Второе начало волшебства

– Восточнее нас живут кочевники – монцы. Они спецы по травничеству и зельеварению. Алхимия, ботаника и все науки, связанные с природой – пришли от них. Ну и мы, русичи. Явно выраженных, чётко определённых направлений нашего народа нет. Мы всё и сразу, и мастеровые, и бойцы, и заклинатели. Понятное дело, другие народы тоже не отстают, изучают всё. Но у них замечены именно ярко выраженные склонности к определённому делу, а у нас, как будто, всё в равной степени. Потому и выбирать для изучения можем то, что по душе, что лучше всего получается.

– А сновидцы?

– Сновидения, ясновидение, астральные способности – дела давно минувших дней. До нас дошли только крохи, которыми мы и пользуемся на занятиях. Этим, в основном, занимался как раз шестой народ – онейки. Вот они были народом очень странным и про них изначально хотела рассказать, но заболталась что-то. Они были отличными заклинателями и сновидцами. Но оружие никогда в руки не брали, да и технику по большей части избегали. С ремёслами у них совсем не ахти было. В их городах совсем не было никаких сложных устройств, даже фонарей масляных. Зато, заклятия у них получались без каких-либо сложностей. Что с ними случилось, доподлинно никто не знает. Есть несколько теорий. Одни говорят, что онейки влились в остальные народы, другие, что их захватили и уничтожили. Но есть одна легенда, согласно которой, всех онеек перебили за то, что они будущее предсказывали. И однажды, они предсказали что-то совсем страшное. Что именно не знаю, но, по легенде, их за это соседи и уничтожили. Жестокие времена были.

Наконец, мы дошли до мастерской, рядом с которой уже стояла наша группа. Все собрались и ждали преподавателя, который где-то задерживался. Сегодняшней темой занятий были обереги. Совсем простые, в виде небольшой цепочки, на которую подвешивался маленький механизм. Обычно, обереги можно было сделать из подручных средств – веточек нужного дерева, камушков нужного цвета.

Но сегодня мы начинали изучать создания высокотехнологичной защиты, хоть и от совсем простых существ. В книжке было написано, что для такого оберега достаточно несколько шестерёнок, правильно соединённых с небольшим валом, приводимым в движение специальным зачарованным камнем. Этот камень реагировал на приближение потусторонней сущности, выделял тепло, а то, в свою очередь, подогревало воду, которая при помощи пара начинала вращать вал. К шестерёнкам присоединялась система молоточков, которые стучали по небольшим звонкам, отпугивая простых домовёнков и проказников – барабашек.

Вся конструкция размером была с небольшую кастрюлю, поэтому переносным оберег не назовёшь. Что, в общем-то и не нужно было. Подразумевалось, что такой оберег нужно поставить в чулане, бане или подполе. Помимо отпугивающей функции, такой оберег, к тому же помогал людям понять, что в дом зашло существо и пострашнее домового. Если молоточки не переставали стучать, то это значило, что потусторонняя тварь не испугалась. И хозяину стоило привлечь храмовника для выяснения деталей и, по возможности, избавления дома от страшной сущности. На практике же, такими оберегами пользовались довольно редко, и это было довольно печально.

Глава седьмая. То, что нас не убивает

Я проснулся и открыл глаза… Вроде бы открыл, но ничего не изменилось – перед глазами стояла непроглядная тьма, как будто я находился в наглухо закрытом помещении. Начав двигаться, я понял, что лежу не на своей кровати, а на каком-то жёстком деревянном полу. Я попытался подняться, резко дёрнулся вверх и стукнулся лбом о какую-то доску. Пошарив руками вокруг, я понял, что оказался заключённым в какой-то деревянный ящик. Голова ужасно болела, в ушах стоял шум. Я напрягся, пытаясь вспомнить, что со мной произошло, но в голове была какая-то каша. Во рту ужасно пересохло, я хотел крикнуть, но из горла вылетел только тихий хрип. А ещё, в ящике ужасно воняло.

