– Ты её любил, я знаю. Мне тебя жаль… – практически шептал молодой граф, улыбаясь каким-то своим мыслям.
–А её тебе было не жалко? – задал вопрос Фауст, смотря прямо в душу Амадею. Юный граф смутился от такого напористого взгляда и отвернулся.
– У нас ничего не было. И нет. И не будет, – уже более уверенно сказал молодой врач и злобно сжал кулаки. При упоминании Камиллы что-то внутри у него вздрогнуло и перевернулось.
– И вообще, я спал с твоей женой, только потому что она об этом попросила. Не знаю кто сказал тебе этот бред, но я даже близко подходить к ней себе не позволял в твоём присутствии, – поняв, что сказал лишнее, Амадей посерел и отвернулся от Карамура. Ему не получалось расслабиться ни на минуту. Ревнивый муж оказался настолько ревнивым, что готов был мстить даже после смерти возлюбленной.
– А, даже так, – с ядовитой усмешкой ответил Карамур. Гаммы сидели на холодном каменном полу чуть более десяти минут. Тем не менее никто из них не собирался вставать, каждый по своим причинам. Амадей не хотел нарываться на очередные вспышки гневы рядом сидящего существа, а Карамур не хотел опять избивать этого несчастного. Не то чтобы прям не хотел, он уже устал от всех этих выяснений отношений через кулаки. Больше всего его сейчас волновало состояние любимого им существа – Клосеньки.
– Но, получается, ты согласен с тем, что готов убить моего ребёнка, не так ли?
Спустя секунд тридцать молодой доктор таки развернулся к главе семейства, а после уставился на оного пронзающим взглядом. Глаза его выражали боль, тоску и ненависть к оппоненту. Но спустя пару мгновений Амадей не решился на что-то более, чем просто отвернуться снова от Карамура. Последний лишь закатил глаза и беззлобно усмехнулся.
– Как же ты врачевать подался, если даже вмазать мне не решился? – рассмеялся Карамур, теперь существо смотрело на соседа лишь с искренним интересом и какой-то отвлечённостью. Странные резкие смены настроения хозяина поместья очень пугали юношу, но тот не решался даже мимолётный взгляд бросить в его сторону, – Ты жалок, как Камилла вообще посмотрела на тебя, – Карамур усмехнулся. Действительно, ничего у этих двоих бы не вышло. Но обида не позволяла Фаусту ни на минуту забыть о том, что рядом с ним сидит самый настоящий предатель.
В конце концов, Амадей сделал глубокий вдох. Он должен был рассказать Карамуру. Пусть хотя-бы пожалеет. Может, войдёт в положение. Или хотя-бы не расквасит ему нос. Тоже как вариант. Конечно, вспоминать последующее для юноши было не самым приятным, но и молчать уже сил не было. Он должен знать.
– Когда нам было по десять лет, я пообещал сестре, что изобрету такую таблетку, которая избавит всех людей от всех проблем. Одним летним днём мы решили сбежать в сад. Её гувернантка-француженка то ещё нечто. Белла качалась на качелях, а я листал книгу, вроде бы «Робинзон Крузо». Всё, как всегда. Я увлёкся чтением, не заметил, как Белла потеряла сознание. Я обратил на это внимание, лишь когда на меня свалилось её тело. После чего несколько дней меня не подпускали к ней. Это были самые худшие дни в моей недолгой жизни. Когда же я смог пробраться к ней в комнату, она попросила дать ей обещание. Я должен помогать всем тем, кто нуждается в моей помощи. Не бросать никого. Никогда, – Амадей тяжело вздохнул и прикусил нижнюю губу. Тёмные зелёные глаза его были полны слёз, изредка вздрагивал острый подбородок.
– А на следующий день она умерла. Через два дня скончалась мать. И я остался совсем один. Понимаешь? Неприспособленный к жизни граф? Один. Я никому не был нужен… Чтобы просто выжить я сбежал из дома, надеясь на поддержку своих родственников за чертой города. Они тоже умерли. Дом сгорел ещё за месяц до всего произошедшего… Все. Все вокруг меня умирают. Я не существо. Я не гамм. Я ходячее проклятие, – молодой доктор стукнул кулаком по полу то ли от бессилия, то ли от подкатившей злобы.
