Глава 36. Шон. Придурки, бля.
У всякой причины – свое следствие
Шестой закон Гермеса Трисмегиста
С визгом шин Шон затормозил у известного заведения. Заведение называлось «Парнас». Насколько Шон знал, здесь можно было неплохо пообедать.
Что ж, Парнас – так Парнас. Как-то популярно стало нынче в городе обзывать античными именами различные заведения: Парнас, Олимп, Колизей, Рубикон, Помпеи. Причем, публика обычно в этих местах собиралась вовсе не соответствующая таким возвышенным названиям. Раньше это были рюмочные, закусочные и пельменные. Теперь у них поменялось название, слегка приукрасился интерьер, меню стало более разнообразным, и соответственно, выросли цены. По вечерам там случались потасовки, достойные салунов Дикого Запада, с битьем стекол, стрельбой и разбиванием мебели о чьи-нибудь головы. В то же время днем в такое место можно было прийти совершенно спокойно и посидеть, мимоходом отмечая вновь разбитые зеркала, ломанные стулья и свежие пулевые отверстия в потолке.
Заведением такого рода был и Парнас. Для Шона это было не принципиально. Парнас – так Парнас. Главное, что там можно было поесть, а декорации к этому процессу не имели значения. Он небрежно припарковал рядом с Парнасом свой автомобиль, слегка наехав на бордюр, небрежно захлопнул дверцу, не потрудившись закрыть как следует замок, небрежно поднялся по ступенькам, разминая на ходу шею, небрежно зашел внутрь, поправляя что-то за поясом, небрежно сел за столик. Сидеть и ждать официанта – это было явным признаком дурных манер, и Шон отрывисто свистнул.
Как только рядом появился зевающий дылда в пиджаке на два размера меньше, Шон произнес:
– Первое, второе, и… Компот… Хотя нет! Не надо компот. Вместо компота – пиво.
Официант понимающе кивнул и скрылся на кухне.
Шон откинулся на спинку стула и осмотрел заведение. Давненько он тут не был. Шон сидел за ближайшим к выходу столиком. Рядом находился бар. Над баром одиноко светила лампочка. Дальше был зал, тонувший в полумраке. В зале никого не было. Ряд маленьких столиков с массивными стульями уходил во мрак, и там, во мраке, из проема, имевшего форму арки, лился сумрачный свет. Насколько Шон помнил это место, там еще должен быть банкетный зал. Видно отсюда ничего не было, но доносились приглушенные голоса. Голоса неприятные, пьяные, несмотря на раннее время. Кто-то явно продолжал увеселения, начатые еще вчера.
Через некоторое время вернулся официант с подносом. Медленными движениями он поставил на стол тарелки, столовые приборы, бокал пива. Шон неподвижно смотрел на эту процедуру, отметив про себя, что дылда, скорее всего, вчера где-то неплохо гульнул.
Когда официант, наконец справился, Шон буркнул что-то типа «Спс-бо» и принялся мешать суп ложкой. Суп оказался очень горячим. Шон отхлебнул холодного пива.
Стоило подождать. Подождать и поесть, как следует. Основательно, не торопясь, не обжигаясь. Потом допить пиво, смачно рыгнуть и достать сигарету. Потом покурить. Потом встать и лениво, вразвалочку выйти отсюда, сесть в машину и минут пятнадцать подремать под какое-нибудь Радио Шансон. И уже после этого он поедет куда угодно и сделает все что угодно. И будет он собран и организован, будет действовать по обстановке, быстро, четко и решительно. День сегодня сложный, много дел. Поэтому надо действовать быстро, четко и решительно.
Ложка за ложкой содержимое тарелки отправлялось в желудок. Пустел бокал пива и Шон почувствовал себя намного лучше и спокойнее.
Из банкетного зала неожиданно высунулось какое-то тело и, пошатываясь, направилось к выходу. В уголке рта, грустно поникнув, находилась сигарета. Со скрипом открылась массивная деревянная дверь, и тело, впустив внутрь немного свежего воздуха, вышло на крыльцо покурить.
Через несколько минут дверь снова отворилась и на пороге появилась молодая девушка. Она остановилась у дверей, закинула назад промокшие под дождем волосы, и решительно двинулась в сторону бара, произнеся на ходу:
– Хам какой…
Шон тем временем уже управился с супом и придвинул к себе тарелку со вторым, предвкушая дальнейшее маленькое чревоугодие. Девушка о чем-то отвлеченно беседовала с барменом. Бармен возился с кофе-машиной. До Шона донесся аромат свежемолотого кофе.
