По следам Софии. Обломки Расколотого мира

– А этот зал тебе понравится, – Эадда подмигнул Ларсу и отворил очередную дверь.

Здесь располагалась оружейная. Стойки с самым разным оружием, доспехи, сундуки и шкафы были расставлены тесным лабиринтом.

– Мое снаряжение здесь?

– И не только! Если желаешь, мы найдем новенькую замену твоим потрепанным латам?

– Сейчас не время, Эадда. Если ты и вправду выведешь меня, я буду в невосполнимом долгу перед тобой, но сейчас не горю желанием задерживаться… если только это необходимо.

– Ты прав, нет необходимости, – Эадда подошел к платяному шкафу в самом дальнем углу зала. – И я еще надеюсь увидеть тебя, в конце концов! И вот тогда у нас будет время. Ну, не будем медлить! Одевайся, и я выведу тебя.

Ларс облачился в доспех, прихватил дорожный мешок, оружие и последовал за Эаддой. Нет, здесь ему не приходилось бывать прежде, но и вернуться сюда он бы не хотел. Впрочем, сомневаться в искренности намерений его товарища не было никаких оснований. Все-таки их связывало долгое прошлое, и время его отсутствия в Мирсуле не могло разделить их по разным сторонам.

– Готов? – Эадда улыбнулся. – Нам осталось недолго. Рисков почти нет.

– Спасибо, друг, – Ларс подошел к выходу из зала, но вдруг остановился у двери. – Прежде чем мы вновь разойдемся, я хочу спросить одну вещь.

– Все, что угодно, Ларс. Говори.

– Возможно, Лефлет лгала, но… мне важно знать правду. Я думаю, ты поймешь.

– Я слушаю тебя, мой друг, – его голос стал серьезным.

– Ты что-то знаешь про Люсию? Где ее похоронили? Или где ее прах? Любые сведения…

– Ларс, – Эадда вздохнул, – не вини себя. Сейчас это ничего не изменит.

– Ответь. Это важно для меня…

Эадда отошел. Здесь было темно, но Ларс уловил тоску в его взгляде. Он сложил ладони в замок на груди и замер.

– Что тебе сказала Лефлет? – голос его стал бесцветным.

– Она сказала, что собаки разведчиков растерзали ее, но я не могу верить ее словам! Она слишком лжива, и я не в том положении сейчас, чтобы вывести ее на чистую воду.

– Ты не знаешь, Ларс, но я расскажу тебе, ибо мне не с кем больше поделиться, – Эадда опустил голову, и Ларс нахмурился. – У меня отняли дочь. Мою малышку Севилью. Она наслушалась сказок про «мир за горами», про Расколотую Низменность и Глаз Дракона… одним словом, она хотела подружиться с принцессами, чтобы тоже стать принцессой. Она по-детски верила, в своем воображаемом мире, что если она подружится с Марией, то она обязательно пригласит ее в замок. Я был слишком занят на службе, чтобы знать о ее поступке… и она отправила письмо в Белый Ястреб. Белый Ястреб! Замок, который завоевал нас, целый город, с многовековой историей. Ты можешь только вразумить это? – он воскликнул, но сразу одернулся. – Конечно, стража перехватила ее детское послание. Да какое послание? Там было больше детских почеркушек, чем какого-то смысла. И теперь я виню себя, что был на службе! Я всегда на службе! Я никогда не прощу себя, что из-за моего неведения моя жена пошла просить за дочь!

Он закусил губу и покачал головой. Ларс не смел шевелиться. Никогда прежде Эадда не говорил о семье. Их связывала служба, долг и верность лорду. Они готовы были заступиться друг за друга в бою, выручить в любой ситуации. И если о его истории с Люсией знал весь знатный двор Уркулоса, то о семье Эадды вряд ли кто-то мог что-то судить. Он молчал о них, конечно, он защитить их хотел, и теперь все его опасения пошли прахом.

– Когда ранним утром я возвращался домой, на площади я увидел женщину, привязанную к позорному столбу. Она еле дышала, на ее теле кровоточили раны от побоев, – он всхлипнул и закрыл ладонью дрожащие губы. Ларс хотел подойти, но тот вытянул руку перед собой и покачал головой. – У тебя доброе сердце, Ларс, и я знаю, что ты переживаешь сейчас мою судьбу, но я сам… я должен справиться. – Он закрыл глаза и звучно выдохнул.

