Глава 18. Горыныч. Танцы и все такое прочее.
Змей Горыныч в сказках – персонаж исключительно отрицательный.
Тем не менее, в современном фольклоре он приобретает определенно положительные черты.
Попытка исследования.
Светлая большая аудитория. Столы, расходящиеся в виде амфитеатра, уходят куда-то вверх до самого потолка. Где-то там внизу у доски стоит человек. В масштабе аудитории он кажется совсем маленьким. Тихим скучным голосом он говорит о каких-то скучных вещах. То, что он говорит, было достаточно тяжело понять, особенно тем, кто сидел на самом верху. Время от времени до задних рядов долетали отдельные слова – такие как, «издержки», «объекты» и «рентабельность».
Студенты были заняты самыми разными делами: кто-то пытался, несмотря ни на что, слушать и записывать, кто-то лишь делал вид, что записывает, рисуя на столе какую-нибудь похабщину, кто-то, склонившись над конспектом, пытался играть в морской бой.
На самом верхнем ряду из-под парты торчали чьи-то ноги. По их виду можно было сказать, что это нижние конечности крупной человеческой особи мужского пола. Самой особи видно не было, так как особь лежала на сиденьях и спала. Когда подошва кроссовка сорок четвертого размера левой ноги под действием силы тяжести проскальзывала по полу и срывалась с верхней ступеньки на нижнюю, особь вздрагивала и пыталась вернуть ноги на место, в исходное положение – прижатыми к парте, так, чтобы это не сильно было заметно снизу. Но исходное положение было весьма неудобным, так как требовало напряжения определенных групп мышц, поэтому ноги, в конце концов, оказались достаточно фривольно раскинуты в позе, характерной для мертвецки пьяного человека. Человек, однако, не был мертвецки пьяным – сказывался серьезный недосып.
Был этот человек студентом третьего курса специальности «Экономика народного хозяйства в условиях рынка». Сокурсники достаточно смутно помнили его имя и фамилию, называя, как в глаза, так и за глаза, достаточно простым и понятным прозвищем «Горыныч».
Когда-то давно, еще на первом курсе, жил он в общежитии в одной комнате с ребятами, которых звали Петя, Вася и Егор. Были они очень дружными и много времени проводили вместе – ведь приехали они из одного города. Хорошо учились, были веселые и интеллигентные – в их комнате часто был слышен дружный смех. Горыныч среди них казался белой вороной – большой, хмурый, грубый, немногословный.
Как-то раз Петя и Егор уехали домой на выходные, а Вася остался. Вася хотел спокойно подготовится к семинару, который должен был быть в понедельник. И тот большой и хмурый студент тоже остался. Он почти никогда не ездил домой на выходные, и на это были свои причины.
И вот, как раз в то время, когда грубый и немногословный студент спал, а Вася вовсю готовился к семинару, в комнату вломились трое пьяных старшекурсников, которые искали спиртное. Спиртное они не нашли, зато нашли двух студентов-первокурсников. После небольшой словесной перепалки Васю они просто выкинули в окно, а второго студента разбудили и с угрозами физической расправы послали в магазин за спиртным. Да, этот студент очень хотел стать добрым, хорошим, отзывчивым, как Вася. Но этого у него не вышло… Он пошел в магазин и купил спиртное. Купил и принес… Принес и отдал… А потом схватил стоявший в комнате табурет и повыбивал всем троим зубы…
Вася тогда попал в больницу и долго там лечился, а потом уехал домой и так больше и не вернулся.
Петя и Егор продолжали учиться, но смех в их комнате стал звучать намного реже.
Вот именно тогда, когда он расправился с этой троицей, к нему и прилепилась эта кличка: Горыныч. Злой, яростный, но в душе справедливый – Горыныч. Уделал этих троих…
Наконец прозвенел звонок. Маленький человечек у доски засуетился, что-то пробурчал напоследок, потом сложил свои бумаги в папку и вышел из аудитории. После этого повсюду началось движение, вначале робкое, тихое и незаметное, сопровождающееся незамысловатой возней, но уже буквально через одну минуту оно превратилось в топот, гомон, шквал шагов. Хозяин торчащих ног нехотя зашевелился и медленно сел, опершись локтями о стол. Он широко зевнул и посмотрел вокруг красными глазами.
