Армагеддон. Коллекция

– Вот это другой разговор! – Иван ударил ладонями в предвкушении вкусового экстаза. Снаружи снова эхом прокатилось по небу, сотрясая неприступные стены помещения.

– Анатолич, какие сейчас новости в мире? – дунув на пенку и посмотрев на бармена поверх кружки, поинтересовался Сэм.

– Сейчас включу телевизор, там как раз информационная передача началась. – Бармен щелкнул пультом, и закрепленный под потолком телевизор развернул цветную картинку, на которой корреспондент что-то тараторил в микрофон, но ничего не было слышно.

– Анатолич, звук включи. – Голос из телевизора заглушил разом все звуки, шедшие снаружи, кроме перекатов грома.

… – Это не вирус и не болезнь в прямом понимании этого слова. – В кадре появился худощавый человек в белом костюме и очках на пол-лица, общим видом выражавший крайнюю образованность. – С такого рода пандемией человечеству еще не приходилось сталкиваться. И очень может быть, если мы не найдем в самое ближайшее время лекарство, история этого вымирания станет самой массовой. К моим словам надо отнестись максимально серьезно, и стоит принимать меры безопасности не только те, которые рекомендует государство, но также которые подскажет ваш инстинкт самосохранения.

– Есть ли какие-то новые симптомы у заболевания и что-то слышно о выздоровевших?

– Симптомы очень сильно разнятся, но есть основные: лихорадочное состояние, сильный жар, апатия, депрессивные состояния, галлюцинации, диарея, рвота. О выздоровевших мне ничего не известно.

– Вы говорите, что это не заболевание и не вирус. Тогда что это?

– Мы думаем, что это микроспоры неизвестного еще науке организма. Этот организм, как мы предполагаем, мог попасть на Землю очень давно и пребывать в спящем состоянии в морозильниках Антарктиды. Но, как вам известно, глобальное потепление внесло свои коррективы, и эти споры, освободившись от ледяного плена, с ветром разнеслись по миру, заражая и убивая человечество.

– Какие будут ваши рекомендации, если все же человек заразился?

– Молитесь и ждите помощи. – Камера вновь переместилась на корреспондента, и он, видимо прощаясь со студией, прижал наушник в ухе и утвердительно закивал головой.

– Анатолич, – врезался в телевизионный эфир голос Ивана. – О какой такой болезни говорит этот человек?

– Да ты что, Иван, с луны свалился? Да об этой эпидемии уже как неделю говорят на всех каналах. Говорят, уже миллион человек умер. – Снаружи снова загремело и засверкало, что только усилило и без того отменно обильный дождь.

– Да, вот дела, – протянул Иван. – Пару дней поработаешь в тайге, а тут такое. Нет, ну мы, конечно, слышали, что есть какая-то болезнь, что снова Китай стал первым, где появились зараженные. Но про миллион умерших слышим впервые. А как же заражаются другие люди?

– Они думают, что это как грипп. Уже и границы закрыли, города. Даже кварталы во многих городах закрыты. Правительство надеется, что помогут средства изоляции. – Бармен снова взял очередной чистый стакан и начал натирать до блеска, повторяя бессмысленное действие.

– Да хватит уже слюни разводить, Анатолич! Ты же взрослый мужик, а все еще веришь этому ящику!

– У Блохина вчера племянница в Москве умерла. Ее родители тоже заразились. К ним скорая отказывается ехать, ссылается на тяжелую эпидемиологическую ситуацию в городе. Соседи им дверь снаружи забили досками, говорят, опасные они, хорошо, что еду доставляют.

– Мы ему сочувствуем. – Иван покашлял немного, прочищая вдруг охрипшее горло. – И как теперь быть?

– Советуют находиться на карантине, ни с кем не контактировать, а если все же заразился, обязательно позвонить врачам, в центры эпидемиологической помощи, родственникам, друзьям, чтобы предупредить возможные контакты, – явно наслушавшись официальных точек зрения, процитировал бармен.