5 Глава: «Я»
Амадей, сидя рядом с Карамуром, заметно погрустнел. С каждым словом лицо его менялось от печального к обречённому и наоборот. Впервые Фаусту было жаль парнишку. Амадей лишь опёрся головой о колени. Тяжесть воспоминаний снова расковыряли старые раны.
– Ты никогда не рассказывал о таком, терять близкого – это, конечно, очень тяжело, – смог выдавить из себя Карамур. Ему было стыдно за некоторые свои поступки перед молодым врачом. Вся его агрессия, вызванная неизвестной болезнью Клосеньки, вызывала в мужчине ярость ко всему, что движется. Ему казалось, что Клосенька не сможет пережить его. Оттого на душе становилось мерзко и пусто. Он не знал, как помочь своему ребёнку, но где-то там внутри очень этого хотел, – Но отбирать то, что не принадлежит тебе – низко и подло.
– Можно подумать, ты бы стал меня слушать, – немного язвительно ответил Амадей. Его немного смутило то, что Карамур отнёсся к его словам сострадательно. Прежде, такого никогда не было. Возможно, больше никогда и не будет. Молодой доктор лишь недоверчиво зыркнул на сидящего рядом гамма и хмыкнул.
– Если бы ты не пытался увести мою жену, я ничего не имел бы против твоего общества, – твёрдо сказал Карамур и посмотрел на Амадея с некой злобой и отвращением. Последнего испугала такая резкая смена настроения. Было видно, что доктор не хотел рассказывать кое-что, что давно терзало его душу. Но сейчас это нужно было сделать. Как минимум потому, что больше такого шанса у оного не будет.
– Странно, что после родов она предпочла уехать в северную часть полушария, оставив тебя одного… Она ведь до последнего любила тебя, – Карамур нервно дёрнулся от последних слов. Что-то будто укололо его грубое сердце.
– Она умерла, – коротко бросил Фауст. Амадей даже чертыхнулся о таком заявлении. В воздухе повисло недосказанное: «Почему ты не сказал?». Карамур тяжело вздохнул и с негодованием посмотрел на врача. Какое ему должно быть дело до жены чужого существа? Тем не менее, ему польстило и то, что его супруга осталась предана ему до самой смерти. И он действительно жалел, что в прошлый раз наговорил при ней Амадею на прощание.
Молодой доктор застыл в недоумении, а потом лишь печально покачал тёмно-зелёной головой. Он даже не подозревал о таким раскладе событий и всегда удивлялся, почему Фауст был таким недовольным и злым всё это время. Но всё оказалось намного прозаичнее, чему был не рад никто из присутствующих.
– Извини, я не знал, я даже не подозревал, что всё получится так… – Амадей виновато потупил взгляд, больше утыкаясь носом в костлявые коленки. С каждой секундой осознание того, что же всё-таки произошло всё больше и больше заставляло понимать, что же он для себя потерял. Молодой доктор тяжело вздохнул и мотнул голову, сбрасывая наплывающие на него воспоминания.
– Я думал, Петровски уже каждому кусту растрепал, – ехидно сказал Карамур. Первый вызывал у него скорее некое отвращение, нежели ненависть. Фауст старший последовал примеру Амадея и принял похожую позу. Уткнулся носом в колени, тем самым теперь он подпирал оными голову.
– Он не такой уж и плохой. Георгий много потерял за время своей молодости… Я иногда поражаюсь его стойкости и хладнокровности в некоторых ситуациях… – попытался оправдать главу гамм Амадей. На это Карамур лишь закатил глаза и зло ухмыльнулся.
– Петровски конченный самодовольный придурок, и никакие происшествия с его прошлым не заставят меня думать о нём иначе! – хмыкнул Карамур и с вызовом посмотрел на доктора. Последний лишь приподнял бровь, выражая этим своё то ли недовольство, то ли удивление. Тем не менее, никто никому не возразил.
Прошёл уже час с момента их пребывания в этом коридоре. Можно даже сказать, что два этих существа поладили. Ну как, относительно, конечно. Возможно, именно благодаря их уединению они смогли выяснить отношения, а не начать потасовку в комнате дочери Карамура.
Первым всю эту тишину решил прервать Фауст старший, как глава дома, да и просто как волнующийся за своего ребёнка отец.
