Пещера была низкая и маленькая, но все же давала ощущение уединенности и защищенности, которого сейчас не хватало. Яшка сразу забился в угол и тут же уснул. Я наскоро слепила костер, и ужин для нас двоих, который, как ни странно дался мне без особого усилия – два огромных стейка из свинины и большая миска нарезанных овощей. Стейк был вкусный, сочный, в меру прожаренный и удивительно пах, а овощи хрустели так, что я чуть язык не проглотила. И это несмотря на то, что глотать было довольно таки больно. Все было таким вкусным, что мне даже пришла в голову мысль, а не сниться ли мне это. Нет, не снилось. Во сне Влад не был бы так зол. Пока я рассказывала ему историю нашего с Никто знакомства, Влад с аппетитом ел, но от моего внимания не увернулось то, как срослись на переносице его брови, как временами он переставал жевать и тяжело выдыхал через нос. Когда я замолчала, он как раз закончил есть. Он долго думал над тем, что услышал, а потом тихо сказал:

– Знаешь, мне вот интересно, по какому принципу этот Никто отбирает себе кандидатов в директора его вселенной? Каковы критерии? Я имею в виду, если бы передо мной стоял выбор человека, которому суждено кроить этот мир я бы выбрал надежного, психически устойчивого человека, на которого можно было бы положиться, что совершенно логично. Но, очевидно, ему нравятся те, кто со снарядом в голове, и желательно, чтобы калибр был повнушительнее.

– Влад, ты бы поаккуратнее в выражениях, – сказала я опуская глаза в пол. – Не думаю, конечно, что ему важно твое мнение, но все же…

– А что оно такое страшное?

– Он. Это он, и тут уж сомнений никаких.

Я рассказала ему о том, что собой представляет Никто, и каковы его возможности. Влад внимательно меня слушал, а потом спросил:

– Ты боишься его?

Я кивнула.

– Тогда, зачем же ты общаешься с ним?

– Не знаю. Думаю, без этого мы бы долго здесь не протянули. Я ему нужна. Ему нравится, когда я творю. Когда создаю что-то.

– Так это с его согласия ты тут веселишься, как дитя в песочнице?

Я снова кивнула. Влад задумался, а потом спросил:

– Ты его боишься, Яшка его боится, тогда почему же мне не страшно?

– Просто ты его ни разу не видел.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, от тебя ему нет никакой пользы, поэтому и знакомиться с тобой ему нет нужды.

Влад посмотрел на меня, а потом криво ухмыльнулся одной стороной губ. Я в очередной раз ляпнула что-то несуразное, о чем нужно было бы сто раз подумать, прежде, чем говорить вслух. После этого мы больше не разговаривали. Потушили огонь и легли спать.

Ночью я проснулась. Не от того, что пришел Никто, просто так сама. Я лежала в пещере и смотрела на кусочек черного неба, который был виден из пещеры, и думала, где мы сейчас? В смысле, территориально. Где же находиться эта вселенная с точки зрения Земной небесной механики? Как далеко Земля и в каком она измерении? Как выглядят пересечения этих измерений? Как далеко от меня бабушка с дедушкой? Как далеко Саня, и что она сейчас делает?

Поднялась и вышла из пещеры. Непонятно для чего я вышла на каменное плато и подошла самому краю обрыва – туман лизал мои ноги тонкими, неощутимыми нитями, словно пытался попробовать меня на вкус, но боялся укусить. Я посмотрела вдаль – там ничего не было, обрыв до самой линии горизонта утопал в белом молоке, которое поднялось выше за последние несколько часов. Отсюда надо было выбираться. Но как? Я не знаю, что можно придумать, чтобы выбраться. У меня на это не хватает фантазии. Точнее, фантазии то с лихвой, а вот реально возможных вариантов просто не было. Хотя… Никто говорил мне, что меня ничто не ограничивает, и что мой мир может быть таким, каким я захочу, а значит, чисто гипотетически, любая вздорная ересь, которая придет мне в голову, должна воплотиться в жизнь. Другими словами, если я задумаю такси с шашечками, которое по воздуху довезет нас до противоположного края обрыва, должно тут же появиться, стоит мне захотеть. Или можно сделать лифт (обязательно прозрачный) который сделает то же самое, но медленно, как фуникулер, или просто мост, который начинается здесь, а заканчивается… Вот в этом – то и была проблема – не видя конечной точки, сложно создавать реальные объекты. Не видя конечной точки, можно только фантазировать. И тут до меня дошло – если уж и правда здесь все, как я хочу, так может, и стоит попробовать. Хочу, чтобы прямо отсюда вырос мост и заканчивался там, где твердая земля. Вот так! Как-то…