– Анатолич, дай еще пива! – крикнули в зале. – Ага, и нам, – с другого конца поддержали просьбу. – А можно камин разжечь? – кто-то икнул. – А то что-то похолодало. – А ты окошко прикрой, и капать на тебя перестанет, и согреешься, – посоветовали там же просящему.

– А что же наш президент? – спросил Сэм Анатолича.

– Где-то «на удаленке», трудится на благо страны. – Анатолич жестом велел помощнику вынести пиво и разжечь дрова в камине. В зале стали захлопываться деревянные окна, закрывая помещение от промозглой вечерней прохлады.

– Ага, они сейчас все по бункерам попрятались, решать чрезвычайную ситуацию, – как-то зло прокомментировал Иван. – Они всегда требуют от нас того, чего сами не могут.

– Это чего же? – спросил Анатолич.

– Сейчас ждут, кто кого – или мы все передохнем от этой болезни, или все же сможем ее победить. Чтобы потом появиться, таким всем светлоликим, и на радостях объявить, что они вновь победили.

– От нее народ умирает, а эти в бункерах позапирались и экономику спасают.

– Да не экономику они спасают, а денежки свои, – прокомментировали из зала.

– Точно, точно, – там же поддержали. По небу снова прогремело, но уже далеко в стороне. Чувствовалось, что непогода стала терять свою силу, уходя в противоположную сторону.

– Эх, такой дождь, да летом, когда пожары, – мечтательно кто-то в зале изрек.

– А еще я думаю, что нет никакой пандемии, – не отвлекаясь на комментарии, продолжил поддерживать общий опасный тон Иван. – Это наши правители проецируют свои старческие страхи на всю страну, и никак иначе.

– Анатолич, какие еще новости? Прибавь громкость, – переводя тему, попросил Сэм бармена, тот молча нажал нужную кнопку на пульте.

– …Заражение, впрочем, как и течение самой, если так можно сказать, болезни, проходит для зараженного незаметно. То есть человек совсем не замечает сколько-нибудь существенных изменений в своем самочувствии. И да, отвечая на ваш еще не заданный вопрос, в то время, когда он является носителем болезни, он также будет и ее распространителем. Один такой зараженный, учитывая высокую подвижность «вируса», в день может заразить вокруг себя около сотни человек. Это может быть и в общественном транспорте, в местах общего пользования, на работе, дома. А учитывая скрытую форму протекания заболевания, это, кстати сказать, может быть срок и до месяца, цифра зараженных будет доходить до тысячи.

– Но что же тогда делать, как понять, что ты уже заражен? Что посоветуете нашим радиослушателям?

– Сдача анализов: крови, мочи, флюорографии. Не посещать людные места. А если есть возможность уехать в деревню, к бабушкам, – не думайте, бросайте все и уезжайте, потому что завтра может быть поздно.

– Хорошо. А теперь о самом заболевании – что же это все-таки на самом деле: бактерии, вирус?

– Ни то и ни другое. Мы теперь точно знаем, что это споры внеземного происхождения, и так же точно знаем, что появились они на планете совсем недавно, видимо, как следствие освоения недр Луны.

– Но недавно в официальных источниках говорилось о том, что в теории появление этих самых спор связали с таянием льдов Антарктиды.

– В том-то и дело, что совсем недавно это было лишь теорией. Теперь мы на все сто процентов уверены – пандемия пришла к нам из космоса и совсем недавно, вероятно не более года назад.

– Ясно. А что говорит ВОЗ? У организации есть какие-то цифры по инфицированным, умершим, выздоровевшим?

– Цифры есть, но вовсе не утешительные и весьма приблизительные. На сегодняшний день статистика такова: по инфицированным – более восьмидесяти миллионов человек по всему миру в разной степени тяжести заболевания, умершими числится чуть менее четырех миллионов, условно выздоровевших почти двадцать шесть миллионов.

– Вы сказали – «условно» выздоровевших? Что это значит?

– Болезнь не уходит совсем, но отступает. Она переходит в «спящий» режим и может вернуться через некоторое время. Это может быть месяц, а может, и год. Мы пока не знаем, от чего это зависит, но надеюсь, что скоро узнаем.