А потом я понял, что произошло. И от этого понимания, меня пробрал озноб. Я заколотил руками по крышке ящика, в котором лежал. Материал был тонким, и мой гулкий стук звучал довольно громко, отдаваясь эхом снаружи. Значит, закопать меня ещё не успели. Это давало определённую надежду, и, успокоившись, я решил немного передохнуть. Отдышавшись, я упёрся коленками в крышку, и, после нескольких рывковых усилий, на моё удивление, она довольно легко поддалась, откинувшись с громким хрустящим звуком в сторону и впустив поток свежего воздуха ко мне. Свежий воздух немного вскружил голову. Я сел в своём гробу. Слабый бледноватый свет, пробивающийся откуда-то сверху, помог мне сориентироваться в окружающем пространстве. Не придумав ничего лучше, я просто произнёс:

– Есть кто?

Мой хриплый голос отразился от стен какого-то каменного помещения, в котором стоял гроб. Я лихорадочно соображал, пытаясь вспомнить, как попал в это затруднительное положение. Мысли вертелись в голове, не давая нормально соображать. «Меня хотели похоронить! Или похоронили. Заживо! Или нет?»

Немного успокоившись, я решил осмотреться вокруг. Помещение, в котором я оказался, было небольшим в ширину, но довольно длинным и заканчивалось массивной дверью. Темноту разрезали лучи лунного света, проникающие через маленькие оконца, прямо под самым сводом крыши, поэтому, особенно после полной тьмы моей коробки, глаза сразу начали выхватывать окружающие меня объекты.

Кажется, я оказался в каком-то небольшом склепе. Или усыпальнице. Но почему здесь? Помимо моего гроба, стоящего на небольшом постаменте, к которому вели каменные ступени, вокруг были только замурованные каменные стеллажи. За ними должны были находиться довольно важные покойники. Я понял это по надписям, выбитым на крышках стеллажей, а также по внешнему виду самой усыпальницы. Абы кого в таких местах не хоронят. Годы жизни поведали мне о том, что в этом склепе давно никого не хоронили. Кажется, самой свежей надписи было лет триста.

– Интересно… И куда меня занесло?

Потянувшись, я понял, что у меня сильно болела шея, в районе сонной артерии. Я потянулся к саднящему месту, и воспоминания нахлынули так, что голова заболела ещё сильнее. Кажется, меня загрыз какой-то мертвяк, неожиданно кинувшийся во время посвящения на мою группу. Точно! Старшекурсники решили пошутить над нами, объяснив, что такое посвящение проходят каждый год новоприбывшие ученики. И я зачем-то выскочил из защитного круга. Но зачем?! И почему я тут нахожусь?

Впрочем, я не собирался долго мучаться с этими вопросами, поскольку, судя по моему состоянию, я провалялся в бессознательном состоянии довольно долго. Скорее всего, целый день. Жрать хотелось неимоверно, поэтому я направился к выходу. Почему-то, меня даже не переодели. Я обратил внимание, что вся моя рубаха, в которой я был на практическом занятии была полностью в крови. Кажется, кровь была не моей, поскольку раны на шее будто бы не было вовсе. И, в целом, ран у меня на теле не было совсем. Шишки, ушибы, небольшие ссадины. Но такие раны, от которых я мог истечь кровью, вроде как, отсутствовали. Боль была, но скорее от сильного удара, чем от разрыва или пореза.

– И почему меня решили похоронить? Может, кто-то подшутить решил?

Голова упорно не хотела вспоминать детали случившегося. Вот мы группой пошли на кладбище, мертвяка усыплять. Кажется, по заданию от преподавателей. Или нет? Или это было задание старшекурсников? Что же произошло? Ну не могли же меня просто бросить в склепе? Решив, что детали выяснятся чуть позже, я начал осматривать помещение, пытаясь понять, как отсюда выбраться.

Подойдя к двери, я обнаружил засовы и щеколды, позволяющие закрываться изнутри. Отперев их все, я попытался подёргать дверь, но выяснил, что снаружи меня тоже закрыли.

– Этого ещё не хватало. И зачем тут можно запереться?! Неужели, кто-то считает, что мертвяки могут просто закрыться от посторонних? Видимо, чтобы не беспокоили по пустякам.

