Книга жёлтой росомахи

Глава 4
Ветвь красного дерева

Он

В этот весенний воскресный день Павел Волков решил отметить свой день рождения. Собственно, родился он вчера, но ему стукнуло 40 лет, а эту дату обычно не празднуют – дурная примета. Поэтому сегодня он отмечал 40 лет и один день. Вообще, Паша не любил свои дни рождения. «С каждым днём всё ближе к смерти», – говаривал Павел. «Впрочем, смерть – это всего лишь результат жизни», – добавлял он. А ещё Паша не любил весну – именно весной происходило, то, что кардинально меняло его жизнь. Как-будто, кто-то проверял его на прочность или на вшивость. К тому же, в этом году весну природа рожала долго и мучительно. То схватит, то отпустит. Заморозки – теплынь, солнце – снег, штиль – ветер. Вот и вчера: было жарко, даже резко «распукнулись» почки, кусты и деревья покрылись зеленоватой неуверенной дымкой. И Паша с друзьями решили съездить на Кольский залив, пожарить шашлыки. А сегодня с ночи задул «ветеран» (так Павел называл ветер, переходящий в ураган) и решено было собраться в его двухкомнатной квартире. Нет, здесь было вполне комфортно. Большая холостяцкая кухня неплохо оборудована – электроплита с грилем, мощная вытяжка и даже небольшой камин. Можно даже было жарить шашлыки, печь картошку. Но это, конечно, было не то: на природе-то лучше. Впрочем, выбора уже не было.

Специально Паша никого не звал – кто помнит и уважает – тот придёт. Ему даже было интересно узнать: кто помнит и уважает? И вот сегодня трое друзей-одноклассников – Варелик, Сава, Колян – завалились к Паше всей гурьбой сразу после обеда. Они гудели в детские дудки, махали шариками и флажками. Пока Паша в прихожей разоружал и раздевал их (приятели были почему-то одеты в новые спецовки с надписью на спине «Норильский никель», хотя там никто их них не работал), они по очереди прокричали поздравлялки, обслюнявили пьяными поцелуями (где-то уже успели поддать) и вручили подарки. Павел провёл весёлую троицу в большую комнату. Если в свою спальню он никого не пускал, то большая комната была отдана под холостяцкие пирушки. Мощный музыкальный центр с четырьмя колонками по углам комнаты, цветомузыка, большой телевизор с видеопроектором, стенка с баром, забитым алкоголем, большие мягкие кресла, диван, ковры на стенах и на полу. И, самое главное, плотно зашторенные гобеленами окна. Летом они защищали от ночного солнца полярного дня, а зимой – от любопытных, желающих узнать: дома ли Паша. «В этой комнате у тебя всё оборудовано для соблазнения особей женского пола», – сказала как-то одна из Пашкиных подруг. А Паша и не спорил.

В гостиной друзей ждал разминочный фуршет: на журнальном столике хозяин выстроил батарею бутылок с наливками, настойками собственного изготовления. Варелик, большой красномордый белобрысый увалень, сразу налил себе «волчаровки» – так друзья называли самопальный коньяк, который Павел настаивал на дубовой коре.

– Варелик, не увлекайся, – предупредил Паша. – Подожди горячего. А то опять нахлестаешься и чего-нибудь учудишь.

Валера Стёпкин был добродушный парень, друзьям готовый отдать последнюю рубашку. Но по пьяни становился дурным и неуправляемым и лез в драку, не разбирая: сколько передним ним противников. В одной из драк в отпуске в Геленджике ему выбили глаз каблуком. Валера был неухоженным и непутёвым. Был несколько раз женат, обобран жёнами до нитки, выкинут из квартир, которые им покупал. Сейчас он жил с мамой, работал грузчиком в супермаркете, где ранее трудился заведующим. Последний развод выбил его из колеи, он начал пить, водка подмяла его под себя и кинула из князей в грязи, то бишь, в грузчики.

– Павлик, abgemacht! – весело прорычал Варелик, блеснув стеклянным глазом и знанием немецкого языка. Их класс изучал немецкий и единственное иностранное слово, которое задержалось в его голове, был abgemacht, то есть – договорились.