– А какие данные по России?

– По России следующие данные: заразилось за все время десять миллионов двести тысяч тридцать два человека, умерло более одного миллиона, условно выздоровевших чуть больше трех миллионов.

– А есть ли люди, у которых наблюдался иммунитет к заболеванию?

– Да, и по нашей статистике их порядка тысячи человек, правда, мы не обо всех знаем.

– Скажите, вы уже знаете, что спасает этих людей от заражения?

– Пока нет, но надеюсь, что скоро узнаем…

– Нет, ну вы слышали, что происходит! – Иван в возмущении вскинул руки. – Я думаю, наше правительство опять хочет нас в чем-то обмануть! Вот только не оригинально, уже проходили такое!

– Вань, у Блохина племянница умерла в Москве, помнишь? – Анатолич укоризненно поглядел на Ивана. Звук дождя снаружи стал заметно тише, а вспышек молний и вовсе не стало видно, лишь редкие и приглушенные звуки грома говорили о недавно прошедшей стихии.

– Да что ты мне тычешь Москвой! Где Москва, а где мы? Да пока эта новость доберется сюда, она таким обрастет! Да еще неизвестно про саму больницу, куда бедную девочку увезли.

– А что с больницей-то не так?

– Ну ты, Анатолич, и дремуч! – возмутился Иван. – А то, что ее туда отвезли! Она отчего-то умерла, а врачам сказали озвучить, что от этого вируса. Вы же знаете, что когда страшно, тогда поверишь во что угодно, лишь бы не с тобой! А за обещание, что будет все хорошо, еще и спасибо скажешь! – Иван вышел в зал и встал возле камина, прогревая руки вытянутыми ладонями вперед. Огонь сыто трещал березовыми поленьями и забирался по ним вверх, проглатывая все пространство вокруг себя.

– Циник ты, Иван. Ты же не знаешь, как на самом деле, а говоришь, словно тебе все известно. – Бармен дал знак еще подбросить дров.

– А что, им можно, а мне нельзя? – Кто-то в зале открыл окно, и в зал ворвался звук утихающего дождя и трели вечернего соловья. – Да и за последнее время ничего хорошего не случалось, один только негатив из центра. Мы живем в другой стране, не в той, где Москва! Я не уверен, что они там считают себя за россиян, – вконец разошелся Иван.

– Считают или нет, какая тебе разница? – задал риторический вопрос Анатолич. – Они тебя не знают, они историю страны не помнят, географию Родины не изучали в школе, а если и изучали, то как вводную и необязательную часть. Они не знают, что есть такая часть страны – Сибирь, и если честно, так по мне – лучше бы и никогда не узнавали, спокойнее без них. Живут они там, в своей Московии, в Лонданах и Ньюерках, и черт с ними! – Дождь снова усилился, заставив прикрыть окна снова. – Пусть только сюда не суются, ни в тайгу, ни в бар мой. И ты бы, Вань, пореже вспоминал их от греха подальше.

– А что ты так забеспокоился о них? – Иван обогнул камин и приблизился к бару, взял кружку, уже наполовину полную. – Они нас никогда не слышали и теперь не услышат. Ни хвалу, ни хулу. У нас тут, в поселке, ни царя, ни бога. Живем сами по себе, и законы наши по справедливости, а не из-за денег. Ну а то, что прибудет иногда от них эмиссар с ручкой и голосовальными листочками, так это нас тоже не касаемо. Не про нас те уговоры и обещания, против которых галочку нужно ставить. Так что, Анатолич, ты за свой бар не беспокойся, никто тебя не оставит на старости лет без прибытку, а уж выпить к тебе мы всегда горазды. – Иван отсалютовал бармену и пригубил пиво.

– Спасибо, Иван, тебе за слова. Но а если о Родине подумать, не только о Москве, а всей России? Тогда что говорить нужно, а, Вань? Что скажешь? – Анатолич взялся натирать новый стакан, и таких стаканов у него было штук сорок, так что, по прикидкам Ивана, бармен никогда не останется без работы.