– Горыныч! Ты что, ночами не спишь? – послышались рядом чьи-то голоса.
Раздался звонкий смех.
Мутным взглядом Горыныч посмотрел вокруг. Мимо него спускалась вниз небольшая группка девушек.
– И кто она – твоя любовь? – выкрикнула одна из них.
– Отстаньте от человека, фурии – раздался сзади тихий, уверенный мужской голос – Не видите, что ли, он морально утомлен.
За девушками шел Коля Цирик, известный всем местный спекулянт и циник, а также пикапщик, самогонщик и содержатель притона для увеселений. Усталость на его лице имела вполне умеренные проявления и носила, скорее, профессиональный характер.
– Сексуально истощен! – передразнила девушка и вновь раздался дружный звонкий смех.
– Да что вы знаете об истощении? – процедил Коля.
Он остановился и сочувственно похлопал Горыныча по плечу:
– Хреновенько?
Горыныч неопределенно махнул рукой, мол, переживем, затем собрал волю в кулак, и оттолкнувшись двумя руками от стола, поднял в вертикальное положение непослушное тело и двинулся к выходу. Сила инерции понесла его вниз по ступенькам, и он, наверное, растянулся бы где-нибудь там внизу, у дверей, если бы его не придержал за рукав Цирик.
– Ты что, сдурел, так пить?! Приходи, подлечу… – сказал он.
– Да кто пьет-то… – вновь махнул рукой Горыныч – У меня это… – его прервала волна тухлой отрыжки – Курсач горит…
– Курсач – это серьезно. Но ты, главное, не напрягайся…
– Ага, не напрягайся… Если меня отчислят, Папа с говном смешает. Вот тогда точно сопьюсь – вздохнул Горыныч.
– Ну я же не говорю, совсем ничего не делай – резонно заметил Цирик – Делай, но не сам. Человечка тебе подыщем, он и сделает. Хорошо и недорого. Все будет зашибись.
– Серьезно?! – устало ответил Горыныч
– Без базара – ответил Цирик – Ты приходи… Сегодня будут танцы.
Сбоку к Цирику подскочил круглолицый парень с явным запахом перегара и повис у того на плече.
– Я не понял, сегодня что – вписон? – спросил он заплетающимся языком.
– Сам ты вписон! – недружелюбно ответил Цирик, сталкивая руку с плеча – Сказали же тебе – танцы!
– На хрена мне твои танцы? – обиженно произнес парень и пошел вперед.
– Бульба! – окликнул того Цирик.
Бульба обернулся:
– Чего еще?!
– Сегодня все серьезно. Как в ресторане… Счастливая морда и мытый зад приветствуются…
Бульба нецензурно выругался и, сплюнув на пол, пошел дальше.
Горыныч хмыкнул и пожал плечами, посмотрев вслед Бульбе.
– Чудак-человек – протянул Цирик
– Ну так что, найдешь кого? – спросил Горыныч, – А то я уже подустал.
– Найдем. Ты, главное, приходи – спокойно ответил Коля. Он толкнул Горыныча кулаком в бок и исчез в потоке студентов.
Горыныч зевнул, едва не вывихнув челюсть, и потряс головой до хруста в шейных позвонках.
Глава 19. Нагорный. Первый шаг.
Случайностей не существует – всё на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие.
Вольтер
Этим первым шагом был тот звонок. Тот самый, по номеру, который дал мне Серега Штык.
В тот самый день, когда огорчение мое достигло таких пределов, что в поисках необходимых для урегулирования ситуации денежных средств я решил ввязаться в криминал.
Правда, решению моему не суждено было воплотиться в жизнь, ибо произошло нечто… Нечто неожиданное.
Но, впрочем, обо всем по порядку.
Я позвонил по указанному номеру и сказал, все что требуется. Приятный женский голос назначил мне встречу. Я долго переспрашивал и записывал. В конце концов мне стало понятно, что меня будут ждать в парке, у фонтана, на третьей от центральной аллеи скамейке с семи часов вечера до половины восьмого. Чтобы ничего не перепутать, мы договорились, что я буду держать в руке газету, благо их у меня хватало, а женщина будет там сидеть и расчесывать свои волосы.