Эта мысль, озвученная мной вслух, заставила меня улыбнуться. Всё-таки могут иногда. А потом по спине пробежал холодок. Если мне сейчас пришлось отпирать щеколды, то кто-то должен был их запереть перед этим. Я резко обернулся назад, услышав какое-то шуршание, но ничего не увидел. Сердце бешено заколотилось, а ладони резко вспотели. С большой осторожностью, я начал осматривать каждый закуток своего странного склепа, но, кроме моего гроба и постамента, на котором он стоял, я так ничего и не нашёл. Кто же тогда закрылся изнутри?

Я вернулся обратно к гробу, пытаясь сообразить, что делать дальше. А потом закрыл крышку, поднял какой-то камень, лежавший неподалёку и заколотил её. Тот, кто меня оставил здесь в таком состоянии, рано или поздно должен был прийти. Вероятно, в скором времени, поскольку коробка, в которую меня поместили, была довольно наскоро сколочена. Не похоже было, что меня действительно собирались в ней хоронить. Скорее, они хотели скрыть то, что со мной случилось. Храмовнички…

Таким образом, я провёл в склепе ещё пару часов. Я бродил туда-сюда, рассматривая надписи, читая эпитафии на табличках. Некоторые мне показались довольно забавными, как бы это странно ни звучало. «Ему не суждено было поймать вампира», «Кажется, не стоило доказывать всем, что он может выдержать удар молотом по шлему», «Любящему отцу от любящего сына. Спасибо за наследство». И тому подобные посмертные слова. Кажется, в этом склепе были захоронены какие-то не сильно уважаемые люди. Или, наоборот, слишком сильно уважаемые.

Наконец, я услышал какой-то шум снаружи. Между собой в полголоса переговаривались несколько человек.

– Куда вы его спрятали?! Вы с ума все посходили? Храмовники должны бороться со злом, а не плодить новое. Мало того, что человека до смерти довели, так ещё и не захоронили нормально. А если он сейчас там неупокоенный бродит? Вы понимаете, что в склепе, в котором захоронены выдающиеся заклинатели до сих пор может храниться сила, способная навредить покойнику?

Этот голос принадлежал Митрофану Михайловичу. И он отчитывал кого-то за то, что они спрятали меня в склепе. От сердца немного отлегло – всё же, здравый смысл победил, и старшекурсники признались в содеянном. Но я тут же себя одёрнул. С Митрофаном Михайловичем шутки плохи. Я же не мертвяк, а живой человек. А если он меня сейчас разупокоить захочет?!

– Митрофан Михайлович, мы испугались. Понесём любое наказание, какое скажете, только из школы не выгоняйте. Мы подшутить хотели над новенькими – каждый год так делают старшие, над нами также шутили. Кто же знал, что соль с сахаром перепутали?! На кухне всегда они в одном и том же месте стояли. Ума не приложу, каким образом их перепутать умудрились.

– Ваше счастье, что только один погиб. Если бы не этот юноша, который мертвяка на себя отвлёк, жертв было бы гораздо больше! Внимательнее надо ингредиенты подбирать. Остолопы.

Звякнул засов, дверь с жутким скрипом начала отворяться. Я спрятался таким образом, чтобы открывающаяся дверь закрыла меня от входящих, надеясь на то, что меня никто не увидит. Так и произошло – вошедшие пять человек были слишком заняты разговором, чтобы оглядеться по сторонам.

– Снимайте ящик с постамента. Кошмар какой, да вы ещё и доски берёзовые вместо осиновых использовали! В конце сессии каждый из вас приготовит для меня доклады. Темы скажу завтра.

– Что-то гроб лёгкий слишком… Кажется, паренёк тот потяжелее был, когда мы его сюда несли.

– Солью вокруг гроба круг начертите, а потом открывайте. Будем ваши ошибки исправлять. Похороним, как положено, а завтра объявим, всю правду расскажем всем. Кто погиб-то, хоть помните?