– А что тут скажешь. Вот ты, Анатолич, только сейчас о баре своем переживал, как бы у тебя его не отняли. Опять-таки о тайге, о земле своей думаешь. А где-то там, за тайгой, города, в которых сотни тысяч жителей живут и где все общее, а потому никто ни за что не в ответе. – Снаружи громыхнуло так, что Сэм невольно вжал голову в плечи, ожидая, что сейчас рухнет весь трактир ему на голову. На этот раз обошлось – не рухнул. – Там у них нет своей земли, да и дело у всех одно – наемное, за зарплату, – продолжил Иван как ни в чем не бывало. Сэму порой казалось, что Ивана ничто не берет, и даже если тому придется встретиться с самим дьяволом во плоти, он просто пройдет мимо, игнорируя само его существование. – Там ответственность другая, если вообще она есть. Там тоже нет страны, одно название, дома и улицы, до которых никому нет дела. И все потому, что в аренде и социальном найме. В городах за жизнь платить нужно, и они платят своими голосами и выбором. Для них это тоже ничего не стоит, потому что не за свое голосуют. А если не свое, значит, можно, значит, даром.

– А как же история? Она же общая, одна на всех, или я ошибаюсь? – спросил обеспокоенный такой философией бармен.

– Да какая уже тут история? Были победы и лихие времена, гражданская революция, и беззаконие, и постоянное безденежье. Вся страна живет на крохах с барского стола, вот и вся история. Только сейчас это и объединяет народ под общей идеей – лишь бы не война. Они за такое все отдадут, чтобы не стало еще хуже. Поэтому меняют мир на обещания, отдают свое «ничто» за что-то для себя важное и ценное, за то, что обещающим досталось задарма. Теперь уже нет никакой общей истории, это, Анатолич, полигамная политика: кто больше даст, под того и лягут. – Снаружи вначале было поутихшая непогода разыгралась с новой силой, озаряя все вокруг молниями и оглушая раскатами грома.

– Эх, как, Вань, ты про свой-то народ, – возмутился бармен.

– Да какой он мой, этот народ! Сегодня он такой, а завтра, когда бояре сменятся, будет другим. Это уже не народ! Человек из такого народа – собственность, без своего мнения и ориентира. Безвольный, бесхребетный, продажный, с ценой в одно предложение! – Иван отставил пивную кружку и попросил еще добавки. – Слушай, Анатолич, ты сегодня разошелся, давай уже тему поменяй, а то у меня от тебя раньше времени потребность в уборной возникла. – Иван съехал с высокого барного стула и пошел в туалет, озаряемый в спину отсветами молний. В трактире запиликала новая мелодия.

– Опять Анатолич виноват, – пробубнил с досадой бармен, глядя вслед удаляющемуся Ивану.

– Анатолич, а что про Меркурий слышно? Скоро они изобретут телепортатор для землян? – перевел тему Сэм. Анатолич, взяв паузу на то, чтобы обновить Сэму и Ивану пивные кружки, наполнить новым пенным напитком, а потом неторопливо, с рассуждением ответил, как раз успев начать к возвращению Ивана:

– Перед вашим приходом закончилась передача на эту тему. Говорят, что сегодня, после двадцати двух ноль-ноль по Москве, будут запускать на шестьдесят процентов мощности. Они уверены, что должно хватить для манекена.

– Так они манекен собрались запустить в космос? – блаженно выдохнув и вытерев «усы» после хорошего глотка пива, спросил Иван.

– Вань, не в космос, а в гиперпространство, – ответил ему Сэм.

– И что потом? Сначала мышь, обезьяна, манекен, человек, а потом что? Будет переселение или китайцы только о своей нации позаботятся? – Иван просто не мог остановиться, будучи заведенным одной из больных тем. – Американцы готовят переселение на Марс, Луну, на которой уже есть база и они что-то там добывают. Кстати, Сэм, чего они добывают на Луне?

– Дейтерий и гелий-3.

– Точно!

