Глава VIII. Часть II
Настал тот день и тот час, которого я боялся больше всего иного на этом свете. Нам нужно было выдвигаться к этому чёртовому автобусу уже сейчас, иначе бы мы опоздали, что могло бы означать нашу смерть, чего, разумеется, не хотелось. Моё прекрасное настроение вмиг сменилось унынием из-за своей безысходности. Я столкнулся с дилеммой: я не смогу жить в мире без Марии, но остаться здесь я тоже не могу, ведь тоже не смогу жить, но уже как физическое тело. В моём мире меня никто не ждёт и нигде не жалуют; тут же мне дали надежду на счастливую жизнь, но теперь эти высшие силы решают у меня её забрать.
– “Так нельзя поступать! Нет, я найду выход! Я не буду возвращаться домой, во что бы то ни стало. Я буду экспериментировать с этой Вселенной, а ценой будет моя жизнь, но цель – остаться с Марией, это ли не оправдание?” – думал про себя в волнении я.
«Она буквально лишила меня рассудка, ведь меня уже не волновало то, о чём мне говорили и о чём писали в книге, дескать, эта Вселенная меня убьёт. Абсурд!» – говорил в протест этому я, но, разумеется, не вслух.
Разломы пространства учащались, но были не совсем уж и глобальными, как тот, что случился, когда мы были в сквере, но это всё равно могло быть свидетельством начала конца
– Нам пора идти, – грустно констатировала до сих пор сидящая на подоконнике Мария.
– Несомненно.
Без всяких слов мы в спешке оделись и покинули дом, это был первый и последний раз моего нахождения здесь. Мы шли, держа друг друга за руки, туда, где должен был находиться тот Автобус Перемещения в Привычный мир, по словам Леона. Когда мы шли по улице, из-под наших ног беспрестанно пропадала земля, а вскоре являлась вновь. Пространство разламывалось всё чаще. Воздух становился непрозрачным, а день лихорадочно сменялся ночью и аналогично в обратном порядке – таким образом Вселенная напоминала нам нашем обречении и о неизбежности грядущего. Машины на дорогах развивали свою скорость до таинственной бесконечности, которая так резко стала нам под стать. С другими прохожими, что бессмысленно брели по пустой, но уже полной улице, но шли они противоположно нашему движению, ситуация была самая необычная: прохожие были одним и тем же человеком, но через секунду – это уже другое лицо и другой человек, который, наверное, тоже имеет свою, такую же запутанную историю. Людей на улице становилось мало, но один миг – и они уже занимают всё свободное пространство между мной и Марией настолько, что нам становится трудно вбирать в наши много повидавшие лёгкие воздух, которые уже давно находятся в смятении, которые отказывались от своей в роли среди других составляющих человеческого организма, казалось, они начинали жить собственной, независимой от своего владельца жизнью; они хотели быть важнее, но это было лишь их глупое, бездарное, больное мнение.
Mon chér lecteur15, на этом моменте мой разум стал терять способность осознания всего происходящего, и мои мысли буквально пустились в пляс, напрочь лишая меня возможности быть верным своему уму, ведь в такие моменты, однако, самому хочется потерять всякий рассудок. Давайте же продолжим.
Мы остановились на том, что я и Мария бежали на своё “спасение”, стараясь не опоздать, но, по моему мнению, время в этом пространстве учитывать было совсем глупо. Сейчас время шло очень непредсказуемо, как наша планета изменяла свою линейную скорость или переходила на другую орбиту своего движения вокруг многоуважаемой звезды.
– “Я совсем не могу думать, мысли в голове совсем не держатся” – такое я говорил сам про себя, ведь действительно мой разум был затуманен из-за волнения в связи со скорой грядущей непростительной потерей Марии, потерей самого себе. Мне хотелось верить до конца, что мой мир уже не существует, что он наконец канул в небытие, и тогда этот мир сжалится и отпустит меня в мир Марии, но с каждой секундой становилось ясно, что это было не так, но мысль об этом облегчала и успокаивала меня; не нужен был мне этот треклятый автобус с этими проклятыми измерениями. Я бы ввёл новое понятие в классическую физику: понятие о тех мирах, что совсем не настоящие, мнимые, иллюзорные: в них нет ни Марии, ни всего того, что радует меня.