– Сава, мне нужна твоя помощь с мясом, – попросил Паша второго своего одноклассника. Сава сидел в кресле, из фужера потягивал через трубочку мятную настойку. Не выпуская её сквозь зубы прохрипел: – Jawohl, mein General¹, – и не двинулся с места.

– Блин, если мы окончательно перешли на немецкий то…aufstehen²! Марш-марш на

кухню! – громко скомандовал Павел. Савва вскочил и строевым шагом промаршировал на кухню. Во всей этой компании он был самый шебутной. Шутки-прибаутки из него сыпались как из дырявого мешка. Сава имел уголовный вид: наголо бритая башка, маленькие серые колючие глаза, всегда небритый, нос облупленной бульбочкой. Поджарая фигура, как у лагерного доходяги. Он любил сидеть возле своего подъезда на корточках и,

сплевывая через щербину в зубах, хриплым голосом выдавать «на гора» бабулькам, сидящим на лавочке, какие-нибудь тюремные байки. Немудрено, что очень многие считали, что Савва когда-то сидел. Но это было не так. Савелий Сергиенко был майором ВВС в отставке. Служил в посёлке Высокий, летал на бомбардировщиках дальней авиации ТУ-95. Однажды, после долгого заокеанского перелёта, у Савелия открылась язва (перенервничал, как он объяснял потом), ему вырезали пол желудка и комиссовали. Сейчас он работал слесарем в котельной и был вполне доволен жизнью. За три года гражданской жизни успел жениться, завести ребёнка и развестись – был уличён в многочисленных изменах. Впрочем, у Савы была своя версия развода со Светкой – красивой, дородной бабой, и в последнее время (прошёл всего месяц после расставания) он всем её рассказывал, причём, в разных интерпретациях.

– Колян, вруби видик – вчера свежие видеоклипы записал – и присмотри за Валеркой, – попросил Паша, уходя на кухню. Среди Пашкиных друзей Николай Зиновьев был менее всего подвержен пагубным страстям. Это был кареглазый коренастый крепыш. В школьные годы у него была шикарная копна чёрных курчавых волос, но к сорока годам от неё остались одни воспоминания. Коля с детства был молчуном, одержимый с первого класса одной мечтой – стать моряком. Если всех детей находили в капусте, то Коляна нашли в морской капусте. Книги, фильмы его интересовали только про море. После школы он сразу поступил в мореходку, тем более, что их родной город, стоящий в конце северного Лукоморья России, располагал шикарным мореходным училищем им. И. Месяцева. После мореходки Колян служил на Северном флоте, на крейсере «Мурманск». Демобилизовавшись, Коля на судах Мурманского морского пароходства стал ходить налево – то есть в загранку. Выход из Кольского залива направо – это Северный морской путь, Коляну там не климатило. За двадцать лет дослужился до старпома. В перерывах между рейсами женился, родил трех детей, застукал жену с любовником, развёлся. Николай много лет считал себя счастливым, но потом стал замечать, что его счастье стало скукоживаться, скукоживаться и, наконец, стало таким маленьким, что при желании его можно было затолкать в спичечный коробок, как таракана. Море надоело, семьи нет, дети его не любят. Он поставил на себе крест, однако решил устроить жизнь холостяка Пашки. Сегодня в голове Коляна сидела идея – как женить Павла, единственного из их компании, не познавшего счастья семейной жизни. Колян тайком пригласил на Пашкин день рождения Наталью, свою тридцатилетнюю соседку по лестничной площадке, и теперь ждал звонка в дверь с минуты на минуту.

Паша, не ведающий о грядущем семейном счастье, привел Сава на кухню, вытащил из холодильника кастрюлю с маринованным мясом и поставил её на разделочный столик.

Сава отодвинул Павла от стола и приступил к «священнодействию» – когда он колдовал над мясом, ему лучше было не мешать. Впрочем, ловко орудуя ножом, он ловко орудовал и языком.

– Павлуха, трепать тебя за ухо! Чё грустный, как тот капитан, который недавно хотел меня надурить?

– Какой капитан? – Паша приготовился слушать очередную Савкину байку, то ли из его жизни, то ли из чужой – у него это не поймешь, ради красного словца соврёт – не дорого возьмёт.