– Как бы там не было, я хочу извиниться за некоторые свои несправедливые по отношению к тебе слова и действия. Знай только одно, никогда больше не появляйся в этом поместье, – сказал Карамур, приподнимаясь с каменного пола. Амадей нервно вздохнул, но ничего не сказал в ответ. Он прекрасно понимал, что не сможет наладить контакт с таким тяжёлым по характеру существом, но где-то в душе оный был рад, что всё закончилось так, нежели собственной пробитой головой.
– Единственное о чём я тебя прошу в этот момент, постарайся помочь моей девочке, – уже более напряжённо сказал Фауст. Доктор всё никак не мог понять, что же по-настоящему тревожит главу семейства: ревность к жене или смерть дочери. Но одно Амадей знал точно – связываться с Карамуром очень опасно, нет, скорее, травмоопасно.
Молодой доктор не сразу понял, что произошло: Карамур протянул оному свою руку. Амадей немного растерялся и не сразу понял, что к чему, ибо раньше подобного жеста он мог ожидать только на самых их первых встречах. Когда же терпение Фауста подходило к той грани, что этой рукой он мог проломить парню черепушку, Амадей подал и свою руку. Рывком Карамур поднял доктора с пола и теперь они оба стояли на ногах.
– Единственное моё условие – ты будешь должен выполнять то, что я скажу, иначе – всё это не имеет смысла, – спокойно сказал юноша, пожимая узкими худыми плечами. Фауст тяжело вздохнул. Делать было нечего, придётся слушать своего недруга в таком серьёзном деле.
– Я согласен на всё, лишь бы ты спас мою дочь, – на том и порешили. Мужчины, более не говоря друг другу ни слова, двинулись к двери. Первым в комнату буквально влетел Карамур. Его внимание было целиком и полностью поглощено его Клосенькой, которая сейчас страдала от удушающего кашля. Отец подошёл к её кроватке: девушка была практически прозрачной, вокруг были лужицы чёрной жидкости, а платочек, в который та кашляла, был насквозь пропитан этой жидкостью.
Фауст осторожно присел на кроватку к девочке, а в следующее мгновение обнял крошечное создание. Гаммочка обняла отца в ответ. Карамур почувствовал себя очень дурно. Никогда прежде он не позволял себе обнимать своего ребёнка, ведь считал это «телячьими нежностями», которые только разбалуют его Клосеньку.
Глава семейства впервые почувствовал тепло от своего ребёнка. Это достаточно необычное явление, учитывая, что кровь всех гамм холодная. Клосенька уткнулась длинным остреньким носиком в мужское сильное плечо и тяжело засопела. Ей было приятно от того, что отец проявил к ней даже такую незначительную заботу, пускай даже на краю гибели оной.
Комната девочки была сама по себе небольшой, но из-за присутствующих в ней гамм, казалась ещё меньше, чем она есть. Тёмные стены и пол, будто готовы были готовы склеиться друг с другом. Настолько те казались низкими. Окна этой комнаты никогда не были освещены солнечным светом, потому что солнца здесь быть не могло. Слабый свет давали зажжённые по углам канделябры и фонарик над дверью. Сколько раз Карамур не уговаривал девочку поселиться в освещённой части дома, Клосенька отказывалась. Ей по душе, да и не только по ней, было приятно оказаться в темноте, нежели на солнце. Последнее настолько сильно ослепляло чёрные глазки, что девочка не могла даже открыть их, чтобы посмотреть происходящее вокруг.
Двухспальная кровать казалась огромной из-за небольших размеров гаммочки. Если сравнивать оную с Карамуром, тот просто не смог бы полностью лечь на неё – не хватило бы места для такого большого гамма. А девушка просто на просто утопала в этих пуховых перинах и одеялах.
Фауст отстранился от существа и заметил, как по бледным щекам стекают крошечные слёзки. Это настолько поразило его, что на секунду тот даже абстрагировался от происходящего вокруг. Он никогда раньше не видел, как его девочка плачет. Карамур, не зная, как успокоить своё чадо, лишь вытер своей рукой влажные дорожки на бледных скулах девушки.
Клосенька слабо всхлипнула и прижалась макушкой к большой сильной руке отца.