До фонтана я дошел быстро и практически вовремя – по моим часам было пять минут восьмого. Дальше возникло непредвиденное затруднение – в районе фонтана не было ни одной женщины, а на третьей от центральной аллеи скамейке одиноко сидел, зажав в кулаке бесполезную расческу, знакомый мне по встрече в «Росинке» лысый субъект.
Он пристально смотрел на меня, а потом, когда я подошел к нему, расплылся в улыбке и тихо произнес:
– О, бомжара к нам пришел… Давай, присядь, бомжара, не огорчай дядю, – и он похлопал ладонью по деревянной поверхности скамейки рядом с собой.
Я присел рядом с ним.
– Ты хоть ствол в руках держал? – спросил он, нарочно не поворачиваясь в мою сторону и глядя прямо перед собой.
– В армии служил – держал! – не без гордости ответил я и слегка постучал себя кулаком по груди.
Он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
– Хорошо. Проверим. Поехали. – сказал он и, резко поднявшись, быстро пошел.
– Куда? – буквально секунду я замер на месте, глядя, как он удаляется, не оборачиваясь, а затем вскочил и побежал за ним.
Лысый ловко лавировал между гуляющими, несколько раз менял направление движения, и мне стоило немалых усилий не потерять его из виду.
Наконец я его нагнал на небольшой улочке, когда он садился в припаркованную там «Волгу». Я вскочил на пассажирское сиденье рядом с ним. Он вставил ключ в замок зажигания и, вновь посмотрев на меня немигающим взглядом, спросил:
– Ну что, готов?
– Угу – ответил я, не разбираясь, хотя в голове сразу мелькнула мысль: «К чему только?».
Машина с ревом рванула с места, впечатав меня на несколько мгновений в спинку кресла. Пристегнуться я не успел и меня все время болтало из стороны в сторону, подбрасывало вверх на каждом ухабе и один раз на резком повороте дверь с моей стороны неожиданно открылась, и я едва не вылетел из машины.
Мы все время ехали какими-то переулками, что, впрочем, не мешало Лысому развивать приличную скорость. Потом неожиданно взвизгнули шины, и машина резко остановилась. Произошло это где-то на окраине города недалеко от кирпичного дома, стоявшего на отшибе у оврага. Я едва не влетел лбом в ветровое стекло.
– Приехали. Выходи – скомандовал Лысый.
– Куда? – переспросил я, едва переводя дух.
– Выходи и иди. Вон туда – повторил Лысый, указывая рукой на ворота – А я здесь подожду.
Я вышел из машины и подошел к воротам. Калитка была не заперта, я вошел во двор, подошел к дому и постучал в дверь.
Несколько минут было тихо, а потом изнутри послышались тихие шаги, дверь отворилась и на пороге появился сам Серега. Увидев меня, он ничуть не удивился, правда, в глазах мелькнула еле заметная радость.
– Знал. Знал, что ты придешь. Знал… – сказал он и протянул мне руку – Не может такой человек, как ты, не прийти. Удача, она смелых любит. А неудача – это точно не для нас. Давай заходи…
– А ты что, разве, не в «Росинке»? – озадаченно спросил я.
– В «Росинке» сейчас Порфирьич. – ответил он – А я тут делами решил позаниматься. Вдали от посторонних глаз.
В доме были слышны какие-то приглушенные голоса и скрип половиц, но мне на глаза никто не попадался. Серега завел меня в маленькую темную комнатку. Он включил светильник и указал мне на деревянный табурет, а сам сел в кресло за большой, несоразмерный комнате, письменный стол.
Я присел на табурет.
– Ну давай так. – спокойно начал Серега, растянувшись в кресле, будто знал уже все наперед, – Пойдешь у меня пока рядовым бойцом к Лысому, он тебя и подучит, и проверит, кто ты есть. А там посмотрим… Все, что нужно, он тебе расскажет и покажет. А ты будешь выполнять, то, что он прикажет. Сюда не приходи. Да, и приведи себя в порядок: побрейся, подстригись нормально, одежду себе купи поприличнее. Ты ж все-таки в серьезной фирме работать будешь. Да, вот еще…
Серега полез в ящик стола и небрежно кинул передо мной извлеченные оттуда две сотенных бумажки.