Пожалуй, после сна под шансон стоило бы сюда вернуться и закинуть в себя маленькую чашечку эспрессо. Судя по запаху, кофе здесь был неплохой – по крайней мере, ненамного хуже, чем у Красавчика.
Вновь скрипнула массивная входная дверь, запахло дешевым табаком и дешевым одеколоном. Вновь появилось уже знакомое тело. Теперь уже степень опьянения не казалась беспредельной – неожиданный летний дождь и доза табака сделали свое дело. Походка стала более уверенной, а взгляд – более осмысленным. Раздался приглушенный шлепок – это рука прошлась по ягодицам девушки. Девушка взвизгнула, и раздался уже более явственный звук – звук звонкой пощечины. Жилистая рука ухватилась за ее локоть.
– А ну, давай, пойдем к нам…
– Не хочу! – девушка выдернула руку из цепкой хватки и демонстративно отвернулась.
– Брезгуешь, что ли?
Хулиган отвернулся на мгновение в поисках более убедительного аргумента, и нос его уперся в грудь Шона.
– Ты кто такой? – просипел хулиган.
– Зови меня Шон – откуда-то сверху раздался голос. Хулиган робко поднял голову и увидел там широко посаженные, серые, не выражающие никаких эмоций глаза.
Преимущество в росте было убедительным, и он, что-то пробурчав, удалился в банкетный зал.
– Спасибо. – тихо произнесла девушка – Побольше бы таких мужчин.
– Ноу проблем – ответил Шон – если что, я здесь.
Он присел за свой столик, чтобы расправится наконец с остатками обеда. Но это ему сегодня не суждено было сделать. К нему со стороны банкетного зала уже направлялся какой-то гориллоподобный тип, размахивающий руками, с туповатым выражением лица и походкой начинающего всадника.
– Тебе что, башку прямо здесь отбить? – начал тип.
Точный удар в подбородок не дал ему развить тему. Тип пошатнулся и завалился навзничь на пол, раскидывая стулья и опрокидывая столы, увлекая на пол остатки обеда Шона. Раздался звон бьющейся посуды и грохот падающей мебели.
Ну а дальше события начали развиваться очень стремительно. На шум из банкетного зала выбежали человек пятнадцать. Разгоряченные алкоголем, они увидели итог баталии и своего товарища лежащим на полу. Раздались несколько восклицательных междометий, и на этом разговоры закончились. Никто из них не был настроен на разговоры. Вся эта разношерстная банда очень быстро приближалась к Шону.
Шон не медлил. Зная, что лучшая защита – это нападение, он выхватил из-за пояса пистолет и, почти не целясь, выстрелил в ногу одному из тех ненормальных, что выбежал вперед и уже размахнулся для удара. Тот упал, рыча и держась за раненую конечность. Остальные застыли, пока эхо выстрела еще разносилось под высокими потолками. Наступила гробовая тишина.
– Не бойтесь, пацаны, у него травмат – прохрипел тот, что лежал на полу, обнимая свою ногу, и остальные с воем и криками снова ринулись на Шона.
Тот в ярости расстрелял в толпу всю обойму и бросил в сторону ставший бесполезным ствол.
Несколько человек упало, кто-то закрыл руками лицо, началась свалка.
Шон схватил двумя руками за ножки тяжелый стул и наотмашь прошелся по тем, кто еще был на ногах. Раздался хруст, стул развалился прямо в руках, в воздух полетели чьи-то зубы…
Из банкетного зала выбежал какой-то недоумок и выстрелил из самодельного пугача. Где-то рядом раздался звон срикошетившей от стены пули
Шон не стал дожидаться второго выстрела. Он поднял стол, за которым минуту назад он сидел и что есть силы запустил его в толпу, а затем ринулся к выходу.
Почти добежав до двери, он заметил, что у стойки, согнувшись и закрыв голову руками, стоит девушка. Шон схватил ее за руку, и увлек за собой к дверям. Когда они уже выбегали на улицу, он краем глаза заметил, как из подсобки высунулся бармен и швырнул в толпу извергающую дым, шипящую шашку, а затем снова исчез, плотно прикрыв за собой дверь. Шон с девушкой уже через минуту бежали по лужам к стоявшей неподалеку Ауди 100. Девушка была в ступоре, и Шон зашвырнул ее на заднее сиденье. Сам он вскочил за руль, машина быстро завелась.
Проезжая мимо Парнаса, Шон притормозил.
Двери заведения были настежь открыты, оттуда валил белесый дым. Участники недавней потасовки выбегали в полусогнутом состоянии. Они терли глаза и откашливались.
– Придурки, бля… – сказал Шон, глядя на них. Через секунду он дал газу, и машина, взвизгнув, поехала дальше.