Мы шли, рассекая бесконечно сильный ветер, срывающий вывески магазинов, что так красиво светились по ночам и радовали меня в тот момент. Ветер прекращался, но начинался дождь, затем ветер усиливался, а дождь – прекращался. Сгущался туман, закручивались смерчи, а кроны деревьев сходили с ума от беспрестанного изменения направления ветра. Ночь была ярче дня, а день темнее самой тёмной ночи. Все звуки (в их числе были и наши голоса) искажались, словно бы действовал эффект Доплера, но мы не двигались, безуспешно пытаясь пробиться сквозь невидимые преграды. Но когда ветер ненадолго прекращался, мы смогли хоть и не на много, но продвинуться. Но вот явил себя тот самый автобус Марии, которая, только завидев его, еще сильнее сжала мою руку с явным нежеланием её отпускать. Но тут же случилось нечто странное: и без того нестабильное небо словно разорвалось на клочья, а ударная волна от этого настоящего разлома поразила меня и Марию, а также автобус, откинув его на небольшую дистанцию, который, впрочем, вмиг вновь оказался на колесах, весь невредимый. Мои уши слышали лишь предательский писк, из-за чего я не смог расслышать того, что говорила Мария, которая, кажется, тоже была оглушена не менее меня. Но Мария была слишком взволнована, чрезвычайно волновалась – это было заметно по её речи, но слова не доходили до меня. Мария не отпускала мою руку и в этот момент, держала её как родную. Слух всё никак не возвращался, а я привык к непрестанному писку. Я оглянулся вокруг: всё было ужасно: деревья срывались сильнейшим ветром, машины, что стояли припаркованные у бордюра, переворачивались и превращались в кучку пыли, которая мигом сносилась ветром, вдалеке виднелась закручивающаяся воронка смерча, которая сходилась в ту небесную трещину, мир уничтожался, как и говорили Леон и Эрнест (кстати, где же они были в этот момент? Думаю, уже сбежали), справа же…
– “Огромная волна пыли, скоро накроет, что ведь делать?” – прошла разумная мысль в моей сумасшедшей голове.
На нас действительно шла невероятных размеров волна пыли. Те места, что уже накрыло пылью, было совсем не видно. Хоть мы и ничего не слышали, я всё равно смог показать Марии, что близится беда. Я взял вторую руку Марии и начал отводить её под автобусную остановку, чтобы спрятаться от пыли, но не успел. Пыль накрыла нас, а я перестал ощущать руки Марии в своих. Вокруг вновь стало темно, а под ногами пусто, как в том сне, я снова свободно падал, а слух, кажется, снова вернулся ко мне.
– И снова ты здесь, наконец-таки, – заговорил тот голос, что я слышал во сне и владельца которого я встретил во время разлома в сквере.
– Да, c'est comme ça16, я здесь, но слушать вас не намерен. Где Мария? – выходя из себя говорил я.
– Разве это так важно? Разве ты не должен больше волноваться о том, что я, например, твоя смерть или, может быть, я могу сделать с твоей Марией то, о чём ты даже подумать боишься?
– Это намного важнее ваших глупых разломов, которые не несут никакой пользы ни вам, ни мне.
– Как это не несут? Они ведь показывают вам, что вы натворили! Вы должны были понять, что именно из-за вас весь этот мир разламывается: каждый прибывший из другого мира человек, который находится здесь, оказывает на этот мир чрезвычайно огромное давление, но его обычно всегда хватало, но вы, занимаясь своими расследованиями, своими чувствами, просто уничтожаете его. Он не выдерживает всей этой нагрузки. Теперь же мир уничтожает вас, а я лишь пытаюсь вам помочь остаться в живых.