– Времени не было разбираться, Митрофан Михайлович, мы пока мертвяка упокоили, пока разобрались со всем, паренька того в коробку кинули, которую в подсобке ближайшей нашли, и унесли подальше, чтобы душа мертвяка в него не переселилась. Пока разбирались с другими, пересчитывали всех, искали тех, кто разбежался, целый день прошёл. А поздним вечером, как порядок навели – сразу к вам.

Какое-то время, вошедшие возились с приготовлениями – зажигали свечи, рассыпали соль. В это время, я пытался не шевелиться, чтобы не испугать экзорцистов. А потом тихонько шмыгнул в оставшуюся открытой дверь. Уже убегая в сторону выхода с кладбища, я услышал удивлённый вскрик – крышку гроба открыли и обнаружили только пустоту. Посмеялся про себя – пусть будет им наказанием за безалаберность. Получат они ещё от Митрофана Михайловича.

Добравшись до корпуса, в котором обычно ночевал, я обнаружил, что в моей комнате до сих пор горит тусклый свет – видимо, мой сосед, Борька, не смог уснуть в темноте после случившегося. Он тоже был на том посвящении. Заходить в корпус с главного входа я не решился – мне явно должно было достаться от комендантши. Да и выдавать свой поздний приход я не собирался – Митрофан Михайлович быстро бы сложил одно с другим и понял, кто на самом деле сбежал из склепа. Поэтому я тихонько прошмыгнул к водосточной трубе, по ней забрался на крышу. И уже с неё аккуратно спустился на карниз второго этажа, полностью опоясывающий здание.

Карниз был сделан таким образом, будто кто-то специально сделал его для тех, кого поселили на втором этаже, и у кого не было возможности залезать в окна по ночам, как у учеников, живущих на первом. Баланс сил, так сказать. В общем, мы все были благодарны неизвестному строителю. У нас даже традиция завелась похлопывать по стенам нашего корпуса в знак благодарности, каждый раз, когда приходилось тайком сбегать из своей комнаты часа или возвращаться в неё во время комендантского часа.

Я тихонько постучался в окно, нашим с Борькой условным стуком. Какое-то время никто не отвечал. Я повторил условный стук. Опять молчание. А потом, окно тихонько отворилось. И из него высунулось удивлённое заспанное лицо моего соседа.

– Ванька? Ты живой что ли? Я думал, тебя мертвяк погрыз! Думал, всю ночь спать не буду, но, видимо, всё же, вырубился.

Я попытался сказать что-нибудь, но в горле так сильно пересохло, что получился только хрип. Глаза Борьки расширились от ужаса, я замахал руками, что напугало его ещё больше и тот попытался спрятаться обратно. Я рванулся вперёд, не давая тому закрыть окно, и завалился вместе с ним в комнату. Тот завопил от страха.

– Не ешь меня нечистая. Сгинь!

Я быстро заткнул ему рот ладонью и повертел пальцем у виска. Дождался, чтобы тот успокоился, а потом взял кувшин воды и от души напился. После чего выпалил на одном дыхании:

– Живой, конечно, не видишь, что ли? Стал бы я к тебе стучаться и на карнизе торчать?

За дверью по коридору кто-то затопал, я быстро прыгнул на кровать и укрылся одеялом. Успел как раз вовремя за пару секунд до того, как комендантша тётя Люся заглянула к нам в комнату. Свет из коридорных ламп немного осветил нашу комнату. Тёмный силуэт тёти Люси с упёртыми руками в бока выглядел устрашающе.

– Чего расшумелись, мелюзга?!

– Борьке приснилось что-то. Тётя Люся, он у нас впечатлительный.

– Поменьше баек перед сном друг другу рассказывать надо! Спать крепче будете. Уже третью ночь подряд шумите. Завтра пойду жаловаться Настасье, чтобы она вас выдрала хорошенько на занятиях. Может тогда спать нормально будете.

Дверь закрылась, и я облегчённо выдохнул, поднявшись с кровати. Кажется, пронесло. Борька наконец-то соизволил заговорить, осматривая меня в слабом свете зажжённой свечи. Видок у меня был ещё тот.