Прямо там, где были мои ноги из ниоткуда стали появляться толстые, плотные, длинные доски, сами по себе укладывающиеся в прочный мост, шириной в пару метров. Толстые деревянные опоры появлялись из воздуха и, прирастая к мосту, уходили вниз в молочный туман. Их было очень много, и множились они так быстро, что мост с невероятной скоростью уходил куда-то вперед, растворяясь в непроглядной белой дымке и что там впереди, было совершенно неизвестно. Мост отчетливо уходил в никуда, и даже я не могла сказать точно, где же он кончается, и кончается ли вообще. Может, он тянется через всю вселенную, опоясывает весь это мир кольцом и заканчивается на той стороне горы, где мы начали свой путь, а может, он длиной с десяток метров, и только туман напускает столько загадочности на него. Не желая больше думать об этом, я развернулась и пошла спать, не зная, что еще очень долго деревянные опоры и перегородки складывались сами по себе в строение, которому толком так и не была задана конечная точка.

***

Мы завтракали на каменном плато, а Влад все никак не мог оторваться от деревянного моста и тонкими перилами по бокам.

– Так значит, он идет в никуда?

– Я этого не говорила. Я сказала, что не знаю, где он заканчивается.

– Но то, что у него есть конец сомневаться не приходиться?

Я помотала головой и пожала плечами.

– Понятия не имею. Это была импровизация, поэтому ничего не могу обещать. Задумано оно с окончанием, ну, а там уж… как получилось.

– Забавно… – протянул Влад, почесывая трёхдневную щетину. Я посмотрела на него и в который раз подумала, какой он, подлец, все-таки красивый. И за какие заслуги природа так расщедрилась на идеальные пропорции лица и тела? И ведь ничего не забыла, ничего не упустила – каждая крохотная мелочь, каждая деталь, вроде формы ушей и тонкие морщинки в уголках глаз, когда он улыбается – все было выверено как по линейке, все было тщательно подогнано и продуманно. Никогда человеку не повторить этого, и уж тем более не превзойти. Ничего лишнего, ни одной наспех скроенной детали. Я уж не говорю о том, что совершенно четко бросается в глаза – удивительный, глубокий, насыщенный синий цвет радужки, яркий контраст с темной шевелюрой, а руки – произведение генетического искусства. Я представила себе – сколько поколений его дедов , прадедов и самых невообразимо далеких предков сплетали свои ДНК с чужими, словно вышивая тонкое кружево, тщательно и не всегда тщательно подбирая супругов, любовниц, любовников, чтобы, в конце концов, получился человек с самыми красивыми руками во вселенной и формой губ, от которой дрожь по телу.

– Лера, перестань пилить меня взглядом, – сказал он с набитым ртом, и я отвернулась глядя на мост, уходящий в никуда. А потом Влад, как бы невзначай спросил:

– Никто приходил к тебе сегодня? – и вроде бы голос сделал максимально бесстрастный, что получилось на редкость фальшиво, и сквозь наигранную беспечность отчетливо проглядывало что-то, что я в другой ситуации могла бы назвать ревностью. Легкой, едва заметной, но все же ощутимой. Но в этом случае я не стала долго мучиться и подбирать определения. Все что там было, спрятано и скрыто, а мне порядком надоело копаться в нем и искать всему причину.

– Нет, – сказала я и сама удивилась, как дрогнул охрипший голос. И естественно от Влада это не укрылось.

– Ты что расстроилась?

Я молча помотала головой.