– Вот тебе обуться, одеться. Два дня тебе даю – с работы увольняйся. Никаких компромиссов у нас быть не может – работа у нас трудная: ночные дежурства, сверхурочные, командировки длительные, так что готовься… Но не пожалеешь. Все, что нужно, получишь у Лысого. Да и вообще все вопросы – через него. Он решает, где ты, что делаешь, когда и с кем. И лучше с ним не шути. Хотя, знаешь, он сам тебе все расскажет.
Я спокойно взял со стола деньги, и положил в карман.
– Да, а сейчас иди давай к нему, получишь этот, как его, вводный инструктаж, а потом он тебя отвезет назад. Извини, я сейчас занят. – Серега встал и проводил меня к дверям.
Мы с ним наскоро попрощались, он скрылся в одной из комнат, а я вышел на улицу и, глядя под ноги, побрел к воротам. Когда я оказался на грунтовке, где меня высадил Лысый, я не сразу понял, что произошло, пришлось остановится и подумать. Ни машины, ни Лысого не было.
Я обернулся и посмотрел по сторонам. Он так долго вел меня сюда, путая следы, даже на энурез проверял по дороге, да только вот что теперь!? Я не удивился, если бы сейчас меня ждал вертолет или танк. Но ничего не было ни за домом, ни перед домом, и это было странно. Я заглянул даже в овраг. Это меня озадачило, и я хотел вернуться в дом, к Сереге, но тут до моего слуха донесся гул приближающегося транспорта. Я прислушался и понял, что одна машина так шуметь не может. А потом увидел – с двух сторон к дому Сереги подъезжали несколько милицейских машин с мигалками. Неожиданно громко взвыла сирена. Думать было некогда, и я, не став испытывать судьбу, с разбегу перемахнул через забор и скатился в овраг.
Когда я, продравшись через колючие кусты, подполз к краю оврага, то увидел полноценную милицейскую облаву: недалеко от дома стояли четыре или пять автомобилей, вокруг ходили сержанты с собаками, а по периметру за забором уже выстроились автоматчики. Унылый майор подошел к дверям и стал стучать, при этом отчаянно матерясь.
Утомившись кричать, он махнул рукой, к дверям сразу же подбежали шестеро бойцов в шлемах и бронежилетах. Они в один миг вынесли дверь, закинули в дом дымовые шашки и ринулись внутрь.
Буквально через несколько минут все было кончено. Сначала из дома вывели незнакомого мне человека в черной куртке. Ему заломали руки за спину так сильно, что он шел, едва не касаясь лбом собственных колен. Все было тихо: ни перестрелки, ни поножовщины, и никакого сопротивления. Потом повели еще одного. А третьим, последним вели Серегу. Он из всех сил старался идти прямо и отчаянно кричал:
– Да что ж такое, граждане начальнички! У нас и бумаги-то все в порядке. Отпустите руки! Я вам все покажу!
Никто не обращал не его слова внимания. Всех задержанных распихали по машинам и уехали. Стало тихо.
Я в состоянии легкого шока выполз из оврага, отряхнулся от грязи и полубегом, время от времени озираясь, стал продвигаться в сторону города. Что делать дальше – я не знал. В кармане лежали две сторублевки, я должен был всеми правдами и неправдами передать жене деньги. Тогда она смогла бы решить вопрос с сыном. Думал я сейчас только об этом, а все остальное пока не имело значения.
Я шел по обочине, избегая освещенных мест, не рискуя садится в попутки, – можно было запросто попасть на проверку документов при въезде в город, и тогда все могло закончится большими неприятностями.
Когда темнота совершенно сгустилась, я дошел до панельных застроек. Был еще примерно час до полуночи, когда я зашел в подъезд с подслеповатой лампочкой и тихо постучал в дверь.
Дверь открылась сразу же.
– А я знала, что это ты.
– Ты научилась видеть сквозь стены?
– В окно увидела.
Я протянул ей деньги.
– Знаешь, я в одном уверен: наш сын должен быть удачливее нас. Эти деньги достались мне каким-то чудом.