– Ох, ну ты даёшь! Выглядишь, как будто из могилы только что вылез. Знатно мы там испугались. Все были просто уверены, что ты всё. Каюк. Алёнка весь день плакала, но старшекурсники и преподаватели молчали. Мы утешали её, как могли.

Только сейчас я понял, что Алёнка тоже была на том кладбище. Посвящение в храмовники от старшекурсников проходили все, просто в разных группах. Но Алёнка была в моей. Когда я понял, что мертвяка круг не держит, я попытался того за собой увести и получил за это. Видимо, мертвяк меня тогда и погрыз, только этого уже ничего я не помнил. Почему же старшекурсники не проверили, живой я или нет. Или проверили, и я признаков жизни не подавал? Вопросов у меня было много.

– Блин, Борька, надо Алёнке весточку подать. У тебя остались журавлики из мастерской?

– Два последних. Один мне нужен самому, а на втором пиши, что хочешь.

Я так и сделал. Написал короткое сообщение Алёнке: «Алёнка, это Ванька. Завтра всё расскажу. Жив, цел, орёл!». Потом подёргал за хвост, чтобы журавлик начал хлопать крыльями, прошептал ему, чтобы он летел к Алёнке и отпустил. Журавлик исчез в темноте, направившись в сторону женского корпуса.

Почтовые журавлики пришли к нам с какого-то загадочного острова далеко на востоке. Алёнка всё пыталась мне рассказать про них, да я как-то мимо ушей пропускал. Если кратко, живут на том острове не то аситы, не то монцы. А может, и те и другие. Вот только они там совсем странные. Все заклятия у них пишутся на бумаге странными закорючками, а бумагу эту они издревле оживлять научились. Даже название для этого в учебниках есть, махоноками называется. Только вначале, чтобы махоноками сделать, нужно вначале оригами сложить, по их же поверьям. Просто так бумага волшебной не становится.

– А зачем, говоришь, тебе второй журавлик?

– Да так, вдруг понадобится.

Борькино лицо залилось красной краской. Он давно хотел приударить за моей сестрой, да всё никак не решался. А новые листы можно было только в мастерской наделать. У неё сложный процесс производства, который включает в себя передачу частички магии от адресата в лист бумаги. Бумага тоже должна быть особенной, пропитанной специальным составом и нагретой до определённой температуры в печи. Состав мы готовим на уроках травничества, обжигаем в мастерской, а частичку магии вкладываем на уроках заговоров. Вот так, три, казалось бы, разных занятия применяются для создания всего одного журавлика.

Адресатом, может быть только тот человек, который этот лист бумаги приготавливал и заклятие произносил. Журавлик летит только к своему хозяину. Поэтому, в связных пунктах лежат стопки бумаги, каждая из которых имеет своего хозяина. Бумагой обмениваются пункты журавлиной почты, чтобы журавлики прилетали в назначенный пункт. Те, в свою очередь, таким же образом связаны с другими же пунктами. В итоге, журавлиная почта покрывает значительные расстояния и решает вопросы коммуникации между отдалёнными друг от друга поселениями. Интересно ещё то, что несмотря на маленькие размеры журавлика и кажущуюся хлипкость бумаги, ещё ни разу письмо не терялось в дороге. Да и скорость доставки была довольно высокой. Заклятия махоноками были придуманы в далёкой древности и имеют силу не меньшую наших охранных кругов из соли.

Через пару минут, я увидел, как в комнате Алёнке, зажглась и погасла несколько раз свеча. Это был наш условный сигнал, обозначающий просто «спокойной ночи». Я со спокойной душой разделся, закинул свою грязную рубашку под кровать и лёг спать.

Глава восьмая. Пропажа

На следующее утро, мы, как обычно, с Борькой собрались на утренние занятия. Поскольку сейчас шла сессия во главе с Настасьей, подниматься нужно было к шести утра. Я с трудом разлепил глаза, понимая, что спал, от силы, пару часов. Наскоро одевшись, мы с моим соседом вышли из корпуса.

Снаружи стоял большой чан с водой, и я не преминул им воспользоваться, ополоснув лицо и руки. Борька последовал моему примеру, а потом стал меня внимательно разглядывать. Я оскалился на него и скрючил пальцы, изображая мертвяка, отчего тот вначале отпрянул, а потом расхохотался.