– Господи, Лера, да ты с ума сошла! Он же тебя душил?!

Мне нечего было сказать. Конечно, не было никакого оправдания тому, что меня непреодолимо тянуло к нему. Но тянуло дико! Всем нутром, той его черной частью, что есть у каждого, и ничего тут не поделаешь. И чем дольше его не было, тем сильнее ныло и крутило внутри что-то, что было привязано к чудовищу, которое ни на секунду не замешкается пройтись по мне когтями, когда во мне уже не будет нужды. Это что-то зудело, болело и не давало спокойно спать. Оно мучило меня.

Я мельком бросила взгляд на Влада, а потом спросила, что нам делать с Яшкой. Влад посмотрел на скованное существо, сидевшее недалеко от нас, и смотрящее в пустоту пропасти. Сегодня утром оно снова проснулось самим собой, и было весьма удивлено оковам на своих руках. Когда Влад объяснил ему, что случилось, то сильно расстроилось. Не театрально и не напоказ. На самом деле расстроилось и вот уже час как не общалось с нами, только смотрело куда-то вдаль и думало о чем-то своем. Мы его не трогали, и оно спокойно предавалось своим мыслям.

– Что нам делать? Ничего. Что ты тут сделаешь? Кроме того, как выяснилось, он не самый крупный врун в нашей компании, – сказал Влад, красноречиво посмотрев на меня.

Меня его колкость не задела. Я думала о Никто и о том, как сильна во мне темная сторона, что так тянется к жуткой твари. Раньше я о ее существовании даже не догадывалась, а она, оказывается, не просто есть, но и весьма обширна. И очень сильно болит.

– Он идет с нами или остается здесь? – спросила я Влада.

Яшка нас слышало, но никак не отреагировало на наши слова. Влад тоже не сказал ничего путного, лишь пожал плечами.

– Это ты мне скажи? Ты в нем, оказывается, разбираешься лучше меня.

Я глянула на тощую спину сине-серого цвета, и подумала, что оно ни в чем не виновато. Что-то твориться там внутри него, о чем мы с Владом не имеем ни малейшего представления. Бросить его здесь, значит навсегда лишить его возможности разобраться в том, что же с ним не так. С другой стороны, когда речь идет о собственной безопасности, тут уж не до благородства. И в результате все, на что у меня хватило ума, я выдала Владу безо всякого энтузиазма:

– Сегодня оно безопасно.

Влад кивнул и посмотрел на мост.

– Предлагаешь идти по нему? – спросил он меня, и по его голосу я поняла, что он намерен поиздеваться надо мной сполна. Странно, но после вчерашнего он проснулся в прекрасном настроении и совершенно спокойно общался как со мной, так и с Яшкой, помня о том, что вчера тот без тени сомнения собирался забить его камнем.

– Я ничего не предлагаю, – сказала я тихо, чувствуя, что еще немного и заплачу, так во мне скулило и выворачивалось что-то, что нескончаемо тосковало по трехметровому чудовищу, вспоминая узоры на темно-серой коже. – Веришь мне, пойдем. Не веришь – идем обратно.

Влад долго смотрел на меня, изучая, рассматривая, пытливо вглядываясь в меня темно-синими глазами, а потом сказал.

– Я тебе верю, – сказал он и поднялся с земли. – Яшка поднимайся. Будем вызволять тебя из оков. Валерия, наколдуй как нам что-то колющее.

Я опешила. По правде говоря, я надеялась, что он развернет нас всех и потащит обратно, потому, как то, что на той стороне моста загадка даже для меня. Но Влад был преисполнен решимости и веры, непонятно во что, на том конце радуги. Я засомневалась еще больше:

– Влад я не шучу. Я действительно не знаю, что там.

– Я понял, понял. Ты сделала нам ледокол?

Ненавижу его бодро-позитивное настроение. Становится похожим на восторженного идиота. Я поднялась, подошла к нему и Яшке и подала ему ледокол.

– Спасибо.