– То есть вы следили за нами, верно? – спрашивал я, но меня как бы и не слышали вовсе.
– Даже эти… Как их зовут? А, верно, Леон и, кажется, Эрнест не так сильно нагружают этот мир, как нагружаете его вы своей “любовью”! Я пытаюсь сделать так, чтобы у вас появилось время вернуться, ведь ты, отдавая всё свое время своей “возлюбленной” (эта фигура сказала об этом как-то слащаво), совсем забыл о себе. Ты ведь и не успеешь вернуться к себе, коль так сильно хочешь отпустить Марию с её воспоминаниями в дальний путь.
– А разве я говорил, что собираюсь возвращаться? Да и фамильярничать, пожалуй, было опрометчиво.
Я понимал, что Мария никуда не пропадала, а лишь находится в одном из пространств, и виной этому, кажется, был тот силуэт. Я, сквозь боль и трудности, открыл глаза и увидел перед собой этот тёмный силуэт, скрывающий себя за развевающимся из-за ветра плащом.
– И как же это понимать?
– Именно в том смысле, в котором я интерпретирую свою мысль. Да, я не собираюсь возвращаться в тот мир, в котором меня и вовсе не ждут; ведь какой же в нём для меня смысл, если там всё течёт беспрестанно и неизменно, как ветки, бренно плывущие по течению?
– А ты, значит, ветка, свернувшая с течения?
– Значит – ветка.
Силы вновь вернулись ко мне, и я смог подойти к этой таинственной персоне.
– Ты знаешь, что делаешь? – спросила она, когда я медленно к ней подходил, чего она, кажется, не заметила.
– Я не знаю, но я рискую, сильно рискую. Но ведь нельзя мне жить там, как ведь? Мне нужно каждое утро просыпаться и вспоминать всё то, что было за эту неделю, всю оставшуюся жизнь там? Увольте, не хочу.
– Пожалуй, ты прав, это очень тяжкая жизнь, чего не стоит.
Место, в котором мы находились, было невероятно необычным: было слишком пусто – вокруг ни души – под нашими ногами было что-то очень крепкое и идеально ровное, простирающееся на километры вдаль; небо здесь имело фиолетовый отлив из-за постоянно сверкающих молний, из-за чего создавалась неординарная атмосфера. Я продолжал подходить к этому человеку.
– Незачем так красться, я ведь вижу, что ты идёшь.
Персона повернулась и откинула свой капюшон. Это была девушка, которую я не успел рассмотреть во время разлома в сквере, у неё были не слишком длинные беспорядочные волосы рыжего цвета (но во время молний они казались полностью фиолетовыми, странно). Глаза её были нешироки, но выразительны, а лицо было как-бы вытянуто по вертикали.
– Меня зовут София; и я, наверное, такой же попаданец, как и вы? Я попала сюда очень давно непонятным образом (честно говоря, не помню), выбраться отсюда я так и не смогла, но взамен этого, изучая структуру этой Вселенной, я получила некоторые возможности, которые неосуществимы в моём привычном мире, как вы его называете (впрочем, мир уже не привычный). Мне стало жаль, что вы теряете такую возможность вернуться к своим друзьям, семье, к своей учёбе или работе, на которую так мечтали устроиться. Но мало того, что вы упускаете этот момент, вы упускаете и шанс спастись – за это мне и жаль. Я научилась избегать уничтожения этого мира путём обычного перехода в другой мир (да, я, скажем, теперь бегаю по этим пустым мирам), но вам это точно не под силу: страшно представить, как мир отреагирует на такую огромную нагрузку в виде двух таких сверхлюдей.
– Приятно познакомиться, София. Я рад, что вы меня понимаете. Я буду экспериментировать, и я понимаю, что на кону стоит моя жизнь, но цель-то тоже не такая уж и простая. Кстати, у тебя довольно неплохая… магия?