Глава 37. Нагорный. Не очень точная моя копия.
В один прекрасный день ваши дети напомнят вам про ваши мечты,
которые вы в свое время обменяли на бочку варенья.
И это уже давно никакая не тайна.
Когда я вернулся домой, сын уже хозяйничал на кухне. Там уже что-то скворчало на сковороде, а по квартире разносился запах жареного бекона. Выглянув из прихожей, я крикнул:
– Миша, привет! Как спал?
Из кухни донеслось недовольное:
– Отец, ну я же просил. Называй меня Майк. Я так привык.
– О, извини. Хэлоу, Майк – пошутил я и прошел на кухню.
Майк тем временем уже снял с огня сковороду и аккуратно раскладывал по тарелкам только что приготовленную яичницу.
– Извини, но понимаешь… Когда я слышу все эти «Миша», «Миха», «Михаил»… Вспоминаю те годы, когда я жил здесь. А я бы не хотел.
– Трудно было? – сочувственно произнес я.
– Не в том дело… – ответил он – Трудности – они закалять должны. Просто я другой был. Раскис… Наверное, мне не хватало тебя, отец…
Да, я понял. Ему тогда пришлось не легко. Все отвернулись, и он чуть не сдался. А потом они с матерью, собрав пожитки, отправились в солнечный Джизак.
– Ну а когда приехали, – продолжал он – началась другая жизнь. Там все по-другому, папа… Все настоящее. Если дружба, то до гроба, а если вражда – то насмерть… Там я, можно сказать, поверил в себя. Как заново родился. Если честно, то Джизак для меня больше родной город, чем Безымянск.
Там он и стал Майком. Теперь – крепкий, уверенный в себе мужчина. Бородку отпустил… Если бы я его случайно встретил, никогда бы не узнал.
– Да, жаль, что мне тогда пришлось уехать… Я тебе расскажу как-нибудь, почему. Да, и вообще, много еще чего расскажу.
– А я тебе тоже много чего еще расскажу… Все-таки столько лет не виделись.
То ли тень обиды, то ли какая-то неловкость. Действительно, столько лет не виделись. И так мало общего… Вот что действительно обидно.
– Слушай, Майк? А как там мама? Ну, расскажи… Что с ней? – сменил я тему
– Да все нормально, папа. Жива-здорова… В поликлинике работает. Ее там очень ценят.
– Ну а… личная жизнь? – немного замявшись, спросил я.
– Ты хочешь спросить, водит ли она домой мужиков? – он внимательно посмотрел на меня, а потом сказал – Одно точно тебе скажу – отчима у меня там нет. А в остальном… Личная жизнь, она на то и личная, что о ней часто даже собственные дети не знают…
Майк опустошил тарелку и затем вопросительно посмотрел на меня:
– Ну а ты тут чем живешь, папа?
Я уже успел поставить чайник.
– Ну, а ты как будто не знаешь? – ответил я как бы мимоходом. – Сам же мне шмотки привез. Вот ими родимыми и торгую.
– Ну шмотки шмотками, но это же не вся твоя жизнь. Я так понимаю? – произнес Майк.
Да, что ты в жизни понимаешь… Родной сын, а все туда же… Сейчас, гляди, еще и поучать начнет. Хорошо, что я додумался вчера пустые бутылки убрать.
– Ну кто-то рыбалку любит, кто-то в городки играет, кто-то что-то коллекционирует. У тебя же какие-то интересы должны быть? Чем ты живешь?! – продолжал он.
– Знаешь, Майк, я в жизни оч-чень много чего повидал. И мне все эти интересы – вот где сидят! – я провел рукой у горла. – Если тебе так уж интересно знать, философ твой папа. Совершенно конченный человек. Официальная психиатрия таких уже давно не лечит.
– Понятно – как-то разочарованно произнес он – А я вот культурой Востока увлекся – Китай, Япония. Потихоньку учу язык, книжки читаю. Вот поживу у тебя немного, поеду в Ташкент поступать, в институт востоковедения. Очень мне все это интересно.
Я тайком посмотрел в сторону чулана. Где-то там пылились книги, привезенные мною из Норильска. Надо будет хоть что-то сыну подарить за столько лет. Я помню были там труды и по культуре Востока.
– Но ты не переживай – спохватился он – Я все организую. Будешь, как и раньше, шмотки получать. Я кого-нибудь найду, кто этим займется.
– Ладно – махнул рукой я – Это ты не переживай. Пора уже какой-то другой заработок искать. А то все это на волоске висит, если честно. Вон, дядя Ибрагим, все время у меня вещи брал, так он распродаться решил. Хороший у него павильон… Пять тысяч хочет. Как с новым хозяином сойдусь, не знаю.