– Спасибо, Саша – я почувствовал на щеке влажный поцелуй – Спасибо… Я серьезно не знаю, что бы мы делали, если б не ты.
Я украдкой смахнул набежавшую скупую слезу.
– Знаешь, я ведь то же родитель, как-никак.
– Проходи. Может останешься? Уже почти ночь на дворе. Куда ты сейчас пойдешь?
Теперь ко мне снова вернулась тревога: я вспомнил, как штурмовали дом, и мне захотелось куда-то спрятаться.
– Да, нет, надо идти… Знаешь, я, наверное, уеду по делам на пару дней.
– Давай хоть чаем угощу.
– Ну, давай… А где студент?
– Закрылся у себя. Переживает. – она показала рукой на запертую дверь. Оттуда приглушенно доносился какой-то зубодробительный ритм.
Когда я подошел к своему дому, было уже, наверное, далеко за полночь. Я наощупь пробрался в подъезд, поднялся на третий этаж. Что ж за безответственность такая, опять кто-то выкрутил лампочку.
Я уже немного успокоился, сожалея лишь о том, что сейчас опять лягу спать под утро, и завтра голова совершенно не будет соображать. Надо все-таки завтра написать хоть на пару дней за свой счет, да махануть куда-нибудь. Куда-нибудь…
Доставая из кармана ключи, я соображал, куда я могу махануть при своих финансовых возможностях.
Открыв дверь, я зашел в квартиру и скинул в темноте ботинки. Я повернулся, чтобы включить свет, но он неожиданно включился сам. Прямо передо собой я увидел накрывшую собой выключатель огромную мясистую пятерню.
– Ну что, прилетел, голубок?! – раздался сбоку до боли знакомый голос. Я повернулся.
Передо мной стоял Лысый.
Глава 20. Горыныч. Homo subito mortalis est.
Есть у каждого свой Рубикон, и свой Сталинград,
и даже, хотите верьте – хотите нет, свой Кисловодск.
Из лекции «Об экзистенциализме»
Горыныч неторопливо приближался к панельной многоэтажке, которых в этом районе было достаточно много. В этом доме, на квартире у Цирика, регулярно собирались веселые мероприятия, которые обычно сводились к неумеренному употреблению разнообразного алкоголя и сопутствующим этому развлечениям разной степени разнузданности и развратности. Сегодня там планировалось еще одно.
Горыныч поднялся пешком на четвертый этаж. Хронический недосып и общая нервозность давали о себе знать – но это была всего лишь легкая одышка.
«К черту все эти пьянки!» – подумал он. Пора уже всерьез браться за учебу. Цирик обещал с этим помочь, и, собственно говоря, это и была основная цель визита.
Он подошел к старой деревянной двери, окрашенной темно-коричневой масляной краской. На ней под трафарет белилами была нанесена надпись:
Цирику – звонить три раза
Все остальные – идите в жопу
Справа на стене у электрического щитка висел украденный где-то стенд «Уголок потребителя». Сверху к нему был прикручен светильник с двумя люминесцентными лампами. От него тянулся по направлению к двери белый электрический провод с выключателем посередине. Почти всю поверхность стенда занимал плакат из ватмана, криво прибитый небольшими гвоздиками. На плакате были изображены буквы неопределенного цвета:
Товарищ, помни:
Не забудь бухло.
Вытри ноги.
Чувствуй себя, как дома.
Не забывай, что ты в гостях.
Горыныч глянул искоса на плакат, и, тщательно вытерев ноги, трижды нажал кнопку дверного звонка.
Оттуда раздался крик «Открыто!» и он, распахнув дверь, зашел в квартиру.
В коридоре стояла плотная пелена табачного дыма. Отовсюду доносились звуки веселья: радостное гиканье, топот ног, приглушенная музыка. Где-то в дальней комнате раздавался истерический хохот, а потом в коридор выбежали две полуголые девицы. Увидев Горыныча, они засмущались и убежали обратно.
С кухни выглянул Цирик, и деловито произнес:
– Заходи, раз пришел.
– Нам бы насчет человечка – ответил Горыныч
– Все будет… Ты пока проходи.
Цирик взмахнул рукой в гостеприимном жесте и скрылся на кухне.
