– Я сотню раз думал об этом, я представлял в красках, что буду делать. И только одно средство мне приходит на ум: партизанская война.
– Что? Партизанская война с болезнью? – Григорий хохотнул, но я говорил серьезно:
– С информацией. Если бы мы не знали о нем, если бы не просочилось столько сведений о вирусе, его последствиях… скорая приехала бы к Оле, а не к очередному пациенту с ковидом.
– А как же те, кто умер? Погибли реальные люди, Иван! И погибли от реальной болезни…
– Откуда нам это знать? Откуда уверенность, что вирус существует? Я знаю лишь одно: если бы мою жену доставили в ближайший медпункт, а не в соседний город, то у нее был бы шанс, а так… прошло слишком много времени с момента аварии. Она не справилась.
– Я не знаю, прав ли ты, но если тебе удастся вернуться, ты уже победишь, – он похлопал меня по плечу. – Уже поздно, так что… спокойной ночи. Завтра предстоит долгий путь.
Я кивнул Грише, и он скрылся в палатке. Я остался дежурить у костра.
* * *
Сон не приходил. Что, если это все – навязчивые мысли? Если Гриша прав, и исход один, что бы мы не меняли в процессе? Пусть не будет ковида, пусть не будет информации, но люди, получается, все равно погибнут?
Я видел много таких фильмов. Если есть судьба, то ты ее не изменишь, сколько бы раз ты ни нажимал на REC., пленка закончится все равно. Да, но будет ли печальной финальная песня?
– Я перезапишу эту пленку, – процедил сквозь зубы, подкидывая дровишек в костер и укладываясь на покрывале рядом. – Завтра все изменится.
Утро встретило нас теплыми лучами: все-таки лето в этот раз радовало, и я поддался его безмятежному влиянию. Алиса вновь была свежа и весела, фотографируя каждый листочек на дереве. Я тоже засветился на пленке. Блин, сто лет уже не видел такую древность! Все-таки Григорий дал девочке главное – прочувствовать жизнь. И он не хотел вернуться… кажется.
– Гриша? – Я вдруг обратился к нему. Мы шагали все по той же тропинке, приятное щебетание птиц и лесная свежесть располагали к непринужденной беседе. – А ты сам… не хотел бы все вернуть? Изменить 2020-й, дать Алисе возможность… родиться заново?
Он улыбнулся. Беззастенчиво так, во все свои тридцать два и лишь покачал головой:
– Я думал про это часто, когда узнал про эту вашу лабораторию, но… ты знаешь, я бы ничего не смог исправить. И уничтожение информации, как ты предлагаешь, в моем случае не поможет.
– Можно уехать… в города, где экология почище, например.
Вместо ответа он промолчал и не проронил ни слова до самой лаборатории.
Да, мы дошли. И я увидел стену с монитора босса воочию.
Лес внезапно закончился, а за ним – длинная, как горизонт, но такая близкая, как трава у дома – мерцающая стена. За ней могло находиться что угодно, но Серега утверждал, что внутри лаборатория, и у меня, в принципе, не находилось оснований, чтобы ему не верить. Одним лишь шагом я мог изменить все, что пожелаю. Я уже дошел.
Григорий легонько пихнул меня в плечо, и мои губы растянулись в улыбке. Все-таки, передо мной была цель, а ноги почему-то дрожали.
– С ума сойти, – только и смог вымолвить. Ветер сорвал слова и унес обратно в чащу. Стало тихо.
– Ну, поздравляю тебя, – Зорин протянул руку, и я ее пожал. – Ты справился.
– Спасибо. Может, все-таки присоединишься? – я сделал шаг в сторону стены, но повернулся к мужчине лицом. Алиса крутилась возле него, изредка выглядывая из-за спины, будто боялась выйти и посмотреть поближе. Да я и сам, если честно, малость дрейфил.
– Это исключено, – он улыбнулся. – Если я и надумаю нырнуть в эту пучину, то смогу это сделать лишь спустя сто лет: нам с тобой нужен один и тот же год. Ходят слухи, что нужно ждать целый век, чтобы оказаться там же. Так что… это твое право.
– Стой-стой-стой, – я попятился, – то есть ты хочешь сказать, что из-за меня отказываешься? Ты все знал раньше?
– Нет, Иван, слушай…
– Папа, почему мы не идем? – Алиса дернула его за штанину. – Я тоже хочу за эту стену! Я хочу родиться здоровой, папа!
– Ох, родная моя, – он поцеловал ее в макушку, – если было бы все просто…
– И я не хочу ждать сто лет, папа! – она начала хныкать. За весь путь девочка была до неприличия прилежной, а теперь словно с цепи сорвалась.
– Пожалуй, стоило поговорить с ребенком раньше, – я упомянул как бы невзначай, задрав голову к небу. На нем ничего не отражалось: ни Луны, ни звезд, ни судеб. Только свечение от стены пронзало ночной воздух прозрачной дымкой.
– Алиса, – Гриша присел и хотел поднять дочь на руки, но та вырвалась. А через мгновение сиганула к стене. А еще через мгновение я понял, что теряю последнюю надежду. И полетел вперед.
Неподвижным остался только Гриша. Думаю, он болел за обоих: все-таки он сделал все, чтобы его дочь была счастливой в таких непростых условиях, а я… просто хотел вернуться, и он, кажется, понимал меня.
Понятно, что я обогнал девчонку через два шага, за спиной стало доноситься отчаянное топанье и сбивчивое дыхание ребенка, но я не мог уступить. Это – мое право! А у Алисы есть родитель, который несет за нее ответственность. Из нас двоих право прохода было только у меня.