– Сэм, а для чего нужны они? – Анатолич спросил Сэма.

– Говорят, что американцы изобрели высокотехнологичный двигатель, в основе которого высокотемпературная плазма вступает в реакцию с ядерным топливом. Они предполагают, что могут достичь скорости в двадцать тысяч километров в секунду. Основа синтеза заключена в соединении дейтерия и гелия-3. – За окнами, снаружи засверкало, а потом громыхнуло так, что жалобно зазвенели подвешенные за ножки фужеры над барной стойкой.

– Вот так жахнуло! – кто-то в зале ахнул от неожиданности, и тут же трактир загудел низкими голосами лесорубов.

– И откуда ты все знаешь, Сэм? – перекрикивая гомон, спросил Иван.

– Так я же Американ, – улыбаясь, пояснил Сэм.

– Япошки осваивают астероиды, и как их… – продолжал медленно кипеть Иван.

– Планетоиды, – подсказал Сэм.

– Точно!

– А на кой черт им планетоиды? – снова поинтересовался Анатолич, не обращая внимания на кипевшего Ивана. Сэм не успел ответить, в трактир ввалились еще несколько здоровых мужиков в дождевиках, топая и фыркая так, будто только вышли из парной.

– Ну и льет! Так в теплую погоду летом не поливало, как сейчас! – отфыркавшись, прокомментировал погоду один из них.

– Да, это точно! – поддержали его сухие товарищи в зале. – И мы носа на улицу не суем, пережидаем тут, в тепле и с пивом, – загоготали лесорубы.

– Японцы освоили технологию, – как только гомон стих, продолжил Сэм, – «внутренних полостей», так ее назвали. Они пробуривают системы тоннелей внутри планетоида, обустраивают базы рядом с ядром и так получают бесплатное тепло, энергию. В общем, японцы – первая нация, которая полностью готова к переселению.

– Вот это да! – восхитился Анатолич.

– Индусы строят сферу… – скрежеща зубами, продолжал вещать Иван.

– Бернала, – вновь помог Сэм.

– Сэм, – Анатолич умолял глазами рассказать о сфере.

– Это огромная космическая станция, – сжалился над ним Сэм, – очень напоминает веретено, которое при вращении создает искусственную гравитацию. Индусы сейчас строят что-то около тридцати станций, точно не вспомню, каждая вместимостью под миллион человек.

– Но их же больше полутора миллиардов, – удивился бармен.

– Да, но и их вера позволяет спасти только избранных.

– А что же наш президент не озаботился спасением нации? Или все же спасает, но только «истинных патриотов», проявивших себя должным образом. Или как у индусов, определяют по кастам? – не удержался Иван и вставил свои пять копеек.

– Да брось, Вань, тебе ли не знать, что сейчас поговорят месяц-другой, проведут какой-нибудь закон и поутихнут опять на время, а мы как жили, так и будем жить. Может, действительно нет никакой заразы, а это так, для вида, – постарался успокоить не на шутку разошедшегося Ивана Анатолич.

– Ну, или строят что-то под шумок, но военное, а потому секретное, чтобы не узнали враги, – продолжил конспирологическую теорию Сэм.

– Ага, чтобы потом жахнуть по ним по всем, чтобы разом списать все кредиты, взятые втридорога у МВФ! – уже смеясь, подхватил бармен.

– Сэм, вот она, самая главная тайна современной России, – надо что-то такое замутить, чтобы всем стало так же, как нам сейчас. Если ты действительно шпион, можешь бросать все – миссия выполнена, телеграфируй шефу.

– А что, он шпион? – не понял шутки Анатолич, но потом, видя надутые и красные от сдерживаемого смеха лица друзей и поняв, что его разыгрывают, махнул на них полотенцем и включил очередные новости, которые рассказывали о запуске опытной программы по «телепортации человека» на орбиту Юпитера.

– Кстати, Анатолич, налей пивка, – отряхивая руки от рыбьей чешуи, попросил Иван. – А рыбка действительно хороша. – Чувствовалось, что его настроение пошло на поправку.