Горыныч некоторое время постоял в коридоре, а затем заглянул в одну из комнат.
В этой комнате было много сидевших на полу парней и девушек, которые переговаривались в полголоса.
Горыныч стал в стороне у двери, опершись о стену с видом терпеливого посетителя.
«Решу вопрос, пойду спать», – подумал он.
Вдруг кто-то сунул ему в руки кружку с горячим напитком.
– Отхлебни, папаша! Не стой, как пень!
Горыныч сделал глоток. Сразу в голову ударила горячая алкогольная струя, и жар потек по жилам. Тягучая истома разлилась по рукам и ногам, и не захотелось ничего делать.
«Где же этот Цирик?»
– До дна! До дна! – скандировали находившиеся рядом.
Ага, а вот и он, легок на помине. Цирик вошел в комнату и пошел к дальнему углу.
Горыныч допил варево и, сунув опустевшую кружку кому-то в руку, решительно пошел за ним.
По дороге он столкнулся с небольшой компанией, стоявшей посреди комнаты. Горыныч попытался их обойти, но каждый раз наталкивался на кого-то еще. И парни, и девушки повыползали с разных углов и стояли то тут, то там, словно чего-то ожидая. Горыныч потерял Цирика из виду, а в голове у него что-то стрельнуло, словно кто-то открыл там форточку, и вдруг стало легко.
Потом включилась музыка, и комната наполнилась движением – везде, на каждом квадратном метре, была танцующая молодежь.
Горыныч ошарашенно смотрел вокруг. Так вот они, эти танцы… На квартире у Цирика… Да еще какие!
Он давно уже не был на танцах. По его разумению, танцы делились на быстрые и медленные. А тут от разнообразия увиденного у него зарябило в глазах.
Кто-то изображал сошедшего с ума робота, кто-то трясся, будто схватился руками за оголенный провод, кто-то прыгал на двух ногах, болтая головой, как китайский болванчик, а кто-то даже в такой суматохе пытался крабом проползти от стенки к стенке.
– Ну, чего завис, Маэстро? – вдруг Горыныч почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу – Давай-ка дерни глазом!
Тут же к нему с гомоном подбежали девушки и, подхватив под руки, закружили в некоем подобии хоровода.
Потом девочки завизжали, толпа раздалась в стороны, и посреди комнаты оказалось пустое место, в центре которого парень на полу начал крутиться на спине. Начав крутиться медленно, он постепенно ускорялся, ноги его, раздавшись в стороны, выписывали причудливые восьмерки, а затем, крутясь все быстрее и быстрее, они поднимались выше и выше. В конце концов, сделав рывок вверх он встал на голову, и под бурные овации присутствующих стал крутиться, стоя на голове. После этого он выпрыгнул вверх и приземлился на ноги, отскочив в сторону. Тотчас же пустое место посреди комнаты снова заполнилось танцующими.
Одна музыкальная композиция закончилась. Молодежь, еле переводя дух, разбрелась по углам. Кто-то устало плюхнулся на пол, и снова потянулись кружки с дымящейся жидкостью. Заиграла новая композиция – уже медленная. Теперь в комнате появилось несколько танцующих пар.
Горыныч еще не отошел от царившего здесь минуту назад балагана и неподвижно стоял посреди комнаты.
– Молодой человек, а вы танцуете?
Он обернулся и увидел рядом с собой девушку невысокого роста. Она с интересом смотрела на него снизу. Горыныч хотел произнести что-то, но вышло какое-то мычание. Девушка, не дожидаясь ответа, прижалась к нему всем телом и стала двигаться в такт музыке.
«Черт возьми, а это заводит!» – подумал Горыныч.
Он сразу же ощутил приятное возбуждение, и усталость отошла на второй план. Он стал раскачиваться вместе с девушкой. Музыка была негромкая и девушка попыталась его разговорить.
– Молодой человек, а как вас зовут?
– Горыныч…
– Что прямо так и зовут?
– Называют… Не веришь – спроси у Цирика.
– И что это значит?
– Это значит, что я злой и справедливый.
– Как интересно. А меня зовут Селена.
– Селена? Какое странное имя…
– Что ж тут странного? Селена – значит Луна. Какой же вы, Горыныч… чудак! А на каком вы курсе учитесь?