Я коснулся стены, и приятный холод пронзил мое тело. Пульсирующая вибрация укрыла меня с головы до ног, и я шагнул внутрь. И на моем месте вы бы сделали точно так же.
* * *
Мне пришлось все рассказать. О том, как я очутился здесь, для чего, кто я такой. Человек передо мной потребовал объяснений. Он сидел за столом напротив, и его лицо скрывал капюшон. Пока я говорил, он не проронил ни слова. Но вот десять минут, как я закончил рассказ, а он все молчал. Я робко повторил:
– На моем месте вы поступили бы так же…
– Я был на твоем месте, Иван. И не осуждаю тебя, это твой выбор. Алиса могла бы вырасти здоровой девочкой, а может быть, и не могла, мы не знаем. Мы можем лишь переписать пленку, так? Финал наступит, так или иначе.
Фигура заговорила, и мне стало немного спокойнее. Но, если честно, напряжение никуда не пропало. Что, если здесь нужно платить? По-любому же есть какая-то пошлина, хотя с другой стороны, я же работник “ПИВ-КО”, у меня должны быть льготы, или…
– Как тебе снаружи, Иван?
– Неплохо, но я так и не понял, что это…
Мы находились в сером здании с выцветшей вывеской “ПИВ-КО”, и, когда заходил сюда, я даже успел немного выдохнуть: все-таки я сам хотел, чтобы лаборатория выглядела именно так, но вот снаружи…
Там гулял карнавал: тысячи маскарадных костюмов, песни, танцы, фокусы – все вокруг смешалось в один большой балаган. Мерцающей стены при этом здесь видно не было. Что ж, обратного пути нет – уже неплохо. Значит, я точно смогу попробовать.
– Эксперименты, конечно же! – человек воскликнул. Но мне это было неважно:
– Мне нужна лаборатория! Пропусти меня.
– Мы сейчас в ней. Ты еще не понял?
– Где установка? Лаборанты? Где реактивы? Как я должен понять, что нахожусь там, где должен? Я собственноручно набирал сюда людей! А вы вообще кто такой?
Человек залился смехом. Не скрывая своего отношения ко мне и происходящему, он просто начал неприкрыто хохотать, будто я тысячу лет его знаю, а это просто розыгрыш какой-то.
– Ну, Ванек, ты чего? Не признал меня? – человек скинул капюшон, и я тупо уставился на… своего босса. Серега явно был горд собой: грудь вперед, волосы назад, весь такой крутой. Но что он здесь делает? И к чему весь этот цирк с рассказом?
– Че за хрень, Серый? Ты как здесь оказался? Не мог меня с собой захватить, когда отправлял?
– Пардон, дружище, но таковы правила: каждый сам проходит этот путь. И я проходил такой же.
– Чего? Не понял…
– Я и вижу, – он хмыкнул и бесцеремонно взгромоздил ноги на стол. Прям как у нас в офисе. Ну-ну, уже освоился, я смотрю.
Минуту помолчали. Я тупо пялился на босса и пытался сложить два плюс два. Но логика никак не улавливалась. Получалось, что я пришел сюда по указу босса, который в тот же день взял и приехал сюда на вездеходе. Или нет?
– Ладно, Ванек. Я не стану тебя томить. Ты и так уже слишком задержался здесь. По крайней мере, я наконец понял, почему, – он взял в руки пульт, и жалюзи на окне вдруг поползли вверх. Я подскочил на месте. – Вот твоя Оля.
В два шага я приблизился и приник к стеклу. Господи… она живая! Он смотрит прямо и улыбается мне, в косы вплетены красные ленты, и зеленый лужок за ее спиной манил свежестью. Стоп. А где маскарад?
– Это картинка? Иллюзия? Что? – я повернулся к боссу, но он покачал головой:
– Это твое будущее. Прошлое нельзя изменить, как бы ты ни старался – это истина, мой друг. Но будущее полностью в твоих руках. История циклична, помнишь?
– Ты издеваешься? – я воскликнул. – О каком будущем ты говоришь? Оля неживая!
– А ты?
Я замер. Слова и всякий гнев застряли в горле. Что за бред? Он должен был сейчас заржать и похлопать меня по плечу, поздравляя с завершением розыгрыша, но Серега лишь выжидающе глазел на меня и… похоже, ждал ответа.
– Сволочь ты, Серега, – я буркнул и рухнул на диван рядом с окном. Свечение при этом не пропало. – Это жестоко.
– Жизнь – жестокая штука, дружище. Она не пощадила ни тебя, ни меня, ни Олю. И вот мы все здесь. И ты шел сюда слишком долго, но наконец и ты с нами. Мы можем, наконец, запустить новый цикл жизни.
– Боже… что происходит? – я схватился за голову и демонстративно уставился в потолок. Мой мозг отказывался принимать происходящее.
– Хорошо, – вдруг он легко согласился. – Что ты помнишь? Что было после аварии? Сколько прошло времени? Ты знаешь?
Я промолчал. Кроме одержимости идеей перезаписи я не помнил ничего. И счет времени я потерял тоже. Оля ушла и забрала с собой всю мою жизнь.
– Прости, Ванек, но ты погиб гораздо раньше. В 2019-ом. Мы с тобой были в одной машине, когда в нас влетел грузовик, так что… сорян за скверные новости, но это правда.
– Что за бред ты несешь? А как же “ПИВ-КО”? Все эти люди? Идеи, в конце концов! Целый мир! Мир менялся вокруг нас, пандемия унесла множество жизней, мы были свидетелями этого, Оля стала жертвой этого! Но мы приспособились… как мне казалось.