– Говори, Эадда. Просто выслушать твою боль – это самое малое, что я могу для тебя сделать, – Ларс заговорил очень тихо, но Эадда все же поднял на него глаза.

– Это была моя жена, – теперь он глядел на него в упор. – Мне удалось договориться, чтобы ее отправили к лекарю, но дочь я больше не видел. У меня ничего не осталось. Я как будто на полжизни поставил…

Он закончил говорить, но так и не сводил глаз с Ларса. И он не решался вмешиваться в его раздумья. Его друг открыл душу, но чем он мог помочь? Он сам сейчас нуждался в помощи, но после всего, что услышал, собственная жизнь стала казаться бессмысленной. Что там дальше – неважно. Но он не имел права подводить стараний Эадды, равно как риск Анны ради него, какой бы он ни был, и поэтому он должен был выжить после того, как выйдет отсюда.

– И если ты теперь сомневаешься в судьбе останков Люсии, ты либо полоумный, либо чересчур наивный. Но я понял главное. Если слова Лефлет не несут в себе и грамма морали, они правдивы, Ларс… они правдивы.

– Не подставляйся, Эадда, ты еще нужен своей семье.

– То, что я здесь – это самый тихий протест, который я мог устроить Уркулосу, и потому я не упустил возможности. И если ты выживешь после побега, это будет наша общая победа. Но ты теперь мне обязан! Обязан выжить! – он почти зарычал, и Ларс протянул ему руку:

– Спасибо! Я не подведу твоих надежд. И я постараюсь вернуться…

Они обнялись, но Эадда усмехнулся:

– Не обещай того, в чем не уверен. Я не уверен даже в том, буду ли жить завтра. Но когда я буду умирать, я буду спокоен. Я буду знать, что сделал все, что мог.

– Не сегодня, мой друг, не сегодня!

– Пора идти. Тебе предстоит неблизкий путь.

Он отворил дверь уже безо всякой осторожности и вывел Ларса к лестнице.

– Дальше ты пойдешь один, – Эадда осмотрелся. Они находились в маленькой комнатке, в которой кроме лестницы и незаметного сундука в углу, ничего не располагалось. Одинокий факел освещал темное пространство, и мужчина, не задумываясь, отдал его Ларсу. – Тебе пригодится. Я, признаюсь, не имею представления, что может ждать тебя на пути.

– Мне нужно идти вниз?

– Да. Это недостроенный ход из Мирсула. Если повезет, ты выберешься из города. Его строят рабы, и они не окажут сопротивления, даже если встретятся на пути. А с парой-тройкой надсмотрщиков ты справишься без труда.

– Рабы? Откуда? Насколько мне известно, рабство покинуло эти края со времен перемены власти.

– Никто тебе не скажет правды, Ларс. Всем известно, что во времена правления эльфов их рабами были люди, но когда мы захватили власть, думаешь, ни у кого не возникло мысли поработить эльфов в отместку?

– Эльфы вымерли, Эадда. И теперь неважно, какие стремления были у людских завоевателей насчет них.

Эадда усмехнулся:

– Я думаю, ты сам все увидишь. Тебе предстоит неблизкий путь. Ларс спустился по лестнице и толкнул дверь. Перед ним простирался подземный тоннель. Что его ждало впереди, предугадывать не было смысла. Сейчас он видел лишь тьму перед собой и ни одного огня в поле зрения.

– Еще раз спасибо, дружище. И все же я надеюсь, что мы встретимся.

– Теперь все зависит от тебя, Ларс. Но в тебе я не сомневаюсь, – Эадда похлопал его по плечу.

– Куда выводит этот ход?

– Он не достроен, но лорд Уркулос одержим идеей соединить Мирсул с местом падения Драконов в Расколотой Низменности.

– С местом соединения четырех сил, иными словами, – Ларс протянул.

– Я ни разу не бывал за горами, но тебе, вероятно, должно быть известно это место, – Эадда лишь пожал плечами, но Ларс улыбнулся:

– Ты даже не представляешь, насколько.