– Сослуживец мой бывший. Заезжал я недавно, когда был в отпуске, в Оленегорск, к друзьям-однополчанам. И позвали они меня на охоту – я же лучший стрелок в полку был. Все это знали, но один паразит – капитан Орбели – решил меня при всех опозорить. Как потом выяснилось, он перед охотой выхолостил два патрона. Полдня наша шайка проходила-пробродила по лесу, все патроны потратили, но ничего не подстрелили. Возвращаемся к машинам, и этот капитан начинает меня чморить:

– Хреновый ты стрелок – ни одного трофея с охоты не принёс!

Я ему про сильный ветер, про то, что не сезон. А он:

– Да ты просто мазила, если я встану в двадцати шагах с голым задом, ты и то промахнёшься.

– Нет, Рубен, – говорю: – не промахнусь.

– Промахнёшься, ставлю ящик коньяка!

– Рубен, ты дупой рискуешь…хотя, что это я армянину говорю? Иди, вставай!

Полез я за патронами и ни одного не нашёл, у ребят спросил – ни у кого нет.

– Не получится проверить мою целкость – нет патронов.

– А у меня остался один. – говорит Рубик, подаёт свой холостой патрон и идёт отмерять двадцать шагов.

Я хотел уже вставить патрон, но смотрю на него: два нуля. Блин, думаю, ему попенгаген порвет на британский флаг. Я, конечно, Рубена не люблю, но не до такой же степени. И вспомнил, что с прошлой охоты завалился у меня за подкладку патрон с пятёрочкой.

– Ну, и?! – спросил Павел.

– В общем, коньяк он мне проспорил, – гыгыкнул Сава.

Паша засмеялся, но вскоре осёкся – его взгляд упал на ошейник с поводком, который лежал на широком подлокотнике кресла, стоящего слева от камина. У Паши защемило в груди, он застонал, как от зубной боли. Это был ошейник Чипа, которого он неделю назад отвёл на укол.

Чип – малый чёрный пудель – был членом Пашиной семьи 13 лет. В последний год они остались одни – Пашины родители погибли в автокатастрофе под Москвой. После этого пудель стал сильно сдавать. Начали выпадать зубы, выкакаться нормально стало для собаки проблемой. Но Чип не жаловался, просто иногда, смотрел на хозяина своими умными чёрными глазками как-то очень грустно. А потом пришли судороги. Раз в день, под вечер пудель падал на пол, и его начинало корёжить. Паша с содроганием слушал, как

тельце Чипа бьётся об пол. Длились судороги пару минут. Потом Чип вставал и шёл к Паше и, если тот сидел, залезал к нему в кресло и прижимался к хозяину телом, пытаясь согреться.

Паши хватило на три дня. В конце концов, он пошёл с Чипом в ветлечебницу. Врач, осмотрев собаку, назвал какой-то непонятный диагноз.

– Что-что? – переспросил Паша.

– Надо усыплять, лечить бесполезно, старый уже пёс, – твёрдо сказал ветеринар.

Паша дал согласие. Чипа положили на стол. Паша дал другу его любимую шоколадную конфету – раньше за неё Чип мог душу продать, бежал со всех лап, когда слышал шелест разворачиваемого фантика. Но Чип только послюнявил конфету и выплюнул. Может, он уже что-то чувствовал. Доктор как-то быстро сделал укол, Чип даже не дёрнулся, а через несколько секунд пёс начал засыпать.

– Чип, Чипик, – позвал его Павел.

Чип тихонько шевельнул своим хвостиком, из его правого глаза выкатилась слеза, и пудель уснул навсегда.

– Идите, мы всё сделаем, как надо. – произнёс врач.

Паша положил ошейник с поводком в карман и побрёл домой. Душа саднила, он чувствовал себя убийцей. Хотелось плакать, но слёз не было. Дома Павел положил ошейник на кресло на кухне – туда, где он всегда лежал и откуда Чип приносил его в зубах хозяину, когда хотел гулять или, когда Паша говорил пуделю: «Дай гулять!» (глупая команда, придуманная отцом, но Чип её понимал и несся за поводком).

– Ну, вот шеф, – прервал грустные воспоминания Савва: – Мясо готово, я понёс в комнату.

– Давай, а я сейчас овощей настругаю и принесу.

Павел принялся нарезать огурцы, помидоры, лук, болгарский перец, прислушиваясь – не стучат ли в дверь?