– Ну, и напугал ты нас, Ванька. Расскажи, что произошло хоть? Где пропадал весь день? Почему только ночью заявился?

– Да, я и сам не знаю, Борь. Давай после занятий утренних, во время полдника в «Сезаме» встретимся, там всё и тебе, и Алёнке расскажу. Ваську тоже захвати, она вчера с нами была, поди также как ты напугалась.

– Не то слово.

Васькой, мы называли Василису. Поначалу, она от этого жутко злилась и гонялась с целью надавать тумаков обидчикам. Но, на самом деле, обижать её никто не хотел, и она, и все остальные это понимали. Она всем казалась настолько хрупкой, миниатюрной и милой, что никто не придумал ничего обиднее, чем сокращение её имени до «Васьки». А потом это имя само собой к ней прикипело. За два месяца, прошедших в академии, она уже перестала обижаться вовсе. Василиса в академию поступила наперекор своей мачехи. Та жутко злилась, когда она жить тут поселилась, ворчала всё время, что помощница из неё никакая. Но Василиса, почему-то на неё совсем не злилась. И оправдывала ту всё время. Как-то раз я не выдержал и после одного из приходов Лилии Панфиловны, ляпнул ей, что лучше бы и не приходила. Из-за этого Василиса на меня целую неделю потом дулась. А когда помирились, рассказала мне свою историю.

– Она меня с рождения, как родную приняла. Матушка моя померла при рождении, а отец, когда было десять лет. Лилия мне, как родная, никогда её по-другому, кроме, как мама не называла. Она не со зла такая. Просто, когда отец умер, всё на неё свалилось, дом, хозяйство, работа, я. Вот и зачерствела со временем. Правда, в последнее время, всё реже её весёлой вижу.

Занятия всегда тянулись до жути медленно. Мне всё время казалось, что на меня все смотрят, но, на самом деле, кроме нашей небольшой группы, Митрофана и трёх старшекурсников, никто не знал о произошедшем. Да и те не запомнили наверняка наш полный состав. Тем не менее, преподаватели пересчитали каждого, назвали всех по имени и фамилии и заставили подняться, чего уже несколько недель не делали. Преподавателям дали задачу проверить пропавших учеников первого курса. Но не тут-то было. Пропавших не оказалось вовсе.

Поэтому, после первой половины занятий, я направился в наш шалаш, который мы отстроили в небольшой роще на территории школы. Точнее сказать, мы построили даже не шалаш, а целую землянку, в которой собирались только небольшой группой. О ней знали только я, Алёнка, Борис и Василиса. Постепенно, мы натаскали в нашу землянку разной утвари и поделок из мастерской.

Землянка была спрятана простым заговором на сокрытие магической дверью. Его мы уже прошли на занятиях у Митрофана, но даже без занятий, Алёнка научила меня ему раньше. Заговор этот мы сдобрили простым голосовым паролем и привязали к механизму открытия двери землянки. Для того, чтобы дверь открылась, достаточно было подойти в нужное место и сказать простую фразу «Сезам, откройся», а чтобы закрыть, соответственно нужно было сказать перед уходом «Сезам, закройся». Об этой фразе нам поведал дядя Гоша, во время одной из вечерних сказок. Дядя Гоша явно знал в них толк. Вот и землянку нашу, мы назвали просто Сезамом. А почему нет?

Я подошёл к условленному месту, которое было отмечено небольшим кругом из красивых камешков, которые насобирала где-то Василиса и произнёс нужную фразу. Несмотря на то, что я это делал уже неоднократно, у меня всё равно каждый раз захватывало дух при виде того, как двустворчатая дверь начинала сама по себе открываться, приподнимая слой дёрна и кустов, которыми мы накрыли её сверху. Я прошёл внутрь и дверь закрылась за моей спиной сама по себе. Спустившись вниз по нескольким ступенькам, я попал в небольшую комнату, освещённую лампадками – друзья уже ждали меня там. Дым от лампадок уходил через дыру, закрытую простой решёткой в потолке, которую мы сделали сразу, как только чуть не задохнулись в землянке.