Я смотрела как он, ловко орудуя тонким лезвием, высвободил Яшкины ноги, а затем руки. Существо блаженно разминало затекшие ступни и ладони, а потом посмотрело на нас с выражением глубокой вины. Оно попыталось нам что-то сказать, но писать здесь было не на чем, а торопливые жесты трясущимися руками ничего не дали.

– Подожди, – сказала я Яшке, и вручила ему маленький блокнот и простую шариковую ручку. – Вот. Пользоваться умеешь?

Яшка смотрело на ручку, словно я вручила ему чемоданчик с ядерной кнопкой. Помотало головой и посмотрело на меня с еще большей тоской в глазах. Влад, недолго думая, взял ручку в руку и написал на первом листе блокнота свое имя. Яшка удивленно уставился на предмет, а потом попытался взять его в руки так же, как делал это Влад. Ни с первого, ни даже с десятого раза ничего не получилось, и пока Влад с терпением воспитателя детского сада учил Яшку держать ручку в руках, я смотрела на мост, теряющийся в тумане, и все сильнее и сильнее сомневалась в правильности нашего решения. И если уж быть совсем точной, то не нашего, а Влада. Надо было строить фуникулер.

– Лера, смотри, – Влад показал мне страничку, исписанную настолько корявым почерком, что разобрать с первого раза было невозможно. Но потом, когда ты присматривался и понимал значение большинства закорючек, на бумаге вырисовывалось слово «веревка».

– Зачем тебе веревка? – спросила я.

– Для безопасности, – долго выцарапывало Яшка.

– Чьей?

– Вашей.

– Ты себя хочешь связать?

Яшка утвердительно кивнул. Я закатила глаза:

– Яшка, сейчас в этом нет необходимости.

Но Яшка настаивало и нам пришлось договориться, что в день, когда Яшка снова станет не в себе, мы сразу же, не дожидаясь последствий, свяжем его по рукам и ногам. На этом и сошлись.

Первым, кстати, на мост ступил именно он. Самоотверженно и искренне он пытался искупить причиненный нам ущерб, который причинить-то так и не успел, но очень пытался. Мы с Владом пытались расспросить, что с ним происходит, и знает ли оно что-то о других личностях живущих в нем, но Яшка лишь мотало головой. В конце концов, оно написало довольно длинное предложение, которое имело весьма адекватное объяснение, которое свело дальнейшие расспросы на «нет»: «Я все время был один. Я не знал, что со мной что-то происходит. Некому было рассказать».

Логично. Сомневаюсь, что Никто из дружеских побуждений стал бы заботливо выяснять, отчего единственное существо в его вселенной то и дело сходит с ума. И тут меня осенило – Никто не держит здесь кого бы то ни было без причины, а значит, в Яшке есть какой-то смысл, какой-то толк. При первой встрече он назвал себя ключом, но зачем ключ, когда нет дверей? Значит, двери все же есть. Значит, Яшка нужен нам и придется как-то уживаться с тем, что твориться внутри него. Возможно веревка и, правда, единственный выход.

Влад шагнул на мост следом за Яшкой. Сначала короткие шаги были неуверенными, а руки намертво вцепились в тонкие перекладины перил. Я смотрела на него и понимала, что он в этот мост не верит ни капли, но все же зачем то идет. Что за выкрутасы? Что за аттракцион небывалой щедрости с раздачей авансов доверия и слепой уверенности в моих силах? Я поймал себя на мысли, что раздражает меня сегодня решительно все и везде, и просто перестала смотреть на Влада, на Яшку и вообще уставилась лишь перед собой, мысленно приказав себе закрыть рот. Шагнула вперед и почувствовала как под ногами, еле заметно прогнулось дерево, услышала легкий скрип досок, почувствовала, как постанывают подо мной перекрытия. Стало страшно. Положила руку на теплое дерево перил и сделала второй шаг. Привыкая к новому ощущению, все мое существо вопило от страха и восторга. Мост был словно в невесомости , и туман вокруг делал его похожим на нечто, парящее в свободном пространстве, открытом космосе, хотя я точно знаю, что у него есть основание, и оно уходит куда-то очень глубоко вниз, и где-то там надежно (хотелось бы в это верить) держит нас, принимая всю тяжесть на себя. Но сейчас это выглядело впечатляюще – кроме самого деревянного настила и перил не было видно ничего. Это пробирало до дрожи. Шли мы медленно, хотя Яшка впереди нас уже начал осваиваться и заметно прибавил шагу, Влад все еще откровенно сомневался. Я повернулась и посмотрела назад – огромные горы стали тонуть в молочном тумане, становясь размытой картинкой из прошлого, которая с каждым шагом теряет свои очертания. И вот уже не стало видно начало моста, и мы втроем остались висеть посреди густого тумана, скрывающего все вокруг, кроме крошечного кусочка, по которому мы шли в данный момент. Чем дольше мы шли, тем сильнее становилось чувство отрезанности. Мне казалось, что туман отсек от нас даже время, потому как, обернувшись назад, ты уже не мог сказать, как далеко ты ушел, а глядя вперед было не ясно, сколько еще осталось. Наверное, именно так выглядит сознание человека потерявшего память – ни прошлого, ни будущего, только маленький кусочек моста, окутанного туманом, и больше ничего.