* * *

Анна постучала в дверь. Каменный дом старого кузнеца не изменился. Несколько зарос плющом за долгие годы, но оттого лишь казался уютнее снаружи. Ставни на окнах, когда-то расписанные яркими цветами, потускнели от времени и сейчас были плотно закрыты. Влага пропитала их, и темные разводы украшали их вместо разноцветных узоров.

Тьма рассеивалась, и праздничные огни в городе стали гаснуть, скрывая тени. Шум и крики остались на Центральной площади, здесь царило спокойствие. Стража еще не добралась до окраины города в поисках бунтаря, и Анна могла позволить себе укрыться под крышей старого друга.

Своим появлением она накличет беду в его дом, но старый кузнец никогда не страшился напастей со стороны стражи. Слишком многое ему пришлось повидать на своем веку, чтобы чего-то бояться в старости, и оттого Анна не сомневалась, куда держать путь. Ноги сами понесли ее по закоулкам города, огибая центральные улицы, на самую окраину. Ничего не изменилось с тех пор в укладе жизни Мирсула, не изменился народ, ничего не изменилось снаружи старого дома и, что-то подсказывало, что и внутри все осталось как прежде.

Анна потопталась на месте. Еще не рассеялась предрассветная тьма: конечно, пожилой кузнец еще спал. Никто не принимает нежданных гостей с самого утра, но у нее не было выбора. Единственным, кто мог помочь ей покинуть город, был только он. И он обязательно, именно сейчас, должен оказаться дома.

Анна постучала снова. В тишине зарождающегося утра ее стук показался громом. Рядом стояли еще небольшие дома, но и оттуда не доносилось ни звука. Город еще спал, укрывшись холодным одеялом ночи, но Анна не могла ждать его пробуждения.

– Кто там? – за дверью раздался тихий голос.

От одного лишь звука этого голоса по телу побежали мурашки. Здесь жило ее прошлое, и она сама пришла сюда, не ведая, что делает. И это было самым правильным решением за всю ее жизнь.

– Если ты помнишь меня, Улиан, прошу, открой дверь. Я Анна, я… вернулась.

Молчание вместо ответа. Конечно, он мог уже не помнить ее. Прошло десять лет с момента их последней встречи, и память подводила старичка уже и в те времена.

– Анне незачем возвращаться ко мне, незнакомка. Уходи.

– Разве незачем, Улиан? Я унесла из твоего сундука одну вещицу, и с тех пор моя жизнь перевернулась с ног на голову…

Тишина. Тяжелый выдох вместо ответа. Вероятно, старик мучился сейчас в раздумьях по ту сторону двери. Но через пару мгновений Анна уловила тихий шорох, и тяжелая дверь отворилась с протяжным скрипом.

– Пресвятое пламя Ульбраха…

Улиан схватился за дверной косяк, словно боялся упасть от увиденного, но Анна в ответ лишь улыбнулась. Это был он. Старый эльфийский кузнец, каким-то чудом выживший среди лихорадки, настигшей всех эльфов после принятия Глаза Дракона символом Мирсула. Он не постарел, не похудел и не поправился. Он выглядел в точности так же, как в тот день, когда Анна видела его в последний раз.

– Десять лет прошло…

Эльф схватился за голову и будто окаменел, глядя на нее.

– Я не знал, что ты жива! Я ничего не знал, – у него задрожал голос, и он закрыл губы ладонью. – Прошу, не стой на пороге, проходи. Проходи сюда. Вот так.

Он закрыл дверь и повел девушку в комнату. Его дом не располагал пространством для приема гостей, но для Улиана это никогда не было помехой. Живя уже не одну сотню лет, он привык к одиночеству и всегда с опаской подходил к новым знакомствам. Но с Анной он познакомился сам.

– Ты голодна? Могу предложить похлебку и корку хлеба, и… воду, и…

Он застыл, не сводя с нее глаз. И глядел он так… по-особенному. Он не изучал ее, не пытался читать мысли, а любовался ею, будто заботился о том, чтобы сегодня она хорошо поела и крепко поспала.

– У меня мало времени, и я не хочу доставлять тебе неудобства. Спасибо.

– О, нет-нет, идем, – он засеменил на кухню. – Садись за стол. У меня все готово. Ты должна рассказать мне все с самого начала.