– Ну, наконец-то. Явился.

Борька вечно был нетерпелив, а тут такое событие. Алёнка просто подошла и крепко-крепко обняла меня. Только сейчас я увидел в её глазах слёзы.

– Ты чего, Алёнка, я же тут. Жив, цел.

– Ванька, ну тебя. Я думала, что тебе конец пришёл, когда увидела, что у тебя с шеей случилось. У тебя голова еле держалась на плечах! Что я должна была подумать?!

Я инстинктивно приложил руку к больному месту, но кожа, мышцы, кости были целы, поэтому я просто пожал плечами.

– Может, тебе показалось? У страха глаза велики.

– Да я сама твою голову держала, пока старшекурсники мертвяка не упокоили. Не могло мне такое показаться, Ваня!

– Ну ладно-ладно, не кипятись. Верю, но ничего не понимаю, совершенно. Васька, а ты что думаешь?

Василиса всегда была очень тихой и стеснительной. Она редко что-то говорила сама, поэтому нам всегда приходилось обращаться к ней, чтобы вытянуть из неё хотя бы одно слово. Иногда мне казалось, что она вообще не следит за нашими разговорами и всегда витает где-то в облаках. Но каждый раз она отвечала по делу, взвешенно, чётко, без лишних эмоций. За это мы её и любили – она почти всегда выдавала правильное решение в затянувшихся дискуссиях. Но на этот раз она выглядела растерянной.

– Ваня, я не знаю. Страшно было до жути. Мы все поначалу врассыпную кинулись, а когда мертвяк тебе голову почти откусил, старшекурсники разом на него набросились. Потом Алёнка к тебе кинулась и плакать начала. Потом мы с Борькой обратно вернулись. Ты выглядел абсолютно мёртвым. Мертвее некуда.

– Но я ведь живой. Разве такое бывает?

– Никогда не слышала.

– Я тоже никогда о таком не читал нигде. Я даже как-то у Митрофана спрашивал, можно ли человека оживить. Не так, как мертвяка, а чтобы по-настоящему. Тот мне ответил, что не бывает такого. Мёртвого с той стороны не воротишь. Только оболочку.

Алёнка задумчиво посмотрела на меня.

– А я слышала. И видела.

– Не начинай, Алёнка. Это тут ни при чём.

– Как это ни при чём? Единственный случай, которому мы с тобой были свидетелями и ни при чём?!

– Тогда всё по-другому было, Алёнка. Меня никакие некроманты не поднимали. Я же просто сам проснулся, как будто без сознания просто пролежал.

Боря и Василиса удивлённо хлопали глазами.

– Вы о чём вообще?!

Алёнка посмотрела мне в глаза.

– Мы должны им рассказать.

– Что рассказать, ребята? Выкладывайте.

Я махнул рукой и отправился поваляться на кушетке, которая стояла в углу. Шея начала ныть, поэтому я хотел немного отдохнуть перед второй половиной занятий.

– Валяй. Всё равно не поверят.

И Алёнка поведала Василисе с Борей историю нашего папки, Гордея. Как он пролежал в земле целых семь лет, а потом его некромант поднял, вместе с дюжиной других мертвяков. Как эта свара сожрала целую деревню, в которой мы жили. Как некромант сжёг корчму, в которой прятались наши соседи. Как погибла наша мама, защищая нас от двух мертвяков. И как нас спас другой зомби, почти полностью сгнивший в земле. Который в итоге оказался нашим отцом, погибшим в год моего рождения. Тогда-то мы и увидели, что мёртвый может по-настоящему живым стать. Правда отцу нашему не повезло – на седьмой рассвет он рассыпался прахом, оставив нас с Алёнкой круглыми сиротами. За рассказом Алёнки, я и не заметил, как заснул.

Я стоял перед созданным мной треугольником и просто ждал. До тех пор, пока ритмичная вибрация не оформилась в определённый такт. Расплывчатая аномалия, висевшая прямо передо мной в воздухе, пришла в движение. Мне показалось, что в ней начали вырисовываться черты какого-то лица и решил, что пора вступить с ней в контакт.

