По дороге Виктор заехал в неприглядный придорожный магазинчик с выцветшей вывеской, где приобрёл «скромные дары»: хлеб, пачку чёрного чая, колбасу, молоко, пакет дешёвого кошачьего корма, бутылку водки для Георгия Никитича и на удивление свежий зефир для Агаты Макаровны. Воняющий псиной, гнилым тряпьём и сигаретами толстый пожилой мужчина, который одновременно являлся и единственным продавцом, и хозяином магазина, не смог отыскать в своей борсетке сдачи, а потому, указав городскому пришельцу на муляж видеокамеры и пригрозив пальцем, удалился на поиски в глубины своих хором. Дожидаться продавца Виктор не стал.

Петляя по узким улочкам дачного посёлка Союз и без конца проклиная каждую яму и кочку, сотрудник отдела ликвидации добрался до нужного адреса. Синий седан Виктор припарковал на соседнем заброшенном участке, забор которого уже много лет, как был пущен местными умельцами на дрова и собачьи будки, а огород ежегодно зарастал сорняками. «Нормальными сорняками», – не преминул бы уточнить Виктор.

Сооружённая умелыми руками калитка не издала не единого звука. Лишь старая беспородная собака лаем известила хозяев о появлении незнакомца, но принюхавшись к специалисту по защите от чужеродной активности, сразу признала своего. Из оборудованного под мастерскую сарая показалась седая голова Георгия Никитича, одетого в серую ветровку и спортивные штаны, заправленные в резиновые сапоги. Он улыбнулся и тщательно вытирая руки чёрной замасленной тряпкой направился навстречу Виктору. На свежевыкрашенную веранду вышла пожилая женщина с полотенцем в руках.

– Добрый день, уважаемые, – сотрудник отдела ликвидации почесал беспородную собаку за ухом, – гостей не ждали?

– Здравствуй, Витенька, – раздался в ответ полный тепла голос Агаты Макаровны.

– Витенька-Витёк, – Георгий, шестидесятидвухлетний столяр и по совместительству учитель труда, поприветствовал старого знакомого крепким рукопожатием, – ну, как оно?

– Да потихоньку, Никитич, – сотрудник отдела ликвидации вручил Агате Макаровне пакет с привезёнными «дарами», – работы в последнее время много, ещё и дома с Элькой ремонт затеяли. В общем, я не скучаю.

– Славно, – столяр, последние двадцать пять лет своей жизни посвятивший изготовлению особых инструментов для сотрудников организации по борьбе с ЧужАк, относился к Виктору и прочим специалистам, как к собственным сыновьям, – дочка-то твоя как?

– Наденька растёт да крепнет, – расплывшись в счастливой улыбке произнёс Виктор, – на следующий год уже в школу пойдёт. А у Вас-то как дела? Наши навещают?

– Ой, навещают, – вздохнула Агата Макаровна, – на днях Тимурка Рудин проведать заезжал, да за чаем банку варенья, гад такой, умял. А до него Савва Беспалов был.

– Хвастал, мол инструментом сорняку башку проломил, отчего орудие-то и поломал, а я ему говорю: «сказочник ты, Савелий, с твоим-то ростом, разве что чудищу до яиц дотянуться можно», – засмеялся Георгий Никитич.

Сам столяр с объектами иного происхождения никогда не встречался, однако, как и Агата Макаровна, ненавидел их всем сердцем. О том, как выглядит сорняк или иное существо он имел чёткое представление из подробных рассказов специалистов по борьбе с ЧужАк.

– Воеводин тоже заезжал, – одарив закашлявшегося супруга укоризненным взглядом, добавила Агата Макаровна, – так может чаю, сынок?

– Не стоит, – отмахнулся Виктор, – времени у меня в обрез, там сорняк очередной завёлся. Так что потом как-нибудь на чай заскочу.

После того, как Агата Макаровна вместе с полным пакетом «даров» скрылась внутри бревенчатого дома, Георгий Никитич вынул из кармана серой ветровки смятую сигарету и спички. Старый столяр подошёл к сооружённой собственными руками скамейке, присел и закурил. Виктор расположился рядом.

– Говоришь, сорняк завёлся, – с горечью в хрипловатом голосе произнёс Георгий Никитич, – гляжу, нынче тварей этих с лихвой наплодилось. Это оттого, что вы, молодёжь, совсем любить разучились. Вам же ж лишь бы телом обладать, да чтоб человек, так сказать, удобным был.

