успел запечатлеть ужас на лице Бернарда. Поэтому он кинулся к женщине, приподнял её, чтобы она легла ему на колени, и начал шептать заклятия, усмиряющие боль. Но стоило ему тронуть пальцами руки Лейденшафт, как эта обжигающая адским пламенем боль перешла на его руки тоже. Ему было страшно. Очень страшно, что это может распространиться не только на руки, но и на всё тело. И было немыслимо представить, что он мог бы с этим справиться.
Когда пелена ужаса и паники настигла Джейсона, он бросился к Эгилю. Но Генри мёртвой хваткой взял его за ворот куртки. Аллен вырывался из последних сил, но Генри был непреклонен. И странно спокоен. Где-то, как будто в другом измерении, Джейсон видел, как Бернард присел на колени перед Изой и Эгилем; он явно что-то говорил им, но парень был слишком занят борьбой со старшим Мортемом, чтобы различать слова.
Генри резко потянул Джейсона за ворот, тем самым припечатав к стене, и приложил своё предплечье поперёк горла, и взгляд его не сулил ничего хорошего.
В следующий миг насторожились все. В окна стали биться птицы. Одна за одной. Как отбрасываемые неуправляемой стихией. Даже Иза и Эгиль отвлеклись от своей боли. Каждую секунду в разные окна прилетали новые птицы. Боль была страшной, но то, что может последовать за птицами, было куда страшнее… И вот ещё одна птица впечаталась в окно так, то по стеклу поползла паутина.
– Папа дома, – с ужасом озираясь по сторонам, прошептал Бернард.