Анна послушно расположилась за столом и, пока эльф суетился с едой, разглядывала кухню. Всюду были развешаны вышивки. Золотой гладью изображались на стенах сцены сражений драконов, эльфов, животных и других неведомых существ, каких никогда не приходилось встречать девушке. Одни яростно сражались с противником, другие смиренно принимали участь поверженных, третьи смеялись над врагом или ухмылялись в лицо неизбежной смерти. И все они боролись, чтобы жить.

– Тонкие пальцы моей матери держали иглу с шелковой нитью. Она любила древние эльфийские истории про подвиги и героев, – Улиан поставил на стол чашку, сам расположился напротив. – Прошло четыре сотни лет со времен моей юности, но я до сих пор помню, как сам наворачивал похлебку, сваренную ею. Это вкус моего детства, и ни разу больше я не смог ощутить его, сколько бы ни старался.

– Нужна смелость, чтобы отпустить прошлое, – Анна хлебнула горячую жидкость. Пустой желудок отозвался благодарным урчанием. – И я не знаю, хватит ли мне ее когда-нибудь, чтобы перестать возвращаться назад.

– Ты здесь. Это ли не главный шаг к принятию былого?

– Я не хотела. Я не стремилась возвращаться, Улиан, – Анна вновь улыбнулась. От горячей пищи на щеках выступил румянец. – Видно, зря. Эта похлебка великолепна!

– Несколько… сменил род занятий, – эльф улыбнулся в ответ. – Ты спешишь, но поведай мне свою историю, Анна. Я не видел навершия, я не видел тебя и… никогда не думал, что смогу увидеть вновь.

Анна вздохнула. Никогда она не говорила о себе прямо и откровенно, никогда не рассказывала, чего боялась, а чего ждала. Любые слова приближали ее к смерти, и оттого она молчала. Молчала, и потому была жива. Улиан всегда был единственным, с кем она могла говорить раньше. И он говорил с ней тоже. Прошло с тех пор уже очень многое, но ни одно слово не срывалось с ее губ. Ее окружали незнакомцы, она сторонилась всех, но сейчас она вернулась, и старый эльф, наверное, был единственным, кто имел право знать.

– Что же сказать тебе, Улиан? Видишь, кто я теперь? На моем лице сажа, в руках оружие, а на теле шрамы. Вместо ленты в косах, в моих волосах грязь, а за спиной – гора кровавых трупов, – Анна понизила голос. Гобелен на стене за спиной Улиана слегка покачнулся. Изображенный грифон будто взмахнул крыльями. – Я уже не та девчонка, которую ты спас однажды от насилия… теперь я убиваю сама.

– Я не буду винить тебя, Анна. Я не знаю, что пришлось пережить тебе, с чем пришлось бороться. Я мог лишь надеяться, что навершие из моего сундука поможет тебе выжить…

Анна покачала головой:

– Сожалею, но я потеряла его в тот же день, когда убегала в лес из твоего дома. Я так и не поняла, частью чего оно было.

Теперь Улиан посмотрел на нее очень внимательно. Грифон за его спиной будто бы тоже пристально следил за незнакомкой. Кажется, в своем клюве он держал посох, и сверкающие лучи исходили от его навершия.

Но Анна лишь пожала плечами, и эльф поднялся. Он прошелся перед ней, словно мерил шагами кухню. Анна следила, но он о чем-то думал, и она не спрашивала. Что-то случилось, или навершие имело какое-то значение для него, но Улиан спросил сам:

– Как это произошло? Как ты потеряла его?

– Это совсем неинтересно, тогда я еще ничего не знала.

– Но ты еще жива, – Улиан наклонился и оперся локтями на стол, его глаза до сих пор изучали ее. Анна не отвечала.

Перед ней был даже не человек – старый эльф, бывший кузнец, наверное, единственный, кто знал ее историю, но губы лишь задрожали в ответ, не сумев вымолвить ни слова. Раньше он казался ей очень старым, мудрым в силу возраста, кузнецом, повидавшим жизнь. Но сейчас вдруг перед ней оказался как будто ровесник. Те же серебристые волосы струились по сутулым плечам, те же светлые глаза укрывали забытым теплом, и первые морщинки придавали лишь внешней мудрости его лицу.