Шли мы молча. Теперь мы шагали уверенно, даже не держась за тонкие перила. Я поймала себя на том, что боюсь смотреть по сторонам – мне казалось что из молочного тумана должны появиться жуткие твари, с щупальцами и шипами, совсем как в «Тумане» Стивена Кинга², но тут же одернула себя. Мне-то никак нельзя фантазировать на такую тему, а не то мы так и не узнаем, есть ли у этого моста конец. Я заставила себя думать об огромных лесах, раскинувшихся внизу, густых и диких, как тайга, непроходимых и темных, где подлесок сплошным ковром устилает землю, а трава высокая и мягкая, как шелк. Где текут тонкие ручьи с кристально чистой водой, где на ветках кустов, словно рубины, разбросаны ярко-красные ягоды, где бродят дикие звери, огромные и совсем крошечные, где полно насекомых и птиц. Мне понравилось рисовать каждую мелочь, углубляться все дальше и дальше в своих фантазиях, заходя все глубже в непролазную чащу, где меня не найдут, где не достанут, где я останусь одна. Где возможно бродит Никто по моим, проложенным для него, тропам. Его ярко-красные глаза светятся в непроглядной тьме, его огромное, жилистое тело медленно шагает среди деревьев, а губы расползаются в улыбке, обнажая острые кинжалы-зубы. Он довольно проводит рукой по веткам и белая перчатка становиться мокрой от росы на листьях. Длинный хвост медленно и плавно виляет из стороны в сторону, проплывая над зарослями густой травы. Нравится ли тебе мой лес? И он неизменно ответит: «Да, МояЛера». Мне бы только знать, что ты вернешься ко мне, что, несмотря на все, что случилось, ты во мне все еще нуждаешься, какова бы ни была конечная цель. Знать бы, что вернешься…

– Лера, похоже, у твоего моста все же есть конец, – Влад выдернул меня из моих мыслей. Он указывал на Яшку, который вынырнул из тумана. Он успел сбегать на тот конец и возвращался с радостной вестью. Он суетливо перебирал ногами, всячески старясь не раскачивать и без того хрупкое сооружение, но при этом подгоняя нас идти быстрее.

– Идем скорее, – сказал Влад и пошел быстрее. Яшка утянул его за собой, и они оба растворились в белом тумане. А я остановилась. Я стояла посреди тумана и думала, что сейчас самое время и если ты слышишь меня, а ты слышишь, я знаю, то, пожалуйста, приходи. Умоляю тебя, Никто, приди и скажи, что все по-прежнему. Слышишь меня? Пожалуйста…

– Лера, тащи свой зад сюда! – крикнул Влад откуда то из-за белой стены. – Тут есть над чем подумать.

Я закрыла глаза, вздохнула и пошла на голос. Когда я шагнула на землю, почувствовала под ногами рыхлую, до боли знакомую почву, а рассеявшийся туман, который, как по волшебству заканчивался там, где последняя доска моста крепко упиралась в землю, открыл передо мной то, чего я увидеть не ожидала – пустой песчаный берег и спокойную, серо-стальную гладь океана.