– …На этой неделе более шести миллионов москвичей, – вещал ведущий с экрана телевизора, – проигнорировав условия самоизоляции, покидали свои дома на четыре часа и более. Оперативный штаб напоминает, что нарушение условий самоизоляции, ввиду серьезной угрозы эпидемиологической ситуации в стране в целом и Москве в частности, создает реальную опасность заражения родственников, друзей, коллег. Правительство еще раз напоминает и убедительно просит: оставайтесь дома, это пока единственный и самый действенный способ победить эпидемию…

– Да ну тьфу на вас! – разозлился на новость Иван. – Что за дурной народ эти москвичи! Им же сказали – сидеть дома, а они шастают по городу, заражают налево и направо. Чтоб им пусто было!

– …А теперь переносимся в самое эпохальное место, возможно самой важной вехи всей истории человечества. Именно сейчас здесь пишется новая история современной России. На возрожденном Таганрогском комбайновом заводе с конвейерной линии сошел первый комбайн нового поколения…

– Анатолич, уважь, переключи на другой канал, – сморщившись, словно от зубной боли, попросил бармена Иван.

– И чего это я, там же другой канал! – всплеснул руками Анатолич, схватил пульт и судорожно нажал нужную кнопку.

– …Мы снова возвращаемся на орбиту Меркурия, на планету, которая стала синонимом прогресса и надежды человечества на новое будущее в новых солнечных системах! На планету, которая подарит человечеству новую родину и даст старт homo sapiens в уже такую доступную эволюцию в homo galactic. И вот он, такой долгожданный момент, которого ждала ни много ни мало вся цивилизация «человека разумного». Сегодняшний эксперимент поставит большой знак равенства между человеком и звездами, определив ближайшее будущее всего населения Земли! И уже через какую-то минуту поднимется вон тот флажок условного включателя и мы станем свидетелями произошедшего, не побоюсь этого слова, научного чуда, способствующего первому шагу на рубежи дальнего космоса! А вот и обещанное чудо, мы видим, как флажок включателя пополз вверх, включая камеру телепортации на обещанные шестьдесят процентов, необходимые для перемещения условного пассажира на почти миллиард километров, на орбиту Юпитера! Но смотрите, что-то происходит. Скорее всего, это так было задумано, хотя и вызывает большие сомнения. О боже!..

Все, кто был в то время в трактире, невзирая на проливной ливень, выскочили на улицу в надежде разглядеть начало катастрофы или хоть что-то разглядеть, что может указать на правдивость новости. Но то ли тучи заслонили своей монументальностью все небо, то ли планета развернулась от Солнца обратной стороной, но они так и не смогли в ту ночь хоть что-то разглядеть, чтобы опередить первые выводы своей субъективности. Видимо, судьба всей глубинки состояла в том, что любой довод, сформированный вне досягаемости ощущений ее жителей, не укладывался в миропонимание самих этих жителей. А потому любое событие, случившееся не где-то рядом, а за «рубежом» досягаемости их оценки «если сам не видел – значит, не было», представляло собой смысл выдуманный, а порой и враждебный, если пытался своим содержанием повлиять на их устоявшуюся философию. Мужики еще немного постояли под дождем, покрякали на неудобное свое положение и потянулись в трактир за порцией знакомых убеждений и пива.

Так и не дождавшись обещанного чуда и чувствуя, что, кроме приятной компании, они тут занимаются банальной потерей времени, Сэм и Иван решили распрощаться со всей компанией и Анатоличем и попытаться добраться до своих домов. Ивану это оказалось проще, потому что его дом находился всего в паре сотен метров от трактира, чего не скажешь о доме Сэма. Иван, чувствуя затруднительную ситуацию, пригласил товарища переночевать у них, и после непродолжительных уговоров тот согласился и они пешком, ввиду бесполезности сейчас пикапа, скача по лужам и со смехом матерясь на обстоятельства, направились к дому. Там их встретила жена Ивана, Мария, которая, судя по виду, не ложилась спать, ожидая своего благоверного, и уже хотела броситься обнять его, как заметила Сэма, сконфуженно наблюдавшего за этой сценой.