Но каким бы он ни казался, сам эльф не относил себя к таковым, хоть из всех представителей эльфийского рода чудом выжил только он. Ему были открыты забытые тайны, хранящие память об истории Мирсула, а, возможно, не только его. Но кузнец молчал. Лишь смотрел все внимательней, словно и не требовал ответа. Но Анна должна была сказать ему.

– Я… ушла не в самое удачное время, – она отвела взгляд и принялась перебирать пальцами, Улиан вновь уселся напротив. – Я бежала той ночью что есть силы, лишь бы поскорее уйти из города. Я вышла на лесную опушку и, уже не ожидая опасности, пошла по тропинке вглубь леса. Только тогда я вспомнила про твою вещицу, но не успела ни разозлиться, ни испугаться ее… мне навстречу вышли работорговцы. Я не знала, что они бывают в Мирсуле, и поплатилась за свою наивность клеймом.

Анна нахмурилась, но Улиан заговорил очень мягко:

– Так ты оказалась в рабстве?

– Нет, они не успели пленить меня. Меня спасли амазонки, и после… я стала такой, – Анна закусила губу и склонила голову, но эльф улыбнулся:

– Так, значит, мое навершие забрали лесные воительницы?

Анна подняла взгляд, и грифон подмигнул ей сверкающим глазом. Посох в его клюве стремился в новую битву. На заднем фоне гобелена рушились замки. Анна ответила:

– Нет, оно не у них, в этом я уверена. Почему ты так интересуешься им? Прошло уже столько лет, у тебя таких безделушек еще с десяток сундуков найдется.

Но эльф заулыбался лишь шире:

– Что ты почувствовала, когда взяла его в руки?

– Я не хочу говорить об этом. Это пустой разговор, – Анна поднялась. – Мне пора идти. Скоро сюда придут стражники, и я бы не хотела доставлять тебе неприятности.

– Анна, скажи! Возможно, я смогу помочь тебе, – он перегородил ей дорогу, девушка звучно выдохнула. – Это не простая вещица, и если вас что-то связывает, я смогу тебе поведать то, что никому не говорил доселе.

Она посмотрела на эльфа в упор:

– Только боль, – она сказала тихо, но Улиан ждал. Она не должна говорить, не должна открываться. Но, возможно, более они не увидятся вовсе, и Анна продолжила на выдохе: – Амазонки спасли меня от рабства, но кое-что они все же не успели предотвратить, – она покачала головой. – С тех пор на моей спине появилось клеймо. И ничто иное как твое навершие раскаленным металлом коснулось моей кожи. Какой смысл ты увидишь в этом, я не знаю. Но я бы не хотела вспоминать. Если тебя интересует его участь, я не смогу помочь тебе.

Глаза эльфа распахнулись:

– Теперь это неважно! Куда важнее то, что стало с тобой! – он вновь зашагал по комнате. – Я все это время боялся и ругал себя, что сгубил тебя, но сам Каменный Ульбрах привел тебя ко мне, ты приняла на себя его силу, и сама еще не догадываешься об этом! Это поразительно! Садись! Анна, садись, прошу тебя, за стол! Ты мне должна рассказать, где ты жила, что делала, и почему ты снова здесь?

Анна вздохнула, но на скамью все же села:

– Мне уже пора, Улиан, я много рассказала тебе. Меня ищет стража, я должна уйти до их появления. И еще… наверное, Прохор должен вот-вот прийти. Он будет не один, и тебе лучше подготовиться к его приходу.

– Как ты… как ты знаешь? – он словно и не удивился, а больше обрадовался новости прихода Прохора, но быстро одернул себя. – Да не об этом сейчас! Навершие – это часть древнего артефакта, Анна. Он давно утерян, и эта малейшая его часть хранилась в моем сундуке долгие годы, но если теперь утеряно и оно, ты остаешься единственной ниточкой к магии Цельного мира…

Теперь рассмеялась Анна:

– Улиан, я рада тебе, ты помог мне, но я всегда считала эльфов более смышленым народом. Что ты говоришь? Какой Цельный мир? Какая магия?

– Ты думаешь, Расколотая Низменность всегда была расколотой? – он хитро подмигнул ей безо всякой обиды, и Анна осеклась. То же самое говорил Ларс перед гибелью Софии.

Если и было в мире лицо у неизведанной магии, то, определенно, это было лицо Софии. Ужасные воронки, несущие в себе разрушение в огромных камнях, накрывших чернотой все небо, соединялись в одну огромную, необъятных размеров, и София, как малейшая крупица, управляла ими. Словно закрывала прореху.