Дело в том, что он ожидал важного гостя, точнее гостью – Маришу. Они были знакомы пять лет, и Паша считал её своей второй любовью. Первая была в далекой юности и кроме боли и огорчения ничего не оставила в душе. Впрочем, это был важный опыт для доверчивого мальчишки, этакий тест-драйв земной любви.

С Маришей было всё по-другому. До неё у Павла было немало женщин, но он ни к одной не прикипал сердцем. Внешне она была похожа на Скарлет Йоханссон: такие же щёчки, по-детски припухлые губки, фигурка – «песочные часы». Её медно-рыжие волосы и серо-стального цвета глаза произвели большое впечатление на Павла. И это было нормально. Когда эта медно-стальная красотка заходила в комнату, мужчины терялись от её красоты. Кожа Мариши, как у всех рыжих, была тонкой, прозрачно-нежной – голубые жилки просвечивались – и это придавало ей вид, как и всем рыжим девушкам, какой-то незащищённости, неспособности противостоять злу. Казалось, что Мариша, как сказано в Писании, получив удар по правой щеке, подставит левую. Однако на самом деле, если её, фигурально выражаясь, ударяли по одной щеке, она, условно, так врезала в ответ, что условная челюсть условно вылетала у обидчиков. Остра была Мариша на язык, чрезвычайно умна и талантлива. Этим-то, а не только внешностью, привлекла она Пашу.

Они познакомились случайно (хотя ничего случайного не бывает, ведь случайность – это не угаданная закономерность), в компании общих друзей, и как-то сразу само собой у них всё закрутилось и очень скоро они оказались в объятьях друг друга.

Паша влюблялся в Маришу постепенно, она входила в его сердце толчками – как гвоздь вбивается в дерево с каждым ударом молотка – с каждой его фрикцией, с каждым его импульсом жизни, с каждым её возгласом наслаждения в конце их любовных битв. Он входил в неё как в царский дворец, получая царские же почести. В самом начале их отношения были основаны на безумной страсти двух молодых, красивых организмов. Потом они стали получать наслаждения просто от общения, разговоров друг с другом – им было интересно и тепло вдвоём. Обнимая и целуя, Паша в порыве нежности называл Маришу Малыша, а для неё он стал любимым Волчком. И вовсе не из-за фамилии Волков. Марише нравился мультфильм Норштейна «Сказка сказок». Главный герой – Волчок, который «ухватит за бочок» – был, по её мнению, похож на Пашу.

Павел стал часто ночевать у Мариши в двухкомнатной квартире её мужа, который недавно ушёл от неё, но оставил жильё бывшей жене. «Молодожёны» даже стали жить, как семья. Он приходил с работы, приносил еду, она кормила его ужином. У Паши это было впервые. Обычно его романы длились неделю, а с Маришей всё зашло далеко. Павел даже сделал ей предложение. Мариша обещала подумать. Думая, она покупала пинетки, распашонки, впрочем, не давая определённого ответа. Ей было хорошо с Пашей и без штампа в паспорте. А Павлик предложения больше не повторял, и, как оказалось, правильно сделал. Он Малышу любил, но в её любви сомневался. Однажды спросил напрямую, глупо:

– Ты меня любишь?

– Я тебя обожаю. Обожамлик мой!

Прямого ответа не было, но его устроил и этот. А напрасно. Паша слишком поздно понял, что Марише начала претить однообразная жизнь, даже классная в сексуальном смысле. Ей хотелось новых ощущений. Однажды Паша пришёл переночевать и когда они укладывались на перину Маришкиной шикарной кровати, он обнаружил на прикроватной тумбочке мужские часы с жёлтым металлическим браслетом.

– Что это? – сдавленным голосом спросил Паша.

– Заходил приятель, оставил случайно, – был ответ.

У Паши как будто что-то оборвалось в животе, у него вдруг внутри образовалась пустота. Ему стало очень больно и холодно на душе. Точно также он снимал с себя часы и клал их именно сюда, когда под ним на перине сверкала белизна голого Маришкиного тела, а на Паше из одежды оставались только эти часы. Он их снимал, чтобы не поцарапать нечаянно её кожу.

– Вы трахались?

– Что ты, он их просто снял и забыл.

