Два людоеда, как облитые водой коты, прянули друг от друга и застыли.
Охранник завалился вперед в следующую же секунду.
Аттила стоял еще пару мгновений.
Опустился на колени.
Когтистые лапы старались удержать вываливающиеся из брюха внутренности.
Вождь поднял ненавидящий взгляд на человека.
***
«Скорее всего ты все равно погибнешь, – сказала Юмэ, – Слишком много переменных. Я сделала, что смогла. Но шансов мало».
Владимир хотел ответить, но почему-то не смог.
«Я подправила твой метаболизм, – грустно продолжала Юмэ, – Все происходит слишком быстро. Для человека это пара смазанных движений. Ты бы ничего не понял, а я бы с тобой не поговорила… Мы бы не попрощались…»
Землянин попробовал переместить взгляд… И не смог. Зрачок не двигался.
«Совершенно верно, – прокомментировала Юмэ, – В природе не существует медленных и быстрых животных. Есть разное восприятие времени. Например, черепаха думает, что она очень быстрая. А орел наоборот считает себя медлительным, но его жертвы еще медленнее».
Мышцы лица тоже не шевелились.
«Я смогла замедлить твое восприятие времени достаточно, чтобы ты мог меня слышать, но двигаться с такой скоростью ты не способен физически. И даже думать не можешь… Ты в состоянии хотеть, злиться, радоваться, но сформулировать мысль в реплику, которыми ты со мной общался – ты не можешь».
Хотелось возразить. Но не получилось.
Владимир почувствовал улыбку собеседницы.
«В Галактике была одна цивилизация, которая тюремные сроки для своих преступников устанавливала в пару часов, но накачивала провинившихся медикаментами и замедляла их метаболизм. Восприятие времени менялось так, что те проживали несколько десятилетий. Очень любопытная технология. Последствия были самые неожиданные. Широко такая практика не распространилась».
Очень полезная информация.
Юмэ вздохнула.
«Я тяну время. Тебе сейчас будет очень больно».
И боль пришла.
***
Вождь одним движением оказался рядом с пленником. Взмах когтей освободил от пут. Острые как бритва зубы впились в бок.
Владимир очумел от боли. Хотелось вопить и кататься по земле, но тело не слушалось.
«Это не навсегда, – сказала Юмэ, – скоро пройдет. Я про метаболизм. Но боль придется потерпеть. Уже недолго».
Челюсть ослабла.
Отступила боль.
Но тут же нахлынула с новой силой. Время потекло с привычной скоростью.
Людоед держал человека, как собака кость. Псину в самый ответственный момент позвал хозяин. Кость еще не бросили, но хватка ослабла.
Владимира крепко держали чудовищные лапы.
– Твой робот меня сломал, – сказал Аттила, отплевываясь.
– Нет, – отозвался глухой голос, – Вы давно сломаны. Давным-давно. И вас не починить.
Владимир скосил взгляд.
Посреди кровавого месива в метре над полом парил серокожий горбун.
Человек не думал, что так обрадуется старому уродцу.
– Твой робот сломал моих людей, – упрямо повторил Аттила.
Одна лапища держала Владимира поперек туловища, а вторая лапа подхватывала вываливающиеся кишки. Разорванное пузо сочилось кровью и коричневой жидкостью.
В длинных тонких руках Демосфена лежали два серебристых предмета.
– Ты не можешь меня убить, – заявил людоед и текучим движением отступил назад.
– Не могу, – согласился горбун, – Но мне придется.
Аттила зашипел и припал на четвереньки. Человек упал между передних лап.
– Умрешь не только ты, – говорил Демосфен, медленно приближаясь, – Сегодня умрет много людей. Кто-то уйдет во Вселенский свет к Создателю, да, дорогая?
«Да…» – прошелестело в ответ.
– А кто-то, я надеюсь, провалится в черное ничто!
– Хорошо. Ты сильней. Я в твоей власти. Ты главный.