– Ты серьезно? – Майк замер на несколько секунд, а потом пошел к себе в комнату – Подожди минутку, я сейчас.
Через некоторое время Майк пришел с увесистой сумкой. Он наскоро убрал посуду со стола, смахнул крошки, а затем стал выкладывать на стол разные интересные вещицы. Чего там только не было: пузатые божки и болванчики с качающимися головами, маленькие зеркала, медные, фарфоровые и стальные колокольчики, какие-то сложные системы из веревок и бамбука, ароматизированные палочки-благовония и палочки-стебли для гадания, пиалки, ложки, циновки для сервировки стола, шарики, которые можно крутить в руке, цепочки, четки, кадильницы, курильницы, веера, палочки для еды, гребешки, браслеты, какие-то обереги с выгравированными на них иероглифами, круглые монетки с квадратными дырочками, перевязанные тоненькими веревочками, сделанные из костей, камней и металла и вышитые на ткани многочисленные черепахи и драконы.
Я удивленно посмотрел на все это многообразие и спросил:
– Что это? Ты такие штуки коллекционируешь?
– Знаешь – ответил Майк – у нас такого добра хватает. А вот у вас- не видел.
– Аааа… – прошептал я – это ты мне столько сувениров привез, что ли?
– Да нет же, ты все не так понял – Майк уже начал терять терпение – Этим всем можно торговать. Вот тебе и заработок.
Я посмотрел на него, потом почесал затылок, посмотрел в окно, потом опять на него. Меня временами достаточно тяжело соблазнить на какое-нибудь новое начинание.
– Знаешь, я может вообще опять уеду куда-нибудь. Как-то мне здесь приелось уже. Ничего интересного не происходит. Болото какое-то…
– Давай попробуем. Попытка не пытка – придвинувшись ко мне поближе, тихо сказал Майк – Не получится – ну и ладно. Павильон всегда можно продать. И тогда езжай себе, куда хочешь. Да, хотя бы и к нам в Джизак. У нас там интересно.
– Ты серьезно? – переспросил я.
– Абсолютно. – ответил он – Так сколько, ты говоришь, хотят за павильон?
Глава 38. Шон. Маленькая дружеская просьба.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
В.Маяковский.
Шон смотрел на дорогу, время от времени поворачивая рулевое колесо: направо, налево, потом опять налево. Потом опять направо.
На заднем сиденье, вжавшись в угол, сидела девушка из «Парнаса». Она с ногами забралась на велюровое сиденье и всхлипывала, время от времени вздрагивая, и смахивая фалангой указательного пальца потекшую тушь. Под левой пяткой беспомощно болтался обломанный каблук.
– Не бойся – сказал Шон – Это не похищение. Сейчас успокоишься, и я отвезу тебя туда, куда скажешь.
Шон ездил кругами по центру города. Он надеялся, что его невольная спутница уже, наконец, придет в себя, и он отправит ее домой или на работу, или куда там ей еще может быть надо. Не ехать же с ней к Татарину – как-то это неловко может выйти.
Спутница все еще находилась в состоянии, которое представляло собой нечто среднее между истерикой и ступором, и никак не хотела успокаиваться. Когда уже надоело ездить по кругу, Шон притормозил у бордюра, обернулся и посмотрел на нее.
– Я сейчас отойду на пару минут. А ты подожди здесь. – сказал он.
Девушка закивала головой и заплакала в голос. Видимо, ощущать себя трофеем, доставшимся на милость победителю – не приводило ее в восторг.
Шон заглушил мотор и вытащил ключи из гнезда зажигания.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– Т-татьяна… – слегка успокоившись, ответила девушка.
– Послушай, Татьяна – проникновенно продолжил Шон – я, эээ…, Зови, кстати, меня, Шон. Понимаешь, я вмешался в эту ситуацию чисто по личным соображениям. Ну, то есть, не для того, чтобы с тобой, ну это… что там такое сделать, ну в смысле, овладеть.
Девушка перестала всхлипывать и непонимающим взглядом посмотрела на Шона.
– Ну, то есть, ты, конечно, красивая, но я не для этого… Не для того я, в смысле… Хотя при других обстоятельствах я, может быть, даже очень…– Шон запутался в объяснениях.
Кажется, Шон ее не сильно успокоил. Когда пристают хулиганы, это, конечно, неприятно, но это, по крайней мере, понятно.