Вдруг в легких пропал воздух, и Анна прокашлялась. Влажными пальцами она поправила упавшую прядь и опустила глаза. Воспоминания были еще слишком свежие. Прошло еще слишком мало времени, чтобы забыть, и в ней до сих пор каждый день копились силы, чтобы помнить.

– Знаешь, почему вымерли эльфы? Это все из-за Раскола. Четыре Силы не могли сталкиваться тогда, они должны были просто исчезнуть. Великий Воин, Великий Маг, Истинный Дух, Истинная Дриада: каждый нес в себе разрушение, Анна, – он заговорил торопливо, словно из-за страха, что она уйдет, не дослушав. – Если бы один из них только захотел создать хоть что-то, все бы вышло по-другому. А тогда… они все исчезли, но силы их остались здесь, – Улиан присел на край лавки и обнял голову руками, как будто снова проживал эти мгновения, но Анна уже знала, как должна ответить:

– Камень разрушения… они заточили силы в Глаз Дракона. Это старая-старая сказка.

– Я видел! – эльф поднял голову, на его лице читалась безнадега, в светлых глазах стояли слезы. – А после… я видел, как погиб мой народ.

– Это не может быть правдой, – Анна прошептала, но брови ее хмурились. Грудь сдавил невидимый ком. – Магии нет…

– Теперь ее нет, Анна. Лишь в самых глубинных местах силы остались ее задатки, и я чувствую ее! Бывает, вскакиваю среди ночи от всплеска магии, но здесь ее нет, в Мирсуле нет магии. Здесь только Церковь.

– Какая разница, магия или церковь? И то, и другое нужно людям, чтобы оправдать их бессилие.

– Это называется вера, Анна. Даже если пропала магия, даже если разбились Драконы, народ должен во что-то верить.

– Я видела другую веру, – Анна неожиданно ответила, – веру в человека. В себя, своего правителя, наставника или друга. Это настоящее.

– И как часто твоя вера оправдывала себя? – Улиан усмехнулся. – Ты можешь верить в себя, Анна, но не все такие сильные, как ты.

Теперь она промолчала. Ей нужно было уходить. За окнами уже расползлась всякая тьма, и оставаться здесь с каждой минутой становилось опаснее. Но эльф вдруг продолжил:

– Пять лет назад здесь горела таверна, – Анна замерла.

Кузнец усмехнулся:

– Знаешь, как в народе прозвали этот пожар? Гнев Дракона.

– Это была я, – Анна заглянула ему в глаза. – А сегодня была Месть Дракона. И это снова была я. Люди упорно не верят в мое существование, – она ухмыльнулась.

– Не это ли доказывает мою правоту? – Улиан воскликнул. – В тебе сила! Тебе по силам уничтожить Глаз Дракона. Ты должна…

– Глаз Дракона в Пещере, – она не дослушала. – Теперь он не представляет угрозы.

– Ч-что? – эльф внезапно побледнел. – Камень в Пещере? Н- но… как? Ч-то же… произошло?

– Ничего не произошло, Улиан. Королева Изабелла распорядилась отнести камень на его законное место. Вилорм охотился за ним, и если, как ты говоришь, это – камень Разрушения, то в его руках он бы вдоволь позлорадствовал. Мы выполнили поручение королевы, и, как видишь, я перед тобой. И миру ничего не угрожает.

Улиан застыл. Огромными глазами он глядел на нее, словно надеясь отыскать ложь в ее словах, но напрасно – она говорила правду. По крайней мере, она искренне верила в это.

– Что-то неправильно… что-то сложилось совсем не так, как должно, – эльф почесал затылок. – Не могу понять…

Анна пожала плечами и отвернулась в сторону, делая вид, что рассматривает настенные картины, но кузнец не на шутку озадачился. Он выхаживал мимо нее, что-то едва слышно бормоча.

– Какой он… этот Глаз Дракона? Однажды мне приходилось держать его в руках, но тогда он был лишь обычной безделушкой.

– Не сказала бы, что и сейчас он чем-то отличается, – Анна нехотя развернулась. – Камень, красивая игрушка, предмет множества легенд и преданий. Он ничем не примечателен. В моих руках он раскалился, как пламя, я не могла его держать в горах…

– Так это не ты оставила его в Пещере?