– Благодарю, недаром я здесь целую кучу времени потратила. Так, теперь я тебя верну на то же место, откуда забрала тебя. Удачи!
– Спасибо!
Я не успел договорить слово, как упал в бездну и снова падал. Честно говоря, мне уже надоело постоянно пересекать всю бездну. Спустя несколько минут падения, я наконец ощутил свой вес и руку Марии. Не прошла и секунда с того момента, как нас накрыла волна пыли, которой уже и нет вовсе. Я сжал руку Марии от радости, из-за чего она как-то очень удивленно посмотрела на меня.
– Всё хорошо? – спросила она.
– Да, всё просто замечательно, относительно, – ответил я.
Времени оставалось всё меньше – это я понимал по своим часам, которые решили пойти против своей стрелки, показывая мне 0:15, что бы это ни значило.
– Нам нужно срочно идти к автобусу. Погодите… Вы видите это? Там…
Вновь разрыв в небе, но ударной волны не последовало, хотя хлопок каким-то нефизическим образом достиг наших уставших ушей, вновь лишая нас такого прекрасного ощущение, как слух.
Последняя глава
“Жизнь – вечность, смерть – лишь миг!”
“Странный человек” – Действие III
Михаил Юрьевич Лермонтов
Перед нами стоял автобус, который должен был отправить Марию в тот мир, где не будет меня. Этот автобус практически совсем не отличался от тех, что просто развозили пассажиров в городе – именно от этого веяло чем-то определённо недобрым и зловещим. Заглянув в окно автобуса, я не заметил в нём водителя, а автобус сам по себе казался нерабочим из-за тех ударных волн, но вскоре, каким-то неведомым образом, он начал подавать признаки своей работоспособности: сначала зажглись тёплые старые фары, а затем заревел двигатель.
– Как жаль, что нам придётся оставить друг друга именно в такой момент, – всхлипывала Мария. – Но, погоди, судя по всему, времени совсем не осталось! Как вы вернётесь к автобусу, если до него точно не меньше километра?! Да вы ведь попросту не успеете! Феликс!
– Ничего… Я успею, несомненно, успею…
– Но вы знаете, что с вами будет, если вы не успеете?
– Конечно знаю, всё идёт по плану…
– Ужасный глупец, но как же так? – Мария уже плакала, не скрывая своих слёз, кажется, теперь понимая мой план
Мария подбежала ко мне и обняла слишком сильно, как мне показалось. Через эти объятия я смог прочувствовать всю печаль, таившуюся в глубине души Марии, всё её волнение, что вызывало в неё дрожь, можно было ощутить в пульсации её горячего сердца. Но затем время, выделенное для нас, подошло к концу, как на железнодорожном вокзале заканчивается время посадки, заставляя закончить прощание с уезжающим, но такая метафора слишком проста для того, чтобы описать всю трагичность ситуации. Марии лишь оставалось зайти в автобус и отправиться в путь. Признаюсь, мне не хотелось отпускать Марию из своих рук – я бы обнимал её целую вечность в этом мире, но что-то было явно против моего желания, потому что третий разрыв, принесший вновь ударную волну, оттолкнул меня от Марии, оставив мои руки пустыми, а я, в свою очередь, довольно больно ударился спиной об асфальт. Мария, чьё лицо было мокрое из-за слёз, очень грустно посмотрев на меня, сказала: “Прощай!”. Я ещё не оправился от удара: перед глазами была туманная пелена, но я смог увидеть и услышать Марию. Слеза скатилась с моих глаз. Когда Мария подошла к автобусу, его двери отворились, давая возможность попасть внутрь. Мария своей небольшой ногой наступила на первую ступень автобуса, но реакция от него последовала незамедлительная: он начал неистово вибрировать и шуметь. Шум нарастал, а затем от него и вовсе раздалось подобие взрыва, которое окончательно снесло все оставшиеся рядом стоящие деревья с их корнями. Я продолжал лежать на земле, обессиленный и лишённый возможности стоять – сил мне хватило лишь на поднятие головы. Мария полностью зашла в автобус и смотрела на меня через открытую дверь, но момент – и дверь закрывается. Это последний момент, когда я вижу Марию. Время будто вновь замедлилось, а видеть Марию я мог всё меньше и меньше с каждой тысячной долей секунды. Двигатель автобуса завёлся, раздаваясь на весь город, на весь континент и на весь мир; а затем он начал своё движение. Всё было кончено: Мария на моих глазах покидала этот мир, и я её больше никогда не увижу. Я наблюдал, как автобус набирал свою скорость, двигаясь с огромным ускорением, сносил всё препятствующее на его пути и всё то, что просто находилось рядом, уничтожал дорогу по мере своего движения. Теперь же автобус и Мария исчезли навсегда – действительно исчезли, вне всякого разлома.