Глава 7. Ледяное молчание

Я смотрела на океан и всеми силами сдерживала себя от рыданий. Единственная мысль пульсировала в моей голове, словно неоновая вывеска в кромешной тьме – Никто бросил меня. Он бросил меня! Вернул к тому, с чего все началось, и показал на дверь. Влад и Яшка молча смотрели, как тяжелая холодная водная гладь неспешно переливается под поверхностью, всем своим видом излучая равнодушие и, так же как я, думали, что, пожалуй, это конец нашего путешествия.

– Что думаешь? – спросил Влад, поглаживая заросший подбородок.

– Ничего, – тихо прошептала я.

Я ни о чем не думала, я лишь стояла и сжимала зубы, заглушая боль от пожара в груди. Никто что-то посеял внутри меня, как крошечное зерно и теперь оно росло, требуя своего хозяина. Мучительно выворачиваясь наизнанку, все мое нутро завязывалось узлами и нестерпимо больно рвалось на куски. Я не могла вымолвить ни слова. Просто смотрела пустыми глазами на то, как триллионы кубометров воды медленно перемешивались, слой за слоем, скрещивая течения, смыкая волны.

– Я никуда отсюда не пойду, – почти неслышно сказала я. Но Влад меня прекрасно услышал. Надеюсь и Никто тоже.

– Лера, мы тут в гостях, не забывай.

– Ты, может и в гостях, а я нет.

– В смысле?

– После всего того, что я сделала, нельзя просто выкинуть меня отсюда. Теперь это и мой дом тоже, – я обернулась, оглядываясь вокруг, ища того, кто мне был нужен, а затем крикнула во все горло. – Слышишь меня? Мне плевать, на что ты там так разобиделся! Я строила леса, горы, реки и мосты не для того, чтобы все бросить и уйти!

Но пустыня молчала. Океан молчал. Никто, если и слышал меня, тоже предпочел промолчать.

– Лерка, успокойся, – тихо, нежно начал Влад, но я резко повернулась к нему и зарычала.

– Не смей жалеть меня!

– Я не тебя жалею, а себя, – сказал он спокойно. Мой тон его ничуть не разозлил, скорее озадачил. – Не хотелось бы погибнуть смертью храбрых, если трехметровое чудовище вдруг разозлится. Сама же говорила, что он тебя пугает. Не думаешь, что он может явиться сюда?

– Очень на это надеюсь, потому что мне есть что сказать! Я никуда не собираюсь! Если есть что возразить, пусть приходит.

Но пустыня молчала, и это молчание разрывало меня на части. Что за игру ты затеял? Что там в твоей черной голове? Чего ты ждешь от меня?

Яшка мелко затряслось и спряталось за Владом. Влад смотрел на меня, словно видел впервые. Такую, наверное, да, но мне не было до этого дела. Я поняла, что Никто не придет. Он не появится здесь с когтями наготове, разрывая все, что попадается на своем пути. Кровожадна лишь его любовь. Только в порыве его нежности я могла лишиться жизни, но не в приступе гнева. Нет, его жестокость не такая. Его жестокость холодная и равнодушная, острая, как его когти, которые никогда не коснуться тебя, если он того не захочет. Его жестокость ледяная, и чтобы задеть меня поглубже, он просто оставит меня с самой собой. Он ведь прочитал меня, просмотрел насквозь. Он прекрасно знает, что всю черную работу я сделаю за него – сживу себя со свету, сожру живьем, возненавижу и прокляну, роя все глубже и глубже. Знай свое место. Так он мне сказал? Знай свое место, Лера. Вот значит где мое место? У дверей? Как собака? Ну, смотри же!

Я повернулась к морю, закрыла глаза и одним разом, словно открыла шлюз, выплеснула все, что накопилось в моей душе наружу, чувствуя, как леденеет сердце, как заходится в ненависти мой разум, как неистовствует душа. Знать свое место, говоришь? С чего ты решил, что тебе известно, где мне место? КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТОБЫ ЭТО РЕШАТЬ???