– В это время я была уже мертва.

– Святой Ульбрах, – теперь он уселся на лавку и обнял руками седую голову. – Боюсь, Анна, все складывается… ты принесла себя в жертву ради камня…

– В каком-то смысле…

– И ты возродилась! То, о чем пишут древние эльфийские тексты – правда. Это удивительно! История может повториться, но я пока не пойму твою роль.

Анна нахмурилась. Она уже топталась на одном месте, в ожидании завершить странный разговор. Он, вероятно, почувствовал ее настроение и принялся путано объяснять:

– Анна, никто из нас не мог даже представить твою важность для мира, но если все, что ты говоришь – правда, если древние эльфийские тексты не врут, мы стоим на пороге возрождения Цельного мира. Это просто невероятно, моя дорогая! И, значит, все, что случилось с тобой здесь, что случилось после – это все не случайно. Так должно было произойти, чтобы ты смогла пойти по своему Истинному пути…

– Улиан, прости, нет времени оставаться дольше…

– Да, Анна, да, конечно, – он поднялся и побрел в другую комнату – ту самую оружейную, где когда-то ковались орудия для великих свершений и славных боев, но сейчас ушло то время, и комната казалась пустой и заброшенной. – Куда ты направишься? – он остановился прямо в центре и глянул на девушку в упор.

– Я готова идти куда угодно, Улиан, лишь бы покинуть этот город. Я должна пересечь горы, должна вернуться в лес.

– Чем, ты хочешь, чтобы я помог тебе?

– Мне нужно только уйти. Меня не должны видеть ни стражники, ни обычные люди. Долгие века Мирсул строился только вниз, он славится своими подземными ходами, уверена, ты сможешь мне подсказать ближайший.

– Да, Анна, это так. Но сейчас тебе небезопасно куда-либо идти. Эти выходы тщательно охраняются. За выход из города подземным путем требуется заплатить огромные деньги.

– Я могу драться, стража меня не страшит.

– Я знаю, – Улиан по-доброму улыбнулся. – И, думается мне, ты и не должна драться. Однако, – он махнул рукой, – идем за мной.

Они отошли в самый дальний угол комнаты, и Анна проговорила:

– Ты же знаешь, что я никогда не хотела этого… но я слишком отчаянно хотела жить. Иногда мне казалось, что зря.

– Ничего не зря, моя дорогая, – он присел и словно что-то высматривал, щурясь. За окном послышалось ржание лошадей и лязг стальных лат. Стража патрулировала улицы города, к рассвету они добрались и до этого района. Анна покосилась на закрытые ставни. Улиан всегда был затворником, и лишний раз наружу не высовывался. Но каким-то образом он все же находил сирот для своего приюта на улицах города. Среди них была она сама, среди них был юный Прохор.

– Вот так… хорошо, – он нащупал металлическое кольцо, растущее прямо из пола, и в этот момент в дверь постучали. Анна обернулась на звук. – Что ж, они вовремя, – Улиан улыбнулся и потянул кольцо на себя. Доски на полу прогнулись с пронзительным скрипом и образовали темный ход, уводящий под землю. Анна изумленно глянула на кузнеца.

– Да, – он хихикнул, – это мой собственный. О нем неизвестно никому, кроме нас с тобой, и он поможет тебе выйти из города. Он безопасный.

Анна глянула вниз. Темнота. Ни одного луча света под землей не виднелось. Но выбора не было. Она должна уйти тотчас.

– Эй! – в дверь постучали настойчивей. – Старый ты дурень! Открывай, когда к тебе стучится стража Мирсула!

– Они знают меня как сумасшедшего Остроухого, – эльф кивнул в сторону двери. – Ходят ко мне регулярно. Так что… мне не привыкать.

– Спасибо, – Анна подошла ближе к лазу. – Я в неоплатном долгу перед тобой.

– Нет, Анна, – он положил руку на ее плечо и зашептал, словно кто-то мог их слышать. – Очень скоро ты поймешь, что по-другому я и не мог сделать. Ничего не происходит случайно, и твоя судьба это доказывает всецело…

– Улиан! Открывай!