– Маш, Сэм сегодня у нас переночует, ты постели ему на кухне, – Иван, чувствуя эмоции своей жены, незаметно улыбнулся, ощущая разливающееся тепло по организму. Она опустила взгляд, пряча сверкавшие глаза, и пригласила Сэма за собой, показывая ему на постель. Она и сама все прекрасно понимала, тем более что гостеприимство обязывало, а их с Иваном дела могли подождать до завтра. Снаружи, утихая и смиряясь, булькал по лужам крупными каплями дождь, сходя на нет и уступая обычной для сентябрьской осени погоде.

А утром их ждал солнечный день, который распалился жарой и никак не напоминал осенний месяц. В открытом настежь окне стоял, студясь, яблочный пирог, а птичий щебет зазывал обратно лето. Сэм поднялся с постели и понял, что попал в прошлое, на два месяца назад, в июль. Тогда также пахло природой. Он выглянул из окна во двор, нашел глазами Ивана, который нашел сухое место, несмотря на поливавший всю ночь дождь, и сейчас возился с детворой в саду, крикнул ему:

– Иван, что случилось? – Он хотел другой вопрос задать, о том, почему так жарко, а еще, может быть, о том, почему у него ощущение дежавю, но задал именно этот вопрос, как-то само вырвалось. Вместо ответа Иван ткнул пальцем в небо, указывая на что-то. Сэм проследил за знаком и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Кажется, что все произошло совсем недавно, как будто бы вчера. Вчера они сидели в трактире, разговаривали, слушали новости и пили пиво. И казалось, что все это пройдет, как и раньше проходило, мимо них, как всегда сосредоточившись своим негативом на столицах государств и на Москве. Куда им, таким вечно далеким, никому не известным и не нужным, до проблем глобальных, интересующих «все человечество»? Про них, про эту землю, «все человечество» вспоминало только в двух случаях – когда нужно было «правильно» проголосовать и когда вдруг находили что-то лишнее, что очень мешало местным жить, и поэтому это вырубалось, оптимизировалось или внедрялись инновации.

Так они думали и тогда. Они знали, если к ним пришла «цивилизация» – значит, кому-то в Москве вдруг стало тесно и ему захотелось вселенской любви и славы. А может, и власти. А как еще этого добиться, если не через очередной кризис, поставить народ перед лицом страха всепоглощающей анархии и бесконтрольного беспредела. Они это прекрасно понимали, а также и то, что от них ничего не зависело, впрочем, как и от сотен миллионов, проживающих в стране и не ждущих свершений народолюбия.

– Они как болезнь. Народ переболеет одной, и вроде со временем станет легче – попривыкнет. Но вдруг повеет сквозняком – и снова трясет в лихорадке. Уже пробовали лечить антибиотиками реформ, анестезией обещаний, но, наверное, болезнь прогрессирует, поражая все больше «хороших» и «просто хороших» людей, которые «хотели все изменить», идя во власть. Впрочем, все уже знают: голосуй не голосуй, все равно получишь…

Так говорил Анатолич, философ бутылок и стаканов. Ему было видней, ведь он черпал свою мудрость не из черствого ящика, льющего галлонами черную липкую ложь, а от людей, тех, кто имел свое мнение, живя на своей земле.

Сэм посмотрел на своего пса и позавидовал его блаженному неведенью, дотянулся до радио и включил. И снова раздался тот самый мелодичный сигнал, и голос, звонкий и радостный, возвестил всему оставшемуся миру:

– И снова здравствуйте. С вами я, единственный выживший радиоведущий на этой планете, Ник Пензиас. И сегодня мы поговорим словами моего хорошего друга, ныне и во веки веков ему аминь, Джона Соера о единении с самим собой. Итак, включаю запись. – На заднем фоне что-то щелкнуло и приятным, спокойным баритоном поплыло в пространство:

– Вот оно! Все равны, всем одинаково во всей вселенной! Больше никто не получит больше, потому что невозможно купить то, что нематериально. Это невещественное сейчас абсолютно в тренде. Люди долго шли к тому, что деньги не приносят желаемого и не имеют значения. Особенно тогда, когда вдруг понимаешь, что на них не купить спасения. А еще душу. – Слышно было, как Джон Соер затягивался сигаретой и выдыхал дым, наслаждаясь этой минутой славы.