Влад что-то закричал мне, но я его не слышала. Яшка испуганно вжалось в его спину и дрожало всем телом, но этого я тоже не замечала. Я вытаскивала, выбрасывала из себя то, что было внутри, чтобы показать Никто, что мое место выбирать только мне и, уж если я захочу уйти, то только по своей собственной инициативе, а не тогда, когда ты укажешь пальцем на дверь. Влад тряс меня, пытаясь привести в чувство, но ничего этого я не понимала. Во мне кипела ярость, во мне горела синем пламенем обида. ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! ПОСМОТРИ, ЧТО Я МОГУ!!! Мир вокруг прогибался и кренился, мир стонал и кричал, мир сопротивлялся, но все же делал то, что я требовала, потому что это и МОЙ дом. Я чувствовала , как что-то происходит, чувствовала, как меняется все, что меня окружало – земля, воздух, температура, атмосфера, давление. Словно самый тонкий сенсор, я чувствовала, как вибрируют атомы, как распадаются элементарные частицы, соединяясь в совершенно новых комбинациях, так, как я того хочу, сплетаясь в те соединения, которые нужны мне, чтобы показать чудовищу, что мое место здесь.

Меня затрясло, заколотило. Все было кончено. Ярость моя вылилась наружу, иссякла. Я открыла глаза и когда увидела, что сделала, закричала от восторга, заходясь в совершенно безумном состоянии, когда дикое счастье граничит с сумасшествием, а ты идешь по тонкому лезвию, и легкий поток воздуха может, либо лишить тебя разума, либо открыть нечеловеческое ощущение счастья.

Кругом был лед. Все замерзло. Океан промерз на сотни метров вниз, становясь непробиваемым гранитом. Снега было столько, что появились огромные сугробы, размером с два, три этажа, которые высились то тут, то там, превращая все в пустыню изо льда. Кругом, сколько хватало глаз, был северный полюс. Я закрыла твою дверь, повесила замок, заколотила досками единственный выход. Что ты теперь будешь делать?

Только теперь ко мне вернулись ощущения. Стало невыносимо холодно, и я поняла, что дрожу от того, что все тело покрылось инеем. Я посмотрела на Влада. Тот глядел на меня ничего не понимающим взглядом, не веря собственным глазам, рот раскрылся от изумления, я дыхание частым белым облачком вырвалось из его груди. Я не знаю, как выглядела в этот момент, но взгляд его стал напуганным и… восхищенным. А потом холод заставил дрожать и его.

Страха не было, не было злобы, все вышло наружу, и теперь я отчетливо понимала, что произошло. Влад смотрел на меня и во взгляде был вопрос «Что дальше»? А дальше нужно было срочно одеваться, потому, как Яшка начало медленно сползать вниз, цветом становясь ближе к синему, чем к серому. Откуда я черпала силы, не знаю, но, очевидно, ненависть – поистине невероятный источник энергии, потому как совершенно не напрягаясь, я выдала Яшке горнолыжный костюм, ботинки и термобелье. Мы быстро одели остывающего четвероногого, уже не переживая, что оно окоченеет до смерти. Следом то же самое получил Влад, и в самую последнюю очередь – я. Пока мы одевались, мне пришла в голову мысль, что я отрезала единственный путь к отступлению. Странно, но меня это не испугало. Меня это раззадорило, ведь теперь и Никто больше некуда деться. Я заперла его вместе с собой.

Когда с одеждой было покончено, мы оглядели замерзший океан.

– Ну, что? Идем? – спросил Влад, глядя на меня.

Я посмотрела на него. Странно, но он выглядел спокойным.

– И что, даже не расскажешь мне, что я редкостная истеричка и вместо мозгов у меня дырка из-под кошачьего хвоста?

– Наконец-то объективная оценка собственных умственных данных, но, к сожалению, говорить что-то уже бессмысленно.