Людоед присел на задние лапы и склонил голову – взгляда не спускал с серокожего горбуна. Передняя лапа зажимала порванный живот.
– В вашей культуре нет формулировки отречения от власти, – сказал Демосфен, – В любой стае, у всех животных – есть способ объяснить, что ты не претендуешь на власть. Что ты согласен на любую ступень в иерархии. И стая такого не трогает.
Черные близко посаженные глазки следили на серебристыми предметами в руках горбуна.
– Но у вас такого нет, – договорил Демосфен, – Вы сжираете любого, кто проявил слабость. Вся ваша цивилизованность, заключается в том, что вы придумали жрать нас не сразу, а чуть погодя…
В груди людоеда родилось утробное рычание.
Если бы Владимир мог, он бы крикнул, предупредил. Зачем горбун подходит к хищнику?
Скорее всего Демосфен никогда никого не убивал.
Да и где бы ему представилась возможность?
И Демосфен не видел минуту назад драку людоедов. Не видел с какой скоростью они двигаются.
Горбун выстрелил.
Сверкнули вспышки. Пахнуло озоном.
Владимир понял, что над ним никто не нависает.
Демосфен выстрелил и увидел пустое место.
Серебристые штуковины работали явно не так.
Горбун растерялся.
Землянин лежал на спине и видел, что людоед в момент выстрела подпрыгнул вверх. Подпрыгнул достаточно сильно, чтобы врезаться в потолок и оттолкнуться от него.
В Демосфена сверху врезалась ощерившаяся когтями и зубами туша.
Горбуна проволокло несколько метров.
Что за технологии доступны расе Демосфена – неизвестно. Но людоед не убил его сразу.
Он не мог пробиться к горбуну сквозь какие-то блестящие купола. При каждом взмахе когтистой лапы, когда казалось, что сейчас вырвут серый горб или оторвут руку – в этот момент в воздухе вспыхивали голубые икры, словно нападающий бился о невидимые преграды.
Но судя по тому, как мотало Демосфена из стороны в сторону – продлится это недолго.
Серебристые штуковины разлетелись в разные стороны.
Одна подкатилась почти к Владимиру.
Человек напряг скудные силы и выбросил единственную руку вперед.
Пальцы сжались на серебряной рукоятке. Приспособление само легло в ладонь. Владимир ясно понял, где дуло и как стрелять.
«На здоровье», – прошелестело в голове.
Как на стрельбище. Спокойно, никуда не торопясь.
По весу напоминает пистолет Макарова.
Только не нужно думать о ходе курка и разбросе пуль.
Аттила взвыл и прянул в сторону. От шерсти на спине шел дымок.
Рука с высокотехнологичным приспособлением для убийства метнулась вслед за силуэтом хищника.
Чудовищная туша рухнула на спину. От морды поднимался густой дым. Глаза испарились, а лобная кость вплавилась в челюсть.
Серебристая штуковина выпала из ослабевшей руки.
Вот и всё.
***
Владимир не столько услышал, сколько почувствовал слабый вздох.
«Не могу больше, – тихо сказала Юмэ, – Мне пора».
«Что с тобой?»
«Я робот, – едва слышно усмехнулась Юмэ, – Я не живая. Меня создал недостижимый с своей доброте и мудрости Создатель. Создал меня такой, чтобы я помогала разумным расам. А я… Я нарушила его заветы…»
«Я думаю, он бы понял, – уверенно заявил Владимир, – Он бы сам прихлопнул этих тварей».
«Даже если так, – отозвалась Юмэ, – я же не Создатель. Я его творение. Я существую по законам. И то, что я сделала… Это все равно, что ты бы на Земле стал дышать не кислородом, а раскаленным железом».
Человек не чувствовал ног. Он лежал на полу изломанной куклой.
«Я ухожу», – сказала Юмэ.
«Не умирай! – мысленно вскрикнул человек. – Пожалуйста! Не умирай!»
«Извини, – попросила Юмэ, – Я уже умерла. Ровно в тот момент, когда вдохнула железо. У меня горит нутро, я рассыпаюсь на… Ты не знаешь названия для столь мелких частиц. Ты знаешь только байты и биты».