Когда автобус удалился достаточно далеко, мои наручные часы начали безумно вибрировать (хотя сами по себе такой функцией не располагали), даже причиняя мне боль. Я пытался их снять, но это никак не увенчалось успехом – они намертво сидели на моей руке. Лишь когда я, разгневавшись на них и на всё остальное, ударил по ним камнем настолько сильно, что даже сумел ненарочито поранить свою руку, они с треском разбились и упали на асфальт, распадаясь на маленькие осколки стекла. На разбитом циферблате я заметил “0:02”.
– “Похоже, это конец, долгожданная кульминация…” – подумал про себя я.
На мгновения я мог разглядеть вдали самый обычный мир, который не разламывается, который никак не был задет всем этим хаосом, но, вероятнее всего, это были лишь галлюцинации моего по-настоящему умирающего разума. Этот мир окончательно рушился: могущественные горы превращались в пыль, оставляя под собой бездну, мосты рушились и с плеском падали в воду из-за еще действовавшего законов Архимеда и всемирного тяготения, земля беспрестанно тряслась под ногами, а высокие здания обламывались и падали на крыши автобусных остановок и машин. Попасть вовремя на свой автобус и спастись, как хотела София, я уже не мог физически, потому что уже создавалось впечатление, что земля уйдёт из-под моих ног скорее, чем уйдет автобус, если он уже не ушёл. Мне оставалось только лежать на мокром и разбитом асфальте, ожидая своей неизбежной участи. Даже малейшее желание вернуться в свой мир, навязанное мне, наверное, инстинктом самосохранения, с отъездом Марии становилось никчёмным. Меня могло расслабить лишь ощущение того, что Мария была в безопасности и ей более не грозит кошмарное разрушение этого мира.
Спина болела всё больше и больше, настолько, что терпеть это становилось невозможно. Чтобы хоть как-то уменьшить боль, я перевернулся на бок. В глазах была лишь муть, поэтому я их закрыл, а затем почувствовал, как провалился куда-то сквозь своё сознание. В этот же самый момент я рассмотрел все сценарии и решил для себя, что это что-то вроде предсмертных галлюцинаций – вечный “рай” для таких отчаянных попаданцев, каким был я. Открыв глаза, я не заметил ни райских садов, ни ярких белых одеяний людей – я видел лишь тьму, а в этой тьме стояла девушка с рыжими волосами, кажется, София.
– Работает! Кажется… Всё будет хорошо, – говорила она.
– “Я уже совсем с ума сошёл” – думал я.
Затем резкий толчок в больной спине – и вновь тьма.
– Ну, что же ты? Что с тобой? – мне послышался крайне знакомый голос из этой пустоты, а в нос мне ударил свежий воздух.
– Что это еще за новости? Кто это говорит?
– Ты меня не узнал, что ли? – усмехнулся голосом девушки какой-то человек.
– Чёрт, я точно умер – у меня самые настоящие галлюцинации, бедный мой разум, – сходил с ума я. – Мария, это ты?
– Oui17, верно. Это именно я! – восторженным голосом сказала Мария, кажется, даже легко похлопывая в ладони.
– Такого не может быть, мне определённо это кажется.