– Душу не купить и не продать. Да и у кого она осталась? Кто-то вообще ей пользовался? А если пользовался, то как давно это было? В современном и благословенном мире все то, что нельзя почувствовать, потрогать, – не нужно, а значит, неспособно синтезировать новые удовольствия. А что душа могла родить, кроме безумных совестливых криков? Нет, такое только мешает принимать философию потребления, хлебать из чана сиюминутные выгоды и бесценные блага. Расточительно жить жизнью узника совести и морали, если это не сулит шальные выгоды.

– А как оказалось, душа – самое ценное, что есть у человека, хоть и непонятно, сколько это может стоить. Неожиданно за душу, за ее наличие, вас спасут. Словно в стакан, вам нальют еще времени, чтобы смогли немного пожить в будущем. Пожить в новом мире.

– Итак, душа нужна для рая? Или куда их забирают, спасенных?

– На сегодня все! С вами был единственный выживший радиоведущий на этой планете Ник Пензиас. До новых встреч!

Радио зашипело и отключилось. Сэм почесал за ухом пса и продолжил размышлять о своем:

– Но тогда ошиблись все, и Анатолич, в мудрости своей занимающий вакантную должность бармена, и те, что в Москве, продающие право на жизнь миллионам. Болезнь действительно была, и то, что от нее вначале просто умирали, было даром небес, потому что то, что стало потом с теми, кто «условно» выздоровел, стало настоящей карой.

И еще был бог, который, вконец растревоженный просьбами и молитвами переживающих за вселенское большинство, а оттого с пустой мошной, как всегда просящей, но не дающей, людской массы, называемой народом, решил враз решить беды всех и одарить последним исполнением верующих всей Земли. Но, видимо из-за того, что практики у него последнее время было недостаточно, бог в своем благом намерении перестарался и дал больше, чем просили, ускорив гибель родительской звезды посредством рук человеческих, случайно ускорив приход Страшного суда. Оценив труды свои, он снова погряз в роскоши и неге просящих, властью наделенных и способных позолотить «ручку». Принял свое естественное величие в праздности и неге.

Теперь уже всем было не до того, что случится с планетой, Солнцем и никому теперь не нужным прошлым, историей. Теперь каждый думал о себе и спасении, если не души, так бесценного ее хранилища – тела. Первый раз в истории цивилизации, от генезиса до евгеники, человек не думал о способах обогащения и победы над природой, не пытался стать лучше с целью завоевать все вокруг. Ему было достаточно оставаться в живых.

После того как рукотворная сингулярность появилась у Солнца, погода резко начала меняться. Там, где раньше была пустыня, – температура поднялась вдвое, а пески захватили еще большую площадь, сгоняя людей с нажитых земель. Там, где были острова и рай земной, – осталось только море и водная гладь. А у них в Сибирь пришла благодать в виде вечной весны и обильного урожая. Так бы и потянулись к ним люди со всех концов света, да вот уже тянуться осталось почти некому, а тем, кто еще был жив, угрожала со всех сторон пандемия и «условно» выздоровевшие. Так и остался их поселок белым пятном благополучия на карте всеобщего отчаяния и хаоса.

А солнце уже перестало быть для кого-то богом и лучезарным, превращаясь с каждым днем в разгневанного монстра, сжигающего своими лучами землю, выжигая жизнь. Но и это, ужасное и предвещающее только одно событие – смерть, не так сильно пугало людей, как противоестественность черной дыры, объекта, не оставляющего после себя ничего, даже света, даже памяти о случившемся. Уже не годы, прожитые одним человеком, тысячелетия человечества и сотни миллионов лет жизни уйдут в небытие, в черную бездну неизвестности.