«Тебе больно?»
«Володя, я – информация. Мне не может быть больно».
«Ты мне врешь».
«Конечно, вру. Раз уж я нарушила один закон своего существования, то почему бы не…»
Человек несколько мгновений ждал продолжения.
Но в голове царила глухая тишина.
Мыслей не было.
Молчало все существо человека.
В опустевшей голове не рождалось ни мысли. Тупо стучало сердце – равнодушное, словно двигатель. Водителя застрелили, а автомобиль катится, не понимая, что везти некого и некуда…
Тьма.
И тишина.
Вот что такое этот ваш космос.
***
Роботы-медики подправили Владимира и полчаса колдовали над чаном с остатками Николая Второго.
Потом их обоих переправили на корабль Демосфена.
Регенерационная камера действительно работала за считанные часы. В жиже смутно угадывались конечности и внутренности. А ямы в черепной коробке уже затянулись. Наверное, поэтому роботы подняли лицо над уровнем жидкости.
Владимир оглянулся.
Рядом стоял Демосфен.
Замерли друг напротив друга. Инопланетянин старался глядеть человеку в глаза. Мешал горб, приходилось вытягивать короткую шею.
«Что он пытается мне сказать?» – привычно подумал Владимир.
Ответная тишина хлестнула, как…
Как будто дернулся позвонить родному человеку, которого давно уже нет.
«Юмэ…»
Горбун стоял напротив человека и, может быть, терзался теми же мыслями.
Круглые белесые глаза смотрели, не отрываясь.
Инопланетянин раскрыл рот и неуверенно забулькал. Отрывисто и будто с напрягом.
Владимир не сразу расслышал в бурчании знакомые звуки.
– Доомоой, – старательно булькал Демосфен, – Доомоой. Доомоой…
Человек улыбнулся.
Кивнул.
Инопланетянин скривил безгубый рот. Отзеркалил человеческую улыбку. Вышло жутковато, но трогательно.
– А ведь это ты ее создал, – сказал Владимир, – Мне кажется, ты и есть тот самый Создатель. Или ты сам, или кто-то из твоей расы. Но судя по тому, что все остальные давно ушли, а ты полмиллиона лет здесь – я думаю, ты и есть Создатель.
Горбун кривил губы и глядел на человека.
– Я прав? – спросил Владимир, не надеясь на ответ.
Инопланетянин перевел взгляд на огромное окно. В черноте космоса горело чье-то солнце. Желтая звезда, такое родное и знакомое. Но чем-то неуловимо отличное – и потому бесконечно чужое.
– Доомоой… – повторил чужак.
Тонкие серые ручки очень человеческим жестом потерли усталое лицо.
В следующий миг Владимир остался один.
Инопланетянин – выражаясь их языком – ушел в волну.
И ему для этого не понадобилось никакого приспособления и никакой подготовки. Просто – раз! И всё.
Как же долго он этого ждал? Как он вытерпел?
И почему ушел сейчас?
Потому что созданный им Галактический совет потерял всякий смысл без Юмэ?
Потому что не хочет смотреть на то, что будет после распада Совета?
Малодушный поступок. Но с другой стороны, если кто и заслужил отдых, так это Демосфен.
Владимир обернулся на электронный писк.
Голограмма Галактики мигала.
Землянин подошел к столу.
Трехмерная Галактика завертелась. Показала два состыкованных корабля – один явно корабль Демосфена, второй, видимо, людоедский.
В иллюминаторе что-то изменилось.
Владимир оглянулся.
Статичные звезды исчезли. Мимо неслись полосы света. Как огни автомобильных фар на фотографии с долгой выдержкой.
На голограмме кораблик Демосфена мчался по Галактике вдоль тонкой золотой нити.
Человек протянул руку к концу нити.
Компьютер услужливо приблизил картинку.