– Так отвори глаза, mon cher18.
Идея была действительно хорошая. Я открыл глаза: пустота, в которой я был совсем недавно поглощён, растворилась, а вокруг всё было невредимо. Передо мной и вправду стояла самая настоящая Мария.
– Но каким образом? Совсем недавно здесь всё было разрушена, а ты села в свой автобус и вернулась в свой мир, разве не так?
– Формально, c’est comme ça19, но кто запрещал мне сходить с автобуса? Ты, глупец, буквально пожертвовал своей жизнью, но ради какой цели, неужели ради меня? Милый мой, я не могла тебя здесь так просто оставить, – сильно смутилась Мария.
Я встал и самую малость оправился. Вокруг всё было абсолютно так же, как и раньше, до разломов: горы вернули своё место, а мосты вновь любезно пропускали водителей через реки. Спина уже не болела, а все царапины, что я получил во время разлома, затянулись. Часы с целым циферблатом вернулись ко мне на руку, на этот раз показывая нормальное время. Мария вновь выглядела безупречно, впрочем, как и всегда. Мне трудно было поверить в это.
– Ох, мне ещё трудно отойти от этого, ну, а что с Эрнест и Леоном?
– Судя по всему, они уже вернулись в свои миры, поэтому их искать здесь будет немного нецелесообразно.
– Ну… А как же… Мы ведь должны были пропасть, то есть мир должен был превратить нас в пыль, разве нет? По той ведь теории…
– Значит, теория эта – неверная.
– Как же я рад это слышать, Мария, ты точно не можешь этот представить, – восторженно сказал я. – Я всё еще не могу откинуть мысль о том, что я умер и это мне лишь кажется…
– Глупая мысль, это очень глупая мысль.
Я обнял Марию, казалось, сквозь целые миры, против желания самой Вселенной. Каждый раз, когда я обнимал Марию и погружался в эти объятия, весь окружающий меня мир пропадал, оставляя за собой лишь космос – это было единственное различие этого мира от моего.
– Стоит сказать, мир перестал разламываться. Стало всё стабильнее, что ли. Но этот случай, конечно, частный, – усмехнулась Мария.
Я заметил, что мы находились на одной из крупнейших улиц города, хотя я так и не смог узнать её в разрушенном виде, но я, скорее всего, просто не обратил на неё внимания, ведь был очень взволнован, из-за чего мне было вовсе не до рассмотрения улицы. Моё сердце всё еще стучало в бешеном ритме, всё никак не успевая отойти от выброса адреналина в кровь, а теперь же этот ритм поддерживал и тот факт, что мы стояли и не отпускали друг друга из рук на всеобщем обозрении. Но проходящие мимо люди совсем не обращали на это свое внимание, но в любом случае их мнение было мне лишь по колено, нежели раньше. Я потерял Марию и, кажется, смог смириться с разлукой и даже смертью, чего не скажешь о Марии – она смириться не смогла – в этом она меня значительно превзошла. Я наконец отпустил Марию из своих рук и увидел, насколько же сильно она была красна. Признаюсь, она выглядела чрезмерно мило, и я не буду лгать, если скажу, что всё то смущение, которое я видел на ней ранее, не сможет сравниться с тем, что прямо сейчас я вижу перед собой. Не могу знать наверное, что же так влияло на Марию: сам момент или люди вокруг; но это всё равно было прекрасно.
– Феликс, давайте пойдём в тот сквер, куда мы ходили на днях? – самым милейшим образом упрашивала меня Мария. – Я так не хочу прямо сейчас возвращаться домой.
– Конечно пойдём, я тоже не хочу возвращаться.
Даже договорившись пойти в сквер, мы всё равно пошли куда глядели глаза, занятые разговорами, которые звучали как те, что происходят после годов разлуки – но в нашем случае это время можно было считать вечностью.
– Как получилось, что вы смогли сойти с автобуса?