– Что есть, то есть, – согласился Виктор, – ложная любовь для сорняка – самая лучшая почва, а такие удобрения, как ревность, зависть и прочая дрянь уж наверняка из человека чудовище сотворят.

В кратком курсе по истории ЧужАк подробно описано, как в давние времена люди на берегах рек, озёр и прочих водоёмов находили нечто, напоминающее мёртвое дерево с уродливыми безобразными ветвями, между которыми были спрятаны человеческие кости. По началу это воспринималось людьми, как результат странного дикарского ритуала, но позже с развитием науки удалось установить, что и под серой корой ветвей также находятся кости, но нереально деформированные и до неузнаваемости видоизменённые. Некоторое время спустя, уже после учреждения государственной организации по борьбе с ЧужАк, Бурлаков Фёдор Борисович, один из первых сотрудников отдела ликвидации, разыскивая пропавшую при таинственных обстоятельствах девушку, на берегу реки Волга лицом к лицу столкнулся с существом, которое позже описал, как двух с половиной метрового гуманоида с длинными конечностями и серой кожей, покрытой шипами и наростами, напоминающими древесную кору. В лапах того чудовища находился молодой человек. Фёдор Борисович, вооружённый пистолетом ТТ, вступил в бой с неизвестным существом, однако огнестрельное оружие оказалось малоэффективно, а сам Бурлаков едва не погиб. Отступив, сотрудник отдела ликвидации вызвал подкрепление, но ко времени прибытия подмоги гуманоиду удалось скрыться. По версии самого Фёдора Борисовича, существо вместе с жертвой нырнуло в реку и уже не всплыло на поверхность. Тем не менее, в той короткой схватке Бурлакову удалось разглядеть пару важных деталей. Во-первых, он заметил, что шипы, покрывающие тело чудовища, также впивались в кожу молодого человека, который к тому времени, судя по всему, уже скончался от кровопотери или асфиксии. Во-вторых, Фёдора Борисовича повергло в шок то, что в безобразном искажённом ненавистью лице существа он распознал черты не так давно пропавшей девушки. Кем являлся молодой человек, ставший жертвой чудовища, так и осталось загадкой. Таким образом в одном из основополагающих трудов под названием «Классификация и типология объектов иного происхождения (ОИП)» появился раздел, посвящённый объекту иного происхождения №2.

– И вот покоя мне не даёт мысля, что жертвы сорняков до крайнего в любовь веруют, – мусоля сигарету между огрубелыми пальцами проговорил столяр, – ну, видишь же ты, что партнёр твой от беспочвенной ревности кукухой едет, рвёт да мечет, так чего ж не бежишь? Ждёшь, пока на цепь не посадит? Или, не дай Бог, во гневе вконец не прихлопнет?

– Наверное, потому что будущий сорняк далеко не сразу себя выдаёт, – пожал плечами Виктор, – по своей природе это обычно жалкий закомплексованный человечек, втайне за свою слабость ненавидящий всех и вся. И порой такой человечек находит себе пару, начинаются ахи-вздохи, любовь и все дела. До поры до времени всё складывается хорошо, а потом бац… В общем, из-за того, что этот человечек в себе никогда не уверен, то и партнёра своего доверием не балует, до жути боится любви лишиться, до последнего кипящую внутри себя мерзость терпит, однако рано или поздно всё равно срывается и мутирует в сорняка. Вот только к тому моменту, как ревность и прочие напасти вконец изведут нашего героя, будущая жертва, как правило, успевает к нему окончательно прикипеть, оттого и бежать из горящей хаты не торопится.

– Ох же ж, больно складно языком ты чешешь, сынок, – крепкой ладонью хлопнув Виктора по плечу, произнёс Георгий, – тебе бы не за тварями этими гоняться, а книжки учёные писать.

– Скажешь тоже, Никитич, – усмехнулся сотрудник отдела ликвидации, – это я так… иногда размышляю на досуге. Да и для службы полезно характер и повадки этих существ знать.

– И не просто полезно, а жизненно-необходимо, – заметил Георгий Никитич, после чего бросил окурок на землю и раздавил его сапогом, – давай-ка, Витязь, к делу. Ты, видать, ко мне за инструментом заявился или могу чем-то иным подсобить?

– За инструментом, – сказал Виктор, поднявшись со скамейки и стряхнув со штанов древесную стружку, которой на участке старого столяра всегда хватало с избытком.