– Никогда бы не подумал, что она такая ласковая, как мать… – подумал Фауст и погладил пушистую голову своего ребёнка. Если бы не грохот со стороны Амадея, а этот гамм умудрился уронить коробку с сервизом, Карамур бы не отвлёкся от занятия, которое так поглотило оного.
Фауст лишь закатил глаза, а Клосенька тихонько хихикнула. Карамур напоследок потрепал девочку по голове, а потом пошёл помогать доктору поднять чудом не разбившийся сервиз.
Клосенька лишь со стороны могла наблюдать за происходящим. Амадей решил заварить для пациентки чай, а её отец молчаливо сносил все причуды молодого доктора. Гаммочке это показалось весьма забавным, ибо Фауст старший всегда слушал только самого себя.
Через полчаса Амадей заварил чай, который обладал весьма странным и резким запахом. Карамуру не нравилась идея, где доктор отравит его ребёнка какой-то гадостью. Но если он поможет гаммочке хоть немного облегчить состояние оной, он отдаст за него многое.
Амадей приблизился к кроватке девочки. Не решаясь присаживаться с подносом, дабы не обжечь Клосеньку и окончательно не разгневать напряжённого отца, доктор сначала поставил поднос с чаем с на прикроватную тумбочку, а только после сам присел на край кровати. Гаммочка сама взяла чашку с чаем, не дожидаясь, когда незнакомый мужчина решит её напоить. Девушка очень не любила чувствовать себя беспомощной, особенно перед незнакомыми ей существами.
Чай оказался отвратительным. Горький терпкий вкус так сочетался с вяжущей консистенцией до такой степени, что сводило челюсть. Под обеспокоенный взгляд гаммочка выпила всё до последней капли. Выбора у оной не было, доктор мог так просто и не уйти. Клосенька была не в настроении капризничать или паясничать из-за ужасного чая. Тем не менее, странная жидкость действительно избавила существо от кашля. Гаммочка теперь не задыхалась в собственной крови. Карамур был рад этому больше всего до момента, пока Амадей не заговорил:
– Так она же ничем не больна, у неё скоро начнётся перерождение и подобные симптомы вполне естественны для гамм перед этим процессом, – заключил молодой доктор, слегка оборачиваясь к отцу девочки. Сама же гамма убрала красивую резную чашку на поднос и вопросительно уставилась на Карамура. До этого момента он ей ничего такого не рассказывал.
– Петровски что-то говорил уже на этот счёт… Но она девочка и… Разве такое возможно? – глава семейства застыл то ли от шока, то ли от чего-то ещё. Лицо его не отразило никаких эмоций, зато в глазах показался страх. Степень его варьировалась от слабого до достаточно сильного. Фауст потёр переносицу, не переставая смотреть теперь уже обеспокоенным взглядом на молодого доктора.
– Да, Клосенька – самая настоящая гамма. И как любому из наших братьев ей свойственно перерождение… Правда, я не знаю, чем это может кончиться для неё, я ещё никогда не встречал существ женского пола… – именно тут Карамура охватила настоящая паника, которая нарастала с каждой секундой. Тяжесть воздуха сдавила его лёгкие, и он решил ослабить бабочку на шее.
Глава семейства находился в огромном замешательстве. А маленькая Клосенька лишь хлопала своими прекрасными чёрными глазками, даже не понимая, что её ждёт через считанные часы.
– Ей будет нужен покой. Пять дней ты не должен тревожить её и, возможно, она выживет, – не успел договорить доктор, как перед ним материализовался сам отец. Амадей вскочил со стула, чуть не опрокинув оный и поспешил сделать несколько шагов назад к двери.
– Пять дней… Да… А ты не думаешь, что за эти пять дней она может погибнуть? – хозяин поместья был не на шутку разозлён. Молодой доктор вытянулся, готовый отразить удар. Но он прекрасно понимал, что всё это тщетно. Карамур был в сотню раз сильнее и проворнее молодого гамма.
Что-то коснулось рукава пиджака Фауста. Тот резко обернулся. Клосенька схватилась маленькой своей лапкой за ткань и жалобно посмотрела на отца. Последний практически мгновенно остыл и уже не хотел устраивать потасовку в комнате. Чёрные глазки девочки блестели от подступающих слёзок.