– Поговори со мной.

Аномалия начала сопротивляться, на этот раз, я нутром почувствовал угрозу, исходящую из её центра. А на стороне, обращённой ко мне, появилось чёткое разъярённое выражения лица. А затем я услышал глубокий, низкочастотный гул, оформившийся в членораздельные слова.

– Кто посмел обратиться ко мне?

– Иван, сын Гордея. По праву, переданному отцом, хочу задать несколько вопросов.

– Право? Отцом? Право вопроса, как и обязанность перед вопрошающим не передаётся из поколения в поколение. Оно выдаётся только тем, кто способен это сделать.

– Сделать что?

– Задать вопрос и принять ответ таковым, каким он был дан.

– Я способен! Дай мне это право.

Дрожь вокруг аномалии прекратилась, мне показалось, что существо, которое было её причиной задумалось.

– Возраст, а также гормональный фон вопрошающего не соответствует адекватному восприятию информации и критики. В праве вопроса отказано.

– Я ничего не понял.

– Ты слишком горяч и не готов. Тебе придётся прийти позже, когда будешь готов услышать ответ.

– Вставай уже, соня. На занятия опоздаем.

Я с трудом разлепил глаза. Этот сон меня преследовал уже несколько лет. Иногда я оказывался в пути к этой непонятной аномалии. Иногда я стоял перед ним и расставлял руны. Иногда я разговаривал с кем-то о том, что пойду к нему. И всегда он обрывался на том, что говорящий отсылал меня куда подальше. Понять природу сна я не мог. Однажды, я рассказал о нём Алёнке и вместо того, чтобы рассмеяться, она нахмурилась, а потом пошла искать какую-то книжку.

Порывшись немного в наших закромах, она отрыла довольно потрёпанное издание «Истории сотворения магии», в котором описывалось то, откуда к нам в мир пришли магические существа, заговоры и аномалии. Книга эта была такой старой, что уже давно не считалась актуальной. Скорее, считалась набором баек и легенд о героях прошлого. Тем не менее, историки её уважали, поскольку некоторые данные в ней пересекались с доказанными фактами. Пусть и немного в искажённом виде, под впечатлением автора от увиденного.

Немного полистав саму книгу, Алёнка тыкнула пальцем в одну из страниц.

– Вот, гляди. Тут говорится о вещих камнях, которые некогда появились в нашем мире, придя вместе с магией. Никто и никогда не видел их истинного облика, но люди всегда ходили к ним за ответами. И они даже отвечали. В наше время, к вещим очень тяжело добраться. Многие пропадают без вести, но те, кто возвращается, утверждают, что их соратники сходят с ума при подходе и убегают в неизвестном направлении. Они сейчас редко кому отвечают. Может, ты их видел в своих снах?

Я посмотрел на рисунок в книге. Там был изображён какой-то огромный столб, уходящий в небеса. Перед столбом стоял человек и как будто бы, по задумке художника, разговаривал с собственным отражением. Я покачал головой.

– Во сне я разговаривал с каким-то туманом. Не думаю, что это вещий камень из книги. Тут изображено изваяние, судя по всему, зеркальное.

– Может быть, сейчас к ним нельзя подойти из-за заговоров, которые на них навели древние? Отвода глаз, иллюзии или ещё чего-то подобного?

– Не знаю, Алёнка. Мне кажется, это просто сон.

С тех пор прошло несколько лет, но этот сон всё также приходил ко мне в разных вариациях. После того, как я поступил в школу храмовников и познакомился с Баюном Васильевичем, пообещал себе, что обязательно поговорю с ним об этом. Но пока никак не получалось.

Тряхнув головой и отбросив раздумья, я потянулся на кушетке и пошёл к выходу из землянки. Василиса выходила последней, шепнув напоследок землянке слова «Сезам закройся». Со спокойной душой мы потопали на занятия. По-хорошему, нам нужно было пообедать, но весь обед мы пропустили, в разговорах о моём воскрешении. Поэтому, во второй половине дня пришлось заниматься на голодный желудок.