Меня поставят будто я невольник
Невольник не умеет выбирать
Знать не хочу и вывожу, как школьник
На подоконник кровью:
Мне на вас насрать!
Меня поставят будто я невольник
Невольник эти вещи не поймет
Но час придет и напишу на подоконник
Меня все это больше не ебет!!!
1986
Тем не менее, всерьез возможность самоубийства Игорь никогда не рассматривал.
– Хуй вам, а не самоубийство – по этому поводу поговаривал он. Никто не знал, к кому были обращены эти слова…
Писать в стол, как говорят авторы, Игорю не хотелось. Плоха та правда, о которой никто никогда не узнает. Но в первозданном виде его стихи к печати были совершенно не пригодны. Разве что, если на заборах их писать.
Но ничего, – говорил Игорь – мои стихи еще войдут вам в анналы. Пришлось обратиться к иносказаниям.
Язык Эзопа – мой родной язык – заметил как-то по этому поводу Игорь Чекомазов.
Первой ласточкой стали, конечно же, известные каждому уважающему себя интеллигенту «Истуканы». Точнее, первая, самая ранняя их часть. Письмо в «Новый мир», главный редактор был в восторге. Чего, конечно, не скажешь, о курировавших его вышестоящих товарищах. Они опытным глазом узрели крамолу. Игоря взяли на карандаш.
Но война с ложью – священная война, а на войне, как известно, все средства хороши… И вот в один прекрасный день, вместо очередного «Иди на работу с радостью», на проходной родного завода появилось следующее:
Я знаю, поздно или рано
Придет анархия баранов.
Она родится в дальних странах,
И не покажется нам странной.
1988
Эта битва была недолгой… Поступил звонок куда надо… Так в жизни Игоря начался новый этап.
Районная психиатрическая
Районная психиатрическая лечебница стала временным пристанищем Игоря зимой 1989 года. Уже позже, в 1991, он с иронией вспоминает тот период.
Как в разговоре, между слов,
Однажды я себе позволил о чем-то лишнее сказать.
Все было быстро – и диагноз был суров
Меня определили куда надо. Была железная кровать.
***
В печальной, серой, злой юдоли,
Я оказался поневоле,
Там я страдал, мечтая сесть за стол,
И там был познан мною галоперидол.
***
– Но я здоров!!! – орал благим я матом.
– Успокойтесь – седой мне доктор говорил,
– Вы живы. Я же не патологоанатом.
Потом вбежали санитары… Сейчас об этом я почти забыл.
***
Рубашка, психотропы, сера… Ночами психи выли.
Я молчал. Чуть сам не тронулся – не буду врать.
Мелком за дверью я начал Мону Лизу рисовать.
Потом ее стирали, меня били
Снова сера… Я начинал опять…
***
Не раз ходил я к главврачу
Все по-хорошему сначала – сяду, помолчу,
Скажу ему, мол, извините, уже не те года,
Потом скандалить начал и уже тогда
Грозился руки наложить, кричал, что не шучу…
***
Пусть не найду здесь ничего острее пуговиц, я знаю,
но я читал – и это факт из жизни древних самураев,
Что если сильно постараться и откусить себе язык,
То очень даже много шансов на безболезненный кирдык.
1991
Но первое время Игорю, конечно, было не до шуток. Такой несвободы в своей жизни он больше никогда не ощущал.
С улыбкой охуевшей шмары
Судьба транслирует кошмары,
Боль корчей и маразм угара –
все тлен. Когда б не санитары,