– Так-с, в таком случае у меня есть то, что тебе нужно. Завалялся у меня тут славный топор, – Георгий Никитич с кряхтением поднялся на ноги и направился к мастерской, – обожди малёхо, сынок. Сейчас принесу.

Старый столяр задержался в сарае лишь на три минуты, в течении которых Виктор размышлял о той единственной особенности, что была присуща таким ценным для сотрудников отдела ликвидации инструментам. Ведь даже огнестрельное оружие не причиняло объектам иного происхождения №2 такого урона, как обыкновенный колун, созданный в атмосфере доверия и искренней любви, что царила в доме Георгия Никитича и Агаты Макаровны. «А сможем ли мы с Эльмирой, в теории, изготовить подобное орудие?», – порой задумывался Виктор. В собственной любви к своей супруге он никогда не сомневался и всецело верил, что его чувства взаимны, однако Георгия Никитича и Агату Макаровну, в отличии от Эльмиры и Виктора, помимо любви, также объединяла и ненависть – лютая и неутихающая ненависть к объектам иного происхождения.

Всё началось с трагедии, случившейся двадцать семь лет назад, когда самого старшего из пяти детей Георгия и Агаты, семнадцатилетнего Сергея, нашли мёртвым у обочины дороги. Тело молодого человека оказалось настолько обезображенным, что мать смогла опознать сына лишь по родимому пятну, после чего едва не тронулась умом. Безутешное горе сразило родителей Сергея, убийцу которого найти не удалось. Агату Макаровну от бездны отчаяния спасала забота об оставшихся детях, а Георгий Никитич, вскоре потеряв работу в столярном цеху, на протяжении двух последующих лет безуспешно искал утешение на дне стакана.

– Гляди, Витёк, – столяр вышел из мастерской и с гордостью вручил сотруднику отдела ликвидации топор, – полтора месяца назад изготовили. Славный получился.

– И правда славный, – повертев инструмент в руках, согласился Виктор, – сколько?

– Мильон, – хитро прищурив голубые глаза, ответил Георгий Никитич.

– Беру без торга, – заявил специалист по защите от ЧужАк, после чего вместе со старым столяром расхохотался на весь Союз.

– Агата, тащи журнал, – утирая выступившие слёзы, крикнул Георгий Никитич, – и ручку! Голубушка моя, ручку не забудь!

Налюбовавшись на новенький инструмент с длинным ясеневым топорищем, на котором были вырезаны причудливые символы, Виктор обернул орудие в позаимствованную у столяра плотную ткань. Напоследок, прежде чем позволить гостю расписаться в книге учёта выдачи инструментов, Георгий Никитич строго наказал обращаться с топором бережно и применять только по прямому назначению, то есть для колки дров и борьбы с сорняками.

Своей работой столяр гордился. Много лет назад на пороге его дома возникли две таинственных личности – высокий худощавый мужчина и миловидная женщина. Они представились сотрудниками тайной государственной организации и без спросу прошли мимо пышущего перегаром столяра внутрь. Ледяным тоном мужчина приказал Агате Макаровне и Георгию Никитичу усесться за стол, после чего женщина с чарующим мелодичным голосом поведала страдающим от горя супругам то, что навсегда изменило их жизнь. Так, спустя два года после гибели сына Георгий и Агата узнали от сотрудников отдела сокрытия, что их первенец стал жертвой не человека, а существа совсем иной природы. С тех пор супруги всецело посвятили себя борьбе против чужеродной активности. Георгий Никитич завязал с алкоголем и для прикрытия, по рекомендации специалистов отдела сокрытия, устроился учителем труда в ближайшую к Союзу школу, а после уроков вместе с Агатой Макаровной занимался изготовлением инструментов. От состоящего на службе в организации кузнеца столяр получал выкованные детали и мастерил для них рукояти, а его супруга взяла на себя гравировку, украшая дерево и металл художественными узорами и особыми символами. Боль от потери сына так и не утихла, но окутавший Георгия и Агату мрак рассеялся. Теперь они знали, кто повинен в смерти их первенца, а значит, были готовы на всё, чтобы горе, едва не развалившее их семью, не посещало дома других людей, живущих в неведении.

– Ну, бывайте, – произнёс Виктор, расписавшись в ветхом журнале учёта.

– Береги себя, сынок, – Агата Макаровна крепко обняла молодого человека.

– Ты бей сорняков этих, Витязь, бей, – напутствовал старый столяр, протянув для рукопожатия грубую ладонь, – да и прочую нечисть не жалей.