– Так, давай сначала – продолжал Шон – я, в общем, всю эту хрень замутил не для того, чтобы замутить с тобой. То есть, я бы, конечно, с тобой замутил, если бы все это было по-другому… Просто, я, как бы, обязан был это сделать… По –другому не мог.
– Да? – наконец подала голос Татьяна.
– Когда-то жила одна девушка. Она умерла… Попала в беду – Шон говорил это, стараясь не смотреть на Татьяну – Ей нужна была моя помощь. А я не помог… Так получилось. И она умерла… Мне после этого было очень хреново. Если бы все было немножко по-другому, не так… И вот теперь, если бы тоже самое произошло с тобой, я бы себе этого не простил.
Татьяна удивленно посмотрела на Шона.
– Но… Ты же меня не знаешь… Совсем…
– Да все равно. Ту девушку я тоже не знал. Так что ты не переживай. Такая вот, в общем, история… Короче, я быстро – и Шон, не глядя на девушку, вышел из машины и пошел к высотному зданию гостиницы, которое располагалось неподалеку.
На первом этаже гостиницы был ресторан – там были огромные витринные окна. Над окнами можно было увидеть вывеску
GRAND HOTEL
Как гласила городская легенда, именно в этом ресторане обычно и находился Татарин, с которым у Шона предстоял не очень приятный разговор. Даже если самого Татарина здесь могло и не быть, на месте всегда были различные его помощники и порученцы, через которых с ним почти всегда можно было связаться.
Шон никогда не видел Татарина в лицо, но несмотря на это, когда он вошел в вестибюль, то сразу его заметил. Татарин стоял и беседовал о чем-то с портье. Такого уверенного в себе человека в нынешнее смутное время не часто встретишь. Стройный, в сером костюме, коротко подстриженный, с аккуратной плешью на голове, окаймленной светло-русым ежиком волос, с аккуратной каштановой эспаньолкой, он выглядел совершенно по-европейски, нисколько не соответствуя своему прозвищу. Лишь хитроватый прищур и широкие скулы выдавали в нем наличие тюркской генетики. Лаконичные жесты и своеобразная манера держаться выдавали в нем хозяина положения.
Шон знал, что авторитет Татарина в этом городе был необычайно высок. Он контролировал здесь проституцию, игорный бизнес и еще что-то, о чем можно было только догадываться. Непонятно даже, зачем Татарин обращался иногда с различными деликатными поручениями к бригаде Красавчика, не гнушаясь исправно платить им все виды поборов, которые только они затребуют. Ведь у него была собственная, хорошо вооруженная армия громил, которой под силу было не только поставить Красавчика на место, но и очистить город от всех подобных деятелей вместе с их бригадами.
Шон неожиданно вырос прямо перед Татарином.
– Здрасьте – сказал он.
– Ты – кто?! – резко отреагировал Татарин.
– Я – Шон от Красавчика. У нас там это… Надо дело разрулить. Девочку ранили.
– Аа! – всплеснул руками Татарин – Совсем забыл. Ну что ж ты сразу не сказал?! Пойдем со мной.
И он взял под руку Шона, помахал на прощание другой рукой портье, и они вышли на улицу.
– Да с девочкой все в порядке. Не стоит беспокоится… – продолжил Татарин на улице – Все там хорошо. Они у меня все застрахованы. В хороших клиниках лечатся. Но это хорошо, что ты зашел… – и он придвинулся к Шону ближе, переходя на шепот.
Шон напряг слух, чтобы не пропустить ничего важного.
– Маленькая дружеская просьба. Есть тут у нас одна морда депутатская, по фамилии Чернышов. Он меня сильно напрягает.
Татарин немного отстранился от Шона, слегка повысив голос.
– Я бы с ним и сам поговорил, но он меня может не послушать. А я бы не хотел крови… Вы бандюки – вас он послушает. Поговори с ним, спроси, сколько он хочет. По-хорошему… А если не выйдет по-хорошему, дави его гада, как вы умеете. А я уже в долгу не останусь… И, пожалуйста, держи меня в курсе дела.
Шон молча кивнул.
– Заранее спасибо. Будь здоров.
Татарин уже собирался идти обратно в здание, но вдруг замер, посмотрел вдаль и удивленно произнес:
– Ах, какая девочка…
Шон обернулся.
– А? Это моя знакомая с другого города. Просила подвезти.
У машины Шона стояла Татьяна. Она стояла на одной ноге, балансируя на шпильке. Вторая ее нога, босая, опиралась на капот машины Шона. Даже отсюда был виден ее ярко-розовый педикюр. Ветер задирал ее короткое легкое платье. Наклонившись вперед, она пыталась поставить на место свой злосчастный обломавшийся каблук.