– На третьем…
– А я на первом, эх до третьего еще так далеко…
– Да, не очень, если честно.
– Горыныч, а вы не хотите отсюда уйти?
– Уйти? Зачем?
– Мне здесь скучно. Я уже знаю, чем все здесь закончится – и она взяла Горыныча за руку и потащила через комнату к выходу.
Рукав платья у девушки пополз вверх, оголяя предплечье, и Горыныч смог увидеть странную татуировку на ее руке: змея, обвивающаяся вокруг запястья, которая кусает себя за хвост.
– И чем все закончится? – спросил Горыныч, когда они были уже в коридоре. Он не раз был на таких вечеринках, но уходил обычно, когда веселье еще было в самом разгаре.
– Ясно чем. Даже говорить не хочется.
Она решительно пошла к выходу, а Горыныч двинулся за ней.
Не прощаясь ни с кем, они покинули жилище Цирика.
Немного захмелев, Горыныч, пошатываясь, спускался по лестнице. Зачем-то ему нужен был Цирик, но он уже не помнил зачем, да и уже это было не важно, и ему стало практически все равно, где и с кем он проведет этот вечер.
Они вышли на улицу. Вдруг сзади раздался звук хлопнувшей двери подъезда и послышались чьи-то торопливые шаги.
– Стойте… ст-тойте… – раздался приглушенный сбивающийся голос.
Горыныч обернулся. К ним приближалась какая-то хромающая, нелепая тень.
– Стойте…
Это был Егор. Да, тот самый Егор, сосед по комнате.
– Видишь, я не один?
– В-возьмите м-меня с с-собой. Я н-не пом-мешаю.
– Че!?
– Я т-там не х-хочу… Пож-жалуйста…
– Ладно.
– А в-вы к-куда?
– Еще не решили. – ответил Горыныч. Он глянул на девушку. Та молчала.
– А дав-вайте в к-клуб… – предложил Егор.
– В клуб?!
– Ид-демте, к-крутая вещь.
И они двинулись по направлению к стоянке, где можно было поймать такси.
В свое время Егор был очень рисковым типом. Он ходил без билетов на концерты, проникал на чужие свадьбы, там уводил дам у своих кавалеров, бывал неоднократно бит… Все ему было нипочем. Как-то раз решил подзаработать деньжат тем, что пугал деревенских на колхозном рынке, представляясь рэкетиром. В одну из первых таких вылазок ему в голову прилетела пятисотграммовая гиря от весов, после чего он стал заикаться, хромать и притормаживать в целом. Но любви к риску после этого он не потерял…
Горыныч давно подозревал, что в мозгах у Егора полнейший винегрет – тот всегда мог найти приключения не только на голову себе, но и на головы всем окружающим.
– Поедешь с нами, но в клубе уже тусуй сам… Видишь я с дамой! – шикнул на Егора Горыныч.
Мотор нашли быстро, и уже через полчаса они дружно заходили в клуб «Юпитер». Это был один из самых популярных и доступных клубов в городе. Желающих попасть было много, и на входе уже образовалась очередь. Горыныч, немного нервничая в ожидании, отрешенно смотрел вперед, обнимая за талию свою спутницу. Спутница же все время косилась на Егора – тот всю дорогу нес какую-то чушь, делая несуразные жесты руками. Когда он был чем-то недоволен, у него обычно дергался глаз.
Сейчас он достаточно громко говорил то ли сам себе, то ли всем окружающим, что у Цирика ему не нравится, что девок там он всех давно перетрахал, занимаются они там всякой хренью, и от этого дерьмового варева его давно тошнит.
При слове «тошнит» Горыныч скривился. Он только сейчас осознал, что его тоже слегка мутит.
Когда дошли до конца очереди, Горыныч заметил, что охранник на входе давно пристально смотрит на Егора. Он уже выдвинулся вперед, намереваясь преградить ему дорогу.
– Это со мной. Все нормально – сказал Горыныч и протянул охраннику десятидолларовую бумажку.
Когда зашли внутрь, Егор растворился в толпе, как и обещал. Селена пожелала чего-нибудь выпить, и они прошли к барной стойке.