На крик стражников отозвались соседские собаки. Предутреннюю тишину сменил лай, ржание лошадей и громкие голоса мужчин. Мирсул просыпался.

– У тебя… будут проблемы? – Анна шагнула в черный ход. Он уводил вниз, но сейчас его глубина была только ей по пояс. Улиан махнул рукой:

– Они не найдут этот ход, ты можешь идти спокойно. Я напою их медовухой. Уверен, они пришли сюда за ней, нежели в поисках беглянки.

На миг Анна задержала взгляд на эльфе. Слова не приходили. Он делал для нее слишком многое. Вряд ли она когда-либо сможет отплатить ему тем же. Но он и не просил ничего взамен, вот только от мысли, что сейчас они прощаются навсегда, в горле стоял ком. Анна сделала шаг вниз.

– Улиан, – она обернулась, – так частью чего было это навершие?

– Ты еще не догадалась? – он приблизился и вновь зашептал. – Частью тебя…

Они замерли оба. В двери теперь стучались без умолку.

– Иди, – эльф подтолкнул ее. – Ты выйдешь в лесу, там будет безопасно, – он присел и теперь держал крышку, чтобы захлопнуть ее после ухода Анны. – Если ты каким-то образом найдешь посох, ты больше никогда не будешь драться.

Он буквально вытолкнул ее из поля зрения и резко захлопнул крышку. Приглушились звуки, Анна погрузилась во тьму, но после слов старика о посохе перед глазами возник образ грифона с гобелена на кухне эльфа.

* * *

Ларс и вправду встретил рабов. Худые, изнеможенные, еле живые, они перебирали ногами по холодной земле и с киркой в руках продолжали обтесывать стены подземного хода. Первый раз, когда встретил их, он остановился. Он рассматривал вынужденных невольников, их занятия, надсмотрщиков – людей Уркулоса. Но после… проходил мимо, как будто их не существовало вовсе.

Они тоже не смотрели на него. Ларс не смущал их присутствием, не приносил ни воды, ни одежды, и поэтому был неинтересен. Надсмотрщики, что следили за порядком, также не проявляли к его персоне никакого интереса. Они словно были окованы так же, как и их подопечные.

И Ларс шел. Света факела хватало, чтобы видеть путь перед собой, а когда он приближался к месту стройки, огни сами освещали его. Путь вел по одной прямой, а в местах, где предполагалось разветвление, сейчас трудились несчастные люди.

Эадда ошибся, эльфов не было. Рабами людских правителей были те же люди, но, видно, чем-то не угодившие своим господам.

Ларс старался не привлекать внимания, и поэтому был рад, что никто на него не оборачивался. Сейчас он не сможет им помочь. Он может только увидеть другую сторону жизни Мирсула, других его жителей и их тяжкий труд, вкладывающийся для удобства знати.

Зачем Уркулос строил этот ход? Религия давно заполонила умы людей, но вера в святое место соединения четырех сил, а, значит, и крушения Драконов, оставалась сильна.

И какие бы еще цели не преследовал лорд, сейчас это было только на руку Ларсу.

Возможно, дело было даже не в вере. Развлечение для знати, не более того. Выйти на охоту, побродить по дикому лесу – чем не занятие? Плати золотом и будь свободен в действиях. Видела бы это Вероника, скупиться на проклятия бы не стала. Лес не нуждался в людях, и, тем более, не нуждался в цене. Вот только в войне за право владения она бы проиграла. И даже силы Черного Орла не смогли бы сместить чаши весов.

Уркулос умел побеждать, умел ломать и подчинять своей воле, и с лесными дикарями он не стал бы церемониться.

Ларс был рад, что уходит. Место возле лорда – уже давно не его, жизнь при дворе изменилась, и Ларс теперь лишился дома, даже если бы желал остаться. Он вновь становился скитальцем, но сейчас это казалось правильным.

Про Анну он старался не думать. Она ушла, не попалась в руки стражникам. Она спасла его, и поэтому не могла жертвовать своей жизнью. И для того, чтобы жить, он ей был не нужен. Если она вырвалась, то, конечно, пошла обратно в лес, а, впрочем, у нее и вовсе могло не быть выбора. Нет, нельзя допустить, чтобы они не увиделись больше. Он отыщет ее, взглянет в глаза и все объяснит… все, что их разделяло.