Близнец, бесполезно что-то выяснять, подумал Паша, а вслух заорал:

– Ты врёшь, как дышишь!

Не говоря более ни слова, он оделся и ушёл. Навсегда.

Мариша осталась больной занозой в его душе, но любовь умерла. Мариша убила её одним ударом.

Однако хорошие отношения у них сохранились, они иногда перезванивались. Однажды они встретились случайно. Павел пригласил её в гости. Посидели, выпили, и всё закончилось, как и раньше, безумным сексом. Он довёл Маришу до судорог, до признания, что он всё равно лучше в сексе её нового мужа (хозяина часов с жёлтым браслетом). Но это уже ничего не меняло в их жизни. Впрочем, если ей была нужна какая-нибудь помощь, Павлик всегда помогал. И если Паше было что-то надо, Малыша расшибалась в лепёшку, но выручала своего Волчка.

Вот и сегодня Паше понадобились деньги, и он позвонил Марише, и она сразу же пообещала их привезти. Павел не говорил, что у него день рождения, но в тайне надеялся, что она не забыла об этом. Почему-то ему было бы очень приятно получить от неё поздравление. Волчок был уверен, что Малыша всё помнит.

Он ждал звонка в дверь и дождался.

Она

Раньше у Мариши была масса комплексов по поводу своей внешности. То, как она считала, волосы слишком жидкие и прямые, и она их постоянно мучала плойкой. То жира слишком много на бедрах и животе, и она постоянно мучала свой желудок диетами. В 16 лет она не считала себя красавицей и думала, что не будет пользоваться успехом у мужчин. И как только первый же мужчина сделал ей предложение, она тут же выскочила за него замуж. Так же скоропостижно они разбежались: муж был никакой – серый, неинтересный. Зато теперь, когда она почувствовала себя настоящей женщиной, её потянуло к неординарным мужчинам. И они стали встречаться на её пути. Один был психиатром, другой журналистом, третий – егерем. Романы были бурными, но скоротечными.

Паша Волков – стивидор рыбного порта – глянулся Марише сразу. Высокий, стройный, черноглазый – греческий полубог. Когда они сошлись поближе, она млела от запаха его золотистой кожи, обтягивающей красивое тело, от длинных волнистых волос, от небольшой и круглой, как у молоденьких девушек, попки. Однако взял он Маришу не этим – были у неё и посимпатичнее мужики. Павлик увлёк её своими рассуждениями. Самое приятное было для Малыши, после бурного секса, лежать у него на груди и слушать его мурлыканье – а он умел мурлыкать как кот – или колыбельные про серенького Волчка, про усталые игрушки, про рыбок в пруду. А иногда Паша рассказывал ей сказки, истории и она чувствовала себя маленькой девочкой, как в детстве, когда мама ей на ночь что-то читала. Забавно, но его ночные истории даже помогали. Паша иногда ей рассказывал о жизни Петра I, и как-то на экзамене по истории (Мариша училась в МГУ на филолога) она начала «плавать», но вдруг в её памяти всплыла одна из Пашиных «колыбельных» о детстве Петра. Мариша старательно пересказала услышанное и получила от экзаменатора хорошую оценку.

Вообще, Павел заставлял её задуматься об общеизвестных истинах. Он говорил ей иногда: – Ты видишь мир в одной плоскости и у тебя «замылился» глаз, и ты уже чего-то не видишь. Ты как будто в комнате, в которой всё привычно, но иногда не можешь что-то найти. А ты, условно, залезь на шкаф и увидишь конфетку, которую ленивая Мохова из фильма «Утомлённые солнцем», не могла увидеть десять лет. Смени плоскость и увидишь новое. Не переставляй, условно, мебель, не прогибай мир под себя, а смени свою позицию, своё отношение к миру.

Паша был этакий весёлый психолог. Умел, кстати, обезоружить людей смехом. Были у него методы против костьсапрыкиных, трамвайных хамов. Мог он хлестнуть своей вежливостью от уха до уха, и лицо хама неожиданно само расплывалось в улыбке и конфликт исчерпывался.