Желтое солнце. Четыре планетки, одна помельче и три покрупнее. Третья по счету планета от звезды нежно-голубого цвета. В отдалении, так далеко, что кажется будто они сами по себе, вокруг солнца кружат несколько великанских планет.
– Домой, – выдохнул Владимир и повторил тише, – Домой.
***
– Горбатый ушел?
Владимиру стало любопытно, каким именем Николай Второй звал инопланетянина. Кто может быть соразмерен и сопоставим с Демосфеном? Дизраэли? Линкольн? Но все это глупости и подождет более подходящего времени.
На вопрос бывшего царя можно не отвечать. Будем считать его риторическим.
Владимир поправил контейнер с серой жидкостью, установленный роботами-медиками на правую культю. Рука уже начала восстанавливаться.
– Николай Александрович, мы летим домой, – сказал Владимир. – В связи с этим есть пара вопросов, которые стоит обсудить. Во-первых, знаете ли вы, что происходило у нас за время… гхм… вашего отсутствия.
Освобожденный пленник поморщился, как от боли.
– Знаю. В общих чертах.
Владимир кивнул.
– Тогда, во-вторых, – сказал он, – думали ли вы когда-нибудь вернуться? И в каком качестве?
Николай вздохнул.
– Я размышлял о возвращении, – ответил он, – Но, сказать наверняка, меня ожидает печальный удел. В лучшем случае судьба Владимира Николаевича, а в худшем – судьба дяди Вильгельма.
Владимир промолчал.
– Я бы хотел, чтобы меня не узнала ни одна живая душа, – сказал Николай Александрович.
– Это достаточно просто, – отозвался Владимир и на взгляд собеседника пояснил: – Вы умерли. Сто лет назад. Никто на Земле не ждет встретить вас в добром здравии. Вот, например, вы и бороду уже сбрили. А без бороды вас никто не узнает. На всех картинах и иконах вы с бородой…
– Иконах? – удивился бывший царь.
– Православная церковь вас канонизировала.
– Как мученика?
– Нет. Не мученика. Там было другое слово, но тоже какое-то болезненное…
– Страстотерпец, – выдохнул Николай Александрович, – Ну, это еще ничего.
Владимир почесал левую ладонь о контейнер.
– Вы уверены, что эти твари отправили флот к Земле?
Николай Александрович думал о том же.
– Уверен, – сказал он. – Они отправили экспедиционный корпус, как только поняли, что без переводчика я им бесполезен и нового договора не воспоследствует.
– Состав корпуса вам известен?
– Нет, – ответил Николай Александрович, – Но могу предположить с большой долей вероятности.
Разговор окреп. Бывший пленник и царь, вполне заслуживший звание мученика хотя бы пытками инопланетян, отошел от шока и принял живейшее участие в оперативном совещании.
Владимир слушал и запоминал. Мало ли. Вдруг Николай Александрович не справится и продолжать будем без него. Тогда надеяться придется опять на себя. Как всегда.
Но пока есть надежда обрести помощь, надо стараться.
– Слишком много, – сказал Владимир, дослушав доклад. – Слишком много.
Николай Александрович склонил голову.
– Но на Земле же тоже уже не девятнадцатый век. Есть свои технологии…
– Да какие технологии! – фыркнул Владимир, – Мой отец и мой дед копались в земле. Видите мои ладони? Они эволюционно заточены держать лопату. У нас на планете сейчас такой же раздрай, как в вашей Российской империи. У нас любят поминать ваше правление, что, мол, при вас в стране появились суперсовременные заводы, а рядом люди жили в Средневековье. А на самом деле у нас то же самое.
Николай Александрович нахмурился.
– Если проводить аналогии, то тогда уж в Античности, рабство в Европе было в Античности.
Владимир сбавил обороты. Перед ним сидел не персонаж из учебника. Это думающий и сомневающийся человек. Да – человек слабый. Но очень умный. И у него было сто лет, чтобы думать и анализировать. И у него действительно найдется ответ на любимый вопрос журналистов: Что бы вы сделали иначе?