Я кивнула ему в ответ. Ну и отлично. Яшка к этому моменту пришло в себя и удивленно рассматривало заполярье, раскинувшееся перед его глазами. А я не удивилась. Наверное, ждала от себя какой-то выходки, ведь была на грани истерики. Вот она и случилась. А Влад, похоже, перестал удивляться безграничности моего идиотизма, и просто надеялся выжить, попутно всласть поиздеваться надо мной, когда представится возможность. И мы пошли.

Ветра не было, но холод был такой, что даже в теплой одежде пробирало до костей. Шеки, нос, губы щипало колючим морозом, изо рта поднимался пар и даже зубы замерзали, стоило раскрыть рот, потому шли молча. К тому же, было совершенно все равно куда идти, ведь кругом, но многие миллионы километров, все было совершенно одинаковым, а, значит, и обсуждать особо нечего. Мы шли и любовались тем, как красива ледяная пустыня под черным небом. Поистине, ночь и лед созданы друг для друга. Лед этот светился так же, как и песок, хотя я так не задумывала. Но было удобно и красиво. Прошагав добрую половину дня без единого привала, мы почувствовали, что неплохо было бы перевести дух.

– Слушай, может по – быстрому сообразим снегоход? – без особой надежды спросил Влад.

– И куда нам так торопиться?

– Еще до того, как ты изрядно психанула и заморозила все вокруг, мы говорили, что нам нужна голая пустыня. Помнишь? Я, в общем-то, думал, что мы ее и нашли, пока…

– Да, да. Я поняла. Я истеричка.

– Да с этим-то мы давно разобрались. Я намекаю на то, что пора тебе подумать о выходе.

– Влад, у меня зубы стынут.

– У меня тоже.

– Погоди-ка.

Я остановилась и закрыла глаза. Изначально я представляла себе иглу, рассчитанное исключительно на троих, но взвинченная нервная система выдала что-то слишком большое, даже для десятерых. Куполообразное здание из прозрачного льда было размером с хороший двухэтажный дом. По всем правилам строения оно было, утоплено вниз ниже уровня пола, но для чего я это сделал было непонятно, ведь для естественной циркуляции воздуха и тепла оно было слишком огромным. Там и правда было два этажа, но справедливости ради стоить отметить, что второй этаж был больше похож на балкон внутри здания, к которому вела лестница. Были еще и окна и даже мебель, если можно было так назвать толстые матрасы на невысоких деревянных помостах. На первом этаже в самом центре было место под костер а на втором крошечные окна бойницы, закрытые ставнями изо льда.

Яшка бросилось к дверному проему закрытому какой-то толстой шкурой и забежало внутрь. Мы пошли следом. Внутри оказалось темно, сухо и довольно тепло. Не жарко, конечно, но что-то около нуля, и по сравнению с сороковым с копейками минусом снаружи, казалось раем. Один матрас располагался на втором этаже, два других на первом. Очевидно, кто-то из нас будет спать отдельно и сразу выяснилось – кто. Яшка, пискнув как мышь, понеслось наверх и юркнуло под одеяло. Мы не сомневались, что оно мгновенно уснуло. Оно вообще на удивление много спало.

– А оно не растопится от огня? – спросил меня Влад, окинув взглядом огромный купол.

– По идее, лед изнутри должен покрыться коркой из растаявшей воды и тем самым укрепить стены и создать воздушную подушку внутри.

Влад вскинул соболиные брови и ухмыльнулся, посмотрев на меня.

– Валерия, вы не перестаете меня удивлять. И когда же это ты успела поднатореть в вопросах построения иглу?

– В интернете прочитала.

– Хм… то есть очень велика вероятность что вся эта конструкция рухнет нам на голову посреди ночи?

– Не рухнет, – надулась я, но на всякий случай построила несколько балок и перекладин.

Мы подвинули матрацы к огню и сели друг напротив друга, пождав ноги по-турецки. Как только зажегся костер, стены заиграли, словно алмазы и Влад не смог сдержать удивленного возгласа.

2. «Туман» (англ. The Mist) – повесть американского писателя Стивена Кинга, написанная в жанре психологического ужаса. Впервые опубликована в 1980 году в антологии «Тёмные силы».