Впрочем, Мариша обожала Павлика не за ум или внешность. Он сразу показался ей каким-то уютным, нежным, мягким. Она называла его Волчок, как персонажа из мультфильма «Сказка сказок». Мультяшный Волчок был такой же, как Паша – трогательный, «плюшевый», домашний. В мультике Волчок не «тащил во лесок», а убаюкивал беспокойных детушек, трогательно заботился о них. Так и её Волчок нежно заботился о Малыше. Ей было безумно приятно свернуться калачиком у него под боком и сладко дремать, ощущая тепло его тела и спокойствие души. Малыше было с Волчком покойно и тихо на душе.

Но всему приходит конец и даже спокойствие надоедает. Мятущейся душе Маришки захотелось чего-то другого, дерзкого. И оно пришло. Она встретила Его – Мишу. В его коричневых глазах светился таинственный огонёк, похожий на те, что горят в ночи в окнах домов, пролетающих мимо окон скорого поезда. Марише всегда было интересно узнать: что там, за этими окнами. Она как мотылёк полетела на этот огонёк. Он был необычен. Старше её на двадцать лет. Суров, как будто сделан из камня. Никогда она не могла понять, что можно ожидать от него в любой момент: смеха или крика, удара или поцелуя. Она всегда была в напряжении, в тонусе и её страсть к спокойному Волчку иссякла и появилась страсть к взрывоопасному Мише.

Мариша познакомилась с ним, когда Волчок уехал в Питер сдавать экзамены в Макаровку – Государственный университет им. адмирала С.О. Макарова. Миша разместил в интернете объявление о поиске переводчицы с английского, посулил хороший оклад. Мариша знала язык в совершенстве, да и деньги ей были нужны. Она приехала на собеседование, увидела чернявого крепкого сложения мужика и пропала – как кролик утонула в глазах удава. Он быстро взял власть над ней. Мариша его не любила, но её всё время тянуло к нему. Вскоре она переехала в его квартиру, и стала жить его заботами. Готовила еду, стирала, убирала.

В нём была сила, внешность излучала уверенность и опасность. У Мариши было чувство, что она стоит на краю пропасти и есть опасность туда ухнуть. Это Пушкин про её ощущения сказал: «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю», и «гибельный восторг» Бабеля – это тоже про её отношение к новому любовнику.

Миша часто куда-то уезжал, ей становилось скучно. Мариша хотела помогать ему не только по хозяйству, но и по работе, но она не могла понять – чем он занимался. Он, например, покупал квартиру, они немного жили, делали вместе евроремонт и продавали её. Потом переезжали в более дорогое жилье, в более престижном районе, и всё повторялось вновь – ремонт, перепродажа. Более 6 месяцев в квартирах не задерживались.

Скоро они переехали в шикарную квартиру в сталинском доме на проспекте Ленина. Но из планов Миши Мариша поняла, что он нацелился на скорую перепродажу и переезд в столицу. Два дня назад он внезапно уехал в Москву, и Мариша начала маяться в этих апартаментах, как птичка в золотой клетке. Ей эти переезды из дома в дом, постоянные отлучки стали надоедать. Поэтому, когда позвонил Волчок, она очень обрадовалась. От его голоса тёплые воспоминания нахлынули на Малышу доброй волной, и она чуть не заплакала. Волчок просил некоторую сумму в долг. Для него это была солидная сумма, а для неё – мелочь, Миша оставлял денег столько, сколько ей хотелось, и не спрашивал отчёта о потраченных средствах.

Условившись о встрече, Малыша бросилась собирать купюры из разных мест, куда Миша распихивал наличку – банковскими картами он никогда не пользовался. В платяном шкафу она обнаружила чемодан, в котором лежала куча галстуков в упаковках. Один из них Малыше приглянулся, и она тут же вспомнила, что у Волчка день рождения. «Вот и подарок готов», – подумала Мариша: «Нужна только хорошая коробочка». Она подняла чемодан и увидела под ним очень необычный деревянный футляр. Он был размером с небольшой пенал, покрыт серебряной инкрустацией в виде непонятных иероглифов. Он производил вид старинной вещи цены немалой. Внутри коробка была обита красным бархатом. И, самое главное, он был пуст.

– Самое то, для моего подарка, – воскликнула Мариша. Она положила в футляр галстук и деньги и отправилась к Волчку. Ей хотелось успеть, пока не вернулся Он. Мысленно Мариша назвала Михаила ОН и никак иначе.