Музыка играла очень громко. Бармен не напрягался. Завидев приближающуюся пару, он вопросительно вздернул подбородок.
– Чего будешь? – спросил Лютый у своей спутницы.
– Аа!?
– ЧЕГО БУДЕШЬ!?
–Джин тоник.
– ДВА ДЖИН ТОНИКА! – прокричал он бармену.
Бармен утвердительно кивнул и начал колдовать со стаканами и шейкером, предварительно пожонглировав внушительного вида бутылкой. Стоила такая бутылка не меньше пятидесяти долларов, поэтому все это несомненно, вызывало восторг окружающей публики.
Вскоре они с Селеной уже стояли у стойки со стаканами в руках.
Горыныч немного потянул напиток через соломинку, и тут же понял, что зря он затеял все это дело. В животе забурлило, а к горлу подкатил противный теплый ком.
– Я на минуту… – буркнул он и покинул свою спутницу, оставив свой стакан на стойке.
Он побежал по лестнице на второй этаж. На втором этаже здесь был туалет. Горыныч это знал, так как когда-то в этом клубе уже был.
Он пулей пролетел лестничный пролет – дело принимало очень срочный оборот. Как бы не оконфузиться. На втором пролете лестницы стоял какой-то мужчина в белом костюме и курил. Он был невысокого роста, черные гладкие лоснящиеся волосы были тщательно зачесаны назад, он затягивался и его длинный острый нос шевелился вместе с тараканьими усами.
Горыныч хотел пройти мимо него, но тот преградил ему дорогу.
– Оу, ээ!? – произнес мужчина что-то невнятное.
– Аа!?
– О-У ЭЭ!!?
– Подожди минутку… – Горыныч нежно взял незнакомца под плечи. переставил его в сторону, освободив себе проход, а сам скрылся за дверью туалета.
В туалете он рванул дверь первой попавшейся кабинки. К счастью она оказалась свободной. Еле сдерживаясь, он наклонился над унитазом. И… ничего.
Выпрямившись, он вставил два пальца в рот, и тут вырвалась зеленовато-бурая струя, которая забрызгала унитаз, сиденье унитаза, сливной бачок, пол, и даже стены.
– Ууу, братишка, да ты обдолбался – послышался участливый голос из соседней кабинки.
Но Горынычу сейчас было не до разговоров. Он блевал, и ему приходилось издавать несуразные звуки.
Потом спазмы кончились, и блевать было уже практически нечем. Немного полегчало, и Горыныч вышел из кабинки с красными от натуги глазами и мокрой липкой рожей, оставив после себя форменный разгром. Он долго умывался и приводил себя в порядок, а затем вышел на лестницу.
Теперь уже можно было и поговорить.
Где же этот мудак, кем бы он там ни был?
Мудака нигде не было. Никого вообще не было. Пока он приводил себя в порядок, на лестнице стало совершенно безлюдно.
Да и музыки не было. Стало тихо, только со стороны танцпола слышался какой-то взволнованный гул.
– Подождите, товарищи медики, подождите… – раздался чей-то негромкий уверенный голос.
– Homo subito mortalis est – кто-то протянул в ответ.
Горыныч, ничего не понимая, спустился по лестнице и вышел к танцполу. Там, у барной стойки собралась куча народу. Был включен верхний свет и клуб стал выглядеть как-то буднично.
У входа стоял все тот же охранник с побледневшим лицом.
– Никто никуда не расходится! – опять тот же уверенный голос.
Мимо прошел человек в милицейской форме.
Горыныч протиснулся сквозь стоявшую у барной стойки толпу и вдруг оказался в пустом круге, вокруг которого плотно стояли люди.
Какие-то бурые пятна на полу. Много бурых пятен.
Горыныч увидел Егора. Тот стоял в пустом круге и курил. Заметив друга, он выпустил струю дыма и задумчиво произнес:
– Кровищи было…
На полу лежала белая простыня. Из-под простыни высунулась бледная женская рука.
– Все остаются на своих местах – еще раз произнес уверенный голос.
– Целый фонтан…
Рука, которая была видна из-под простыни, что-то сжимала. Это была коктейльная соломинка.
Егор покачал головой. Горыныч с ужасом посмотрел на руку.