– На самом деле, я не горела особым желанием на него заходить, но всё-таки страх сделал своё, и я, даже того не осознав, зашла на ступеньку, а когда оттёрлась от слёз и поняла, что сделала, двери уже захлопнулись. Я понимаю, что смысла оставаться в этом мире не было, но я сразу-то поняла, что вы умом совсем тронулись и вернуться не сможете, а мне вот жалко вас, эгоиста, стало, – посмеялась Мария, чтобы еле заметно указать, что это была такая шутка, впрочем, обидная. – Водителя в автобусе не было, поэтому просить об остановке было некого, да и, впрочем, бесполезно. С горя я стала руками бить по стеклу, но оно, как назло, ничем не билось, как бы я не пыталась. Затем, когда автобус достаточно разогнался, мои руки обессилели, а в глазах потемнело, и я, похоже, потеряла сознание; представляешь, в такой-то момент! Когда я очнулась, вокруг меня было хоть глаз выколи и безмолвно, а затем мне привиделось, что посреди этой темноты стояла какая-то девушка и о чём-то говорила, но разобрать её слов я не смогла – слишком слабая была.
Я понял, о какой девушке шла речь, но акцентировать на этом внимание не стал. Погода вокруг была много прекраснее той смертоносной, которой являлась буквально час назад: птицы надрывали свои голосовые аппараты, отдавая продуктом свои природные песни, а солнце, не перекрытое облаками, только подбадривало их глас. Сотни людей и машин проезжали мимо нас, но мы на них не обращали ни толики своего внимания, отдавая предпочтение лишь друг другу, но тот театр, который неожиданно вырос перед нами и в котором мы совсем недавно смотрели выступление актёров, сумел нас отвлечь.
– Я всё вспоминаю тот день, когда мы смотрели здесь постановку, – ностальгически вздыхая, высказался я. – Погоди-ка, что это? Мария, подойдите сюда, пожалуйста.
Меня заинтересовала афиша, размещённая на доске с объявлениями. На афише было изображено крупным планом лицо известного в моё время музыканта – В.Р.Ц., фотографию которого я совсем не ожидал увидеть здесь. Под фотографией было написано: “Легендарный В.Р.Ц. и его группа. Большой концерт 14-го декабря. Вход свободный!”
– Невероятно! – подскочив ко мне, взвизгнула Мария.
– Да, вот и я тоже немало удивлён.
– Значит, есть и другие различия! – сказала Мария, широко улыбнувшись.
Всё наше удивление заключалось в том, что в моём мире и, судя по всему, в мире Марии эта группа прекратила свою деятельность в связи со смертью вокалиста группы, но здесь же этот вокалист, похоже, жил себе прекрасно.
– Обязательно нужно посетить! – съехидничала Мария.
– Непременно! – подыграл ей я.
Вскоре мы дошли до сквера, совсем не прерывая общение, словно только что стали знакомы. Бессонная ночь и напряжённое утро совсем не сказывались на уровне нашей бодрости. Осмелюсь предположить, что я и Мария взаимно делали друг друга бодрее.
Остаток дня мы провели совместно, лишь ненадолго разойдясь с наступлением ночной темноты, но, переборов её, мы снова встретились в вечернее время в моём доме, где Мария выступила в качестве моего первого гостя за долгое время. Мы читали книги, смотрели фильмы и пели песни, а также пили невероятно вкусный чай, растягивая распитие чаёв на всю ночь. Совсем не замечая проходящего времени, привыкши к тому, что оно в такие моменты останавливалось, мы встретили свой действительно первый изумительный рассвет, который мы так и не смогли заметить буквально сутки назад, всё-таки больше волнуясь о понедельнике, который должен был стать роковым, но который в самый важный момент передумал быть таковым.
– Ой! А что это? Падающая звезда!
– Загадай желание, говорят, сбываются.
Звезда летела на удивление очень долго, никак не сгорая, но затем очень ярко сверкнула, заливая своим светом целую планету, и навсегда погасла. Звезда по имени Солнце.