Зверь

Он сразу почувствовал неладное – как будто в сердце что-то кольнуло. Звериное его чутьё не подвело: Мариша сделала то, что ни в коем случае не должна была делать – брать его Вещь. Он только что приехал после очередной «кровавой жатвы» (так он называл свои задания) и хотел отдохнуть, как доберется с вокзала домой. Он стал всё больше уставать. Задания его становились всё сложнее. Несколько месяцев назад, например, в Питере было очень непросто, ему пришлось вспомнить навыки вождения КАМАЗа и схему расположения улиц и переулков Васильевского острова. Он сделал всё чётко, как и было показано в задании: смертельное ДТП и незаметный отход дворами. А задание он получил, как всегда, во сне. Вообще сны – это была его вторая и очень важная часть жизни.

Всё началось в юности. Мишу мать бросила в 13 лет. Сделала она это тонко. Завербовалась на Камчатку, а сына подбросила своему отцу, жившему в небольшой карельской деревушке. Обещала, что как только обустроится на месте, сразу заберёт Мишу к себе. Однако изначально она этого делать не собиралась. Нашла себе мужика, вышла замуж, а отцу послала документ с отказом от сына.

Дед Коля сразу сообщил об этом Михаилу. По простоте душевной дед думал, что оформит опекунство, а Миша скоро забудет о матери. Миша и забыл. Только вместе с этим он навсегда забыл, что такое Вера и Любовь. Осталась только Надежда. Надежда, что когда-нибудь он отомстит матери.

Вопреки тому, что происходит с такими сиротами, Михаил не пошёл по наклонной. Он стал усиленно заниматься боксом, борьбой, в сельской библиотеке перечитал все книги по единоборствам. Начал качаться на тренажёрах, и к 15 годам это был уже крепкий сильный паренёк с железными кулаками. В деревенских драках всегда выходил победителем, и местные пацаны его уважали.

Получив паспорт, Миша уехал в Петрозаводск, поступил в автотранспортный техникум, жил в общаге на улице Мелентьевой. После окончания учёбы работал автослесарем в таксопарке. Но вскоре ему надоела эта хлебная работа. В душе у Миши с 13 лет поселилась какая-то мрачная дыра, которая высасывала хорошие эмоции и выплёвывала наружу только плохое. Михаил становился всё грубее, нахальнее, самоувереннее. Он стал получать удовольствие от чужой боли и унижения.

Однажды он ехал в автобусе с очередной своей зазнобой, и ему показалось, что соседний паренёк посмотрел на его девушку как-то не так. Миша сразу бросился на парня и стал методично, как молотом, вышибать из пацана жизнь. Если бы зазноба не повисла на Мишиных руках, он бы убил парня. Михаилу понравилось, что никто не заступился в автобусе за юношу, они только жадно и молча впитывали всё глазами – значит, они боялись Мишу. Он сошёл на ближайшей остановке, отправил девушку домой, а сам пошёл в своё общежитие. По дороге он «обсасывал» свои новые ощущения. Миша почувствовал власть – он был властен убить или помиловать. Он наслаждался тем, что кто-то плавает в своей крови, которую из него выбили Мишины кулаки.

После этого начались сны. Они были подробные и жуткие. В первом сне он увидел того парня – как тот загибается в реанимации, а потом лежит в морге. Миша не знал, что на самом деле стало с тем юношей, да его это и не интересовало. Теперь в его жизнь пришли сны, которые стали главной частью его существа.

Каждый сон это был красочный фильм про убийство, в котором главным героем был он. Михаил оказывался на знакомых или совсем незнакомых улицах, шёл по определённым адресам, находил в тайниках какое-либо оружие: нож, обрез, пистолет. Или наоборот – брал в открытом доступе что-то обычное, например, инструмент, который становился орудием убийства. На заброшенной стройке он брал кувалду, в незапертой слесарке – молоток, в подсобке мясного магазина – топор. Далее во сне всё было расписано пошагово. Он приходил на определённый адрес и ожидал определённого человека. Затем, в зависимости от оружия и окружающей обстановки, резал, стрелял, проламывал голову. Или душил голыми руками – во сне Михаил получал от этого особое наслаждение, несравнимое даже с сексуальным. Пробуждение всегда было лёгким, он просыпался полный сил. Однако его мучал вопрос: почему ему снятся такие картины?